А теперь видит, что я уже в полной боевой форме. Дальше все случилось так, как и должно было случиться. Парнишка стал молотить кулаками без остановки, повторяя свою излюбленную серию. Но я легко уходил от его ударов.
Теперь в стиле Роя Джонса я опустил руки и выставил ему челюсть. Конечно я не был неподвижной мишенью, я двигал корпусом и головой, стоя на мест.
Он попробовал наскочить на меня, как бык на красную тряпку, но абсолютно управляемый и ведомый, енгибарян попал в расставленную ловушку и налетел подбородком на выставленные мною кулак.
Для него это был конец.
Рефери открыл счет и жестом пригласил врача. Енгибарян через некоторое время открыл глаза и недоуменно уставился на судью, потом на меня.
Я присел рядом на корточки и спросил у врача все ли в порядке. Потом дружески похлопал Енгибаряна по плечу, сказав ему, что он отличные боец.
Врач попросил меня отойти подальше, под предлогом того, что я ему мешаю. А судья поддержал.
Моя команда поддержки вошла в зал, когда мой соперник уже лежал на ковре. Правда моим болельщиками все же оказазались ребята из оркестра. Трое или четверо музыкантов топтались где-то сзади за основной массой военнослужащих у входа
Они радостно замахали мне, когда я подошел пожать руку тренера Енгибаряна. Он смотрел на меня довольно злобно, не особо скрывая чувство ненависти ко мне, но все же руку протянул первым.
Видно, я нарушил какие-то его планы на карьеру или поощрение от начальства. Но что поделаешь, такова жизнь.
Врать не буду это приятное чувство, когда ты побеждаешь. Особенно, соперника равного тебе по силе или даже превосходящего тебя.
Я ответил ответил музыкантам жестом «Рот-фронт», который еще называли «Но пасаран». Это такой интернациональное приветствие, жест, когда поднимают в полусгибе руку, обычно правую, с повернутым от себя сжатым кулаком.
— Молодчина, когда успел? — ко мне подошел улыбающийся Серега Шевченко и с размаху пожал руку.
— Думаешь, я его мгновенно завалил? Три раунда чудом отстоял. Еле подловил на встречный. Так-то он меня все три раунда мутузил. Когда твой выход?
— Через два боя.
Тут же подскочил Саша Гладков
— Макс, ты красава, извини, что пришлось выходить без меня, я даже не понял, как твое объявление профукал.
— Не извиняйся. Может даже это и хорошо — я без вас меньше волновался.
— Ты волновался? — он удивился и вскинул брови, наморщив лоб — да, как ни посмотришь, ты всегда выглядишь суровым, как маршал Малиновский. Ты же прешь, как танк Т-34!
Я улыбнулся, хрен его знает, как выглядел Малиновский, но сравнение с легендарным танком, можно было принять за признание моих заслуг.
— Отдыхай, сейчас после второго круга будет перерыв на часик, если найдешь где-нибудь место, но только не в зале, можешь немного прикорнуть, только скажи где тебя искать.
— Нет, спасибо. Я посмотрю, как ребята будут биться.
Наши ребята отлично отработали схватки. Шкаф сумел во второй раз каким-то чудом повторить успешную комбинацию. Зокоев победил болевым, а Серега Шевченко, так же как и я в тяжелом бою добыл победу нокаутом.
Сержант Гладков и прапорщик Шматко были на седьмом небе от счастья, они явно и не мечтали, о том, что мы доберемся до полуфинальных схваток в полном составе.
Но на этом наши успехи закончились в великому огорчению Жанбаева. Его очень впечатлило обещание увольнительной и перспектива встречи с прекрасными представительницами противоположного пола с большим бюстом.
Он пока не был избалован женским вниманием.
Что уж скрывать лишь немногие из ребят ровесников в этом историческом периоде могли похвастать реальным опытом настоящего телесного контакта со слабым полом.
Нет, конечно, через поцелуи, прижимки и тому подобное проходили почти все, но все во взаимоотношениях с девушками преобладала какая-то чистота, рыцарство и благородство.
Мы жили в обществе, где честь девушки не была пустым звуком.
За оскорбительные или скабрезные описание девчонки даже в чисто мужской компании можно было схлопотать по морде, в том числе и от собственных товарищей. По крайней мере так было в моем окружении.
С одной стороны существовало негласное правило, что никакая девушка не достойна разрыва между друзьями и не могла быть предметом разногласий ни в каком виде.
С другой — парень, который поступил нечестно и добившись «своего» бросал подругу, рисковал получить всеобщее презрение если не навсегда, о очень на долго.
Его друзья не становились исключением. Секс в сознании был чем-то вроде супер приза, который достается женатым мыжчинами.
Будет ханжеством сказать, что все мы не мечтали о сексе до свадьбы. Конечно же мечтали. Но во-первых, эти мечты были направлены в сторону каких-то легкомысленных особ извне, зачастую мифических.
А во-вторых, если все же секс случился с девушкой с которой парень встречался, то их сексуальные взаимоотношения держались в строжайшей тайне, никогда не обсуждались со своими друзьями и не выносились на публику. И это было нормально
По внешнему виду Жанбаева можно было сказать, что он был готов дойти до финала. Вот что такое настоящая мотивация.
Но бесконечно везти не может. Скорее всего тренер его последнего соперника подглядел нашу «коронку» — бочку Тайсона, и проинструктировал подопечного, как ей успешно противодействовать.
В ходе поединка глаза Шкафа горели несокрушимой волей к победе и решимостью добраться до женских сисек и волей. Но он ничего не сумел противопоставить как граду ударов, обрушившихся на его голову, и так серии броском. В итоге он выстоял, но проиграл по очкам.
Зокоев во втором раунде получил тяжелый удар в печень, он не издал ни звука, хотя я видел насколько этот удар был болезненным. Он еще попробовал секунды три стоять на ногах, но все же рухнул на правое колено от боли и не сумел прийти в себя до окончания счета, открытого рефери.
Серега Шевченко мужественно боролся и дрался, почти победил по очкам, но неудачно оступился на мягком ковре после прыжка и подвернул лодыжку в самом конце поединка. Ему объявили технический нокаут. Даже не ничью. Не очень справедливое решение. Но жизнь не справедлива в целом. Она конечно очень красива, нельзя этого не признать.
Было понятно, чем руководствуются судьи. Врач оказывающий помощь сообщил, что у матроса растяжение связок. Мой друг Серега Шевченко не смог бы стоять в финале, а следовательно его потенциальный соперник получил бы победу «на халяву».
Наша советская армия это вам не салон авиалайнер «Аэрофлот» — на «халяву» нельзя. Все должно быть добыто матросскими и солдатскими потом и кровью.
Это не плохо и не хорошо. Просто порядок такой. Жизнь военнослужащего не должна казаться сахаром. Наверно в этом есть какой-то глубинный смысл. Преодолевая трудности и тяготы, молодой человек в армии учится противостоять жизненным невзгодам.
Армия и Флот— это такая двух-трех летняя миниатюра жизни. Выстоял в армии — выстоишь и в жизни!
Звучит пафосно, но это правда, во время службы видишь все: и высоты человеческого духа и глубокие падения. Здесь весь срез советского общества. Крестьяне, пролетарии, служащие, интеллигенция и бюрократы. Умнейшие люди и самодуры.
Конечно, все самые яркие проявления человеческой глупости тут налицо.
«Тут вам не здесь», «Это вам не вымя у телки сосать», «И день и ночь, во сне восстав, учи устав»
Так как и концентрат народного юмора, острого, как бритва, который при умелом обращении очень облегчал эти самые тяготы армейской жизни и быта. Анекдоты про ефрейтора и прапора — любимые темы для солдатского стеба. Наподобие таких:
Встречаются в лесу ефрейтор и осел. Осел интересуется:
— Вы кто?
Ефрейтор огляделся вокруг — ни души, поправил китель, подтянулся, прокашлялся:
— Я офицер Советской Армии, а ты?
Осел огляделся и говорит:
— А я конь.
Или про прапора:
Заблудились два грибника. Еле передвигая ноги вышли на опушку, а там прапорщик стоит.
— Товарищ военный, мы на станцию правильно идем?
— Да какое там правильно, на хрен! Кто так ходит? Вы что, куры что ли? Голеностоп вихляет, удар стопы не четкий, да и вообще идете не в ногу!
Что касается меня, то в последнем бою меня, то в последнем бою мне достался мастер спорта по спортивному самбо. Хоть я и успел отвесить ему два двойных хука, довольно увесистых и чувствительных для него.
Он сумел провести бросок и навалиться на меня. Я не очень сведущ в партере, соперник быстро нашел брешь в обороне и взял мою ногу на болевой.
Ты не побежден пока пока не сдался, говорит армейская поговорка, я очень долго терпел, рефери стоя на коленях внимательно смотрел мне в глаза.
По расчетам соперника я должен был давно начать хлопать ладонью по ковру, поэтому он давил все сильнее и сильнее, налегая на мою стопу все весом своего тела.
Чтобы не сломаться, я отвернулся от судьи. Через секунд десять у меня потемнело в глазах и я едва коснулся ладонью поверхности ковра, чтобы попробовать сменить положение.
Мои действия были интерпретированы не правильно.
Судья тут же остановил поединок, оттащил с меня обескураженного моим сопроивлением проивника, а затем строго выговорил мне.
— Если видишь, чувствуешь, что уже всё, то дай судье знать! Что за желание остаться со сломанной ногой?
На моей половине наш тренер Саша Гладков, прыгал от возмущения, размахивал руками и кричал, что нельзя присуждать победу сопернику, потому что я не сдался.
Судья проигнорировал его замечания и сообщил коллегии, что поединок завершен.
Сил отвечать ему не было и я промолчал, проводив мрачным взглядом соперника. Он расхаживал неподалеку, уперев руки в бока, и тоже был недоволен тем, что поединок остановлен.
Хотя в конечном итоге победу присудили ему. Он прекрасно чувствовал, что не дожал меня и по гамбургскому счету я остался непобежденным.
Он видел и понимал, что я не запросил «пощады», а отчаянно пытался освободиться от удержания и его атакующего захвата.
Сразу после того, как рефери поднял его руку, после оглашения результата, он тут же направился ко мне с рукой, протянутой для рукопожатия.
— Ты молоток. Это было отличная схватка. Знай, что я не считаю решение судей справедливым. Я тебе без балды говорю, не для того чтобы тебя успокоить. Ты не сдавался, я это признаю, поэтому, короче, чтобы там судьи не говорили — я считаю, что у нас боевая ничья.
Я ответил на рукопожатие, кивнул в знак признательности. Мы обнялись. Он сначала приподнял меня, оторвав мои ноги от пола, а потом вернув вниз поднял мою руку.
В зале раздались аплодисменты. Громче всех хлопали и поддерживали криками мои друзья вместе с музыкантами.
Не то, чтобы мне было слишком важно признание несправедливости судейского вердикта.
Но я чувствовал, что он говорит искренне и лично между нами восторжествовала мужская правда, особенное чувство, которое без слов дает понять, что рядом с тобой тот с кем и разведку и баню. Тот, кто не подставит и не бросит в беде.
Надеюсь, что мой соперник ощущал тоже самое. Правда, я так его больше ни разу не увидел до конца службы, но это не имело значения.
— Бодров, ты молодец, несмотря на то, что тебя засудили, не сдавался. Проявил волю к победе, — сказал прапорщик Шматко пожимая мне руку на выходе, — вообще все молодцы. Как нога?
— Нога нормально, товарищ прапорщик.
— Сам то доволен, что дошел до полуфинала?
— Ну если не вдаваться в детали, то да.
— Дьявол кроется в женских трусах! Шучу в деталях. В этих случаях так и надо — не вдаваться в детали. Честно говоря, я совсем не ожидал таких результатов. Думаю, полковник Ничипорук оценит ваши бои по достоинству.
— Служу Советскому Союзу! — сказал я после неловко возникшей паузы.
— Иди переодевайся.
— Разрешите обратиться, товарищ прапорщик.
— Обращайся.
— Можно ли воспользоваться душем в раздевалки школы, а то в учебка сами знаете…
— Можно, только не намывайтесь там часами.
Он посмотрел на свои часы, оглядел меня и моих товарищей, стоящих у меня за спиной и продолжил:
— На все про все у вас двадцать минут, чтобы через двадцать минут были как штык с иголочке в форме, готовые к пострению.
Хотя горячей воды не было, встать под поток разгоряченными телами и смыть с себя пот и грязь казалось настоящим подарком судьбы. Ведь мы уже привыкли в учебке обмываться ледяной водой в раковине.
К тому же у некоторых ребят, в отличии от, скажем, москвичей, дома отродясь не было горячей воды в кране.
Шкаф сумел где-то в недрах школы раздобыть, а попросту спереть, два куска душистого цветочного мыла, которое мы разделили на четыре части и передали друг друг.
Мы были первыми из спортсменов, участвующих в этот день в соревнованиях по рукопашному бою, кто осмелился воспользоваться душевой,
Постепенно в душевую на шум льющейся воды заглядывали другие военнослужащие и вскоре, минут через десять, можно было сказать, в помещении стало не протолкнуться.
Тщательно вымывшись, я освободил душевой отсек и отдал свой обмылок первому попавшемуся парню служившему в другой части.
Выйдя в раздевалки я увидел Серегу, который был уже в форме.
— Как твое растяжение?
— Жить буду, надеюсь что завтра не заставят проводить на плату строевую подготовку. Как твоя?
Он жестом указал на мою стопу.
Нога, саднящая после болевого приема, отошла через полчаса после завершения. До этого я старательно скрывал боль и пытался не хромать.
— Тоже буду жить, но когда соперник давил, я думал, что взвою волком от боли. Еле сдержался.
— Да, у вас эпичная битва была.
— Серег, жаль, что ты подвернул ногу, мне кажется, что если бы не это, то ты бы вышел в финал.
— Все, что не делается — все делается к лучшему! Сказала старая ведьма, когда ее старик повесился.
— Это откуда про старика?
Серега был довольно начитанным парнем и то и дело сыпал цитатами из литературы.
— Из Астрид Линдгрен, той самой, что написала Карлсона и Пеппи — Длинный Чулок. Вообщем, надеюсь, что Нечипорук даст нам восстановиться.
— Это точно, насколько я понял, до нас раньше никто до полуфинала не доходил. Если тебя завтра погонят на плац с остальными, то это будет настоящим свинством.
Возвращаясь назад в часть, мы чувствовали себя настоящими героями. Мы много шутили делились впечатлениями от поединков. По нашему пониманию начальство должно было подготовить нам встречу, если не с оркестром, то хотя бы устно поздравить нас с хорошими результатами.
Все-таки, мы отстояли честь части. Судя по довольным и улыбчивым лицам Шматко и Гладкова они ждали чего-то подобного.
Но к нашему разочарованию ничего не произошло. Нас никто не встречал, даже начфиз. К тому же выяснилось, что в солдатской столовой нам не оставили ужина.
По договоренности с сержантом Сашей Гладковым дежурные должны были ждать на до упора с разрешения командира части. Но каким-то образом поменялась смена и новым дежурным, заступившим в наряд по кухне никто ничего про нас не передал.
То ли забыли, то ли из зависти к нашему «спецпитанию». Все знали, что на время тренировок, нам выдавали усиленные пайки.
Мы целый день не ели, что называется маковой росинки во рту не держали, а тут на тебе такое. И сейчас были голодны, как волки в зимнем лесу.
Шматко посмотрел на наши кислые рожи, когда мы зашли и тут вышли из пустой столовки. Самым траурным выражением лица отличился Шкаф, по понятным причинам.
Он поинтересовался причиной, потом смачно матюкнулся и сам отправился выяснять ситуацию.
Через минуту он вышел оттуда быстрой походкой, злой, как черт:
— Ладно бойцы. Не менжеваться и не теряться. Где мы там победа. Сейчас я вам что-нибудь соображу. Пока отправляйтесь в кубрик.
Шкаф и Зокоев пошли к своим, а мы с Серегой к своим.
Когда мы вошли в казармы, то увидели что младший сержант Цеплаков заканчивает раздавать письма, называя фамилии получателей. Мы вошли и нас встретили одобрительным гулом, на короткое время прервав выдачу почты.
— Все писем больше нет, — резюмировал Цеплаков.
Тут неожиданно для меня, кто-то из ребят выкрикул.
— Товарищ младший сержант, а как же письмо Бодрову? Вы же зачитали вначале его фамилию, а когда узнали, что он на соревнованиях отложили ему письмо, как же так?
Кубрик недовольно загудел. Я смотрел Цеплакову в глаза.
Когда гул стих Цеплаков, жестко сквозь зубы процедил:
— Я. Сказал. Всё. Писем больше нет!