Наши уже не придут 2

Глава двадцать третья. Триас

*16 апреля 1919 года*

Немиров очень не любит городские бои. Их никто не любит.

В отличие от боёв на открытой местности, в городе практически невозможно контролировать подразделения. Что-то изменится с появлением компактных портативных радиостанций, но не сильно. Городские бои останутся всё тем же хаосом, в котором практически невозможно разобраться.

«Нам бы малокалиберную автоматическую пушку…» — подумал он мечтательно. — «А ещё реактивные огнемёты, корректируемые снаряды и неограниченное количество инженерных боеприпасов для сноса зданий…»

Но ничего из перечисленного у РККА нет, впрочем, как и у противника, поэтому бой идёт классическими методами — чья огневая мощь больше.

Тем не менее, у Немирова было главное преимущество — большое количество ударных батальонов, а также наличие автоматов Фёдорова. Города, по мнению ряда специалистов в дивизии, не сильно сложнее, чем немецкий узел сопротивления.

На позициях противника тоже иногда творится рукотворный хаос, где можно заблудиться и потеряться навсегда. Там, как правило, всё перекопано инженерами, а затем разрушено артиллерией, что делает авиаразведку ключевым фактором успеха вылазок ударных взводов и рот. Нет свежих фото, сведённых штабными картографами в единую карту — будь готов, что твои солдаты сначала потеряются, а затем погибнут.

Бронеавтомобили поехали на излохмаченную линию обороны, которую никто не защищает. Раньше там стояли подразделения корниловцев, но теперь там нет никого — все отступили в город.

Немиров дал приказ не стрелять по городу из артиллерии, так как ему стало известно, что мятежники не провели эвакуацию и в зданиях до сих пор есть гражданские.

Тут уже взыграл знаменитый немировский врождённый гуманизм, который не позволил ему наплевать на жизни гражданских… Нет, на самом деле, сработала комбинация — он не хотел допускать лишних жертв среди гражданских, а также не хотел испытать на себе политических последствий обстрела города. Ему не забудут, если по его вине погибнут сотни и тысячи мирных жителей.

И это означало размен жизней красноармейцев на жизни гражданских — придётся допустить, что в ходе штурма города погибнет больше ударников и стрелков.

Вечер уже заканчивался, а на тревожно замерший город медленно опускалась темнота. Как только солнце зайдёт окончательно, пластуны покончат с вражеской артиллерией, после чего безнаказанные обстрелы прекратятся.

Но до этого ещё несколько часов, в течение которых ударные батальоны должны связать боем большую часть сил обороняющихся.

«Я, наверное, в город не полезу», — подумал Аркадий. — «Но как же тяжело просто сидеть и страдать от осознания, что ты больше ничего не контролируешь».

Когда он брал Кошице, было несколько иначе. Противник эвакуировал большую часть горожан, организовал предсказуемые оборонительные рубежи и использовал пехоту в точном соответствии с известной доктриной обороны городов.

Солдаты генерала Корнилова — это другое. Они, в большинстве своём, никогда не брали и не обороняли города, Первая мировая не способствовала подобной деятельности, поэтому оборона хаотична, непредсказуема и опирается на какие-то другие резоны, нежели те, которым следовали немцы и австрийцы.

«Профессионалы предсказуемы…» — подумал Аркадий. — «Дилетанты — вот кто по-настоящему опасен…»

Разрушенная линия обороны была преодолена и броневики сразу же столкнулись с засевшей в домах пехотой.

Началась ожесточённая перестрелка, в ходе которой открылось неприятное обстоятельство — корниловцы замаскировали в зданиях полевые пушки.

Два броневика были уничтожены выстрелами прямой наводкой, после чего все ближайшие броневики сконцентрировали огонь на выявленных огневых точках.

Штурм продолжался, бронетранспортёры доставили ударников поближе, чтобы максимально сократить их пребывание в свободно простреливаемой зоне.

Вражеские пулемёты уже замолкли, поэтому остальные броневики начали подъезжать поближе — следующая за бронетехникой пехота должна полноценно реализовать свою огневую мощь.

По расчётам Аркадия, именно сейчас ударники должны ворваться в укреплённые здания и начать истребление засевших там солдат.

В небо взмыли осветительные ракеты, а где-то в глубине города громыхнул мощный взрыв.

«Это нехорошо…» — подумал Аркадий, отстраняясь от стереотрубы.

*16 апреля 1919 года*

Иван Анатольевич Говоров, гвардии старшина и командир взвода, на секунду выглянул из-за угла, после чего сразу же начал готовить гранату.

Улицу полностью контролируют минимум три пулемётных точки.

Броневик, к которому был прикреплён взвод, стоит подбитым — его взорвали ручной гранатой, закинутой точно на капот. Метатель был тут же убит, однако броневику это уже помочь не могло…

Но боевую задачу никто не снимал, поэтому Говоров перешёл к резервной тактике боя в городских условиях, без поддержки бронетехники.

Они переместились во дворы, где видимость сильно ограничена, но зато можно совершать скрытные манёвры, позволяющие заходить обороняющимся противникам во фланги.

— Обходим сук… — прошептал Иван Анатольевич. — Пистолеты и гранаты к бою… За мной…

Красноармейцы приготовили по гранате, а также вооружились табельными пистолетами.

Внезапно для всех, громыхнул очень мощный взрыв, на северо-востоке города. Оконные стёкла вылетели во всех окрестных домах, земля задрожала, а гвардии старшина понял, что вот он, тот самый идеальный момент, чтобы быстро выбить пулемёты на улице.

— За мной! — скомандовал он.

Дворами, через заборы и огороды, взвод прошёл во фланг правой пулемётной точки.

Они прямо через стенку — Говоров установил это точно.

— Давай, Косяков, — приказал гвардии старшина. — Все в укрытия.

Так уж заведено у ударников, что дверями и окнами пользоваться не комильфо. Взвод отошёл, а младший сержант Тихон Косяков установил гранату системы Новицкого-Фёдорова на стену, после чего выдернул предохранительную чеку.

Спустя долгих двенадцать секунд, произошёл взрыв, который снёс часть стены. В образовавшийся пролом сходу залетело шесть РГ-14, а, через секунды после их детонации, в помещение ворвались ударники с автоматами и открыли шквальный огонь вслепую, в непроглядном дыму.

Противник был подавлен и уничтожен, после чего помещение занял основной взвод.

К сожалению, пулемёт был уничтожен близким взрывом, поэтому использовать его не удастся.

Красноармейцы рассредоточились по жилому зданию, заняли стрелковые позиции и открыли огонь по огневой точке на соседней улице.

Стрекот автоматов заглушил все остальные звуки. Многие сотни грамм японского свинца рвали помещение галантерейного магазина на куски, разрушая чьё-то предприятие и, возможно, чью-то судьбу.

Удостоверившись, что больше никого живого на вражеской огневой точке не осталось, гвардии старшина Говоров дал приказ покинуть здание.

Задачу поставили понятную — прорваться к артиллерийским казармам и, при поддержке других взводов, выбить оттуда мятежников. Если станет ясно, что противник засел слишком крепко, то приказано спалить казармы к чертям, но решать это будет комбат.

В небесах сверкали рукотворные звёзды — осветительные ракеты, мелькали красные и зелёные трассеры, а также рокотали артиллерийские снаряды.

Гвардии старшина Говоров посчитал, что артиллерия на Слудской площади уже уничтожена пластунами. Эти ребята своё дело знают крепко, поэтому единственной причиной оглушительного взрыва в той стороне могли быть только они. Им, конечно, поставили задачу уничтожить расчёты, а орудия постараться сохранить, но комдив не настаивал.

Гвардии полковник Немиров, уже изрядно засидевшийся в этом звании, лишь утвердил план штурма Перми, а разрабатывал его штаб дивизии, при содействии штабистов приданных стрелковых дивизий — Говоров надеялся, что они ничего не напутали и всё пройдёт гладко.

В Немирова гвардии старшина верил — с гвардии полковником он уже очень давно, ещё с Империалистической. Аркадий Петрович приучил их побеждать — уникальный офицер видел поле боя как-то иначе, поэтому противник никогда не мог предсказать его действия.

«Даже когда в лоб идём, всё одно, как-то хитро получается», — мимолётно подумал гвардии старшина, жестом направляя разведку в стоящее впереди здание. — «Как так — а шут его знает…»

— Контакт! — сообщил разведчик.

Раздалась ружейная стрельба, а затем заговорили автоматы. Долго это не продлилось — АФ-18 будто бы специально создан для боёв на близкой дистанции. Говоров не задумывался об этом раньше, но сейчас ему пришла в голову мысль, что это оружие разработали под конкретную задачу…

Как оказалось, вражеские солдаты пришли, чтобы оборудовать дополнительную огневую точку в одном из окрестных зданий, для чего тащили пулемёт Максима и ящики с патронами. Теперь этот пулемёт принадлежит взводу Говорова и ещё послужит неплохим подспорьем в деле штурма.

Определив двоих в пулемётный расчёт, а ещё двоих в носильщики боеприпасов, гвардии старшина дал приказ продолжать движение.

Неизвестно, как обстоят дела у остальных подразделений, но у взвода Говорова всё было отлично — все встреченные противники уничтожены, а до казарм осталось меньше пятисот метров.

«Лучше спалить их дотла», — подумал Иван Анатольевич. — «Зачем рисковать зазря? Бог с ними, с мятежниками — они давно уже могли сдаться».

Спустя несколько минут, при продвижении через капустный огород, Говоров услышал что-то подозрительное и приказал взводу залечь. Противник, подготовивший засаду, сразу же открыл огонь.

Было их всего человек пять, они подстрелили двоих, после чего погибли под автоматическим огнём.

— Курёхин, выдели четверых, чтобы оттащили раненых в тыл, — приказал Говоров.

— Один мёртв, товарищ гвардии старшина, — ответил сержант.

— Тогда выдели двоих, а тело занесите в жилище, — дал Говоров новый приказ. — Разведчикам — выговор, с занесением в морду.

Раненого потащили к исходным позициям, а взвод продолжил движение.

К сожалению или к счастью, артиллерийские казармы уже были взяты. Три здания пылали пожаром, а вот у остальных уже скапливались пленные, обезоруженные и растерянные.

Особенно жалко на военнопленных смотрелась форма без портупеи — будто из солдат вынули стержень.

У корниловцев форма ещё царской армии, вероятно, извлечённая из многочисленных вещевых хранилищ. РККА же слегка видоизменила свою форму, чтобы сразу было видно различия, и не возникла путаница.

Впрочем, ударные подразделения уже давно используют красные нарукавные повязки, чтобы быстро различать своих в пылу боя. Иван Анатольевич даже уже привык сначала смотреть на наличие повязки, а уже потом на знаки различия и лицо.

— Говоров! Ко мне! — позвал его гвардии капитан Ушанев.

— Товарищ гвардии капитан, гвардии старшина Говоров, по вашему… — козырнул Говоров.

— Отставить, — отмахнулся комроты. — Организуй охранение казарм. Присоединись к старшему сержанту Аракову и старшине Жабоедову — они уже занимаются.

— Слушаюсь, товарищ гвардии капитан, — вновь козырнул Говоров.

— Старший лейтенант Пасичнюк, боевая задача — взять кирпичный завод… — переключился капитан на прибывшего офицера.

Это значило, что бой для них, на сегодня, закончился. Скорее всего, гарнизон уже начинает сдаваться, поэтому командование определило артиллерийские казармы отличным местом для временной концентрации военнопленных. Дополнительным свидетельством этому было то, что красноармейцы вытаскивают из зданий казарм оружие и боеприпасы.

— Взвод! — командным голосом воскликнул Иван Анатольевич. — За мной!

*17 апреля 1919 года*

— Джентльмены, чем обязан вашему визиту? — поинтересовался Леонид Курчевский, более известный американцам как Леон Карчеус.

Имени он официально не менял, но в его визитках писалась американизированная версия.

— Специальный агент Роберт Суини, — представился щуплого телосложения мужчина, выглядящий лет на тридцать с лишним. — Бюро расследований. (1)

Одет он в светлый плащ и чёрную фетровую шляпу, в тон костюму. Леонид уже научился отличать их — подобный наряд выглядит слишком казённо, чтобы его носил обычный человек.

— Специальный агент Чарльз Клинтон, — представился мужчина крупной комплекции. — Бюро расследований.

Этот одет в примерно такой же светлый плащ, но на голове носил старомодный котелок. Тоже выглядит слишком казённо.

— Рад знакомству, — дежурно улыбнулся Курчевский. — Но вы не ответили — чем обязан?

Парфёнов и Смутин уже давно заметили, что за Леонидом кто-то следит. После того эпизода с неграми они, по-видимому, испытывали что-то вроде вины, поэтому теперь внимательно следили за тем, чтобы с ним ничего не случилось. Не потому, что он стал каким-то сердечно близким для них человеком, вовсе нет. Просто от него напрямую зависело выполнение их задач.

А теперь оказалось, что за Курчевским следили люди Бюро.

— Это обычная проверка, — ответил специальный агент Суини. — Мы прибыли для уточнения некоторых деталей вашей биографии.

— Вы же не возражаете, если мы зададим несколько вопросов? — поинтересовался специальный агент Клинтон.

— К-хм… — кашлянул Леонид. — Что ж, задавайте свои вопросы.

— Вы прибыли в Соединённые штаты в… — начал специальный агент Суини.

Опрос не содержал каких-то сложных или провокационных вопросов — уточняли детали его биографии. Но свою биографию Курчевский знал на «отлично», поэтому повторил то, что писал в таможне при прибытии в Нью-Йорк, но другими словами.

Всё-таки, его активность заинтересовала правительство. А активность у него была, если на первый взгляд, безобидная…

Он поставил завод по производству полуфабрикатов, получил необходимые лицензии, после чего начал налаживать производство.

Всё по имеющимся рецептам, с дорогостоящей рекламной кампанией. Его реклама висит на билбордах почти на всех въездах в город, находится во всех газетах города, даже в рекламном блоке научно-популярных журналов, где полуфабрикаты позиционируют как еду будущего.

Первая партия готовых наборов для выпекания хлеба продалась отлично — домохозяйки оценили экономию восьми-тринадцати минут своей жизни при каждодневном выпекании хлеба. А всё потому, что Курчевский ткнул им этим в лицо — он указал на тот факт, что за год домохозяйка может сэкономить от 48 до 79 часов, которые можно будет потратить на что-то более полезное и интересное.

Всё это работает не так, но американцы теперь очень любят эффективность, на чём и решил сыграть Леонид. На слуху сейчас Генри Форд, выступающий эталоном эффективного расходования рабочего времени — американцы стараются ему подражать.

Согласно разработанному плану, Леонид охотно запустил в свой бизнес инвесторов. Желающих было много, поэтому Курчевский выбирал очень тщательно.

Естественно, первым инвестором стала Марфа Кирилловна, а за ней доля была куплена Пахомом Александровичем.

Третьим инвестором стал железнодорожный магнат Генри Эдвардс Хантингтон, давно искавший возможность иметь совместные дела с Курчевским. Деньги притягивают деньги…

Ещё несколько друзей Хантингтона купили незначительный процент в предприятии Леонида, после чего начался процесс укрупнения.

Три гектара были расширены до двенадцати, после чего на них было поставлено восемь фабричных цехов. Сейчас работает только три из них, а остальные ещё достраиваются.

Фабрика уже приносит неплохие деньги — около 55 000 долларов в месяц. При условии, что спрос не упадёт, а цехов станет восемь, производство начнёт приносить не менее 150 000 долларов прибыли.

И это чистая прибыль. Небольшой ручеёк денег уже потёк на банковский счёт Леонида и инвесторов, но это только начало.

Лос-Анджелес может «впитать» гораздо больше, чем тридцать восемь тонн полуфабрикатов в день, поэтому есть уверенная перспектива расширения производства на десятки цехов.

Но сильно расширяться Курчевский не будет — этого нет в плане.

А вот что есть в плане — новая продукция.

Недавно Парфёнов передал папку с технологической картой производства лапши быстрого приготовления. Ознакомившись с нею, Леонид не нашёл там ничего невозможного и дал старт сложному процессу международных взаимодействий.

Курчевский обратился в Русское советское правительственное бюро, с предложением купить патент на технологию изготовления лапши быстрого приготовления.

Заплатил он за него двести восемьдесят пять тысяч долларов США — ровно ту сумму, которая вызовет меньше всего подозрений. Слишком дорого — тайный коммунист поддерживает своих российских камрадов. Слишком дёшево — российские камрады поддерживают тайного коммуниста.

Потенциал лапши быстрого приготовления, которую только и надо, что залить кипятком и накрыть тарелкой, переоценить очень трудно. Это дело на многие миллионы долларов, если подойти по-деловому…

После завершения оставшихся цехов, производящих сухие смеси и макароны со спагетти, будет основана новая компания, в которой 100% будет иметь лично Леонид. Вот эта компания, которую он решил назвать «Фаст& Фид», и будет приносить ему основные деньги, на которые он и начнёт осторожно скупать различные патенты.

Товарищ Немиров, в секретном письме, переданном личным курьером, написал, что лапша быстрого приготовления — это будущее. И тот, кто будет владеть ею, будет владеть будущим.

Целевая аудитория — одинокие рабочие и, почему-то, дети. Товарищ Немиров уверен, что детям такое обязательно понравится.

Леонид пробовал первый образец, изготовленный по мотивам техкарты — сытно и необычно. Хотя он бы добавил побольше соли и перца в бульон, чтобы было менее постно.

«А так, лапша как лапша…», — подумал он, провожая специальных агентов до выхода. — «Но то, что её будет много, она будет дешёвой и готовить её легко — это, наверное, и есть то самое напророченное будущее».

В общем-то, он подозревал, что Бюро расследований заинтересовалось им из-за того, что он обратился за патентом в Советское бюро. Возможно, это было ошибкой, но он-то не сделал ничего плохого. Он просто, согласно американским традициям, честно купил перспективный патент и всё. За такое не сажают и не расстреливают, если он верно понял местные законы…

Когда агенты ушли, Леонид вернулся в свой кабинет, где его уже ждал Парфёнов.

Они со Смутиным работают в его компании, в службе безопасности. К ним подозрений у Бюро не должно быть никаких — биография у них насквозь буржуазная, с известными эпизодами сопротивления большевикам. И Курчевский, как оказалось, «не признавал власть большевиков, боролся против них в силу своих возможностей, а когда стало ясно, что они победили, уехал из страны».

Также, Леонид Курчевский владел небольшим заводом по производству мучных изделий, который был национализирован большевиками — ему, видимо, в качестве издевательства, предложили занять должность рядового рабочего. Это всё в его исходной «легенде», которая легко проверяется. В «Правде» написали небольшую статью о том, что Леонид устроил скандал у своего бывшего кабинета, проявив этим всю свою мелкобуржуазную натуру.

*17 апреля 1919 года*

— Что думаешь о нём? — спросил специальный агент Суини, когда они подошли к машине.

— Да обычный мигрант, — пожал плечами специальный агент Клинтон. — Таких сейчас, как мух. Смылся от Ленина, когда запахло жареным — по нему видно, что не из храбрецов.

— Но он имел дело с представителями большевиков, — хмыкнул Роберт Суини.

— Купил у них патент, — покачал головой Клинтон. — Если покупка патента служит основанием для подозрений в подпольной деятельности — то придётся брать под следствие всех остальных.

Патенты у русских покупают многие. Большевики, как видно, распродают интеллектуальную собственность своих бывших хозяев. Всякая полезная в быту мелочовка, конечно, но, в совокупности, это большие деньги.

— Ладно, попасём его ещё недельку-две, а потом пусть катится к чертям, — решил специальный агент Суини. — Нам хватает Дебса — вокруг него крутится очень много коммунистов. Сейчас мы тратим время зря. Этот Курчевский, как мне кажется, пойдёт очень далеко. За него выступает Хантингтон и те двое русских. Возможно, мы о нём ещё услышим…

— А те двое, кстати? — заинтересовался специальный агент Чарльз Клинтон. — Их мы будем отрабатывать?

— Они сбежали из России задолго до того, как коммунисты взяли власть — испугались первой революции, — покачал головой Роберт Суини. — Можно понаблюдать несколько недель, но маловероятно, что удастся нарыть на них хоть что-то. Они делают большие деньги, как делали их в России.

— Но этот лысый показался мне подозрительным… — задумчиво произнёс Чарльз.

— Подозрения к делу не пришьёшь, — вздохнул Роберт. — Заводи тачку.

Примечания:

1 — Бюро расследований — такое название изначально имело Федеральное бюро расследований, официально основанное в 1908 году. На английском полное название выглядит как «Bureau of Investigation». Потом, в 1933 году, после объединения с Бюро запрета (занималось контролем соблюдения «сухого» закона), начало носить название Отдел расследований, то есть «Division of Investigation». Своё современное название это бюро получило только в 1935 году, при директорстве Гувера.