Сделав суровую морду, я ступил на улицу. Здесь, на западной окраине, стояли деревянные деревенские дома с огородами и сараями, откуда несло птицей и прочей домашней скотиной. Потом пошли дома побогаче: двухэтажные из крепкого бруса, с крашеными заборами и цветочными клумбами, а затем начались каменные строения, между которыми пролегали узкие улочки.
Народ сначала попадался редко. На меня косились, мне кланялись. Мужики здоровались, а щенки провожали взглядами, открыв чумазые рты. Я же делал вид, что я самый обыкновенный человек, идущий по самым обыкновенным делам.
Старик сказал, что живет на восточной окраине, а значит, мне надо пройти весь город насквозь. Вроде и просто да не очень. Стараясь не пялиться по сторонам как те щенки пялились на меня, я шел нарочито медленно и осматривал каменные дома с большими окнами, за которыми были выставлены товары.
За одним таким окном я увидел женские платья из цветных тканей и подумал, что нашим бабам такие наряды пришлись бы по вкусу. За другим окном поставили корзины с хлебом. Буквы над входной дверью гласили: «Пекарня тетушки Борло». За третьим окном я увидел посуду, корзинки и коробки всех форм и размеров.
Ласка говорила, что в каждом городе полно магазинчиков, где можно купить все что угодно… Так вот они какие… Интересно. Я бы зашел в каждый, но денег у меня пока нет. Серебро от толстомордого не в счет. Во-первых, я его не брал с собой. Во-вторых, я не знаю, что на них можно купить. В-третьих, на спине моей тяжелая шкура, от которой надо быстрее избавиться, а уже потом идти к старикам.
Так, сам не заметив, я вышел на открытое пространство. Площадь — вспомнил я науку Ласки. Посреди нее стояла статуя виверны, изо рта которой падала маленьким водопадом вода, срываясь в каменное озерцо. В разные стороны отсюда уходили широкие улицы, по которым сновали люди и ездили повозки. Часть пространства занимали навесы, под которыми торговцы продавали свои товары.
Что если встать рядом с ними? Я задумался. Нет. Слишком много вопросов может возникнуть. Сомневаюсь, что колдуны стоят посреди городов и продают невыделанные шкуры снежных барсов.
Но зато можно под видом интереса, попробовать выяснить, кому можно продать шкуру.
Я выпрямил негнущуюся от тяжести спину и решительно направился в ту сторону. На столах там чего только не было: и бабские бусы, и ткани, и обувь, и всякие сумки, и мешки, овощи, мясо с душком, круглый маленький хлеб и много чего еще.
— Желаете что-то приобрести, господин колдун? — спросил меня усатый плюгавый мужичок, когда я остановился возле стола с какими-то железками. Половину из этих орудий я не знал, другую половину определил как ножи разных форм и размеров.
— Желаю продать, — сказал я с самым серьезным видом. — Шкуру снежного барса.
— Ого! Откуда же у вас шкура? Нынче в предгорья никто не суется, да и в лес тоже. Да вы поди знаете?
Я огляделся. Народ вокруг будто подошел ближе и навострил уши.
— Знаю. А шкура с северных предгорий. Это животное встало на моем пути, за что и поплатилось, — ответил я и улыбнулся как можно добродушнее, но народ вокруг почему-то испуганно отступил, делая вид, что их тут нет.
— А правда, что вы, господин колдун, будете обоз провожать? — не унимался торговец.
— Правда.
— Слава Алайе! Да услышала она наши молитвы! Мы тут словно взаперти! Запасы скоро кончатся! Ваши друзья доставляли кой-что, но разве можно много доставить порталами?
— Нельзя, — согласился я, вспомнив слова Керы.
— То-то же! Так зверя, стало быть, убили? — с надеждой спросил кто-то из толпы.
— Нет еще. Ищу.
— Уже искали и все убегли! — снова крик из толпы.
— Не убегли, а сдохли, — поправил я, и в толпе сразу начали перешептываться. — Наверное. Так что насчет шкуры? Кому в этом городе можно ее продать?
— Так Монте-скорняку! — отвечал торговец. — Он сам выделывает, да на зиму одежу шьет. Тут давеча жаловался, что с этим монстром и на охоту не сходишь, а запасы у него кончаются. Подмастерье распустил, а ведь ему на рудники много меховых жилетов заказывают. Там холодина ночами постоянная даже летом.
— И где мне найти этого вашего Монти-скорняка? — спросил я.
— Вы вниз по улице идите почти до самых окраин, там справа и увидите его мастерскую. Мимо не пройдете, — он махнул в сторону дороги, уходящей как раз на восток, куда я и направлялся.
Я поблагодарил словоохотливого торговца и направился дальше, провожаемый десятками любопытных взглядов.
Мастерская действительно вскоре обнаружилась. Большие деревянные ворота были отворены, на бревне между двух высоких опорных столбов были прибиты три большие буквы «МЕХ».
Я вошел в ворота. Слева располагались конюшни и стояла большая крытая телега, справа вдоль забора выстроились столбы с веревками. Видимо, эти столбы предназначались для растягивания и сушки шкур.
Прямо большой двухэтажный добротный дом. Под большим навесом столы, множество инструментов висело на гвоздях забитых прямо в стену дома. Порога не было, да и дверь странная, скорее еще одни маленькие ворота.
У этих ворот сидел бородатый мужик и курил трубку. У отца Ласки была такая же.
— Доброго дня, — поздоровался я, стараясь подражать человечьим манерам. — Это вы Монти-скорняк?
— Сучьи дети! — взревел мужик и поднялся.
Ростом он был даже выше меня, а в ширь так раза в три больше. Мускулистые руки торчали из безрукавки как два бревна, кулачищи с приличные булыжники. Глаза маленькие, черные, волос тоже темный. Если бы медведи умели перекидываться в человека, так они были бы похожи на этого Монти.
— Это я не вам, господин колдун, — уже спокойно отвечал скорняк. — Монтен меня звать. Какой же я Монти? Тьфу!
Я понимающе кивнул. Действительно, кто додумался эту громадину называть Монти? Разве что те, кому жить надоело. Даже мне, ракха, при одном взгляде на него стало не по себе. Он был бы страшным и огромным ракха. Конечно, бояться его мне не к чему, но я сейчас вроде как человек…
— Откуда вы знаете, что я колдун? — спросил я, в попытке побольше выяснить про здешний народ.
— Так слухи еще со вчерашнего пошли, что колдуна из Академии прислали. Да и маленький у нас городишко. Все друг друга знают.
Ага, значит все-таки в захолустья колдунов тоже Академия поставляет.
— Чужаков хватает, правда, но не сейчас, — продолжал Монтен. — Уже много месяцев мы тут чужих не видали. Даже с рудников к нам теперь не ходят. Бояться со зверем встретиться. А тут местр Рэрдон объявил, что обоз отправляется. Мы уж было обрадовались, что чудище убили, а он говорит, что пока не убили, но охрана будет такая, что никакое чудище не страшно. Не верит ему народ.
— Почему? — спросил я и наконец-то скинул шкуру на один из столов.
Монтен посмотрел на шкуру удивленно, но на вопрос ответил:
— Так уже пытались охрану ставить, да не простую. Чуть ли не пол руфордского гарнизона. Всех чудище положило. А это откуда у вас?
— В горах на барса наткнулся. Старый, матерый… В общем, не разошлись мы на горной тропе. Выделывать мне пока не чем, сколько возьмешь за сырье?
Монтен развязал веревки и разложил шкуру сначала мехом вверх, затем перевернул и одобрительно покачал головой:
— Свежевать умеете грамотно, господин колдун. И выделывать можете?
Знал бы он, сколько я на своем веку свежевал, вываривав, высушивал, выдалбливал… Но рассказывать ему я это конечно же не собирался, а просто кивнул и улыбнулся.
— Не знал, что ваш брат такое умеет.
— У нас много интересных навыков. Да и потом, страсть как люблю охоту. Так что пока с чудищем не разберусь, могу поставлять шкуры. Барсов тут, как погляжу много. Медведей видел, лисиц.
— Лес наш богат, то правда. Предгорья тоже богатые. Пушнины много, не переводится, — с гордостью отвечал Монтен. — Буду благодарен, но пока много за них давать не смогу. Сами понимаете, товар мой зимой покупают, да на рудник продаю. Только на рудник пока монстра не убьете, ходу нет.
— На рудник сам могу отвозить. Как пойдет. Мне пока многого не надо. Я логово чудища разыскиваю, так что зверье будет вставать на пути. Шкуры оставлять жалко.
— Понимаю, — кивнул скорняк. — И не боязно вам в лес одному ходить?
— Боязно? — я задумался. С одной стороны, белая тварь меня напугала, с другой, я выяснил, что меня она тоже боится. Колдуны не могут создавать такие иллюзии как мы, им это знание недоступно. Как же я буду охранять обоз? Вот моя тайна и раскроется. Так что может зря я тут с людьми болтаю. — Немного, но я справлюсь.
— Смелый вы, господин колдун, — одобрительно покачал головой Монтен. — Я вам за каждую шкуру готов давать двадцать серебром за невыделанную.
— А за выделанную? — уточнил я.
— Ну тут и тридцать можно, ежели выделка достойная будет.
— Хорошо, я согласен, — отвечал я, хотя совсем не понимал, много это или мало.
Монтен ушел в дом и через минуту вернулся с кошелем. Отсчитал мне двадцать серебром, и мы распрощались.
Я отправился вниз по улице. Она оказалась длиннее, чем я думал. Чем ближе к окраинам, тем беднее становились дома, тем больше воняло скотиной, тем меньше народа шлялось по дороге.
Наконец я приметил добротный дом с розовыми кустами перед забором. За ним, как и говорил старик, оказалась покосившаяся, ветхая избенка. От забора здесь мало что осталось, но во дворе было чисто и даже посажены кое-какие цветы вперемешку с ягодными кустами.
Я вошел во двор, и тут же ко мне с лаем кинулась большая лохматая собака. Однако пес очень быстро понял, кто перед ним и, скуля, попятился в свою конуру.
Тут же на пороге показался старик.
Я молча протянул ему банку с мазью и собирался было уходить, но старик запричитал:
— Господин колдун! Благослови вас Ивай! Вот, возьмите! — он протянул мне медяки, но я просто уставился на них, не зная, как быть. Брать деньги с нищего старца не хотел, однако кто знает, какие у людей законы? Быть может, я нанесу ему глубокое оскорбление?
— Я не уверен, что эта мазь поможет, поэтому пока денег брать не буду, — выкрутился я и поспешил покинуть двор, пока старик опять не начал причитать.
Обратно шел, не спеша, петляя по улочкам города. Некоторые из них были такими широкими, что на них спокойно разъезжались крупные телеги, другие настолько узкими, что и двум людям не разминуться.
Рассматривая магазины и товары за стеклом, ловил себя на мысли, что мне хочется все потрогать и рассмотреть внимательнее, но я не решался. Не хотел привлекать лишнего внимания и отвечать на ненужные вопросы.
Иногда попадались харчевни и питейные заведения. Про них я был наслышан от отца Ласки. Тот очень уважал и пиво, и медовуху, и различные настойки. Меня тоже пытался приучить, но все это было такой редкой гадостью, что я не мог и глотка сделать, не закашлявшись.
На одной из боковых улочек возле дома с резными балкончиками и красными шторами на окнах стояли девицы в ярких нарядах. Да таких откровенных, что наши бабы сгорели бы от стыда, хотя и не отличались целомудренностью.
— Господин колдун, не хотите ли поразвлечься? — спросила одна из них.
Яркая блондинка с большими грудями и широкими бедрами. Я бы поразвлекался, да только даже с иллюзией когти и клыки у меня на месте. Пораню еще нежную розовую кожу этой милашки, потом поднимется вой, моя тайна раскроется раньше времени… В общем, я просто улыбнулся и прошел мимо.
Я подходил к площади с другой стороны и остановился возле стекла, за которым медными боками на меня смотрели котелки всех форм и размеров. Прикинув, что котелок мне все равно может понадобиться, а в кармане звенит серебро, я толкнул дверь.
Котелков и различных горшков здесь действительно было много. И медные, и чугунные, и глиняные горшки.
— Чего изволите, господин колдун? — раздал голос из-за прилавка.
Седой пухлый старик в видавшем виды кафтане подошел ко мне и принялся рассказывать о товаре:
— Здесь у нас маленькие экземпляры для отваров и компотов, тут суповые, а вот эти большого размера. Вам какой медный, чугунный?
— Медный, среднего размера, — я указал на котелки, которые мы меняли у торговцев на шкуры. В таких было удобно и варить отвары, и вываривать мозги.
— Два серебряных, господин колдун, — сказал торговец и уставился на меня, ожидая то ли реакции, то ли денег.
Я снова не смог понять дорого это или нормально. Начал вспоминать счет, которому меня учила Ласка. В ущелье мы выменивали три таких котелка за одну обработанную шкуру. Монтен сказал, что обработанная шкура стоит тридцать серебряных. Если котелок стоит два серебряных, то за одну шкуру можно купить… пятнадцать котелков. Сучьи торгаши! Вернусь, головы пооткусываю тварям жадным! Дело за малым — вернуться.
Я достал из кармана серебро и отдал старику две монеты. Взял верхний котелок и, поблагодарив торговца, отправился дальше.
Едва вышел на площадь как замер. Солнце уже начало садиться, и я увидел то, чего не заметил в прошлый раз, заинтересовавшись торговыми рядами. Сейчас ряды убрали и передо мной предстало большое здание в целых четыре этажа. Большую каменную лестницу его украшали статуи людей, зверей и монстров. Я подошел ближе и остановился у первой ступени, чтобы рассмотреть их поближе.
По центру стояла статуя мужчины с окладистой бородой. Одет он был хламиду и указывал куда-то на север рукой чересчур мускулистой для старца, каким его изобразили. Справа от него дева с длинными волосами. На ней был намотан кусок ткани, который почти не скрывал прелести. Ладная баба и все при ней.
Слева от старца было нечто непонятное — с ликом человека с крючковатым носом, на козьих ногах, лапами зверя вместо рук, крыльями виверны и маленькими оленьими рожками. Глаза злые, прищуренные, а тонкие губы расплылись в хитрой улыбке.
Здесь так же была статуя воительницы и снежного барса с головой юноши, существа с верхней частью от юной девы и нижней от оленя. И странная нечисть с тремя руками, семью глазами, крыльями летучей мыши и мордой собаки.
— Доброго вечерочка, господин колдун, — раздался голос за моей спиной.
Я обернулся и встретился взглядом с мужчиной в коричневом сюртуке. Он был невысокого роста, лет пятидесяти, с тонкими усиками над пухлой верхней губой. Смотрел на меня снизу вверх с таким горделивым видом, будто сам император явился в это захолустье.
Чуть позади него стоял тощий и высокий мужик с залысинами. Одет он был в штаны и сюртук синего сукна, руки за спиной, глядел на меня темными глазами, будто изучая и в чем-то подозревая. Неужели заметил во мне ракха? Да нет, быть такого не может! Даже колдуны не видят сквозь иллюзии.
Еще на меня бросала робкие взгляды девица в розовом платье. Полнотелая, пышущая здоровьем… Ей бы рожать, да рожать… Светлые волосы обрамляли розовое личико. Ну прямо поросеночек в розовом закатном облаке. Эх, сейчас бы свиную вырезку… Не о том думаю.
— Добрый вечер, — поздоровался я.
— Местр Эрдок Рэрдон, — представился усатый и махнул в сторону своих спутников. — Это новый рив Эрифды господин Гордиер Таллок, а это прелестное создание моя дочь леди Фарна.
Девушка присела, смущенно улыбнувшись, а рив просто кивнул, не отрывая от меня пристального взгляда. Все трое уставились на меня, чего-то ожидая. Предки… Не хотел я говорить свое имя. Наши имена не слишком отличались от людских, однако фамилий мы не носили. Впрочем, Десван и Кеннера не упоминали вторых имен, а значит и я не обязан.
— Лиаман.
— Магистр Зельдей прислал письмо, где говорил, что проблемой трефинонского монстра поручено заниматься его ученице леди Кеннере. Стало быть, вы ее помощник, — местр не спрашивал, он утверждал.
— Стало быть, — не стал отпираться я, тем более в этом была толика правды.
— У меня был презанятный разговор с леди. Кажется, она не знает, как одолеть монстра, что не дает нам житья. Народ волнуется. Как же вы планируете нас защитить? — спросил он, но тут же продолжил, не давая ответить. — Завтра собрание в местрате, потрудитесь успокоить людей. Многие хотели бы отправить своих жен и дочерей в Руфорд, пока проблема монстра не решится.
— Хорошо. А где тут местрат?
Рэрдон посмотрел на меня удивленно и поднял взгляд на здание за моей спиной. Леди хихикнула, прикрыв рот ладошкой, и только рив сохранил невозмутимое выражение лица.
— За вашей спиной, господин Лиаман. Зал собраний на втором этаже. В десять, не опаздывайте, — ответил местр и, развернувшись, бодрой походкой отправился прочь. Его спутники последовали за ним, оставив меня в полном одиночестве на возле местрата.
Что ж… по крайней мере у меня есть ночь, чтобы придумать как я буду защищать обоз и что делать, если меня попросят продемонстрировать магию колдунов. А еще, что отвечать, если спросят про Кеннеру. Хороша ведьма — оставила людей, никому ничего не объяснила и сидит в своей башне со своим белобрысым. Убью… Еще мне не хватало спасать людей от всяких тварей. Я — ракха! Мы с людьми не водимся!
И тут же перед глазами возник образ Ласканы. Ну конечно. Никто не водится, кроме меня…