Музыка нас связала...

Глава 8

Тетя Женя лежала на больничной кровати как королева, и выражение лица соответствовало титулу. Ни крашеные болотной зеленью стены, ни постельное белье, которое явно пережило лучшее время, не могли испортить этого впечатления. Всё здесь выглядело... чистым, но обескураживающе простым.

Я поздоровался с соседками по палате — их было трое — и взял стул у двери, присев рядом с тетиным ложем.

— Привет. Как ты?

Она улыбнулась и махнула рукой, будто отмахивалась от моей заботы:

— А что мне сделается? Готова к труду и обороне!

— Больше не болит?

— Ноет, но терпимо, — пожала плечами она. — Уколы делают. Кусок, слава богу, не отрезали, так что швы снимут, и...

— А мне сказали, что три недели самое малое.

— Как бы не так! Буду я еще здесь валяться! — ответила она с таким возмущением, будто я предложил ей провести в больнице давно ожидаемый отпуск.

Наступила пауза. Ну, такая, как у людей, довольно долго живущих рядом. Они не чувствуют необходимости заполнять тишину словами немедленно. Им и без слов хорошо.

— Слушай, теть Жень, а вот эта женщина, которая передо мной из палаты вышла, она кто?

— Лечащий врач, Ирина Михайловна, — ответила она сухо.

Её голос чуть зашипел ядом — инстинктивно, на уровне привычки. Так она всегда отзывалась о людях, которые ей чем-то не нравились. Почтальонша, постоянно говорящая при выдаче пенсии, что мелочи нет, фельдшер, заподозренный в выманивании мзды... Тон был один и тот же.

. Но я решил дожать ситуацию до конца:

— Знаешь, в детстве я здесь, в больнице, видел женщину, на которую эта Ирина Михайловна очень похожа.

Тетя чуть заметно напряглась, губы её поджались.

— Не помню таких, — бросила она, глядя куда-то мимо меня.

Ставлю все свои деньги против одного рубля: неправда.

Она быстро перевела разговор:

— Ты мне воды принеси, без газа. Простой. Только не минералку, не люблю я ее. Лучше в литровой бутылке. А этот пакет забери, — она кивнула на что-то под кроватью. — Сегодня больше не приходи, я сама справлюсь. Всё, давай.

Тон её не оставлял места для возражений.

Я не в обиде на нее. Возраст плюс болезнь. Ну и весьма вероятное участие в ситуации покойного папаши, упоминание о котором у нас в семье было тем еще табу. Папа-которого-нельзя-называть. И Саша Базилевич в роли мальчика, который выжил. Ничего, я знаю, у кого спросить, и кто точно правду скажет. Ждать недолго осталось.

***

Дни потянулись совершенно одинаковые. Всё то же, что и раньше, но теперь добавились визиты в больницу дважды в день. Вот тут и оценишь удобство жизни, где всё рядом, в пределах короткой пешей прогулки. А всякие супчики и прочее — сущая ерунда. Забросил продукты в кастрюлю, довёл до ума, отнёс, почитал часок вслух, и дальше гуляй себе, не скучай.

Ирину Михайловну я после той странной встречи видел всего один раз, но разглядел как следует. День был ясный, солнце било прямо в окна больницы, освещая её лицо. Я поднимался по лестнице, а она спускалась мне навстречу. Молодая — от силы тридцать лет. Лет на десять младше той Аллы Викторовны, что я помнил из восемьдесят четвёртого. А лицо — один в один.

Если рассуждать логически, то родилась она в начале или середине девяностых, когда заведующей терапией уже полтинник стукнул. Нет, в новостях постоянно мелькают сюжеты о дамах, которые рожают в весьма преклонном возрасте, но это сенсации. Большинство в пятьдесят уже о таком и не думают. Значит, скорее всего — внучка.

Я специально подождал на день больше, чтобы уж точно Федор оказался на месте. Хочется мне про эту семейку Аллы Викторовны узнать подробности. Не то чтобы кушать совсем не мог, но желание не пропадало. Да и к Валере сходить пора уже. Ждет ведь парень. Непонятно, оно всегда пугает и манит. В выборе альбома я утвердился, но на всякий случай и запасные варианты никуда не дел.

В назначенный самому себе день я с утра сходил к тете Жене, посидел у нее гораздо дольше обычного, чтобы у нее точно не возникло никакого желания вызванивать меня. Потом — Люба, стандартный доклад. Пришел домой, попил чаю, и полез в подвал.

На той стороне снова всё, как и в прошлый раз. Ключ висит на гвоздике. Кстати, я ведь его к себе не таскал. И не буду, потому что до конца еще не выяснил, что с ним может случиться.

Произвел привычный уже ритуал акустической разведки — никого вроде. Хотя по прогнозу сегодня солнечно и плюс семнадцать при небольшом юго-восточном ветре. Вышел на улицу: красота! Всё зеленеет, и душа радуется. И в голове глупая ничем не подкрепленная уверенность, что всё получится.

Где могут сообщить о местонахождении Федора? Наверное, в приемном покое. И правда, знали и сказали. В подвале протечка случилась, и он там с каким-то Володей трубу латает. Уже легче. Где это находится, я с детства знаю.

Но стоило мне спуститься по ступенькам, как я уперся в тугую границу своего пребывания. Вот так нежданчик! Ведь сверху у меня полно свободного места! Я могу это здание вокруг обойти! Вселенная пытается оградить себя от попыток сделать подкоп? Или боится, что я стану шахтером?

Пришлось переходить к «плану Б» — голосовая разведка:

— Фёдор!!! — завопил я так, что эхо разнеслось по коридору.

Через пару секунд гулкие шаги отозвались эхом. На пороге появился Фёдор, вытирая руки о спецовку.

— О, Саня, привет, — ничуть не удивившись, сказал он. — Занят я сейчас, тут у нас... — махнул он рукой. — Час еще провозимся, не меньше. Если что, жди меня... ну там, да... я подойду.

— Хорошо, через час ждать буду.

***

По дороге в студию звукозаписи пришлось огибать очередь, не уместившуюся в гастрономе. Давали курицу. Синюю птицу счастья советской торговли. Те, кто стоял в конце, гадали, хватит ли на всех, а счастливчики выносили добычу, кто в полиэтиленовом пакете, кто просто завернутую в газету. Один такой покупатель чуть не впечатал в меня мёртвую лапу, торчащую из авоськи. Я вовремя увернулся.

Валера, увидев меня, оживился. Быстро принял заказ у каких-то гимназеров, и закрыл за ними дверь, вывесив наружу какую-то табличку. «Учет» или «Обед» — неважно, смысл тот же: готов к труду и обороне. Парень совсем ещё, эмоции подростковые, но горящие глаза выдают — сейчас будет праздник.

— Здравствуйте, дядя Саша! — протянул он руку.

— Привет. Ну что, послушаем свежачка?

— А что у вас?

— Даю тебе возможность выбора. Три позиции, твоя одна. Итак, первый — Whitesnake, «Slip It In». Ты же помнишь Кавердейла, который в Deep Purple после Гиллана пел? Его группа. Но альбом так себе вышел. Крепкий середнячок, не советую.

— Мне кажется, после второго состава у Пёплов всё хуже стало. Недаром от них Ричи ушел.

— Блэкмор ушел, потому что говнюк по жизни, — прервал я рассуждения о временах, когда трава была зеленее. — А «Burn» и вовсе отличный альбом. Но мы не об этом. Вторая позиция — Queen с альбомом «The Works».

— Слышал. Хороший, — кивнул Валера. — Исправились после кошмара с «Hot Space».

— Ну тогда мы сразу переходим к главной бомбе. Поверь, эту музыку и спустя лет сорок слушать будут с удовольствием. Scorpions, «Love at First Sting». Не слышал?

— Скорпов слышал, конечно. Blackout... Сильная вещь. Вокалист у них мощный.

— Мелкий, но голосистый, — улыбнулся я, вспомнив Клауса Майне. — Повыше Дио, конечно, но пониже большинства остальных мужчин. Ну что, включать?

— Да! — Валера схватил наушники, как ребёнок, которому впервые дали поиграть с дорогой игрушкой.

Я достал из рюкзака первый том Вересаева, старое издание в холщовом переплёте, и принялся читать «Записки врача». Странно, что книга вроде известная, но на первый план её не вытаскивают. Может, потому что, почитав, понимаешь: в жизни докторов мало что изменилось со времён проклятого царизма?

На Валеру стоило посмотреть. Он замер, чуть наклонившись вперёд, закрыл глаза и положил руки на колени, отбивая ритм по бедру. Вышел в астрал. Не тревожить.

Первый раз с чем-то познакомиться можно только единожды.

Спустя сорок минут он шумно выдохнул и разочарованно снял наушники, поняв, что кино кончилось.

— Дядя Саша, спасибо, — сказал он, вставая со стула. — Последняя вещь...

— Still Loving You. На сладкое купился, — усмехнулся я. — Номер один среди рок-баллад. Шенкер, конечно, молодец, спорить трудно.

— Да нет, весь альбом — просто праздник.

— То ли еще будет, — туманно намекнул я на следующие посещения. — Летом много свежака выйдет — Кокер, Джони Винтер, Тина Тернер, Металлика.

— А вы откуда знаете? — удивился Валера.

— Чудак-человек, звукозаписывающие компании анонсируют выход пластинок, чтобы магазины заказ могли сделать. Рекламщики не дремлют, нагнетают, мол, осталось две недели до выхода долгожданного диска. Надо дать время пионерам выцыганить денежку у родителей. Бизнес, чтоб его.

— А где можно это почитать?

— В школьной библиотеке, — засмеялся я. — Тебе остается Сева Новгородцев и «Голос Америки» по пятницам. Ладно, сейчас давай серьезно поговорим. Музыку я тебе буду давать слушать. И денег за это не возьму. Будет одна просьба потом. Нет, это не про крепкую мужскую дружбу, — успокоил я Валеру, который при словах о просьбе тревожно встрепенулся. — Выполнишь, только если согласишься. Родину продавать не придется, в женское платье переодеваться — тоже.

— Я сделаю, дядя Саша! А переписать можно? — спросил он таким тоном, будто у Деда Мороза подарок просил.

— Никогда не соглашайся на сделку, не уточнив условий, — покачал я головой. — Так можно остаться и без штанов, и без квартиры. Выполнишь просьбу — дам переписать что захочешь. Обещаю.

***

Федора я ждал еще минут двадцать. Наверное, труба никак не сдавалась. Но ничего страшного. Времени у меня — вагон и маленькая тележка. И это — до минимального уровня гипогликемии, когда проблему можно спокойно решить парой карамелек.

В подвале царила интимная полутьма, так что я продолжил читать с телефона. Ту же книгу. Пришлось немного полистать, вспоминая, где остановился в студии звукозаписи, но это не беда. Когда услышал, как в замке провернулся ключ, успел одолеть страниц десять.

— О, ты уже здесь, — удивился Федор. — А мы только закончили. Ну, спрашивай, что там у тебя за вопросы возникли.

— Первое. А расскажи-ка мне об Алле Викторовне. Очень уж она повышенный интерес ко мне проявляет.

Федор чертыхнулся, вытаскивая из пачки почти пустую «Приму».

— Неудивительно. Старая любовь, она не ржавеет... Вот же зараза, как можно выпускать такую дрянь? Зато моль не заведется — все карманы в табаке.

— Какая еще старая любовь? — вернул я разговор в нужное русло.

— Обычная, каком кверху. Стас, он же кобель тот еще был. Если какую бабу не оприходует, это для него как вызов было. А тут приехала врачиха молодая, симпатичная. Он к ней, она не против. Туда-сюда, с полгода они повстречались, и папаша срулил к твоей мамке. А Алка — беременная. Ходила, скандалила, да только толку с того? Такая история. Неинтересная.

Федор нашел наконец целую сигарету, закурил, и мы молчали, слушая потрескивание табака во время затяжки.

— А кого родила? — спросил я.

— Мишку. Он сейчас в институте учится.

— Значит, племянница, — протянул я.

— Ты о чем? — удивился Федор.

— Да вот, сейчас покажу.

Я вытащил телефон, пролистал немного — вот, сразу за показаниями счетчиков. Ирина Михайловна. Снимал ее на ходу, но вышло вполне сносно.

— И что же, вот этой финтифлюшкой фотографировать можно? — ткнул пальцем Федор. — Дорогая, наверное?

— У каждого бомжа есть, и у малолетних детей тоже.

— Во намайстрячили! А это кто? — показал он на экран.

— Сейчас, погоди, — и я увеличил масштаб пальцами. — Смотри.

— Ну Алка вылитая, — удивился Федор. — Родинки только на виске не хватает.

— Получается, внучка ее, Ирина Михайловна. Хирургом в больнице работает. Только она не родилась еще.

— Вот дела...

— Поэтому тетя Женя и не захотела о ней разговаривать.

— К ней на кривой козе не подъедешь, эта да, — Федор докурил сигарету до малюсенького бычка, который удерживал кончиками пальцев, буквально с полсантиметра длиной, бросил его на пол и затоптал. — Ну, а второй вопрос... Самый интересный, да?

Я достал из рюкзака плитку «Риттер-спорт».

— Шоколадку будешь? С миндалем.

— Сейчас нет, — ответил он, но лакомство забрал. — Вечером с чаем съем.

— И об этом второй вопрос. Выяснилось, что таскать вещи я могу только оттуда сюда. А назад не получается. Бублики купил в булочной, а на выходе одна труха.

— А ты ж хотел меня туда целиком затащить, — напомнил Федор. — Я бы тоже, как те бублики, рассыпался. Только зуб железный на память остался бы, — он щелкнул по фиксе в нижнем ряду. — Но ничего страшного в этом не вижу. Значит, и всякая гадость по дороге дохнет.

— Хотел испытать на других материалах. Дерево, стекло, металл.

— А на хрена? Ты хотел тут по дешевке тысяч пять кирпича купить и к себе перетаскать? Или спекуляцию затеять? Это гиблое дело. Сам ты до ювелирного не дойдешь, граница твоя не пускает. А я, даже если захочу, куплю там барахла только один раз. На второй ко мне ребята в серых костюмах придут и начнут спрашивать, откуда у меня такие богатства. Им что отвечать? «Знакомый из будущего попросил для коллекции?» И ты особо не разбогатеешь, и мне неприятности. А с братом что?

— Работаю над этим. Нашел тут одного...

— Без подробностей, Саня, — махнул рукой Федор. — Действуй, дело твое. Только вот подумай: а на хрена ты это делаешь?

Я молчал.

— Сорок лет прошло, — продолжил он. — Что тебя тянет вытаскивать Леньку?

— Мама, — сухо ответил я.

Федор кивнул. Я посмотрел на него и добавил:

— Она до самой смерти каждый день его вспоминала. И плакала. Не напоказ, а втихаря, у себя в комнате. Думала, не вижу. Знаешь, как это было?

Федор ничего не ответил.

— Мне хотелось, чтобы ей было хорошо.

***

Вечером я сходил к тете Жене — исполнил обязательную программу: накормил, почитал вслух, забрал вещи для стирки. Но когда вышел из больничных ворот, свернул в другую сторону. Просто так, без особой цели.

Остановился у дома Аллы и взглянул на окна. Свет горит — кто-то есть. Можно заглянуть на огонек. Но зачем? Если она жива, то что я скажу восьмидесятилетней женщине? В этой версии вселенной мы даже не знакомы.

Развернулся и пошел обратно.

«I’m sentimental, if you know what I mean», — вспомнилась строчка из старой песни. Да уж. Становлюсь сентиментальным. Возраст и безделие делают свое дело.

Дома загрузил стиралку и устроился на кухне. В ожидании, пока закипит вода, раскрыл томик Вересаева. Пожелтевшие страницы, ощутимый вес книги в руках — я снова начал находить в этом удовольствие. Даже закладка, случайная, но какая-то уютная.

Фотография. Та самая — с тетей Женей на субботнике. Я всегда смотрел только на нее. Она не очень удачная, потому что тетя отвернулась от объектива и лицо почти не видно. Но сейчас взгляд зацепился за задний план.

Трое. Алла. Мой непутевый отец, подающий ей грабли. И еще один мужчина. Высокий, почти на голову выше Аллы. В темном плаще, на лацкане которого поблескивает значок. Прямоугольник, приколотый к ткани. Что это?

Может, спросить у тети Жени? Отличная идея... если хочешь, чтобы фото тут же оказалось уничтожено. Лучше уж поговорить с той, что тянет руку за граблями.

Вода в кастрюле зашумела, подавая сигнал о скором закипании. Я встал, потянулся за солью.

И тут в прихожей скрипнула половица.

Я замер.

Тишина.

Дом старый, тут все скрипит... Я уже собрался списать это на случайность, но скрип повторился. Блин, на секунду я почувствовал себя персонажем фильма ужасов.

Иногда сигара — просто сигара. А иногда — нет.