Музыка нас связала...

Глава 9

Вот откуда здесь взялся этот рыжий кот? Когда я заходил, точно помню — на площадке никаких животных не было, между ногами у меня никто не пробегал. Вошел в квартиру, дверь закрыл. Форточки и балкон заперты. И сидит наглая рыжая морда, вся в шрамах, с надорванным левым ухом, и спокойно облизывает себе лапу.

— Заблудился? Давай, на выход, — я открыл входную дверь и приглашающе помахал рукой. — Вперед, товарищ! Вы здесь не живёте!

Реакции — ноль целых хрен десятых. Нет, лапу поменял, правую на левую. Котейка не очень крупный, худощавый, редкой породы «русская дворовая». В общем ухожен, хотя грязноват несколько. Типичный представитель тех, кто всё ещё гуляет сам по себе, но поесть приходит домой. И меня покидать не собирается. Я к вам пришел навеки поселиться.

— Могу, конечно, тебя покормить, но ничего специального. Суп будешь? С фрикадельками?

Со стороны посмотреть — понимает. Потому что встал и совершенно по-хозяйски попер на кухню. Направление угадать просто — даже я запах еды чувствую. А уж кот — и подавно. Пришел, сел посредине, и начал меня гипнотизировать: ты же приглашал, наливай свой суп. Разогрел ему в розеточке, обычно используемой для варенья, но с недавних пор перешедшей в резерв по причине появления скола на краю. Сам я бы выбросил, но у тети Жени к посуде очень трепетное отношение — в мусорку отправляется исключительно совершенно непригодное к использованию.

Ел котейка аккуратно, я бы сказал, интеллигентно: неспешно, сначала вылакал жидкую часть, и только после этого приступил к поеданию картошки и двух фрикаделек. Съел всё, и на всякий случай посмотрел вопрошающе: больше ничего не будет? Я и так отдал тебе треть своей порции, теперь только варить свежий суп, что я, кстати, и собирался делать. Помыл тарелку и налил воды. Как вещал один из дикторов в постоянно бубнящем на кухне радио: если вам хочется есть, то в большинстве случаев вы ошибаетесь, и вам всего лишь надо попить. На себе я эту теорию не проверял, а на госте могу запросто.

Пора спросить мнение эксперта. Несмотря на ухудшившееся зрение, тетя Женя знает всё и обо всех. А уж про домашнюю живность — и подавно. И еще не поздно.

— Привет, — сказал я в трубку после привычного «Алё».

— Здоровались сегодня. Чего хотел?

— Слушай, тетя Женя, рыжий кот, простой, не старый, с надорванным левым ухом, он чей?

— В нашем доме таких нет. И не видела.

— Забрел в квартиру, как сквозь стену прошел. Всё заперто, откуда он мог взяться, ума не приложу.

— Было бы что прилагать, — проворчала тетя Женя. — На кровать не пускай, еду спрячь. Давай, до завтра.

***

Кот оказался на редкость пристойным гостем.

На кровать не лез, ночью не устраивал концертов, не носился тыгыдыком по квартире, не орал душераздирающе под дверью, требуя еды или выхода.

Утром скромно поел суп с куриной кожей — я её всё равно выбрасываю, а тут пригодилась. Подождал, пока я позавтракаю, помою посуду, и только потом боднул меня в ногу, показывая направление к входной двери: давай, выпускай.

Молча.

Золото, а не животное. Я бы его даже оставил — уговорил бы тетю Женю. Видно же: умный, воспитанный, терпеливый. Некоторые племена в Африке верят, что обезьяны умеют говорить, но молчат, чтобы их не заставили работать. Вот и этот рыжий явно мог бы заговорить, но не считает нужным.

Подумал — и забыл.

Занялся рутиной: сбор в больницу, утренние хлопоты. Надо бы наконец научить тетю Женю пользоваться плеером на телефоне, пусть слушает свои книги. Потому что меня этот Эркюль Пуаро уже достал. Я люблю детективы, но не в таких количествах.

Настроение у тети было так себе.

Еще вчера на перевязке выяснилось, что рана заживает хуже, чем хотелось бы, а потому планы на раннюю выписку окончательно перешли в разряд фантастики. А сегодня выписали её соседку по палате, которая поступила позже. И плевать, что операцию ей делали совсем другую — без разрезов, только проколы.

— Я тут лежу, лежу, а она уже ушла! Неделю всего полежала!

— А что, если бы тебе тоже сделали лапароскопию?

— Так мне резали!

— Ну да...

Спит она тоже плохо — кровать, видите ли, плохая. Одно только хорошо — сегодня тете Жене не до Агаты Кристи.

Послушал я всё это, да и пошёл к лечащему врачу.

Надо бы это дело прекращать, потому что иначе мне придётся слушать дальше. И просто так пройдет вряд ли, я со своей тетей давно знаком.

Ирина Михайловна сидела в ординаторской одна, и по старинной врачебной традиции что-то быстро печатала. Раньше от руки писали, теперь вот клавиатуре покоя не дают.

— Здравствуйте, я по поводу Василенко.

— Евгении Андреевны? Присаживайтесь, пожалуйста.

— Нельзя ли добавить ей что-нибудь для... как бы это сказать... легкой седации? Настроение никакое, жалуется, спит плохо. Я понимаю — возраст, но...

— Я посмотрю, что можно сделать, — Ирина Михайловна что-то чиркнула ручкой на перекидном календаре. — У вас всё?

Я уже собрался уходить, но не удержался:

— Извините, а Алла Викторовна... кем вам приходится? Просто внешне...

Доктор даже не удивилась.

— Очень похожи?

— Да.

— Моя бабушка.

— Вы с ней знакомы?

Вот оно, очарование молодости, когда все, кто на десять лет старше, кажутся одного возраста.

— Нет. Просто помню. Видел в детстве.

— С ней всё в порядке?

— Да, она сейчас у папы живёт.

Вот и вся информация. А что я у пожилой женщины выяснял бы? Может, она и не узнает уже никого. Спросить я могу и у более молодой версии, если будет желание. Осталось помириться.

Странное, конечно, дело, я сам себе удивляюсь. Прожил столько лет, а вот историей семьи только сейчас заинтересовался. И зачем? Участников тех событий уже и в живых не осталось почти.

***

Кот вернулся вечером. И снова — как? Ни хлопка двери, ни скрипа замка. Только еле слышный звук — будто по полу прошёл сквозняк. Скрипнула половица — и вот он, наглый рыжий гость, устроившийся в кресле, словно жил здесь всегда.

Молчит, не просит еды, не выпрашивает ласки. Но я-то уже знаю: стоит разогреть супчик — и он тут как тут.

Поужинал, попил воды — и улёгся у моих ног, пока я переслушивал всю дискографию Стиви Рэй Воэна. Студийных альбомов у него всего шесть, если считать совместный с братом, и они короткие — по сорок минут. Второй, «Couldn’t Stand the Weather», вышел в мае восемьдесят четвёртого. Не знаю, как Валера относится к блюзу, но мимо этой гитары, что тянется прямо к душе, мало кто проходит равнодушным. Вряд ли он слышал дебютный альбом, про наводнение в Техасе, но этот даже лучше. Каково это будет, такое чудо услышать первый раз?

Если уж подбирать запасной вариант, то возьму «Alchemy» — концертный альбом «Dire Straits». Всё равно в Союзе Нопфлера пока мало кто знает. Они станут по-настоящему популярны только через год, после триумфа «Brothers in Arms».

Я живые альбомы очень любил в молодости, мне казалось, что они несут в себе энергию общения исполнителя с публикой. А потом охладел. В студии музыканты сидят месяцами, выбирают для записи лучшие дубли, пробуют микшировать в разных вариантах. А концерт — это всегда лотерея. Одна попытка, нервы, ошибки. К тому же, потом всё равно редактируют, соединяют куски, переписывают вокал. Бывают исключения, конечно, но большая часть концертников — шлак. А будет настроение, и оба релиза дам послушать. Вот какой я добрый.

Котейка лежал спокойно, встрепенувшись всего один раз, на вступлении к «Voodoo Child». Он вскочил на ноги, и посмотрел на меня, будто только что перед нами приземлилась летающая тарелка с инопланетными котиками. Порванное ухо встало торчком как антенна. Всё, что звучало раньше, оставляло его равнодушным. А тут — реакция.

Что-то в этом было.

Наутро — всё по расписанию. Завтрак, пара минут у порога — и рыжий уходит, как ни в чём не бывало.

Я встал у окна, посмотреть, куда пойдёт. Но он меня перехитрил.

Прямо перед подъездом сел, щурясь на солнце, словно никуда и не собирался.

Наблюдает.

***

С утра сходил в больницу. Наверное, Ирина Михайловна всё же добавила к лечению каких-то волшебных таблеток, потому что тетя Женя была поспокойнее. Ночью спала, о выписке в режиме «вот срочно бегом» не заговаривала. Поела, переоделась, послушала про Пуаро, и задремала. Всегда бы так. Надо спросить, чем это ее накормили, вряд ли что-то из тяжелой артиллерии. Купить и дома давать, когда вредничать начнет в очередной раз. Но доктор была на операции, а без нее сообщать детали лечения медсестры не стали. Ничего, не последний день, узнаю позже.

Дома посидел на дорожку, и начал собираться. Уже привычно напихал в рюкзак всё, что мне может понадобиться. Проверил заряд аккумуляторов, подергал кабель-обманку, не отвалится ли он от наушников в самый неподходящий момент. Добавил шоколадку для Федора. Долил воды в бутылку. На всякий случай бросил еще несколько карамелек. Вроде всё.

Вот замок смазать надо, как-то ключ туговато входить начал. И проветрить, потому что чувствуется сырость. Может, мне кажется, но вот эта смесь плесени, мокрой земли и чего-то гниловатого меня напрягает. Хотя вычистил же всё, мусора не осталось. Вот вернусь, и займусь. И погодка как раз подходящая: тепло и солнце пригревает.

Подошёл к порталу, посветил фонариком. Вроде всё на месте, никуда не пропало. Поставил в сторону рюкзак, чтобы не мешал становиться на четвереньки. У меня здесь всё цивильно — постелил на пол старую клеенку. Зачем-то погладил стенку подвала, даже не знаю с какой целью, наклонился, согнул в колене правую ногу, в спине что-то хрустнуло, и... АААААААА!!! Поясница!!! О-ох... вдохнуть бы! В глазах потемнело, и я рухнул на бок, ничуть не беспокоясь, что могу испачкаться или что-то порвать. Плевать, лишь бы не болело! При приземлении испытал новую порцию непередаваемых ощущений. В поясницу будто забили кол, и любое движение отдавалось там новыми вспышками боли.

Я не знаю, сколько времени прошло, пока я смог найти положение тела, в котором мог бы спокойно вдохнуть. Упал я не очень удачно: фонарик освещал в основном мои кроссовки. Так что думал почти в темноте. Телефон? В рюкзаке.

Рюкзак? Примерно в метре.

А я? Вне игры.

Сначала я пытался успокоиться, дышать ровно. Получилось не сразу. Потом — сосредоточиться на чем-то другом. Например, на мыслях, что я — идиот. Ну, правда. В мои годы так вот бодро прыгать в порталы, даже не размявшись?

Внезапно захотелось воды. А бутылка с ней где? Правильно, в рюкзаке, до которого и рад бы дотянуться, да поясница не дает. Остается только лежать и слушать, как где-то за стенкой возятся мои старые враги — крысы. Вот сейчас самое время отомстить — быстренько прокопать новую нору вместо порушенной мной, и можно спокойно потырить всё конфеты, шоколад, и даже покусать меня — всё равно я толком сопротивляться не могу.

Сейчас мое оружие — плавность движений. Никаких резких рывков и перекатов. По миллиметру, по миллиметру, останавливаясь каждый раз, когда поясница сигналила: «Эй, дружок, а ну-ка прекращай! У меня всё под контролем!»

Левой рукой нащупал лямку рюкзака. Подтянул его к себе — а он, как назло, завалился набок, застёжкой вниз. Прекрасно.

Я дышал медленно, как будто обманывал собственное тело. Знал: резкое движение — и меня опять переклинит.

А если не двинусь вообще — так и останусь тут, в темноте, среди пауков, плесени и запаха сырой земли. Ну и крысы тоже. Нет уж.

Пальцы дрожали, но я расстегнул рюкзак. Достал воду и выпил чуть не пол-литра, присосавшись к горлышку. Блин, чуть не потерял крышечку. Начал доставать телефон, и наткнулся пальцами на упаковку таблеток. Как я мог забыть? Я же сам их сюда укладывал, микроаптечку на всякий пожарный. По одной-две разных, на все случаи жизни. Что тут у нас? Парацетамол. Он от температуры? Но вроде и обезболивает. Сюда его. Порошок, надо растворять в воде, но думаю, если высыпать в рот и запить, то действие будет то же самое. Омепразол — не подходит, это от желудка. Порошок от изжоги... а это что? Диклофенак, две таблетки! Настоящий клад! И сразу следом за ним — кеторол. Помню, зуб болел, помогло. Не сразу и не окончательно, но это лучше, чем ничего. Возможно, лекарства просрочены, но не в моем положении обращать внимание на такие мелочи.

Выковырял таблетки из упаковок, бросил в рот, торопливо запив их водой. И только когда собрался высыпать парацетамол в рот, понял, что мозг у меня всё же находится примерно там, где сейчас болит. Я же могу бросить порошок в бутылку и растворить там. Ведь так он точно быстрее всосется в желудке и подействует. Осталась в ней ерунда, меньше половины. Как раз хватит. Разболтал и выпил. Теперь оставалось ждать.

Ждать, пока боль отступит. Ждать, пока тело вспомнит, как двигаться.

Ждать... и слушать, как в темноте за стенкой пищат крысы. Что-то они слишком разошлись. Наверное, у них там день рождения. А может быть, свадьба. Или семейный скандал. Да уж, как пел Чиж... Хотя мне сейчас ближе не блюз, а чистый, концентрированный стон боли.

Наверное, прошло минут двадцать, пока таблетки всосались и начали действовать. Или чуть больше. Но постепенно боль стала не такой резкой. Кол остался там же, но у него несколько затупились острые шипы.

Можно попробовать ползти. Я осторожно начал подниматься на четвереньки. Один хрен придется на них вставать, чтобы забраться на лестницу. Так что незачем изображать из себя летчика Мересьева. Тут расстояние — метра полтора. Ну два, не больше.

Как в детстве говорили: на три-пятнадцать. Рывок — и я снова в аду. С первого раза не получилось. Просто лежать. Просто дышать. Просто повторять про себя, что это не навсегда. Тем более, что я вроде понял, где допустил ошибку.

Подняться получилось с третьего раза.

Я выбирался как черепаха, сантиметр за сантиметром, плавно перенося вес с одной руки на другую и пытаясь подтягивать ноги так осторожно, как только это возможно.

Ладони скользили по холодной земле, плечи заныли от нагрузки. Но я знал: так я дотянусь до лестницы. А там — подтянусь и попробую встать.

Последние сантиметры. Я ухватился за выступ. Тихо выругался сквозь зубы — но не от боли, а от злости. Встал. Медленно, осторожно, как будто подо мной лёд, готовый треснуть.

И всё-таки... я стоял.

Лестница — отдельная песня. Восемь ступенек я преодолевал минут двадцать. Хорошо, что таблетки к этому времени подействовали как следует, и я оказался способен не только вылезти из погреба, но и выбраться наружу. Рюкзак остался внизу вместе с фонариком. Надо кого-нибудь попросить спуститься и забрать. Отсыреет же всё, да и как без телефона?

Помог мне соседский мальчишка лет двенадцати. Хорошо, что мы почти столкнулись у подъезда — я как раз собрался схватиться за перила, чтобы передохнуть в согбенном положении. Просто пацан был в наушниках, и просто окликнуть его вряд ли получилось бы.

— Здрасьте, дядь Саша, — сказал он, пытаясь обогнуть препятствие.

— Послушай, не мог бы ты спуститься в погреб и достать мой рюкзак и фонарик? У меня со спиной... проблемы.

— Ага, сейчас, — отозвался он, протягивая руку. — Давайте ключ.

— Осторожно там, — бросил я ему вдогонку, но он уже натянул наушники обратно и, скорее всего, не услышал.

Вернулся он буквально через минуту. Я даже не успел преодолеть все четыре ступеньки.

— Вот, возьмите, — сначала он протянул мне ключ, потом рюкзак. — Может, вам домой помочь дойти? А то вы... как-то не очень.

Спасибо, безымянный мальчик, который не только довел меня до квартиры, но еще и помог разуться! Денег за услугу он брать не захотел.

Кое-как я добрался до спальни и рухнул на кровать. Все. Сил больше нет. Надо только тете Жене позвонить, предупредить, что сегодня не приду...

И вдруг к моей измученной пояснице прикоснулось что-то мягкое и горячее. Тепло растеклось по спине, и на миг стало так хорошо, так легко, что я едва не застонал.

— Ну надо же, — пробормотал я. — А говорят, кошки не лечат...