*4 июня 1919 года*
— Ну, это не работает — должно быть, Корнилову стало это очевидно, — вздохнул Аркадий. — Только непонятно, к чему он вообще уходит.
— Наверное, отступают к Богдановичу, — предположил гвардии майор Удальский.
— Это очевидно, — произнёс Аркадий. — Но что там? Что изменится?
Штурма города, как такового, не состоялось.
Корнилов, после того, как его оборонительная линия была смешана с грунтом, решил, что это не его битва и отвёл уцелевшие подразделения сначала в город, а уже оттуда, на составах, куда-то на восток.
Те, кто не успел эвакуироваться, попали в плен — двенадцать тысяч триста девять солдат, унтеров и офицеров.
Вообще, тем, кто не попадал в составы, лично Корнилов, в пламенной речи, приказал стоять до конца, «чтобы выжили остальные», но, как оказалось, желающих выполнять этот приказ было мало.
Когда уже готовые к штурму ударные подразделения заняли исходные позиции, из города вышел подполковник Камионко, оставленный командовать «гарнизоном города», то есть, теми, кто не смог попасть на поезда.
— Возможно, он тянет время, — предположил гвардии майор Воронов.
— Антанта точно не будет устраивать вооружённое вторжение, — покачал головой Аркадий. — Их войска не хотят воевать, все уже устали от войны, поэтому надеяться на такое может только изрядный фантазёр. Тут что-то другое…
— У меня нет идей, товарищ гвардии генерал-майор, — ответил на это Бронеслав Удальский.
Екатеринбургские склады были пусты, поэтому продовольственное снабжение города ложится на плечи Советской власти — это уже стало обыденным делом. Мятежники забирают из городов всё. В Казани это чуть не стало проблемой, но вовремя доставили спешно собранные запасы из соседних губерний, а вот с Пермью и Екатеринбургом всё уже было иначе — сразу после штурмов в города начали заходить составы с продовольствием.
Аркадий, привычно, учредил карточную систему, на первое время, после чего подключил к распределению продовольствия военную комендатуру, прибывшую вместе с войсками. Дзержинский ещё занят в Перми, поэтому, пока что, эти обязанности лежат на Аркадии.
Город встречал Красную Армию дружелюбно, так как последние две недели были проблемы с продовольствием — мятежники забирали всё, что найдут. Им ведь армию кормить, а все эти горожане теперь уже не совсем сограждане…
«В общем-то, всё идёт по плану», — подумал Аркадий. — «Но действия генерала Корнилова очень подозрительны. Он не дебил и за это время стать им не мог. Тут что-то другое».
Решение оставить Екатеринбург выглядело спонтанным. Он потерял пять-шесть тысяч солдат на укреплениях, где их смешало с траншеями, а затем, будто бы в последний момент, начал вывозить отступающие войска, под прикрытием всех своих бронепоездов. И на всех места не хватило, поэтому часть солдат осталась на поругание Красной Армии.
По сообщениям разведки, составы делали многочисленные рейсы, оставляя солдат в чистом поле, на удалении двадцати-тридцати километров к востоку от Екатеринбурга, а затем возвращались за оставшимися. Но затем, когда стало ясно, что РККА готовит штурм города, составы уехали окончательно.
И Аркадию сейчас было очень непонятно.
А непонятное — это, по умолчанию, что-то плохое.
Генерал Брусилов, командующий 1-й конной армией, попробовал догнать отступающие войска противника, но Корнилов предвидел, поэтому на пути к станции Богданович стоит крупный заслон, при двух казацких кавалерийских корпусах, уже окопавшийся и готовый к бою. Сейчас идут тактические манёвры, в ходе которых Брусилов хочет обогнуть заслон и разбить его.
Это понятный для генералов Корнилова тип боевых действий, поэтому сейчас к востоку от Екатеринбурга происходят интенсивные манёвры и короткие перестрелки, не утихающие ни днём, ни ночью.
Немиров, конечно, создал своей тактикой очень много работы для кавалерии, но вот именно такие боевые действия, как в довоенных тактических наставлениях, в истории РККА происходят впервые.
Там всё решать будет тактический талант генералов.
— Ладно, будем наблюдать, — произнёс Аркадий. — Увидим, что задумал Корнилов.
*9 июня 1919 года*
— Всё ещё непонятно… — изрёк начавший беспокоиться Немиров.
Он смотрел на занятую красноармейцами станцию Богданович и искренне недоумевал.
Генерал Корнилов не оставил никаких войск прикрытия, а просто бросил станцию, даже забыв разобрать пути после себя.
— Гвардии полковника Шапошникова ко мне, — приказал Немиров.
Станция выглядела бедно, но это узловая станция, которая очень важна, если хочешь контролировать эту часть Транссиба. Либо Корнилов окончательно отчаялся, что на него совсем не похоже, либо у него есть какой-то хитрый план.
Но Аркадий, раздумывавший об этом хитром плане последние несколько суток, так и не надумал ничего дельного. Со стратегической точки зрения, действия генерала Корнилова — абсурд.
В то, что произошёл какой-то переворот, и Лавр Георгиевич больше не командует, Аркадий не верил, так как в Екатеринбурге есть множество свидетелей того, как Корнилов лично раздавал приказы при оставлении города.
Решения полностью его, никаких подлогов, но они необъяснимы.
Полковник Шапошников прибыл к депо, у которого стоял задумчивый Аркадий.
— По вашему приказанию… — козырнул Борис Михайлович.
— Отставить, — приказал Аркадий. — Нужна разведка окрестностей. Отправьте конные отряды, чтобы посмотрели везде, даже в самых медвежьих углах. Мне не нравится происходящее. Что-то тут не так.
— Отправим, — ответил Шапошников. — Мне тоже не очень понятны действия противника. Здесь же отличное место, чтобы крепко усложнить нам жизнь. Ещё и пути не разобраны — будто приглашают продолжить преследование.
Аркадий задумчиво посмотрел на станционных рабочих, не знающих, что теперь делать.
На станции стоят бронепоезда «Товарищ Плеханов» и «Фридрих Энгельс» — они прибыли для охраны прибывающих составов с материальной частью и живой силой.
Узловая станция позволит сконцентрировать тут большие запасы оружия и боеприпасов, поэтому важно наладить достойную оборону, чем Аркадий и занялся.
Он раздал приказы своему штабу, назначил ответственных за участки, после чего направился в свой новый кабинет, который оборудовали в административной части депо.
Станция Богданович существует не сама по себе, здесь есть одноимённое поселение, насчитывающее, примерно, тысячу жителей, которые, большей частью, живут земледелием и работой на станции.
Немиров решил, что нужно установить контакт с гражданским населением, которое должно помочь понять, что тут вообще творится.
«Известно, что мятежники до сих пор продолжают практику продразвёрстки, из-за чего местные иногда вырезают их продотряды, за что потом следует неизбежное наказание», — начал он обдумывать местную ситуацию. — «Они уже привыкли ждать дерьма от любой власти, что бы она там ни говорила, поэтому нужно просто вести себя прилично и держать личный состав в узде и отношения постепенно потеплеют».
С дисциплиной в Красной Армии полный порядок. Мало того, что замполиты почти каждое занятие вдалбливают в красноармейцев ценные мысли о важности образцового поведения, так ещё и самым страшным наказанием считается лишение военного довольствия.
Служба в армии стала отличным способом содержания семьи, поэтому случается очень мало инцидентов, когда командиры вынуждены применять эту меру. Но инциденты случаются.
Передача средств родным и близким осуществляется через военную почту, исправно доставляющую посылки в обе стороны. Аркадий считал важным содержать такую службу в образцовом порядке, так как большая часть военнослужащих пришла в РККА буквально ради своих родных.
— Товарищ гвардии генерал-майор, — обратился к Аркадию прибывший Удальский.
— Что у тебя? — спросил тот.
— Местные навели нас на яр, где захоронили убитых большевиков и эсеров, — сообщил гвардии майор. — Казнь совершили в прошлом году.
— Понятно, — произнёс Аркадий. — Свяжитесь с Петроградом — пусть высылают специалистов. Преступление мятежников должно быть тщательно задокументировано. И пусть пошлют дознавателей в Вологду — возможно, кто-то из военнопленных что-то знает.
И мятежников, иногда, расстреливали без суда и следствия, но в подразделениях Аркадия такое никогда не практиковалось. Он предпочитал, чтобы его руки были в крови, полученной исключительно конвенционными методами…
Ленин за то и ценил его — у него всё всегда по протоколу. Во вверенных подразделениях всегда полный порядок, действия совершает он в точном соответствии с заранее продуманным планом. Он просто ещё с прошлой жизни такой — война научила. Несобранные и легкомысленные просто не доживали до его возраста. Такова уж была специфика его рода деятельности.
*16 июня 1919 года*
— А вы куда? — спросил Леонид Курчевский.
— По делам, — ответил ему Геннадий Парфёнов, укладывающий вещи в чемодан.
Кирилл Смутин тоже собирался, но он уже собрал свои вещи и сейчас зашнуровывал новые ботинки.
— А что за дела? — поинтересовался Леонид.
— Слишком много вопросов, господин Курчевский, — вступил в разговор Смутин.
— Ладно, я всё понял, — вздохнул тот и прошёл к холодильнику. — Поесть возьмёте?
— По дороге перехватим что-нибудь, — покачал головой Парфёнов. — Никому не болтай, что мы куда-то уехали.
— Да я же не дурак, — усмехнулся Леонид.
— Потому и предупреждаю, — ответил на это Геннадий. — Дурака предупреждать бесполезно.
Он закрыл свой чемодан, после чего прошёл к двери, где обулся в дешёвые кожаные ботинки.
Они занимают гостевую комнату дома у Курчевского — комната эта расположена во дворе его виллы, поэтому между ней и основным зданием есть приличное пространство, с клумбами, засаженными цветами. Цветы — это основная причина, почему у Курчевского есть наёмный садовник.
— Вы бы прекратили разуваться, когда заходите домой, — порекомендовал Леонид. — Выдаёте в себе неместных.
— А мы и так неместные, — ответил на это Парфёнов. — Так и должно быть.
— Всё равно, — покачал головой Курчевский. — Надо постепенно адаптироваться, чтобы не вызывать подозрений. Я уже не раз обращал внимание, что даже домработница бросает на меня удивлённые взгляды. Теперь я заставляю себя не снимать обувь, когда захожу домой или в гости.
— Грязь же разносится… — неодобрительно пробурчал Смутин.
— В чужой монастырь… — ответил на это Парфёнов.
— Тоже верно… — ответил Смутин.
— Ладно, тогда я пойду, наверное, — сказал Курчевский. — Успехов вам в ваших делах, чем бы вы там ни занимались. До встречи.
— Эй, Леонид! — окликнул его Смутин.
— А? — развернулся тот.
— Ту рыженькую уже уложил? — усмехнулся Кирилл.
Он имел в виду агентшу по недвижимости, с которой у Леонида начал завязываться роман. Денег у него очень много, поэтому он начал тратить их на безобидные удовольствия — дорогие машины и женщин.
— А-а-а, ты об этом… — расслабился Курчевский. — Нет, ещё не уложил. Но ещё пара ланчей и обязательно уложу.
— А Марфу Кирилловну? — задал провокационный вопрос Геннадий.
— Да как ты подумать такое мог?! — возмутился Курчевский.
К ней он питал глубочайшее уважение, так как знал, через что ей пришлось пройти, чтобы добиться своего нынешнего положения.
Он был впечатлён её рассказом о том, как она, с каким-то соседским мальчиком, провела целую зиму в окружении волков. А рассказ о том, как на её первый бизнес покушались нечистоплотные дельцы, торгующие лимонадом, вызвал у него истовое негодование — так уж был воспитан Леонид, что не терпел, когда кто-то покушается на женщину.
— Да шучу я, шучу, — заулыбался Парфёнов. — Но как только мысли такие возникают — сразу отбрасывай. Она слишком важна для нашей работы, поэтому не вноси неразбериху и не создавай лишние проблемы.
— Понимаю всё не хуже тебя, — поморщился Курчевский. — Не будет лишних проблем.
Геннадий смерил его неопределённым взглядом. Холодные серые глаза смотрели будто сквозь него, как рентген.
К вилле подъехало предварительно заказанное такси.
Получасовое путешествие по забитому машинами городу и Парфёнов со Смутиным оказались на вокзале. Путь им предстоял неблизкий — им нужно в Нью-Йорк.
*21 июня 1919 года*
— Куда? — спросил Смутин, ведя арендованный Форд модель Т.
— На следующем перекрёстке направо, — ответил Парфёнов, держащий в руках карту Нью-Йорка.
Город этот, в отличие от Лос-Анджелеса, очень большой и дорог тут очень много — легко можно потеряться.
Кирилл, раз уж они в этом городе, хотел посмотреть на небоскрёбы, которые, как раз, по пути.
— Народу дохера, — изрёк Парфёнов.
— Да, — согласился Смутин.
Нью-Йорк жил своей полуденной жизнью — тротуары были наводнены разношёрстным людом, спешащим по своим делам, а дороги были забиты машинами. В Лос-Анджелесе машин гораздо меньше и, если сравнивать, как-то поспокойнее.
Задание у них простое — ликвидировать кое-кого. Но днём тут такое лучше не делать, поэтому они будут ждать ночи.
Их абсолютно не волновало, что сделал этот человек. Просто поступил приказ на его устранение.
Респектабельный район Нью-Йорка резко диссонировал со всем тем, что они увидели в районе вокзала. Тут Кирилл, наконец-то, увидел знаменитый небоскрёб Вулворт-билдинг, а также Зингер-билдинг.
Публика на тротуарах, естественно, тоже изменилась — тут люди одевались побогаче, а по дорогам ездили машины подороже. В целом, чувствовалось социальное расслоение.
Они сняли два номера в сравнительно недорогом отеле, сложили там свои вещи, после чего отправились на разведку места будущего действа.
По цели уже наведены справки, точно известен её адрес проживания, но неизвестен распорядок дня. Риверсайд-драйв 155, одиннадцатый этаж, 41 квартира.
Геннадий Парфёнов занялся именно этим, а Кирилл Смутин занялся покупкой орудия будущего убийства.
В магазине с надписью «Hardware» были куплены кувалда, отвёртка и молоток. Собственно, это было всё, что нужно.
А дальше они ждали наступления ночи.
Велено было сработать грязно, чтобы никто не понял, кого именно собирались убить и собирались ли вообще убивать кого-то одного.
Они пришли к нужному месту пешком.
Два часа ночи, на улице почти не встретить людей — это благопристойный район.
— Идём, — сказал Геннадий, опуская на лицо балаклаву.
Они решительно ворвались в подъезд, после чего Парфёнов вошёл в дверь будки консьержа и одним ударом молотка отправил этого старика к праотцам.
По лестнице наверх, этаж за этажом. Мужчине, курившему на лестничной клетке, просто не повезло — удар молотком в висок безальтернативно убил его.
Найдя на одиннадцатом этаже сорок первую квартиру, они замедлились — нужно войти тихо, после чего устроить там бойню.
— Готов? — спросил Кирилл, вытаскивая из левого рукава кувалду.
— Поехали, — кивнул Геннадий.
Мощным ударом Смутин выбил дверной замок, после чего в мирно спящую квартиру ворвался Парфёнов, который сразу же помчался в сторону спален.
Смутин вошёл в детскую и, без раздумий, убил первого ребёнка, уже разбуженного внезапным шумом. Кувалда размозжила ему голову, возможно, он почти ничего не почувствовал.
Второй ребёнок уже выбежал из своей комнаты и собирался закричать, но Кирилл метнул в него кувалду. Тяжёлый инструмент уронил мальчика и выбил из его лёгких воздух, после чего Смутин подбежал и закончил дело ударом ноги, а затем, для надёжности, проткнул его череп отвёрткой.
Парфёнов же уже закончил с родителями — он вышел из их спальни, на ходу вытирая окровавленные руки белым махровым полотенцем.
Это был однозначный, пусть и бесчеловечный, приказ Ставки — убить одного человека, но сделать так, будто убивать собирались всю семью.
— Погром? — спросил он.
— Погром, — кивнул Смутин.
Они сымитировали азартный поиск чего-то, даже обнаружили сейф, спрятанный за странной картиной, на которой изображены мать и ребёнок.
Вскрытие сейфа не заняло много времени — три удара кувалдой уничтожили замок. Внутри были деньги и какие-то документы. Парфёнов не тронул деньги, но забрал документы, умышленно выронив несколько листов и одну раскрытую папку.
— Уходим, — сказал Парфёнов, забравший из середины брошенной папки несколько листов.
Чем больше ложных следов для следствия — тем лучше.
На обратном пути им пришлось прикончить какую-то испуганную старушку, вышедшую в коридор на шум.
Уже через три-четыре минуты они спешно уходили дворами.
Находясь в нескольких километрах от места преступления, они увидели мчащиеся мимо полицейские машины. В основном Хадсоны, но был и один Форд модели Т.
— Вроде бы, никто ничего не видел… — произнёс Парфёнов. — Теперь нужно избавиться от вещей и вернуться в отель.
Переоделись они в тёмном переулке, в свою обычную одежду, а «рабочую» они закинули в мусорный бак и залили керосином, после чего подожгли.
Орудия убийства они оставили на месте преступления — кувалда и отвёртка в квартире жертв, а молоток на подоконнике будки покойного консьержа. Отпечатков там нет, потому что работали они в кожаных перчатках, сгорающих сейчас в баке.
Теперь они побудут в городе ещё несколько дней, после чего поедут обратно в Лос-Анджелес.
Работа сделана.
*25 июня 1919 года*
— Да что же происходит?.. — тихо спросил себя Аркадий.
Из Челябинска докладывают — город сдан без боя. Гарнизон мятежников убыл на восток ещё во время взятия Екатеринбурга.
А теперь Аркадий стоит посреди вокзала Тюмени и недоумевает.
Они готовились к штурму, но Корнилов сдал город без боя.
Такое ощущение, что он просто бежит от Немирова, будто уверенный, что сражаться с ним сейчас — это заведомо гиблое дело.
Вообще-то, Аркадий тоже был уверен, что сражаться с ним сейчас — это заведомо гиблое дело…
Но он не мог поверить, что сам генерал Корнилов полностью упал духом и сейчас пытается трусливо выиграть время.
Несмотря на то, что Аркадий считал его своим врагом, он признавал за Корниловым выдающиеся лидерские качества, а также тактический талант сражаться по старым правилам. Увы, к новым правилам Лавр Георгиевич приспосабливается очень плохо и очень медленно.
«Хотя, об этом я горевать не буду», — подумал Немиров. — «Хотят бежать дальше на восток — пусть бегут неуклюже».
На Тюменский уезд у него большие планы. Он точно знал, что здесь есть нефть. Причём её здесь так много, что хватит на всё это столетие и останется ещё прилично.
Только вот есть одно досадное обстоятельство — нужно как-то сохранить в секрете открытие настолько крупного месторождения нефти и газа.
Западно-сибирский нефтегазоносный бассейн является одним из крупнейших в мире, нефти и газа там столько, что это закроет вообще все вопросы РККА, гражданского населения, промышленности, а также половины планеты — экспортные возможности просто феноменальные.
«Нефть-матушка», — подумал Аркадий. — «Газ-батюшка».
Но такие запасы нефти — это очень веская причина, чтобы страстно возжелать завоевать Россию.
«Гитлер не просто так рвался на восточный лебенсраум…» — пришла в голову Аркадия мысль. — «Сердцем чуял, говна такая…»
С такими, практически не ограниченными, ресурсами, Германию было бы не остановить, сложись всё как-то иначе.
Когда Аркадий писал роман о попаданце в 1930-е годы, он внимательно изучал все экономические возможности. И в тридцатые с добычей тюменской нефти не было никаких технических проблем — тогда умели бурить скважины глубиной в два-три километра, поэтому весь вопрос был в геологической разведке.
А вот сейчас, насколько знал Аркадий, бурят скважины глубиной максимум в километр. И это проблема, потому что нефтеносные пласты в Западно-сибирском нефтеносном бассейне залегают на глубине 2-3 километров. Это ужасное обстоятельство, которое могло поставить жирный крест на всех благих начинаниях Немирова.
Он ни разу не нефтяник, поэтому не сможет особо помочь инженерам в решении подобной задачи, поэтому единственное, что он может — это организовать в Тобольской губернии обширную геологическую разведку, чтобы в нужный момент всё было готово.
Но самое печальное — нет в России по-настоящему серьёзных нефтяных месторождений, до которых можно докопаться современными бурами.
«В сороковые годы у СССР был только один внятный источник нефти — бакинские месторождения», — подумал Аркадий. — «И что же делать?»
Под ногами его огромнейшие богатства, которые ждут своего часа, но добраться до них сейчас невозможно.
«Ограничение технологией, мать его…» — раздражённо подумал Аркадий.
В 30-е — легко, в 20-е — невозможно.
— Товарищ гвардии генерал-майор! — нашёл его связист. — Смольный на связи!
— Веди, — приказал Аркадий.
Телефонную станцию разместили в пристройке к ремонтному цеху. Аркадий принял трубку.
— Гвардии генерал-майор Немиров у аппарата, — произнёс он.
— Товарищ Немиров, — заговорил с ним Яков Свердлов. — Срочная новость неприятного характера.
— Слушаю, — ответил Аркадий.
— Японская империя, по приглашению правительства Российского государства, производит интервенцию в Приморскую область, — сообщил Свердлов. — Сообщается, что японский экспедиционный корпус уже начал высадку во Владивостоке.