Музыка нас связала...

Глава 7

Интересные вопросы дама задает. Я бы даже сказал, неожиданные.

— В каком смысле? Метафизическом? — спросил я, стараясь казаться невозмутимым. Первая отговорка, что пришла в голову, обычно помогает. — Человек.

— В приземленном, — парировала Алла, не давая мне шанса уйти от темы. — Сказали, что в гости приехали, но никто не видел, что вы идете к кому-то домой. Вас видят входящим на территорию больницы, а потом вы пропадаете где-то. И конфеты! Никто не видел таких, даже не слышал!

— А почему вы вдруг решили, что я должен отвечать на ваши вопросы?

— То есть не скажете?

— Ладно, — вздохнул я, будто сдаваясь. — Исключительно ради вашего душевного спокойствия. Где я в гостях — мне кажется, вопрос некорректный. Через больницу хожу, потому что там удобная дырка в заборе, дорогу срезаю. А конфеты купил в Стамбуле, на улице Истикляль.

Пауза. Алла удивлённо подняла брови, а я продолжил с нарочитой лёгкостью:

— От Таксима идёшь прямо, от памятника, где товарищ Ворошилов с Ататюрком красуются, в самом начале улицы справа кондитерская лавка. Там и купил. Для дам. Им всегда нравится. Две лиры пятьдесят курушей за килограмм. Можете проверить, если желание будет.

Естественно, даже при очень большом желании Алла еще как минимум лет пятнадцать не сможет прогуляться по Истикляль и посидеть у Немецкого фонтана на Султанахмет, так что врать на эту тему можно спокойно. Хотя такое количество подробностей, недоступных советскому человеку, сразит кого угодно. В том числе и заведующую терапевтическим отделением Новоторской городской больницей.

— Извините, — пробормотала она, явно растерянная. — Просто... Я думала много, и вот...

— И снова принято, — кивнул я, переходя в почти насмешливый тон. — Вы бы, Алла, плащ надели, или зонт взяли. А то дождь, прическу испортите.

— Да... конечно... извините... — её голос звучал всё тише, пока она, пятясь, уходила к зданию больницы.

— До свидания! — бросил я ей вслед. — Приятно было пообщаться.

Она ничего не ответила. То ли обиделась, то ли задумалась. Переживать буду... может, даже ночью уснуть не смогу.

Но дождь становился всё сильнее, и мне пора было двигаться дальше. Вот холодная капля за воротник попала, бр-р-р. Хоть и не люблю зонты, но сейчас я был бы не против.

***

Вылез из норы, включил фонарик, отряхнул одежду. Дождь меня капитально промочил, оказывается. Решил проверить рюкзак: как там внутри?

Расстегнул молнию и замер, будто участвовал в немой сцене из «Ревизора». Одинокий актёр, выражающий шок и отчаяние. Я смотрел в одну точку, медленно осознавая масштабы проблемы.

Коробка на месте. Внутри плёнка с пузырьками, телефон. Наушники лежат, со своим фальшивым проводом. Всё, как было. Но... где бублики?

Я точно помню, что положил их сверху, аккуратно завернул в пакет. Вот он — пакет. Только внутри какая-то пыль. Серая, как пепел, без запаха. Я вытащил всё из рюкзака, лихорадочно надеясь, что свёрток завалился куда-то в угол. Нет. Только эта субстанция, слабо напоминающая следы давно забытой еды.

Что это значит? Получается, я не могу ничего перенести оттуда сюда? Всё стареет на сорок лет? Разрушается по дороге? Фёдор был прав — вселенная действительно приводит всё к своему состоянию, восстанавливая баланс?

Но ведь раньше я носил. Вот же рюкзак. Фонарик. Продукты. Всё целое. Со мной тоже ничего такого, кроме... Да, пониженный сахар. Теперь и это объясняется. Наверное.

Если я думал устроить бизнес на спекуляции всякими дефицитами, то пора прощаться с этой идеей. Хотя эксперименты провести всё-таки стоит. Может, это только с едой так?

А как насчёт живого? Кошку притащить? Жалко, вдруг умрёт. А вот крысу — легко. Их я терпеть не могу. Или муху. Таракана!

Посадить в спичечный коробок и проверить, что станет. С металлом как? С золотом? Хотя, где я его возьму? Гвоздик с деревяшкой за глаза хватит.

В любом случае сначала нужно всё тщательно обдумать. У меня есть время: следующий раз я планировал не раньше, чем через неделю.

***

Ещё на лестнице я услышал крик. Он доносился, кажется, из нашей квартиры. Сердце ёкнуло. Остановился, прислушался. Теперь тишина. Ну что гадать? Сейчас зайду — всё узнаю.

Стоило открыть дверь, как на меня обрушился голос:

— Сашка! Быстрее! Скорую вызывай!

От неожиданности я подавился карамелькой, которую рассасывал на всякий случай от гипогликемии. Застряла в горле, но я кое-как проглотил.

— Что случилось?!

Я даже не стал развязывать шнурки, стащил кроссовки так, посмотрел на пол в поисках тапочек — одного ожидаемо нет, надо доставать из-под полки. Некогда. Помчался дальше в носках.

— Звони уже, у меня телефон под диван упал. Ой!!! Ох, твою ж... Лихо мне, Сашка! Грыжа ущемилась! О-о-о-о-о!!! — протяжно и громко взвыла она. — А ты ходишь хрен знает где!

— А номер-то какой? — растерялся я, хотя и знал ответ.

— Сто три! Совсем с головой плохо?! Быстрее!

Руки дрожали, пока я тыкал пальцем в клавиатуру телефона. Едва услышал ответ:

— Слушаю, скорая. Диспетчер Кругликова.

Сама карета прибыла минут через десять. Я только успел собрать вещи. Громко сказано: у тети Жени всё было заготовлено заранее — и сумочка с документами, и пакет с одеждой и обувью. А также посуда в отдельном свертке.

Медики, врач и фельдшерица, вошли с лаконичной строгостью. Доктор, мощный, как трактор, осмотрел живот, померил давление и температуру, кивнул:

— Ущемлённая грыжа. Молодцы, что сами вправлять не пытались.

— Носилки! — скомандовал он. Белый халат, казалось, сидел на нём неестественно, как на случайно завернувшем в город деревенском трактористе.

— Сашка, — простонала тётя Женя. — Сходи в пятую квартиру, Диму попроси помочь вынести меня. Ой, как будто гроб заказывать собираюсь... Тьфу ты! Он ведь на смене сегодня! И больше никого нет, одни старики да калеки вокруг.

Она поморщилась и добавила:

— Дай доктору пятьсот рублей. Он сам поможет. И укол сделает, уж не пожалеет.

Врач, казалось, выключился из реальности. Но когда я протянул ему купюру, мгновенно заграбастал ее, спрятав в карман так быстро, будто тренировал движение до автоматизма долгое время. Хотя почему «будто»?

Вместе с доктором мы аккуратно доставили щупленькую тётю Женю к машине скорой помощи. Уселись, и я задумался: что быстрее — поехать с ними или добежать пешком?

— Саша, иди сюда, — позвала тётя, развеяв мои сомнения.

Я уселся на приставное сиденье. Она тут же, тяжело дыша, начала:

— Слушай, деньги гробовые...

— Я помню, — перебил я. — С прошлого раза ничего не изменилось.

— Не умничай, — строго отрезала она. — Одежда в пакете, на второй полке. Синее платье...

Репетиции похорон у тёти Жени случались стабильно два раза в неделю. У меня уже был полный набор чётких инструкций: что где лежит, кому звонить, какой гроб заказать и меню поминального обеда. Всё в подробностях. Я даже завёл отдельный листочек, где записал её «ценные указания», надеясь однажды сократить этот ритуал, но тщетно. Каждый раз церемония соблюдалась безупречно. Сегодня, правда, ей не дали времени разгуляться: до больницы добрались быстрее, чем успели разобрать все нюансы.

Приёмный покой выглядел знакомым — будто и не прошло сорока лет. Хотя, пожалуй, нет. Раньше тут стояли деревянные скамейки, теперь — пластиковые. Персонал тоже изменился: хирургические костюмы вместо традиционных халатов, и те, что были, уже не завязывались сзади, как раньше.

Вскоре в отделении появился хирург. Невысокий, но плечистый, с кавалерийскими усами, которые явно компенсировали недостаток роста. Он вздохнул тяжело, будто ему пришлось прервать что-то важное, зашёл в смотровую, натянул перчатки, скрылся за ширмой.

Осмотр он произвел быстро. Когда вышел, его взгляд сразу наткнулся на меня:

— Родственник?

— Да.

— Кровь надо будет сдать. Два человека. Если своих нет, — он кивнул куда-то в сторону, — на станции переливания есть желающие. С утра подойдёте, пока не рассосались. Направление выпишут.

— Вы же её оперировать будете? — спросил я, дождавшись его кивка, и полез в карман. — Я вас попрошу...

— Потом, — буркнул он, не раскрывая рта, глядя куда-то мимо меня, над плечом. — Не здесь.

И ушёл. Я обернулся, пытаясь понять, что так привлекло его внимание, пока он изображал чревовещателя. И тут заметил: в углу потолка висела камера. Вот так, чуть не влип.

Представил: сижу у следователя, объясняю, что хотел не взятку дать, а показать фотографию с отдыха в Анапе. А деньги случайно приклеились к снимку. Из-за сырости.

***

Операция, как мне сказали, продлится часа полтора-два. А потом тетю Женю всё равно в реанимацию поместят, так что мне в больнице делать совершенно нечего. Хирург, которого я нашел в более интимной обстановке, без пристального взгляда старшего брата, назвался Евгением Александровичем, взял не очень большую мзду, записал номер телефона, и заверил, что сообщит результаты.

Я пошел домой, радовать двоюродную сестру. Она же меня сюда отправила. Мы постоянно созванивались, новости про тетю Женю сообщал ей регулярно. Так что первый звонок — ей.

— Привет, что случилось? — спросила Люба, показавшись на экране смартфона. — Ты обычно по субботам звонишь.

— Да, тетю Женю в больницу положили сегодня. Грыжа ущемилась. Сейчас оперируют уже, наверное. Я лечащего врача мотивировал, но он говорит, что надо понимать — в таком возрасте...

— Конечно, — закивала Люба. — Само собой. Смотри, если что, мы...

— Вот только ты не начинай. Сегодня в очередной раз про синее платье и гробовые деньги узнал.

— Тушеная картошка с мясом и пирожки с капустой, по одному на человека. Думаешь, ты один это слушал тысячу раз?

Я сел на диван и вдруг услышал какое-то бормотание из комнаты теты Жени. Будто телевизор за стенкой. Пошел посмотреть и увидел, что аудиокнига осталась невыключенной, и Пуаро продолжает кого-то разоблачать. Только динамик ноутбука оказался прикрыт подушкой, вот его и заглушило почти полностью. Ничего, вернется из больницы, послушает сначала.

Вдруг захотелось жареной картошки. Наверное, после разговора с Любой. Тете Жене такую пищу есть тяжеловато, да и сам я ее ем не очень часто. А тут вдруг слюнки потекли, когда я представил поджаренные ломтики и запах. А кто мне может помешать? Пойду и сделаю.

И тут зазвонил телефон. Евгений Александрович. А быстро они, всего полтора часа. Или?.. Какое-то предчувствие тревожное появилось.

— Да, доктор?

— Всё закончилось хорошо, — голос хирурга звучал спокойно, без намека на драму. — Пациентка стабильна, пока полежит в реанимации — возраст, сами понимаете. После наркоза в себя еще не пришла. Будут новости — я позвоню. А вы не забывайте про сдачу крови. Не затягивайте с этим. Всего доброго.

И сразу легче стало. Зашипел ломтик картофеля в разогретом масле, и с души будто камень сняли. Живи, тетя Женя, и выздоравливай.

***

Кровь я сдал утром. Свою. Говорят, это даже полезно делать время от времени, организм обновляется. Может, правда, а может, это придумали специалисты службы крови, которым надо выполнять план и заманивать людей. Есть даже звание «Почетный донор», за него энтузиасты кровопускания получают огромные льготы. Какие именно, я не дочитал, там шрифт на стенде мелкий, да и очередь моя подошла. Я сдал направление, с моей профессиональной точки зрения, являвшееся просто клочком бумаги, подтолкнул привлеченного специалиста по имени Толик, который под дверью станции переливания честно зарабатывал себе на опохмел, и пошел сдаваться. Осуждать алкоголика не буду — у каждого свой путь.

Процедура хоть довольно муторная, но времени много не занимает. Когда меня осматривал терапевт на предмет совсем уж жестоких противопоказаний, я поинтересовался, как же насчет качества продукта у всяких толиков, которых здесь довольно много. Врач, женщина лет пятидесяти с профессионально-спокойным лицом, меня заверила:

— У нас всё проверяется, причём неоднократно. Цельную кровь вообще редко переливают — её разделяют на компоненты. Так что опасаться нечего.

После процедуры голова чуть кружилась, о чем меня честно предупреждали. Заставили выпить стакан посредственного чая, даже с бутербродом, на который я смотрел с подозрением, но всё-таки съел. И я пошел домой, слегка отдохнуть. На выходе я позвонил вчерашнему хирургу, Евгению Александровичу.

— Пока всё идёт штатно, — сказал он спокойно. — Пациентку к обеду переведут в отделение, там уже можно будет навещать. Вот телефон, по которому уточнять. У меня дежурство закончилось, свою часть работы я сделал. Всего доброго вам и вашей тете.

Не то чтобы отфутболил, но аккуратно сориентировал на движение в нужном направлении. Обижаться было не на что. За те деньги, которые я ему отдал вчера, в Москве меня бы никто слушать не стал.

Сел на лавочку, позвонить Любе. Стоит, кстати, на том самом месте, где я ожидал, когда освободится Валера. Естественно, студии звукозаписи нет уже очень много лет. Мелькнула мысль узнать о судьбе моего знакомца, но я ее отогнал. Не надо привносить в это дело личные привязанности. Пусть остается как было: здесь одна жизнь, а там — совсем другая. И они никак не пересекаются.

Люба на отсутствие новостей отреагировала сдержанно.

— Ну, хоть всё по плану, — вздохнула она. — Ладно, я на связи.

Разговор оборвался, но через секунду она сама перезвонила.

— Забыла что-то важное? — улыбнулся я в экран.

— Может, приехать? Я бы взяла неделю в счет отпуска. Помогу тебе.

— Поможешь мне что? Прекращай глупости говорить. Приготовить поесть я себе в состоянии, стиральную машинку включать недавно научился. Уходя из дома, выключаю электроприборы и проверяю краны. Или тебе там скучно стало? Так я тебя разочарую — ничего здесь интересного не происходит. Надо будет, позову.

— Эх, Саня... — вздохнула сестра. Но продолжать не стала.

Она у меня очень тактичная, и ни разу в жизни ничем не попрекнула. И даже самый популярный вопрос про женитьбу ни разу не задавала. За что я ее и люблю. Но здесь ей делать нечего. Не дай бог, полезет за чем-нибудь в сарай. Просто посмотреть, по старинной женской привычке. Нет уж, будем любить друг друга на расстоянии.

***

Я даже задремал слегка дома. Немного непривычно было в тихой квартире, без стука по полу палки, на которую опиралась тетя, без бормотания радио и аудиокниг, с утра до вечера развлекавших хозяйку поиском безжалостных убийц в английской глубинке.

Проснулся, позвонил в отделение. Рано еще, сказали. После четырнадцати подходите.

Занялся обычной домашней рутиной: подмел пол, подумал, стоит ли затевать стирку, но отложил это дело на будущее — на полную загрузку стиралки грязной одежды еще не хватало. Решил поесть, но готовить было откровенно лень. И я взял остатки вчерашней картошки, две сосиски, три яйца, и приготовил блюдо под названием «Холостяк пирует». Так-то я готовить стараюсь более полезное, и желательно, чтобы можно растянуть на несколько дней. Но не сегодня.

Пока готовил, решил выбрать, чем поражу Валеру в следующий раз. Что тут выходило в восемьдесят четвертом? «Whitesnake»? За три месяца мог и добраться уже. Да и не очень он мне нравится, если честно. Да, Кавердейл собрал отличную команду, смог привлечь Джона Лорда, Кози Пауэлла, Джона Сайкса, но на выходе получилось очень уж гладко и слащаво. «Квины»? Да ладно, если «The Works» еще не привезли, то что тут вообще есть? А вот «Скорпов» даже сам захотел послушать. Великий альбом. И приторная «Still Loving You» его не смогла испортить. Надел наушники и включил. О, да! Я даже подпевать начал: «Here I am, rock you like a hurrricane!». Чуть не сжег свой обед.

В больницу пришел ровно к двум. Коль скоро сказали еду не носить, то я взял на всякий случай ночную рубашку. Да, в пакете всё было, но мало ли что.

В отделение пустили, заставив переодеться в халат, надеть бахилы и медицинскую маску. Хорошо, что всё это у меня было с собой — не пришлось покупать втридорога в киоске в вестибюле.

Медсестра на посту показала палату, и я уже даже шагнул в нужном направлении, когда как раз оттуда вышла... Алла. Секунда — и сердце ухнуло куда-то вниз. Не может быть. Алла? Если только она каким-то чудом прожила восемьдесят лет и умудрилась не постареть. Хотя... цвет волос другой. Но это же не показатель — у женщин он меняется чаще, чем времена года.

— Здравствуйте, — сказал я, когда мы сблизились до пары шагов.

Она бросила на меня быстрый взгляд, буркнула короткое «Здрасьте» и пошла дальше.

Не узнала? Или я обознался?