На Грани. Книга вторая

Глава 2

Уивинорэ предавался созерцанию, когда кольцо смотрителя дало о себе знать. Перстень, украшенный крошечным кораблем из драгоценных камней, нагрелся и окутался свечением. Ну неужели! Еще один жаждущий вырваться за пределы скромных человеческих возможностей сумел обойти все ловушки и капканы на пути к знанию и силе. И пусть сила, приобретаемая людьми, — лишь тень подлинного могущества, но и она манит, заставляя рисковать самым дорогим — жизнью. Что ж, их можно понять. Впрочем, Уивинорэ было наплевать на мотивы, заставляющие шургатцев пересекать Темное море. Люди для совершенных — лишь забавные игрушки.

Что ж, самое время взглянуть, кто на этот раз хоть на время развеет скуку тегнари. Уивинорэ всмотрелся в перстень, продолжающий мерцать. Теплое золотистое свечение, оставаясь в своих пределах и в то же время разрастаясь, постепенно окутало все пространство вокруг. Крошечный драгоценный кораблик, где каждый парус имел свой собственный цвет, был вырезан ювелиром настолько точно, что можно было увидеть каждую мельчайшую деталь. Чем дольше смотришь, тем реальнее становился корабль. Через какое-то время он заполнил собою все пространство, а совершенный почувствовал себя ветром, кружащим над темной водой, легко и весело петляющим среди мачт, ощущающим всем своим бесплотным существом соленые брызги. Уивинорэ очень любил становиться ветром. Он, конечно, мог позволить себе это и без кольца смотрителя, но в других случаях это было бы пустой забавой, слишком явным подтверждением того, что он точно так же страдает от скуки, как и большинство тегнари. А Уивинорэ нравилось думать, что он чем-то выше собратьев. Пусть те, кто не знает, как выразить себя, меняют безумные развлечения и удовольствия одно за другим, у него же есть цель, более достойная приложения усилий. И, кстати, людям в планах Уивинорэ отводилось далеко не последнее место. Жаль, что обучение магии гостей с Шургата — привилегия других. Но зато он встречает их и знакомит с удивительным для простых смертных миром тегнари. Кто же на этот раз? Последний раз взвившись к облакам, а затем стрелой ринувшись вниз, ветер-Уивинорэ покружил между парусами и устремился к берегу, чтобы узреть наконец счастливчика.

И кто же это? Что? Двое?! Такого никогда не бывало. Шургатские колдуны, ищущие тайных знаний, всегда в одиночку проходили Тропой испытаний. Мужчина и женщина. Красивые какие! Люди редко обладают подобным внешним совершенством. А люди ли перед ним? С этим еще предстоит разобраться. А пока… Уивинорэ свил кольцо вокруг двух измученных и растерянных путников и перенес их на корабль. По меркам обычного человека это происходило настолько быстро, что он просто внезапно обнаруживал себя на палубе. Всегда было интересно наблюдать, как поведет себя гость, мгновенно перенесясь с берега на корабль. Многие терялись, пугались и тут же начинали строить магическую защиту. Кто-то реагировал, будто так и должно быть. К таким Уивинорэ относился с большим уважением, ибо они изначально отдавали себе отчет, сколь велико могущество совершенных, и не удивлялись его проявлениям. Эти двое, похоже, были из таких. Они не стали изумляться или пугаться, не попробовали защититься от проявлений неведомой силы. Вместо этого мужчина и девушка просто опустились на палубу и почти мгновенно заснули. Настал черед совершенного удивляться происходящему. Тропа испытаний, конечно, изматывает, но чтоб вот так, достигнув заветной цели, оказавшись на борту легендарного граайского корабля, равнодушно и беззаботно завалиться спать — такого прежде не случалось. Странные эти двое. Но тем они интереснее. Любоваться на спящих было не больно-то занимательно, и Уивинорэ решил временно оставить гостей без присмотра, чтобы вернуться позже.

Спустя какое-то время совершенный вернулся. Солнце утонуло в водах успокоившегося моря до следующего рассвета. Странная пара пробудилась ото сна, и теперь оба стояли на палубе и что-то обсуждали. Мужчина выглядел мрачным и решительным, девушка — удивленной и растерянной. Интересно послушать, о чем они говорят. Подслушав, можно узнать о них больше, да и просто любопытно. Раньше Уивинорэ не представлялось подобного развлечения, потому что маги с Шургата всегда оказывались на корабле в одиночестве. Встречались изредка любители поговорить сами с собой, но, как правило, подобные беседы оказывались не слишком занимательными. Зато теперь, скорее всего, будет интереснее. Ветер, временно ставший сущностью совершенного, спустился ниже, игриво коснулся щеки красавицы, бросил темную прядь ей на лоб.

— Вы любите меня?! — удивленно пробормотала девушка, а Уивинорэ про себя порадовался, что ему довелось стать свидетелем разговора на одну из самых занимательных тем.

— Люблю, — кивнул мужчина. — По-хорошему, вам не следовало об этом знать, как и о моем договоре с Энлил. Увы, я не смог удержать ни одной, ни другой тайны.

— Но как вы можете любить меня, если я вас ненавижу?

Уивинорэ счел прямодушие этого прелестного создания безрассудным, но очаровательным.

— Вам уже давно надоело ненавидеть меня, Лотэсса, — возразил ее собеседник. — Вы считаете, что это правильно, что ненавидеть меня — ваш прямой долг и лучший способ почтить память брата и всех погибших. И все равно, в последнее время у вас не очень-то получается. Или я неправ?

— Правы, — тихо ответила девушка после некоторого молчания. — Я больше не могу ненавидеть вас и, кажется, теперь ненавижу за это себя.

Как занимательно. Не зря все-таки тегнари завидуют людям в некоторых вещах, в частности, их возможности переживать столь сильные, противоречивые и интересные чувства. Ограниченность людских возможностей делает их жизнь ярче и насыщенней. Будь этот мужчина совершенным, чего стоило бы ему подчинить чувства избранницы своей воле! Кстати, о магии. В какой-то мере ею должны обладать оба, иначе как бы они прошли Тропу испытаний? Однако проверить магические способности гостей Уивинорэ пока не мог, сущность ветра, придавая необычные свойства, в то же время ограничивала большинство способностей совершенного. Но даже просто глядя на них и слушая разговор, тегнари понимал, что эта странная парочка — не с Шургата, по крайней мере, родились они не там. Как ветер, понимающий любую речь, Уивинорэ легко проникал в суть беседы, но в то же время не был в состоянии определить язык, на котором общаются странные гости корабля. Ладно, пусть пока болтают о своей любви-ненависти. Даже просто послушать подобные объяснения уже интересно. Детали их прошлого и личностей он выяснит позже, когда эти двое ступят на берега Моирры1.

— В таком случае я еще больше жалею, что затеял этот разговор, — вздохнул мужчина.

— Но раз уж затеяли, ответьте, как же все-таки вы смогли полюбить меня? — та, которую назвали Лотэссой, проявила чисто женское желание знать все подробности одержанной ею победы. — Ведь еще недавно моя ненависть была совершенно искренней. Или все дело лишь в красоте? — последние слова прозвучали несколько разочарованно.

— Нет, не только в ней, — мужчина улыбнулся. — Хотя признаюсь, ваша внешность мало кого может оставить равнодушным. Но все гораздо сложнее, тем более что сама ваша ненависть отчасти стала причиной моей любви.

— Это как? — искренне удивилась девушка.

— Жаждете подробностей? — он снова усмехнулся, лукаво поглядывая на собеседницу, очевидно, не хуже слушателя-ветра угадывая в ней наивное проявление женского тщеславия.

— Обойдусь, — обиженно фыркнула та. — И так же ясно, что все дело в том, что вы — мой хранитель. И любовь здесь ни при чем.

— Ошибаетесь, хотя я сам так думал какое-то время. То есть, сначала я полагал, что влюблен, затем решил, что мои чувства — следствие странной роли, отведенной мне судьбой. Я говорил об этом с Энлил. Она сказала, что хранитель испытывает потребность оберегать и защищать хранимого, но отнюдь не восхищение, нежность и прочие романтические эмоции. Кроме того, она поведала мне, что история не знала романов между хранителями и хранимыми. Это не значит, что их вовсе не было или подобные отношения невозможны в принципе. Скорее всего, в этих отношениях просто не было ничего достаточно важного и интересного, способного повлиять на ход событий или оставить след в истории. Из этого я сделал вывод, что симпатия, которую я испытываю к вам, не зависит от природы хранителя.

Хранитель? Любопытно. Ну, хоть что-то становится понятней. По крайней мере, ясно, что если девчонка решилась пройти Тропой испытаний, то мужчина просто не мог отпустить ее одну. Значит, маг из них двоих все-таки она. С другой стороны, зачем хранитель магу, способному преодолеть Тропу?

— Тогда мне вообще сложно понять, — пожала плечами девушка. В целом она вела себя так, будто признание в любви ничуть не трогает ее, разве что удивляет.

— Мне тоже. Впрочем, у меня было довольно времени разобраться в своем отношении к вам. Надо признать, вам удалось произвести впечатление в день нашей первой встречи. И дело не только в вашей красоте, которую не спрятать за черными нарядами. Ваша песня, дерзость и язвительность покорили меня, при этом изрядно разозлив. Признаюсь, не думал, что с этим браком возникнут хоть какие-то сложности. Самонадеянно, конечно, но я был уверен, что, несмотря на предсказуемую изначальную неприязнь, завоевать сердце юной девушки легче легкого. Казалось, что стоит нам только познакомиться, и… Но не тут-то было. В отличие от большинства женщин, та, что я выбрал себе в жены, вовсе не собиралась складывать свое сердце к моим ногам. Ваше поведение показалось мне вызовом, покорить вас стало почти так же интересно, как одержать победу на поле боя или за столом переговоров. К тому же, меня уязвляло, что я вызываю отвращение у собственной невесты. Возможно, дело в том, что предыдущие женщины доставались мне слишком легко. Я не покорял их, скорее наоборот, они боролись за мою благосклонность…

— Вы всерьез считаете, что мне интересно послушать о ваших любовницах или о несравненном мужском обаянии, заставлявшем этих несчастных терять разум? — Лотэсса скривила презрительную гримаску. — Воздержитесь от подобных откровений, сделайте милость. И не смейте думать, что я ревную! Просто нахожу подобные разговоры непристойными.

— Прошу прощения, — мужчина старательно изображал покаяние, но в зеленых глазах плясали озорные искорки. — Действительно, разговоры не для девичьих ушей.

— И уж подавно глупо хвастаться своими прошлыми женщинами, объясняясь в любви собственной невесте, — язвительно поддела его собеседница, натолкнув Уивинорэ на мысль, что не так уж она равнодушна к признаниям спутника и чужда ревности, от которой отрекалась с таким возмущением.

— И опять вы правы, моя прекрасная энья! — он склонил голову. — Мне лишь хотелось объяснить, почему ваше равнодушие вызвало во мне досаду и желание во что бы то ни стало покорить вас. Если хотите, я решил сделать это назло, чтобы отомстить за проявленное пренебрежение.

— Это все? — холодно вопросила девушка.

— Нет, это только начало. Чем больше я узнавал вас, тем больше проникался пониманием и сочувствием. Несложно понять ход ваших мыслей, сделавших из меня чудовище. Вы вините меня в том, что ваш прекрасный мир оказался в одночасье разрушен, дорогие люди погибли, а государство утратило независимость. Не могу согласиться, что не мешает мне искренне сострадать вашему горю. Просто невозможно равнодушно созерцать такую боль.

— То есть вы полюбили меня из жалости? — в голосе девушки слышалось удивление, граничащее с возмущением.

— Как вам нравится все упрощать, — мужчина покачал головой. — Я не полюбил вас из жалости. Сострадание в моей душе породило желание утешать, защищать и заботиться, одним словом — нежность. А нежность по отношению к юной прекрасной девушке — очень опасное чувство.

— Не убедили. Все равно выходит, что вся ваша любовь назло и из жалости.

— Как я понимаю, вас это не устраивает? — он улыбнулся. — А что вы желали услышать?

— Ну, — протянула Лотэсса. — Было бы уместнее сказать, что я прекрасна, умна, восхитительна, необыкновенна… в общем, все, что в подобных случаях говорили другие мужчины, — она вроде как шутила, точнее язвила, однако что-то в лице и голосе давало понять, что девушка и впрямь была бы не прочь услышать все это от спутника.

— Мне, значит, не позволено упоминать бывших возлюбленных, а вы можете приводить в пример своих многочисленных поклонников?

— Конечно, — усмехнулась дерзкая девица, ничуть не смутившись. — Не я же признаюсь вам в любви!

— И то верно. Что ж, энья Лотэсса, вы прекрасны, умны, восхитительны, необыкновенны. Заметьте, я говорю все это искренне, а не просто исправляя свою оплошность. Кроме того, вы благородны, добры и бесстрашны.

— К вам я никогда не была добра, — довольно жестко осадила его Лотэсса.

Уивинорэ обратил внимание, что девушке словно доставляет удовольствие мучить спутника, выступавшего в роли смиренного искателя ее благосклонности. Сложно было понять, что на самом деле испытывает Лотэсса, старательно разыгрывающая надменное безразличие к признаниям.

— Ваша доброта временами относилась даже ко мне, — возразил мужчина. — Впрочем, думаю, нам стоит прекратить этот разговор. Можете забыть все, что услышали.

Очевидно, холодность дамы его сердца все-таки уязвляла влюбленного и причиняла боль, которую он не желал показать.

— Я не забуду, — внезапно надменное безразличие исчезло, уступив место искренности. Девушка говорила тихо и проникновенно. — И я не хочу, чтобы вы совершали из-за меня убийство.

— Вы, кажется, не так давно хотели, чтобы я убил хозяина той рабыни, забыл, как ее звали…

— Но не из-за меня! — воскликнула Лотэсса.

— То есть я могу совершить убийство, спасая совершенно чужую мне жалкую женщину, и не должен убивать ради собственной невесты, которую люблю?

— Надеюсь, вам не придется этого делать, — глядя на спутника, девушка выглядела столь нежной и трогательно беззащитной, что даже Уивинорэ, равнодушный к внешней красоте и прочим людским достоинствам, начал понимать ее спутника. — Я все-таки верю в помощь Маритэ. Она же соизволила явить нам свою милость и силу.

В ответ мужчина только покачал головой, лицо его выражало сомнение.

— В конце концов, я нужна ей, чем не повод вылечить меня?

О чем они толкуют? Девочка больна? При чем тут убийство? И тем более Маритэ? Увы, будучи ветром, Уивинорэ не мог задавать вопросов. Зато он приберег их до встречи с этой странной парой.

Девушка присела, опершись спиной о внутренний борт. Она молчала, уйдя в свои мысли. Мужчина опустился рядом.

— Думаете об Эдане?

В ответ Лотэсса лишь молча кивнула.

— Считаете, что не имеете права принять мою любовь, что это будет предательством его памяти? — получив в ответ еще один утвердительный кивок, он продолжал. — Неужели эн Линсар желал бы, чтобы сестра всю жизнь посвятила тоске по нему, запрещая себе быть счастливой?

— Считаете себя таким уж счастьем для меня? — она обернулась к спутнику, сидевшему рядом. — Дело не в Эдане, а во мне. Я знаю, он хотел бы, чтоб я не грустила, улыбалась и строила свою жизнь так, как лучше для меня. Эдан был таким. Он жил легко и весело, и если он где-то есть… — девушка на мгновение запнулась, — он остался прежним. Он простил бы мне даже любовь к виновнику собственной смерти, лишь бы я была счастлива. Я знаю. Он бы простил, — повторила она. — Но я сама не смогу простить себе. По мне, это действительно предательство. Быть может, когда-нибудь я смогу смотреть на вещи иначе, но не сейчас. Вы правы, в моем сердце уже нет ненависти, и я больше не считаю вас чудовищем, даже готова признать, что король из вас для Элара выйдет лучший, чем Йеланд. Но полюбить — это слишком. Простите…

— Вам не за что просить прощения, — мужчина обнял Лотэссу за плечи, и та не отстранилась. — Я не требую и даже не прошу ответа на свои слова. И я не уверен, что стоило затевать весь этот разговор.

— Стоило, — почти беззвучно возразила девушка, склоняя голову на плечо спутнику, который, как оказалось, был ни много ни мало — королем.

Это обстоятельство в совокупности с упоминанием имени той, что в людских землях почитали как богиню, довело интерес Уивинорэ к странной парочке до крайней степени. Уж он-то, встретив этих двоих, попытается выжать из них все возможное.

А люди между тем уже не разговаривали, просто сидели, обнявшись, под зажигающимися в небе одна за другой граайскими звездами, такими яркими, как нигде в мире.

1Моирра — одно из трех государств, расположенных на материке Граайя. Впрочем, территориальное деление Граайи, как и государственность, является условным.