Наши уже не придут 2

Глава двадцать девятая. Ангара

*1 августа 1919 года*

— Дутов? — недобро усмехнулся Аркадий. — Ещё и генерал-лейтенант?

Пленный глянул на него недобрым взглядом.

— У нас накопилось очень много свидетельских показаний по твоему уголовному делу, казак, — произнёс Немиров. — Натворил ты, как минимум, на десять лет расстрелов без права на переписку…

Александр Ильич, осмыслил сказанное, после чего удивлённо выпучил глаза.

— Чего?! — спросил он.

— Расстреляют тебя — как пить дать… — пояснил Аркадий. — Надо было быть хорошим мальчиком и слушать своего царя. Явка с повинной, в составе подразделения, обязательно смягчила бы наказание. Неотвратимое и справедливое. Увы-увы, теперь уже поздно.

— Поизмываться пришёл, иуда? — процедил атаман Дутов.

— Это я-то иуда?! — приблизился к нему Аркадий. — Вы царя предали, суки! Вас, змеев подколодных, царь на груди своей безразмерной пригрел, привилегиями обласкал, землю дал просто так, как детям любимым — а вы? А вы что? А вы предали его.

— И это ты мне говоришь, большевик? — усмехнулся атаман.

— А я царя не свергал, — развёл руками Аркадий. — Это такие, как Корнилов, Алексеев, ну, который не тот самый Алексеев, а Алексеев другого рода, Рузский и им подобные — вот кто царя свергал. А вы, казаки, ничего не сделали. Пока я на фронте кровь лил, вы своего главного благодетеля не защитили, не поддержали, с двух сторон не прикрыли — и поделом вам теперь. Не тебе меня иудой называть, казак.

Атаман Дутов насупился и смолчал.

— Мне-то что царь? — продолжал Аркадий. — Я, крестьянин, от него ничего хорошего не видел. Семью мою холера забрала, сам чуть не умер от неё, потом меня чуть волки не сожрали — я не был нужен никому и выжил только благодаря себе. Царь мне не помогал и я ему ничем не обязан, кроме нескольких пулевых шрамов. А вы, иуды, царю обязаны всем. И нет вам прощения.

Он смерил Дутова неодобрительным взглядом.

— Тебе-то какая разница? — спросил атаман.

— Больше всего в жизни ненавижу предателей и клятвопреступников, — ответил на это Аркадий. — Я никого не предавал. Ни царя, ни Отечество. А вы предали. И пусть царя я на колу вертел, но факт вашего предательства вижу. Хоть бы один казак встал за царя… Думай об этом, когда к стенке пойдёшь.

После этих слов он покинул каземат, сел в Форд Т и поехал на вокзал Красноярска.

На улицах города были видны следы боёв. Баррикады уже разобрали, но пулевые отверстия «украшали» большую часть зданий, а воронки от взрывов были пусть и засыпаны, но от этого стали ещё более видны.

Восстала в городе, как оказалось, объединённая партия «Спасение», в которую вошли эсеры, кадеты, анархисты, большевики, трудовики и даже бундовцы с серповцами. Бунд и СЕРП — это социалистические еврейские рабочие партии, ранее настроенные антибольшевистски. Их курс — Советы без большевиков.

Но Корнилов проводил в Красноярске политические чистки, в ходе которых под раздачу попали вообще все, кроме партии кадетов и промышленников. Только вот кадетам тоже не понравилась перспектива неминуемого разграбления городских складов, поэтому они стали объединяющей другие партии силой.

Существующие противоречия были на время отставлены, что и позволило сформировать партию «Спасение», которая и занялась подготовкой вооружённого восстания.

И Аркадию даже стало как-то неудобно довершать дело Корнилова — население не поймёт…

«Нужно будет связаться с Лениным и спросить, что делать со всем этим кагалом», — подумал Аркадий, глядя на пролетающий мимо пригород.

Практически все горожане сейчас в районе вокзала — проводится выдача продовольствия. Острой необходимости в этом нет, так как мятежники вывезли со складов далеко не всё, но обстановка со снабжением и без вывоза продовольствия была не сахар.

Все эти поставки продовольствия в освобождённые города замедляют доставку на фронт боеприпасов и снабжения, но это необходимая жертва. Самое главное, чем сейчас завоёвывает лояльность Советская власть — при ней не будет голода.

Аркадий, как ему кажется, дополнительную плешь на голове Ленина проел требованием создания стратегических запасов продовольствия в каждой губернии и области. Систематически случающийся голод должен отправиться на свалку истории, в чём, по его мнению, и стоит сейчас главная задача большевиков.

Сельскохозяйственные артели и коммуны уже начали делать своё «чёрное дело» — они уже демпингуют цены на зерно на «втором рынке».

В Советской России существует два рынка, на которых можно продать зерно и иную сельхозпродукцию — государственный и второй. Аркадий называл «второй рынок» подпольным, но таковым он, по сути своей, не являлся, так как его никто не запрещал.

Можно сдавать зерно по фиксированной цене государству, а можно попробовать поторговать на «втором рынке». И так уж получилось, что некоторые время на «втором рынке» цена была вдвое выше, чем государственная, поэтому никто не спешил это зерно сдавать. Решалось это временным повышением государственной цены, но вечно такое продолжаться не должно.

А сейчас происходит экспансия артелей и коммун на «второй рынок» — туда поставляются сотни тонн сельскохозяйственных товаров, от зерна до мяса, что, естественно, сильно сказывается на цене.

Постепенно должно дойти до того, что государственная цена будет выше неофициальной со «второго рынка», что будет означать полный успех действий Ленина.

Это выведет сельское хозяйство в предсказуемое поле деятельности — продавцов будет много, а покупатель будет только один. И вот в этом поле артелям и коммунам будет очень легко передавить частников и принудить их вступать в эти государственные агрохолдинги.

Разумеется, это сделает бессмысленным весь этот азартный делёж земли, рвачество кулаков и борьбу с ними, но большевики просто дали крестьянам время выпустить пар и порезвиться по законам дикого капитализма. Многим, как оказалось, не понравилось…

Так что Ленину есть откуда брать зерно и запасать его в государственных закромах. И если начнётся какая-нибудь засуха или состоится неурожай, то голода не будет.

Аркадий припоминал что-то о голоде в Поволжье, но подробных деталей он не помнил. Дети Поволжья из «12 стульев», а также сам факт голода — и всё.

Он анализировал это и предположил, что голод был напрямую связан с Гражданской войной, которая несла тысячекратно более разрушительный характер, если сравнивать её с той, что происходит сейчас.

В данный момент не видно никаких предпосылок для голода, но Немиров предпочитал перебдеть. Лучше параноидальное формирование запасов на чёрный день, чем встреча этого чёрного дня с пустыми амбарами.

*9 августа 1919 года*

— Примерно сколько? — спросил Аркадий.

— Не знаю, вашблагородь, — пожал плечами местный мужик, Клим Семёнов. — Тысячи зашли в город.

— А корниловцы? — уточнил Аркадий.

— А это кто такие? — удивился мужик.

— Эх… — вздохнул Немиров. — Генерала Корнилова знаешь?

— Нет, вашблагородь, — покачал головой Клим.

— Ты где жил всё это время? — удивился уже Аркадий.

— В Биликтуе, — ответил мужик.

— Тогда откуда знаешь, что в Иркутск зашли японцы? — спросил Немиров.

— Дык, заехал я туда, рухлядь менять, — ответил Клим. — Но, может, это китайцы, а не японцы — не ручаюсь, вашблагородь. Но не русские — это по мордам видно.

— Ладно, можешь идти, — отпустил его Аркадий.

Корпус остановился на станции Половина, что в посёлке Михайловское. Почти сто километров до Иркутска, но никаких признаков противника не замечено.

Разведчики посетили окрестные сёла и деревни, но жители либо прятались, либо ничего не знали. Вот этот Клим Семёнов — единственный, кто недавно был в Иркутске.

«Они в деревнях своих живут и им нормально», — подумал Аркадий. — «Советская власть? А кто это? Какой ещё Корнилов?»

Но то, что уже точно известно о японском присутствии в Иркутске — это приятный факт. Это значило, что они, наконец-то, встретились и условия встречи вполне понятны.

В честь такого события, как вступление Японии в Гражданскую войну в России, в РККА начали массово проситься уволенные в запас офицеры и солдаты Русской императорской армии. Мотив, очевидно, месть.

Из бросающихся в глаза — генерал-лейтенант Кантакузен, воевавший в Японскую войну в составе 31-й артиллерийской бригады. Он воевал и в Великую войну, но после Февраля его уволили в запас, видимо, он не очень нравился Временному правительству, а после Сентября в РККА он не просился. Но теперь он написал рапорт на имя генерал-полковника Алексеева и рапорт был одобрен. Артиллеристов много не бывает…

Но, в основном, желающие записаться РККА — это не генералы, которых не так уж и много, а обычные обер-офицеры, у которых есть стойкое желание отомстить за национальную травму, нанесённую в 1905 году.

Аркадий насчёт Русско-японской войны никаких национальных травм не имел — он вообще не принимал войны как нечто личное. Для него это просто работа, которую необходимо выполнять.

Идеологический аспект любых войн он считал несусветной глупостью, потому что речь идёт о массовом убийстве. С его точки зрения, самое правильное отношение к войне — относиться к ней как к неприятной, но необходимой работе.

«Есть такая профессия — Родину защищать», — подумал он. — «Очень простая, но очень верная мысль».

В штабном вагоне он сразу же приступил к бурной деятельности — связался с авиаторами, которые развернули свой аэродром у станции Зима. Дистанция от Зимы до Иркутска — примерно 200 километров, поэтому даже не придётся прикреплять к разведывательным бипланам дополнительные топливные баки.

Тщательная аэрофотосъёмка будущего поля боя позволит более качественно провести артиллерийскую подготовку, а также более точно детализировать алгоритм действий подразделений.

Непонятно ещё, что за оборона у японцев, не установлено ещё, какова их численность, а также неизвестно, какое будет взаимодействие японцев с мятежниками.

Всё это должно быть прояснено, а вот уже после этого можно начинать подготовку штурма.

«Пришло время поработать», — подумал Аркадий, садясь за свой стол.

*12 августа 1919 года*

— Пригласите генералов Брусилова, Литвинова, Елизарова, Шихлинского и Ахвердяна в штабной вагон, — приказал Аркадий адъютанту.

Ожидать генералов пришлось около часа — группа войск распределена по местности, поэтому перемещение между подразделениями занимает очень много времени.

— Товарищи генералы, — заговорил Аркадий, когда все расселись за штабным столом, на котором была растянута карта местности. — Довожу до вас нынешнюю диспозицию. Иркутск, как вы уже знаете, занят японскими войсками. Как мы уже установили, командует японскими войсками генерал-майор Отани Кикудзо, а штаб его возглавляет генерал Юи Мицуэ.

— У них есть какой-то боевой опыт? — поинтересовался генерал-лейтенант Брусилов.

— Генерал Отани такового не имеет — отвечал за логистику 2-й армии во время Японской войны, — ответил Немиров. — А вот Юи воевал ещё во времена Боксёрского восстания, а также участвовал в Японской войне и сражался при Мукдене. Генерал Юи — это компетентный штабной офицер, но его опыт относится к прошлым войнам.

Вероятнее всего, менее опытного Отани поставили главнокомандующим Сибирской экспедиции в качестве проверки, а более опытного Юи прикрепили в качестве поддержки.

— Сибирская экспедиционная армия имеет всего семьдесят пять тысяч штыков, — продолжил Аркадий. — Кавалерийских соединений у них мало, не более восьми тысяч штыков, артиллерия — не менее семисот пушек. Аккомпанируют им силы Корнилова — примерно сорок пять тысяч штыков, из которых приблизительно пять тысяч — кавалерия. Артиллерии у них мало — не более сотни полевых пушек. Зато у них есть британские и французские танки — двенадцать «самок» Марк I, четыре «самца» Марк I и пять СА-1 «Шнейдер». Но они задействованы в качестве подвижных огневых точек.

Идея блиндирования танков в качестве ДОТов себя не показала. В Красноярске большую часть этих танков уничтожили артиллерией, а меньшую часть захватили без боя. Больше Корнилов решил не рисковать — идея не «стрельнула».

Подойдя к восточной стене штабного вагона, Немиров развернул карту.

— Кавалерийский корпус генерал-майора Елизарова, в светлое время суток, выдвигается в квадрат Л6, — указал он на локацию на западном берегу Ангары. — После достижения исходных позиций, необходимо будет двигаться к реке Иркут и создавать видимость, будто бы вы собираетесь готовить плацдарм для штурма города. Для большей убедительности вам в усиление будет придано два стрелковых полка — 7-й и 16-й. Вдобавок, вместе с вами на берег Иркута прибудут четыре артиллерийские батареи — в их составе восемь германских орудий. Ваша реальная боевая задача — охранение этой артиллерии.

— Ясно, — кивнул Николай Степанович.

— Остальные подразделения, сразу после наступления сумерек, пересекают Ангару по понтонным переправам и двигаются на юг, к вражеским укреплениям, — продолжил Аркадий. — Задача для генерала Брусилова…

За прошедшие дни он, на основе данных авиационной и сухопутной разведки, разработал детальный план штурма Иркутска. Теперь осталось только реализовать его.

*15 августа 1919 года*

— Ох, как же хорошо летят… — улыбнулся гвардии майор Павел Никитич Воронов.

Снаряды с сокрушительным грохотом обрушивались на японские позиции, возведённые с учётом опыта Великой войны.

Только вот опыт они учли не тот — траншеи были наводнены пехотой, в лучших традициях 15-16 годов.

Как говорят, позиции мятежников оборудованы гораздо лучше, но японцы отнеслись к этому очень снисходительно.

А теперь тысячи снарядов мешают их позиции с прогретой летним солнцем землёй, нанося при этом ошеломительные потери.

Воронов же сидит в броневике и ждёт приказа.

Артиллерийская подготовка ведётся уже шестой час, с небольшими перерывами. Основной фокус наведён именно на японские позиции, так как командованию важно, чтобы больше всех пострадали именно свежие и не деморализованные прошлыми поражениями силы противника.

У японцев не было Перми, не было Красноярска, они не отступали панически на сотни километров, поэтому лучше будет, если они будут обработаны артиллерией тщательнее остальных.

Вражеская артиллерия тоже обстреливает позиции РККА, но в основном это касается позиций генерала Елизарова — они думают, что все эти приготовления самодельных плавсредств являются частью реального плана по форсированию Иркута и удару по пригородам на западном берегу.

Только вот такой план больше похож на идиотизм, так как это почти никак не поможет взять город. На самом деле, всё это было нужно, чтобы отвлечь противника — Павлу никто не докладывал, но больше вариантов он не видел. Впрочем, у генерала Елизарова может быть дополнительная задача, помимо отвлечения — реально форсировать реку и помочь роте Удальского.

С востока, по глубокой дуге, город объезжает Удальский со своей бронеавтомобильной ротой и двумя механизированными пулемётными ротами. Его задача — отрезать железнодорожный путь из Иркутска в Верхнеудинск и в Читу.

Как понял Воронов, генерал Немиров хочет, чтобы все японцы и мятежники остались в Иркутске навсегда. Это должно послужить уроком для Японской империи — никогда не суйтесь на Дальний Восток.

— Квасцы и викарии, соборование на епархии! — продублировал поступивший приказ радист на приёмнике. — Все бронеавтомобильные роты и ударные батальоны — начать наступление!

На этот раз выбрана церковная терминология.

— Завести машины! — скомандовал гвардии майор Воронов. — Пулемёты и орудия — к бою!

Сигнальщик замахал флажками.

Бронемашины тронулись в наступление на разбомбленные позиции противника.

Восемь километров пути спустя они увидели, что осталось от японских траншей. Тел было, даже на первый взгляд, очень много. Некоторые солдаты пытались отступить, но добились лишь того, что погибли чуть позади линий укреплений — их окровавленные тела лежат посреди перемолотой древесины и измочаленных кустарников.

— Свободный огонь! — приказал майор Воронов.

До этого стрелять было запрещено, чтобы не расходовать боеприпасы зазря, но теперь, когда бронемашины заняли огневые позиции перед траншеями, стрелять было можно и нужно.

Раненые японцы ползали среди взрытой земли — их начали добивать короткими очередями.

Выстрелы раздавались по всей линии соприкосновения, выжившие пехотинцы императора поднимались с земли и с криками бросались в штыковую, но неизменно гибли под пулемётным огнём.

— Тенно хейка банзай!!! — вскочил практически у самого броневика японский солдат. — Банзай!!!

Он взвёл противопехотную гранату и побежал к броневику Воронова. Но тот отодвинул заслонку и разрядил в него свой Кольт 1911.

Японец рухнул на землю, после чего взорвался. Его голову и правую руку буквально оторвало, а изорванной плотью забрызгало борт броневика.

— Все целы?! — спросил Воронов.

— Механик-водитель — в порядке! — доложил гвардии сержант Ковалкин.

— Наводчик — в порядке! — доложил гвардии старшина Лысань.

— Радист — в порядке! — доложил гвардии младший лейтенант Граков.

— Десант — в порядке! — доложил гвардии старшина Будяков.

— Первая передача — вперёд! — приказал гвардии майор Воронов и обратился к стереотрубе, торчащей над крышей корпуса.

Некоторые пулемётчики расстреливают любые подозрительные трупы и это немудрено, так как иногда они норовят встать и броситься в атаку.

Бронемашина ехала на самом малом ходу, поэтому тряска была минимальной, что позволяло гвардии майору Воронову спокойно наблюдать за окрестностями, а гвардии старшине Лысани вести огонь по подозрительным телам.

Они миновали засыпанные траншеи и развалившиеся блиндажи, после чего преодолели полукилометровую промежуточную зону и достигли второй линии.

Тут масштаб разрушений был даже сильнее, чем на первой и, как догадывался майор, на третьей линии. Всё дело в том, что на вторую линию, как правило, помещали резервные подразделения, которые должны будут контратаковать в случае потери первой линии. Командование об этом знало, поэтому больше всего снарядов упало именно на вторую линию.

«Эх, жалование только через две недели», — подумал Павел. — «Надо купить местных деликатесов и родителям отправить. Непонятно, как у них обстановка с едой».

Он регулярно отправляет половину жалования матери, а вторую половину отцу — они в разводе, но уже пожилые, поэтому нуждаются в помощи, ведь у них, кроме Павла, больше никого нет. А сам он живёт на «боевые» — за каждый день участия в боевых действиях полагаются дополнительные выплаты.

Ближе к третьей линии началась японская контратака.

Вражеские солдаты выстроились в цепи и с яростным рёвом побежали на броневики. Возглавляли их офицеры, вооружённые пистолетами и узнаваемыми японскими мечами.

— Стоп! — приказал гвардии майор. — Наводчик — огонь!

Остальные броневики роты также остановились и начали подавление вражеской пехоты, решившей погибнуть в чистом поле.

Это была какая-то изощрённая глупость — вот так губить своих солдат, но Воронов даже представить себе не мог, что бы он делал на месте японского командования. Против пулемётных броневиков нужны либо пушечные броневики, либо специальная лёгкая артиллерия.

Атакующий запал японских солдат закончился вместе с самими солдатами — стрельба по ним велась с дистанции до километра, что для пулемёта вообще не расстояние.

Поле между Иркутском и японскими укреплениями было усеяно окровавленными телами, а броневики, после добивания раненых, продолжили движение.

Воронов, наблюдающий за местностью в стереотрубу, видел тысячи трупов. Самоубийственная атака противника закончилась ничем, кроме ужасающих потерь — цена решения генералов.

Некоторые старшие офицеры готовились к этому наступлению с азартом. Они говорили, что вот он, настоящий шанс отомстить за боевых друзей, погибших при Мукдене и в Порт-Артуре…

А Воронов считал, что это не месть, но защита Родины. Лично ему японцы ничего не сделали, просто это его обязанность — убить их. Просто потому, что они пришли на его родную землю и хотят отнять у его друзей, родных и близких светлое будущее. Такого он допустить не может, поэтому убьёт любое количество японских солдат.

«Сколько потребуется — столько и убью их», — подумал Павел с решимостью. — «Ради отца, матери, ради сестёр и сыновей брата. Царствие ему небесное».

Тем временем, бойня продолжалась. Из города выехали вражеские кавалеристы. Генерал, как видно, кидает в бой всё, что у него есть, лишь бы хоть как-то изменить исход этого сражения, становящийся всё более и более очевидным.

Вражеские всадники, судя по всему, были отправлены минут тридцать-сорок назад, ещё до того, как пехота подверглась разгрому.

«Лошадей жалко», — подумал Воронов.

Заработали пулемёты. Кавалеристы оказались не такими упорными, как пехотинцы, поэтому практически сразу развернулись и начали отступление, но было уже поздно.

Поле стало наполняться телами людей и животных.

Вдруг, крышку водяного кожуха сорвало и боевое отделение наполнил пар.

— Ты что творишь?! — прикрикнул Воронов на старшину.

— Виноват, товарищ гвардии майор! — ответил тот, пытаясь закрыть отверстие в кожухе ветошью.

Павел отвлёкся и проверил систему подачи воды — в порядке. Далее он проверил систему отвода пара в конденсатор. Вот тут-то и была какая-то неисправность. Оказалось, что старшина, в ходе поворота башни, передавил трубку отвода воды обратно в бак, из-за чего вся система перестала работать. Когда башня поворачивалась, пустой короб сдвинулся на трубку, после чего начал наполняться отстрелянными гильзами.

— Пустой короб со шланга убери! — приказал Воронов.

— Слушаюсь! — ответил старшина.

— И крышку ты не закрутил нормально! — отметил гвардии майор. — Устное предупреждение!

— Виноват, товарищ гвардии майор! — ответил старшина.

Пулемёт вновь заработал, но им повезло, что остальные бронемашины справлялись отлично — ни один кавалерист не подобрался даже на сотню метров.

— Продолжаем движение, на первой передаче, — приказал Воронов.

Поле было «расчищено» — ни одного стоящего двуногого или четвероного.

До города ещё километров восемь, на которых больше нет никаких укреплений.

Ехали они со скоростью примерно 15 километров в час, поэтому через сорок минут уже были в пригороде.

А там их встречал один офицер в форме Русской Армии, держащий белый флаг. Он махал рукой и кричал что-то.

— Стоп! — приказал гвардии майор Воронов. — Десант — покинуть отсек! Выясните, чего он хочет!

Ударники покинули машину и очень осторожно приблизились к сдающемуся офицеру. После нескольких минут переговоров, они повели вражеского офицера к бронемашине Воронова.

Гвардии майор вышел из броневика и дождался, пока приведут этого полковника.

— Полковник Русанович, 7-я стрелковая дивизия 2-го корпуса 12-й армии, — представился тот.

— Гвардии майор Воронов, 1-я гвардейская механизированная дивизия 1-го гвардейского механизированного корпуса, — представился Павел в ответ. — Причина визита?

— Мы сдаём Иркутск, — ответил полковник. — Прошу прекратить стрельбу.