Настоящий Спасатель 4. Назад в СССР

Глава 8

На всякий случай, ночью лучше не спать.

Я поблагодарил Серёгу за помощь.

— Да о чем ты? Ты же тоже за меня впрягся бы? Откуда сам?

На этом вопросе я понял, что обрел нового друга.

Перед отбоем я успел постираться и отмыться.

Наше отделение столпилось вокруг меня. Кто-то из ребят притащил пачку печенья, у второго была бутылка лимонада «Колокольчик» с серповидным ярлыком, на котором была написана цена без стоимости посуды составляла пятнадцать копеек.

Шут его знает откуда он сумел достать его, а главное, как сохранить. В магазине на территории части такого не продавали.

Молодые матрасы знали, что я не попал на ужин и угощали меня всеми этими яствами, казавшимися в тот вечер пищей богов.

Мы пустили бутылку по кругу и каждый присутствующий делал по небольшому глотку прямо из горла, так, чтобы лимонада хватило на всех.

Здесь не было места брезгливости или жадности, это был древний сакральный солдатский ритуал «преломления хлеба». Мы все чувствовали себя братьями.

Вечернее построение на плацу. Дежурный по роте, построив роту, доложил старшему по званию о построении роты на вечернюю поверку. На этот раз обошлось без головомойки, придирок и нотаций.

Заветная фраза «Рота отбой!», как всегда дополнилась окончанием: «Отдыхайте, мужики, дембель стал на один день ближе», обычно сержанты и старшины смеются на этом моменте.

В этот вечер, никто не смеялся. Я чувствовал, что инструкторы очень злы на нас и на меня в частности, за сегодняшние события.

Ряды коек, расставленных так плотно, что между двумя соседними едва помещалась тумбочка, занимали пространство.

Невыносимо хотелось спать. Ноги и тело ныли от усталости.

Если бы я имел возможность обливаться холодной водой, чтобы привести себя в во взбодренное состояние, то я был бы счастлив. Но ее не было.

Расположившийся через две койки, Серега посмотрел на меня и поняв ситуацию заглянул куда-то в недра своей тумбочки извлек небольшой аптечный пузырек.

Мне его передали. Это было спасением. Нашатырный спирт, выделяющий резкий запах, заставлял извлекать запасные ресурсы нервной системы.

Я открутил крышку и чуть вдохнул. Сон действительно сняло, как рукой. Но это временно, через какое-то время снова потянет спать. Главное выдержать до рассвета, там мозг сам переведёт тело в резервный режим.

Серега, удовлетворенно кивнув головой, откинулся на свою подушку.

Главное не заснуть до следующего занюхивания.

Кроме нашатыря у меня был короткий, сантиметра три в длину, кусок кожаного солдатского ремня, который я раздобыл днем, понимая, что он понадобится ночью.

Закинув его в рот, я начал его жевать, вместо жвачки. Ощущение не из приятных, но это именно то, что нужно.

Обычно я засыпал мгновенно, укрывшись влажной простынёй, немного защищавшей тело от колючего шерстяного солдатского одеяла.

Сегодня я убрал простынь, чтобы дискомфорт от соприкосновения с одеялом тоже помогал бороться со сном.

Остальные матрасы легли в свои койки. Солдаты уже приучились засыпать мгновенно не теряя ни секунды драгоценного сна. Оно и понятно.

В учебке всплывают два постоянных желания: есть и спать.

Как там? Деревья умирают стоя? Это про нас. Спасибо, что хоть в караул не посылают, это был бы полный полярный лис.

По кубрику понеслось посапывание с похрапываниями. Та еще какофония. Как-то я ее раньше не слышал, сразу отрубался.

В первый час ничего не произошло. Матрасы все мирно спали, я пару раз посмотрел в сторону Сереги, по-моему он тоже заснул.

Примерно в половине второго я заметил две тени крадущиеся ко мне. По мере приближения до моего обоняния донесся неприятный запах.

Я притворился спящим. К моей койке подкрался Цеплаков с еще одним сержантом, он подождал некоторое время, чтобы убедится в том, что все, в том числе и я, спят.

Помедлив, он заложил что-то к дальней стенке моей тумбочки и мерзко ухмыляясь удалился на цыпочках.

— Рота, подъём! Строиться! В коридоре, — я узнал голос Цеплаков, — Быстро, быстро, матрасы!

Пронзительный голос заставил вздрогнуть. Казалось, что ночи и не было. Я все же под утро немного прикорнул. А казалось что и вовсе не спал.

Вроде бы рассвело только что.

Быстро сообразив, где нахожусь и, что сейчас происходит, я откинул одеяло и вскочил на ноги. Но притормозил с одеванием.

Проходы узкие, я видел, как двое бойцов спросонья больно столкнувшись лбами с соседом напротив, к удовольствию, сержантского состава, морщились и терли только что полученные шишки.

Тут же рядом двое других, не уступив дорогу в узких проходах невольно толкались пытаясь протиснуться в коридор.

На неполных двух метрах площади сложно разойтись двум взрослым мужикам, которые хватали с табуреток свои шмотки, и судорожно пытались одеться.

Наконец, матрасы кое-как справились с этим и ринулись в коридор, по дороге уворачиваясь от сержантских сапогов.

Я выходил последним. Получилось так, что я перемешался быстрым шагом застегивая свой ворот. В отличии от тех молодых матросов, что бежали мое движение выглядело неторопливым.

Один из инструкторов решил отсчитать последние пять секунд.

— Сорок, сорок один, сорок два… — ехидные взгляды сержантов

На счете «сорок три», я уже стоял по стойке смирно в шеренге.

В помещение казармы быстрым пружинистым шагом пожаловал сам командир учебной части полковник Нечипорук с контрольной проверкой.

Для начало он зашел в первый взвод, зачем-то понюхал воздух, прошелся по застеленным кроватям.

Особо не подкопаешься. Потом перешел к нашему, второму взводу. Матросы стоят грудь колесом, ждут чем проверка закончится.

Проходя мимо наших коек, он снова повел носом будто снова что-то вынюхивал. Это было заметно по его густым черным усам.

Он уперся взглядом в белые полоски на зеленых шерстяных одеялах. Взвод уже дрессированный и в этом смысле к любой проверке готов.

Нас в первую неделю инструктора гоняли по двадцать пять раз за вечер за складочки и неровности.

Отбой-Подъем! Отбой-Подъем!Отбой-Подъем! Быстрее салаги! Подъем — сорок пять секунд на сборы.

Одеяла выложены идеально. Просто загляденье по шнурку белые полосочки-то выверены — полный Гитлер капут!

Не к чему придраться. Нечипорук сложил руки за спиной и стал вышагивать между рядами и койками. Матрасы непонимающе наблюдали, как он громко шмыгает носом, проходя мимо тумбочек.

А я же, прекрасно понимал, что он пытается найти. Не найдешь товарищ полковник. Нет ее тут в «кубрике» больше, след простыл.

Полковник остановился в районе моей койки и обратился к нам, молодым матросам:

— Тааащи матросы! Поступила жалоба, что кто-то держит в тумбочке протухшую колбасу! Младший сержант Цеплаков, бегом ко мне!

— Есть! — побледневший инструктор побежал к командиру части.

По моему лицу проскользнула улыбка. Приятно смотреть, как младший сержант суетиться и сейчас обделается, шут его побери.

Краем глаза я сфокусировался и заметил, как Серега, стоя от меня справа через три человека, незаметно подался вперед и, чуть высунувшись из строя, буквально на четверть лица, с тревогой посмотрел на меня.

Моя улыбка озадачила его, но немного успокоила. Он снова подался назад.

Я видел это все боковым зрением, не поворачивая голов в его сторону.

Сержантский состав стоял бледнее побелки на стенах.

— Цеплаков, какая из тумбочек воняла?

Вот ты, петушок, и измазал себя жидким пометом. Такое в мужских коллективах с рук не сходит. Стучать на своих подчиненные напрямую начальству отвратительная идея.

Так не то что крысы не поступают — самые последние слизни и мокрицы, такого себе не позволяют.

Расчет сержантского состава Учебки был понятен и прост. Полковник Нечипорук находит у меня вонючую «запрещенку», назначает три очереди или тридцать три наряда вне очереди — прощай товарищ прапорщик, прощайте соревнования по рукопашке. Здравствуй «СС».

А вот хрен ва уроды. Отдувайтесь теперь.

— Вот эта…— ответил Цеплаков неуверенно, с жалким и растерянным видом бросил на меня взгляд, и указал на мою тумбочку.

— Чья тумбочка? — спросил полковник, повернувшись к нам.

— Матроса Бодрова, — опустив голову ответил Цеплаков, он уже понимал, что конкретно просчитался, вступив со мной в подковерный конфликт.

Сначала его зачмырит вся рота, а потом и свои сержанты. Лучше тебе, младший сержант Цеплаков уже писать рапорт о переводе во Флот. Подальше в автономку, где про тебя никто ничего не знает.

— Матрос Бодров, два шага вперед!

— Есть! — тут же громко отозвался я и строевым шагом выдвинулся вперед.

— Вольно, подойди, сынок.

Полковник не часто позволял себе отеческий тон. Я подошел к полковнику и без боязни заглянул в его глаза. Вроде нормальный мужик.

— Вот скажи мне, Бодров, ты тут по ночам тухлую колбасу в одно рыло жрешь или как⁇

— Никак нет, товарищ полковник! Я колбасу и мясные деликатесы, а также другие колбасные изделия в глаза с гражданки не видел.

— Покажи, Бодров. — он говорил очень спокойно, даже ласково и кивнул в сторону моей тумбочки.

— Есть! — я нагнулся и раскрыл тумбочку.

Там царил идеальный порядок и чистота, а из тумбочки донесся цитрусовый аромат мужского одеколона. Естественно, что никакой тухлой колбасой и не пахло. Ничего кроме мыла, моей зубной щетки и расчески там не было.

— Охренеть! Нет, ну охренеть, не встать! — в сердцах воскликнул полковник, ожидая увидеть там обычный солдатский беспорядок, или как мы говорили, «малый порядок», — в первый раз вижу, что тумбочка у матрасов вылизана и блестит, как у кота яйца!

Он посмотрел на сержанта и все понял в этот миг.

— Встать в строй, матрос Бодров!, — потом что-то вспомнив он остановил, внимательно посмотрел на меня и неожиданно спросил: — Стоять! А не тот ли ты-ы-ы…? Уж больно похож…

Он усердно думал. Потом все же задал еще один вопрос:

— Отец жив?

Я отрицательно покачал головой, глядя в пол.

— Как отца звали?

Я ответил. Он вдруг по приятельски похлопал меня по плечу и продолжил:

— Становись в строй, сынок. Счас разберемся. Младший сержант Цеплаков, однако, вопросы к тебе имеются…

Из «кубрика» я выходил безусловным героем и победителем. И дело не с том, что оказалось, что полковник был знаком в отцом. Разборы с Цеплаковым как раз таки остались за кадром и нам было неизвестно, что с ним произошло.

Одно могу сказать, не зря я вчера ночью не спал, потому что больше нашего младшего сержанта я не видел. Видно по-быстрому написал рапорт о переводе.

Дело было в том, что случайно сложившиеся обстоятельства вдохнули в матросов веру в то, что в Армии и Флоте есть своя справедливость.

Я не заносился, вел себя со всеми скромно и дружелюбно, чем завоевал доверие и уважение сослуживцев, да и сержантов и старшин тоже.

После завтрака нас Серегой выловил здоровый белобрысый сержант из спортроты.

— Кто тут Бордов и Шевченко?

Он подошел к нашему отделению выходящему из столовой.

— Ну, мы. Кто спрашивает? — сделал ленивый шаг вперед Серега.

— Вы это — не выеживайтесь. Давайте без «ну», спрашивают отвечайте по-человечески, и к вам тогда отношение будет соответствующее. Ясно?

В армии, особенно в учебке при общении с пока еще не знакомыми сослуживцами все время нужно было выбирать правильный стиль общения.

За слишком вежливый и дружелюбный можно было прослыть слабаком, на которого можно было «садиться верхом и погонять»

За слишком грубый можно было получить конфликт, а тут уж чья возьмет неизвестно, как получится. Поэтому срочники очень быстро на глаз учились определять «вес» собеседника и манеру беседы.

Сержант общался с нами очень вежливо по местным меркам, но сразу продемонстрировал, что не потерпит неуважения к себе.

— Меня прапорщик Шматков прислал, я вас тренировать буду, за мной.

Мы кивками попрощались с ребятами из отделения, и двинулись за ним следом.

— Сержант Гладков, меня зовут. Между собой, когда не видят другие и начальство можно обращаться по имени. Саша я.

— Максим.

— Серега.

— Приятно, — видимо Саша Гладков хотел сказать «очень приятно», но как и все молодые люди очень спешил жить имел обыкновение все сокращать, — счас еще чеченцев заберем, а потом пойдем в санчасть допуск получать, а к потом начфизу.

Гладков имел ввиду начальника боевой и физической подготовки учебной части, о котором много говорили, но я его ни разу не видел.

Рассказывали, что он «зверь», умел ломать об голову кирпичи и жевать бутылочное стекло, подтягивается нереальное количество раз, и с разбега может взобраться по стене чуть лина четвертый этаж.

Как на странно Зокоев Жанбаев из соседней роты, у них был свой «кубрик» уже ждали нас и вполне миролюбиво пожали нам руки при встрече.

Такое ощущение, что и не было никаких попыток поставить меня на колени, отмутузить в умывальной комнате. Мы с Серегой тоже не показали вида, но я решил на всякий случай держать ухо востро.

К моему удивлению они были только вдвоем, хотя прапорщик Шматков вчера вроде бы говорил про всех. Нас двоих и их четверых, но раз наш сержант из спортроты ничего не спросил, значит так надо.

Двухэтажное здание санчасти расположилось в самом центре учебной части. Оно примыкало к клубу и выделялось своим свеже беленым извеской фасадом.

Дежурный сержант-санинструктор в санчасти, поспрашивал про жалобы, травмы и болезни.

Я смотрел на наших вчерашних противников, но ни один из них не признался в том, что вчера пострадал в драке.

С одной стороны похвально, с другой выступать на соревнованиях после случившегося в умывальной комнате не самая лучшая идея.

Одна надежда на то, что до соревнование две или три недели. Может успеют восстановиться.

Я вообще не понял, почему прапорщик решил направить и их в том числе. Ведь в драке они проявили себя не с лучшей стороны.

Нельзя было сказать, что осмотр был формальным. Но мне нужно было помнить, что сама методика диагностики того времени была очень простой.

Санинструктор заставил показать язык, горло, послушал фонендоскопом легкие и сердце. Затем он выписал справки о состоянии здоровья.

Медосмотр я прошел один из первых. Каждый из нас оказался допущенным к соревнованиям.

Начфизом оказался капитан плотного телосложения, внешне напоминавший, телеведущего «Динамита» — Турчинского.

Он усадил нас стулья в Ленинской комнате и прохаживаясь перед нами рассказывал, как важно отстоять честь нашей «учебки», потому что предыдущие призывы ни разу не подкачали и всегда брали призовые места.

В руках он держал желтый теннисный мяч, казавшийся в его огромных накачанных лапищах, шариком от пинг-понга, который он сжимал вместо эспандера. Мне казалось, что это теннисный мяч может вот-вот лопнуть.

За стеклянными дверцами шкафа стояло десятка три разных кубков.

Начфиз горделиво, как экскурсовод в музее рассказывал о каждом, плавно взмахнул рукой, а потом молниеносно запустил его мне в лицо.

Я еле успел среагировать, внутренне содрогнувшись от мысли, что было бы с моей рожей, попади он в нее.

Бросок был такой силы, что резиновый теннисный мяч в желтой войлочной оболочке буквально обжег мне ладонь

— Ёкарный бабай! Это же надо! Ты смотри поймал! — он восторженно и широко раскрыл глаза, — кому-нибудь расскажешь, ведь не поверят, что в этот призыв такие красавчики пришли!

Он улыбнулся и протянул руку:

— Давай, кидай обратно!

Я смотрел на него и думал с какой силой вернуть начфизу мяч.