– Макс, а я тебе говорил – не покупай такое старье, – усмехнулся невысокий крепкий парень с большой спортивной сумкой на плече, подходя к спортивного вида автомобилю ярко-оранжевого цвета. Машина стояла на паре домкратов, а из-под нее торчали только ноги владельца в драных джинсах, измазанных машинным маслом.
– Сам ты старье, – глухо донеслось из-под машины. Спустя секунду показался Макс – довольно высокий парень с растрепанными русыми волосами. Он вытер вспотевшее лицо тряпкой, которую взял с капота, отряхнулся и, игнорируя насмешливый взгляд друга, забрался за руль.
Ключ повернулся в замке зажигания, и тишину прорезал низкий, агрессивный рев мотора. Двигатель работал ровно, но в этом звуке чувствовалась необузданная сила.
– Ну и кто тут старье? – довольно усмехнулся Макс, слегка подгазовывать, наслаждаясь звуком.
Рычащий и грозный звук издавала старая Тойота Супра 1993 года – настоящий зверь, которого Макс купил у знакомого знакомого… знакомого. Тот знал человека, желавшего избавиться от какой-то древней, давно не заводящейся машины. А тот, в свою очередь, получил ее за долги – и, не найдя покупателя, просто загнал в гараж и забыл на десять лет. Напомнил о себе автомобиль неожиданно: приходом налога. Владелец махнул рукой и решил сбросить с себя эту обузу.
Так Супра досталась Максу почти даром. Почти – потому что все, что он сэкономил на покупке, ушло на то, чтобы этот неплохо «заряженный» одним из прошлых владельцев монстр хотя бы просто заводился. Только в последний месяц Макс наконец начал выезжать на ней без страха, что она заглохнет посреди трассы.
– Вот честно, я не понимаю, что в этом такого. Я бы себе лучше новый "Мерс" купил или "бэху".
– Так купи, и тогда сам будешь ездить на свои бои.
– Может, и куплю, – сказал парень, а после добавил: – Вот когда на международный уровень выйду, тогда и куплю.
– Костян, ты сначала на национальный выйди.
– Михалыч сказал, что если я побью этого башкира, то после еще пары боев в нашем болоте он повезет меня в Москву.
– В саму Москву? – усмехнулся Макс, убирая домкраты из-под машины. – Ну тогда ладно, верю. Скоро купишь себе и "бэху", и "Мерен", и даже кресло на колесиках, когда тебе по голове надают. Ты Михалыча своего видел? – Х-х-х-хо-хо-хо-хочешь т-та-так же, к-к-к-к-к-как о-о-о-о-н? – выдавил Макс.
"И зачем я это ему говорю?" – подумал Макс, так и не поняв, в чем прелесть получать по голове.
– Г-г-главное – в-вовремя о-о-остановиться, – ответил Костя, припомнив слова своего тренера, который на собственном примере показал, что бывает, если не завязать с боксом вовремя.
– Вот и я говорю – остановись. Тебе сколько лет?
– Двадцать три. И что с того? Есть и те, кто поздно начал.
– И кто, например?
– Да какая разница! Сегодня порву этого Хабибулина, и вот тогда посмотрим, как ты запоешь, – рявкнул Костя, так и не найдя нужного примера.
– Ну, например, порвешь ты этого башкира, и что дальше? Сколько раз ты уже был в нокауте?
– Два.
– Ну вот. И это, как ты говоришь, в нашем болоте. А к тридцати таких уже с десяток накопится – вот тогда еще и ораторским способностям своего Михалыча завидовать будешь.
Они вместе записались в секцию бокса еще на первом курсе универа – сразу после того, как сцепились с одним кавказцем, который быстро выбил из них всю дурь. Правда, Макс еще попытался сопротивляться, а вот Костя мгновенно отправился в свой первый нокаут. Так что, если быть точным, у Кости их было уже три.
Кстати, того самого парня по фамилии Дзагоев они потом встретили в секции у Михалыча. Оказалось, он вполне нормальный тип – если, конечно, не пересекаться с ним ночью в темном переулке. А вместе с ним там тренировались и двое его братьев.
– Вот что ты заладил, как мамочка? А вот батя мой одобряет мои занятия боксом. И, кстати, знаешь, Михалыч все еще спрашивает о тебе. Он даже тогда говорил, что у тебя талант, – сказал Костя, решив сменить тему.
– Я же говорил, это не мое. Да и не привык я молчать, когда меня с дерьмом мешают, – ответил Макс, сняв с себя промасленную одежду и взяв пакет из багажника с чистой.
– Просто он от тебя многого ожидал. Это я сейчас понял.
– Что, орать и на тебя начал?
– В том-то и проблема, что нет, – сказал Костя, закидывая в багажник спортивную сумку.
Уже через пять минут они мчались по трассе на скорости около двухсот километров в час.
– Твою мать, Макс! Вот как ты за руль садишься – у тебя будто мозг отключается! И где вся эта твоя рассудительность? – сказал Костя, вцепившись руками в ремень.
– Никуда не делась, все под контролем, – сказал Макс, довольно ухмыльнувшись. Он сменил полосу, обогнал фуру, и добавил газу.
– Ага, контролируешь… Кстати, как там тот коммерс, в зад которому ты влетел? – спросил Костя, пытаясь скрыть страх.
– Не ему в зад, а в зад его Кайена. Но отвалил. Правда, теперь я полляма торчу, – сказал Макс и все же сбросил газ.
– И кому? Неужто все-таки отчиму позвонил? Или это маман постаралась?
– Насте.
– Черт, ну ты и альфонс, – не сдержался Костя, усмехнувшись.
– Я отдам, – ответил Макс, не отводя взгляда от дороги.
– Только не говори, что натурой, – продолжил поддевать друга Костя, все крепче сжимая ремень безопасности, когда они вновь перестроились и на этот раз обошли новенький «Мерседес».
– Еще слово – и пойдешь пешком, – пригрозил Макс, добавляя газу, когда впереди освободилась дорога.
– Да шучу я, шучу! – замахал руками Костя. – Так вот почему ты у меня про подработку спрашивал… Кстати, может, все же расскажешь, где ты такую красотку подцепил? Знаешь, ты, конечно, не урод, но твоя Настя явно птица не нашего полета. Да и, судя по всему, при бабле.
– Уже не моя, – ответил Макс.
– Не, ты точно альфонс! Денег взял и бросил богатенькую тянку! – Костя чуть ли не расхохотался.
– Я тебя сейчас точно высажу! И вообще, никто никого не бросал. Она просто уехала, как и собиралась с самого начала.
– И куда? Неужто в Москву? Тогда понятно, почему ты так невзлюбил столицу.
– В Корею. В Южную Корею, – добавил Макс, зная, что без уточнения неизбежно последует вопрос, не в Северную ли.
– А я-то все думал, зачем тебе эта книжка с иероглифами, – сказал Костя, поднимая с панели тонкую книгу, на обложке которой был изображен символ инь-ян и четыре иероглифа по сторонам.
– Это не иероглифы, а буквы, – сказал Макс, выхватив разговорник и стукнув им друга по голове, а потом кинул обратно на привычное место.
– Макс, только не расстраивай меня, сказав, что решил ломануться за своей Настей в эту Корею – пусть даже и Южную. Они же там все отбитые, да еще и собак едят! Как ты после этого Портосу в глаза смотреть будешь? – Костя скорчил жалобную гримасу, пытаясь изобразить выражение той ленивой псины.
Портос был английским бульдогом, которого его мама купила после того, как они вернулись в город шесть лет назад. Так она пыталась задобрить сестру Макса, Свету, которая была очень расстроена из-за того, что ей пришлось сменить школу и расстаться с друзьями. Да и отца она все же любила, хотя, по мнению Макса, он был помешанной на дисциплине мразью и изображал из себя генерала, хотя застрял в звании старшего лейтенанта.
– Портос простит, – усмехнулся Макс.
– А я нет! Кто будет меня возить на бои? Да и ты же мой единственный друг… – непритворно расстроился Костя.
– Да справишься как-нибудь, – сказал Макс, сворачивая с трассы на небольшую дорогу, ведущую к большому зданию спортивного центра на окраине соседнего городка.
– Черт, ты же с ней всего пару недель мутил, а она тебе уже дороже меня, – сказал Костя, покачав головой.
– Дороже, – не задумываясь ни на секунду, ответил Макс.
– Ага, это все потому, что она тебе пол ляма дала, альфонс чертов, – буркнул Костя, отворачиваясь к окну.
Да какого?! Руки подними! – выкрикнул Макс, когда Костя, получив пару крепких ударов в корпус, невольно опустил руки и моментально получил правым прямо в челюсть. Он поплыл, попятился к канатам, где этот бой и закончился тяжелой серией ударов, каждый из которых достиг цели. Костя ушел в свой третий нокаут, так и не порвав этого башкира Хабибулина.
– Ф-значит, говоришь, буквы? А как ф-будет «ф-вободная касса» п-по-корейски? – невнятно пробормотал Костя, его рот был полон ваты, из-за чего слова получались смазанными. Он уткнулся в разговорник корейского, который взял с торпеды, пока они мчались по трассе после боя.
– А мне-то откуда знать? – сказал Макс. – Я только начал учить.
– А надо. Кроме как в "Маке", нам там работы не найти, – сказал Костя и, вытащив мешающую вату, с интересом начав изучать разговорник.
– Ты же в Москву собирался?
– Знаешь, я тут подумал… Да, г-г-г-главное – в-в-вовремя остановиться. А Москва, Сеул – какая разница? Да и если подумать, это я тут маленького роста, а там буду вполне себе. А ты вообще… Хотя, нет, ты же туда можно сказать со своим багажом. Ну так и лучше – мне одним конкурентом меньше.
Из-за того, что после боя пришлось задержаться – сначала врачи приводили Костю в порядок, а потом Макс еще отвозил покачивающегося друга прямо до дома. Так что к себе домой, где он жил с мамой и сестрой, Макс вернулся только после полуночи.
– Вот что ты за собака такая, – сказал Макс, потрепав Портоса по массивной голове.
Пес, не обращая внимания на вошедшего, мирно дрых на своем коврике в коридоре, пуская слюни.
– Вув, – лениво протянул Портос, приподняв голову. Убедившись, что это всего лишь Макс, он тут же снова улегся и закрыл глаза.
– И тебе вув, – усмехнулся Макс, оставив ленивого охранника дремать дальше. Сняв верхнюю одежду, он направился на кухню, где все еще горел свет.
– Мам, ты курила? – зашел Макс на кухню, где сразу почувствовал отчетливый запах сигарет. Там за столом сидела его мать и смотрела какое-то видео в смартфоне, но, заметив, как он вошел, сразу выключила его.
– Да так, вспомнила прошлое, – ответила она.
– Ты все грустишь о том человеке? – спросил Макс, заглянув в холодильник и, не найдя ничего интересного, просто взял яблоко.
– Он тоже любил яблоки, – сказала она.
Макс хорошо запомнил тот вечер, когда вернулся с работы и застал ее плачущей на кухне. Он никогда раньше не видел, чтобы она плакала. Даже когда отчим кричал и буянил. Даже когда не стало деда – она держалась.
О человеке, из-за которого тогда все это произошло, Макс знал немного. Его звали Максим Сычев – старый школьный друг, еще с тех времен, когда она вместе с дедом уехала из родного города, после того как того перевели в воинскую часть далеко на севере.
Человеком, похоже, Сычев был довольно сомнительным. В нескольких статьях ему приписали чуть ли не все заказные убийства, произошедшие в городе за последние десять лет. Правда, все эти публикации появились уже после его смерти, и Макс относился к ним с недоверием – считал, что это просто чья-то заказуха.
– Отвези меня завтра на городское кладбище, – сказала женщина и вышла из кухни.
– Хорошо, мам, – отозвался он ей вслед.
После того как мать Макса покинула кухню, туда вошел Портос. Он лениво заглянул в свою миску, но не найдя в ней ничего съестного, и так же неторопливо побрел обратно в коридор, где с легким вздохом завалился на бок.
Оставшись один, Макс откусил кусок от яблока и задумался. Он не был дураком и прекрасно догадывался, кем на самом деле был тот человек.
Когда-то он пытался спросить у матери, кто его отец, но она неизменно уходила от разговора. Лишь однажды дед, вернувшись домой навеселе после очередного «стратегического совещания» – так он называл попойки с другими офицерами, где обсуждал судьбу нашей необъятной родины, – обмолвился, что на север они переехали из-за его матери. Мол, когда-то она «нагулялась со всякой шпаной».
Почему мать не рассказала ему правду – даже теперь – было вполне понятно. После смерти Сычева в городе начался настоящий передел. Настолько серьезный, что СМИ снова заговорили о «возвращении лихих девяностых». Если бы кто-то узнал, что у Сычева остался наследник, на него бы тут же началась охота.
Молодой парень, двадцать три года от роду, просто исчез бы. А позже кто-нибудь непременно вспомнил бы, что видел его на вокзале – якобы уехал в Москву «покорять столицу». Расследование быстро свернули бы с выводом: очередной провинциальный парень отправился на поисках хорошей жизни.
А на деле – он бы лежал в каком-нибудь лесу с простреленной головой. В таком месте, где и грибники не ходят. Для этих людей не составило бы труда скинуть тело с вертолета где-нибудь за двести, триста километров от ближайшей трассы.
Утром Макс, как и обещал, отвез мать на городское кладбище. И впервые не услышал привычных упреков про то, какую он купил дурацкую машину, в которую «нормальному человеку и сесть-то нельзя».
– Мне тебя тут подождать? – спросил он у матери, когда они подъехали к городскому кладбищу.
– Да, Максим, я недолго, – сказала она и, достав из багажника букет цветов, который они купили у бабушки, стоявшей с цветами у въезда на кладбище, направилась к могилам.
На кладбище Макс был лишь раз – когда хоронили деда. Тогда собралось очень много стариков в форме, среди которых затесалось даже несколько генералов. Правда, тот день запомнился ему не этим.
Какой-то странный старик. Он неподвижно стоял у одной из могил, словно врос в землю. Но стоило ему отвернуться – его уже не было. Тем не менее он был уверен: он видел его еще несколько раз. В военном городке, где они жили. Каждый раз – молча. Он просто стоял и смотрел на него. И ничего не делал.
Вскоре они переехали в родной город матери Макса, которая не выдержала очередного пьяного дебоша его отчима. Но сейчас, оказавшись возле кладбища, он вдруг вспомнил те времена. Какое-то гадкое ощущение напало на него, и он не нашел ничего лучше, чем достать смартфон и набрать Косте.
– Чего тебе? – раздался недовольный голос в трубке.
– Что-то ты сегодня злой какой-то. Неужто голова болит?
– Да пошел ты… Мог бы пожалеть единственного друга, который терпит такого гада, как ты.
– Не дождешься! Я тебя предупреждал, что все это закончится плохо.
– Гад ты, Макс. Кстати, я тебе вчера не рассказал, что мне привиделось, когда я вырубился на ринге.
– Когда тебя вырубили, – перебил Максим.
– Ну и сволочь ты, Макс! А я считал тебя своим другом.
– Так что там? Когда тебя вырубили?
– Короче, я бабушку увидел. Она стояла в дверях своего старенького деревенского дома и звала меня поесть пирожков. И знаешь с чем?
– И с чем же?
– С капустой. Я их в детстве обожал.
– Надеюсь, это не весь твой рассказ, а то как-то скучно выходит.
– Конечно, нет… А-а, блин, башка сейчас треснет… Щас, таблетку выпью… – сказал Костя, и в трубке послышалось шуршание. – Короче, она такая: "Иди сюда, Костя". И я иду. А в дверях мрак, мрачный… И только ее лицо…
– И что дальше? – спросил Макс, заметив, что у него по рукам пошли мурашки.
– А дальше как заорет: "Вставай, ******, я тебе сейчас эту табуретку в ****** вставлю!" А потом я открыл глаза и вижу – злющая такая рожа Михалыча.
– Вот же, аж напугал, – рассмеялся Макс.
– Да чистая правда, так оно и было.
– Да верю, – усмехнулся Макс. – Лично слышал, как Михалыч на тебя орал, когда ты рожей в ринг упал. Да и, думаю, даже на улице это слышали. И знаешь, что я тогда подумал?
– И что? – с интересом спросил Костя.
– Да что он даже не заикался.
– И правда, – усмехнулся Костя.
– Ладно, перезвоню, – сказал Макс и сбросил звонок, когда к кладбищу подъехало несколько черных внедорожников. Передний из них начал активно сигналить, намекая, что неплохо бы Максу припарковаться где-нибудь еще.
– Ладно-ладно, понял, – буркнул Макс, когда пара бугаев вышла из "Гелика" и двинулась в его сторону.
– Твою мать… – Кряхтя, как боров, из внедорожника посередине выбрался толстый до безобразия мужик. От его массы даже мощная машина чуть подпрыгнула, избавившись от своей ноши.
– Пухлик, может, ну его? Там как раз новый ресторан французской кухни в центре открыли, – сказала высокая девушка модельной внешности, выходя вслед за толстяком.
– Да вали ты куда хочешь, надоела уже! – рявкнул он. – А я обещал этому гаду, что на могилу его плюну. Вот и настало время исполнить это.
– Ну, сегодня же такой день… Может, не надо, Пухлик?
– Да как раз подходящий! Провожу его в последний путь, как полагается, – сказал он и, в сопровождении охраны, тяжелой походкой направился в глубь кладбища.
Девушка немного помялась у машины, но затем быстро шагая на каблуках поспешила следом.
"Вот же жирное ты...!" – прикусил губу от злости Макс, сразу поняв, о каком "гаде" идет речь. С момента смерти Сычева прошло ровно сорок один день. И тут его осенило – там сейчас его мать.
Макс быстро выскочил из машины и неспешным шагом, стараясь не привлекать внимания двух крепких парней оставшихся у входа на кладбище, направился следом за толстяком. Однако, заметив вдалеке мать, стоящую у небольшой могильной плиты, он свернул на соседнюю тропинку, обогнал процессию и вышел прямо к месту, где она стояла.
– Мам, пошли. Меня на работу срочно вызывают, – соврал Макс.
– На работу? – она посмотрела на него заплаканными глазами, лишь кивнула и молча направилась к в сторону выхода.
Проходя мимо процессии в виде толстяка, эскортници и охраны, Макс на миг пересекся с девушкой взглядом, а затем быстро отвел глаза.
– На Пупсика так похож… – сказала она, когда они уже прошли мимо.
– На кого? – непонимающе спросил толстяк.
– Ну, на Максика.
– Ты сейчас про Сычева? – спросил толстяк, кивнув на могильную плиту.
На плите была фотография Сычева. На снимке он выглядел значительно моложе, чем в момент смерти, хотя прошло всего пять лет с момента сьемок. Дело в том, что тогда Сычев участвовал в профессиональной фотосессии для местной газеты, и снимок, сделанный мастерами, заметно его омолодил. Именно поэтому Настя выбрала эту фотографию
Толстяк несколько секунд разглядывал изображение, затем заметил свежие цветы. Подозвав одного из охранников, он тихо сказал:
– Выясни, кто это такие. Но не привлекай внимания.
Макс с матерью уже добрались до машины, когда он на мгновение обернулся и бросил взгляд в сторону кладбища. И тут же невольно сглотнул. Метрах в двадцати от него, совершенно неподвижно, стояла старуха – иссохшая, в истлевшей от времени, старинной на вид одежде. Она молча смотрела прямо на него.
– Сынок, все в порядке? – тихо спросила мать, кладя ему руку на плечо.
Макс невольно вздрогнул и отвел взгляд, а когда снова посмотрел на кладбище – там, где только что стояла старуха, уже никого не было.