Музыка нас связала...

Глава 11

Старенький ушатанный «ЛиАЗ» давно уехал, а я продолжал стоять и смотреть на разбитый асфальт тротуара. Мама. Как хорошо было вновь ее увидеть. И как больно. Поняла бы она, подойди я к ней, что вот этот сутуловатый мужик — её сын? И что бы я сказал? «Ма, прости, ни хрена хорошего в твоей жизни больше не будет?». Но вот что интересно: а зачем она приходила к тёте Жене? Будний день, после работы. Я же помню, как она уставала, а тут внезапно такой крюк? Да она почти час потеряла, пока сюда добиралась, а потом домой ехала. Кое-какие догадки у меня появились, благое дело, есть у кого спросить.

Развернулся и побрел к больнице.

По сторонам не смотрел — что я там такого не видел? Пейзаж этот в мозгу так крепко отпечатался, что вряд ли что его оттуда уберет. Говорят, при деменции последнее, что остается у человека — профессиональные навыки. Бывший каменщик уже не помнит собственное имя, но способен замесить раствор и уложить кирпич. Вот у меня Новоторск еще глубже застрял. Очень я не люблю это место за всё, что здесь произошло.

Наверное, я слишком сильно погрузился в свои мысли, и если до полноценной медитации на ходу не дошел, то самую малость. Зазевался, короче. А потому слегка запыхавшийся милиционер передо мной оказался полной неожиданностью.

— Гражданин, почему не останавливаетесь?

— А, извините, отвлекся. Чем могу помочь?

Мент молодой, лет двадцать пять, наверное. Сержант. Один, без сопровождения. Форменная рубаха застирана уже, да и фуражку трудно за новую принять. Опытный, судя по внешнему виду. Прослужил некоторое время, так точнее будет. Кстати, пуговица на воротничке держится буквально на одной нитке — того и гляди, потеряет. Брился, наверное, наспех, да еще и дешманской электробритвой — остров щетины на правой щеке, очертаниями напоминающий Новую Гвинею, бросался в глаза весьма и весьма. У них же там разводы какие-то проводят перед началом смены, или построения? Начальство за внешний вид должно было взгреть.

Я так подробно стража правопорядка разглядывал, потому что тот взял паузу. То ли забыл, что хотел, то ли мой вопрос о помощи его в тупик поставил. Мы стояли возле проходной больницы, уже за воротами, и на нас смотрела вахтерша и какая-то дама, пребывавшая у неё в гостях. Они повернулись к нам, чтобы ничего не пропустить из бесплатного спектакля.

— Документики предъявите, гражданин, — наконец родил требование милицанер.

— На каком основании, товарищ сержант? Мы находимся на режимном объекте?

— Документы, — заладил он, чуть упрямее.

— Представьтесь для начала, — я начал наезжать на него со своей стороны.

— Сержант Лощилов, — буркнул тот. — Предъявите...

— Еще раз повторяю вопрос: на каком основании? Я просто иду по улице, ничего не нарушаю. Не пьяный. Может, вы придумаете ориентировку, приметам из которой я соответствую? Только сразу фамилию скажите, будет интересно сравнить. О, еще есть проведение оперативных мероприятий! Это они сейчас, да? — чуть насмешливо спросил я.

— Грамотный сильно, — буркнул сержант. — Предъявлять будете?

— Так нечего показывать, — развел я руками. — Ничего не взял с собой. Как и подавляющее большинство граждан, кстати.

— Где проживаете?

— Дома.

— Гражданин, пройдем в отделение.

— Вам придется дать мне справку, удостоверяющую факт привода. А то жена не поверит, скажет, у любовницы был.

Мне вдруг стало весело. Что сержант сделает, когда поймет, что перетащить меня дальше границы не получается? Вызовет подмогу? Ага, так и объяснит: ребята, не могу мужика с места сдвинуть. Придется ли после этого пробираться в студию звукозаписи партизанскими тропами? Не окажется ли под угрозой мой замысел?

— Послушайте, товарищ сержант, давайте закончим этот не совсем уместный спор. Ну не взял я паспорт, невелик грех. Хотите я вам адрес скажу, если вам так интересно. Если честно, некогда, идти надо.

— Вот сразу бы так сказал, отпустил. Теперь в отделение, — закусил удила сержант.

Убежать от него? Это вряд ли получится — я против этого почти пацана долго не продержусь. Метра на три, может, оторвусь, да и то ненадолго. Денег ему предложить? Ага, взятка должностному лицу при исполнении. К тому же налички, как я сказал алкашу, у меня нет. Впрочем, плодотворную дебютную идею я додумать не успел.

Кажется, в древнегреческом театре это называлось «бог из машины». Это когда в сюжете всё складывается плохо, и вроде выхода нет, на сцену спускается бог и всё решает ко всеобщему удовольствию. Вот и ко мне примчалось неожиданное спасение.

— Лощилов, вы зачем терроризируете моего пациента? — раздался за моей спиной довольно знакомый голос.

Милиционер дёрнулся — коротко, почти незаметно, но я заметил.

— Здрасьте, Алла Викторовна, — смутился сержант. — Да тут вот гражданин подозрительный... идет куда-то, зову его, не слышит. Документов нет, опять же.

— У меня тоже нет, Лощилов, — заметила Алла.

— Так я же вас знаю, вы меня позапрошлой зимой от воспаления легких лечили.

— А я знаю Александра Борисовича, ему пора на процедуры, кстати, а он гуляет неизвестно где. Спасибо, Юра, маме привет передавайте.

Мы пошли — я чуть впереди, Алла за моим левым плечом. Через десяток шагов я повернул голову:

— Моё почтение, Алла Викторовна. Вы только что спасли меня от застенков.

— Это не стоило таких благодарностей. Юра — парень хороший, но... чересчур старательный. Ему очень хочется поймать настоящего преступника. Чтоб портрет на доску почёта повесили. Вот он и проверяет всех подряд.

— Тем более спасибо. У меня с собой вообще ничего нет. Я ваш должник.

— Горсть «Рафаэлло» поможет искупить вину, — с улыбкой сказала она. — Я ведь те все сама съела, никого не угостила даже.

— Самое малое, что я могу для вас сделать.

— Тогда приходите завтра. Часов в шесть. Чай попьём.

Я вскинул брови:

— Просто чай?

— А у вас были другие предложения?

— Пока нет. Но что-то мне подсказывает, что они появятся.

Алла чуть замедлила шаг и, кажется, улыбнулась.

— Тогда жду звонка.

Она ушла первой, оставляя после себя лёгкий шлейф духов и ощущение чего-то необъяснимо тёплого.

***

Всё-таки я немного пересидел в прошлом. Стоило мне оказаться в подвале на своей стороне, как почувствовал головокружение, слабость, да к тому же и потом облило капитально. И я сидел на полу, рассасывая целую пригоршню карамелек, запивая их водой. Вспомнил почему-то песню «Summer in the city», ту строчку в начале, про потную и грязную шею. Блин, у меня та же фигня, но не из-за жары.

Вот как может человек, который не различает даже крупный шрифт в очках, замечать состояние одежды в темной прихожей? Надо бы рассказать об этом ученым, грядет открытие масштаба нобелевки. Правда, зная отношение тети Жени к медикам, у них вряд ли что получится.

— Опять ты, Сашка, в своем сарае сиде пол дня, — завела она шарманку, стоило мне переступить порог. — Рубаху совсем свежую извозюкал. На тебя не настираешься.

— Стирает машинка. Да и летом не всегда получается второй день вещь носить, — начал я оправдываться. — Сейчас душ приму, переоденусь.

— Вот сменю замок и заберу ключ, чтобы не сидел там сиднем...

Пожалуй лучше было промолчать. Иногда жизнь ничему не учит.

— Я скачал тебе книги про миссис Марпл. Пуаро всего прослушала?

— Ладно, послушаю, раз другого ничего нет. Не люблю я эту пенсионерку, она как Галька Харитонова, у нас в бухгалтерии работала. Всюду нос свой сует, умничает постоянно, а толку чуть.

— Но мисс Марпл убийц разоблачала. Давай Вудхауза скачаю? Хорошо писал.

— Хочешь сказать, я не знаю кто это? Сашка, да я в жизни прочитала больше, чем ты подумать даже можешь!

— Ничего не хочу. Выразил свое мнение. Ты чего злая такая? Со здоровьем что не так?

— Запор у меня, — буркнула тетя Женя. — Выпила слабительное, а оно не действует. Завтра еще попробую.

— Масло вазелиновое надо — ложку выпил, а потом только за унитаз держись, чтобы не улететь.

— Вспомнила бабка как девкой была. Где ж ты его купишь сейчас? Одна дрянь разноцветная в аптеках, настоящие лекарства перестали выпускать.

Ну вот, разговор ушел в привычное русло про более зеленую траву и людей, которых больше не делают. А масло я ей куплю, продается в аптеке нашей, сам видел, как бабуля покупала буквально на днях.

Монолог о несправедливости жизни плавно перетек на кухню, где тетя Женя удовлетворилась кружкой чая с жасмином, который она ставила выше остальных сортов. Вот тут я и подступил со своим вопросом про далекое прошлое.

— Теть Жень, а ты маме деньги давала? Ну, когда мы с Ленькой маленькими были?

— Зачем в это лезть? Маруси нет уже давно, что тебе с ее жизни?

— Здрасьте. Она моя мама, вот мне и интересно. Мы ведь не бедствовали, хотя зарплата у неё была не ахти. Только потом я понял, чего это ей стоило.

— И что? Дело давнее.

— Тем более.

Тетя Женя замолчала, допивая чай. Сняла очки, протерла стекла подолом халата, снова надела.

— Да, помогала. Сестра же... У меня самой никого нет, а она с двумя пацанами одна осталась. Почему бы не помочь?

— Брала?

— С боями. Гордая была, Марусечка наша, — она вздохнула тяжело, отставила кружку. — Налей еще половинку, Саня, пить хочется. Вот зачем ты этот разговор завёл? Как вспомнишь... Папаша твой, кобелина... Говорила ей, не водись с этим козлом... Не послушала. Да и потом... Может, стоило промолчать, и не умотал бы Стас, остался. А, не в тот раз, так в следующий... Я же сказала — половинку лей! Это тебе хорошо, кроме спины, не болит ничего, а тут... Каждый раз боюсь, что не добегу.

— Так что там с отцом случилось?

— Отстань, Саня. Не береди душу. Я за свои ошибки уже покаялась... Всё мы хорошие, да только не без греха.

Она вздохнула и прикрыла глаза, устало опершись локтем о стол.

— Сашка, Сашка...

***

Свидание с дамой — дело ответственное. Они всё замечают — от дырки на носках до плохо выглаженного воротничка, не говоря уже о таких серьезных вещах как парфюм или стрижка. Мне немного легче, у меня уже есть репутация чудаковатого, но загадочного незнакомца, но пытаться повторить стиль жизни Сержа Генсбура, покорявшего признанных красавиц небритым и в несвежей рубашке, не стоит. Что позволено Генсбуру, не позволено Базилевичу. У него — культовый образ, у меня — риск услышать вежливое «спасибо, но нет».

Как-то так, наверное.

Я проковырял небольшую дыру в бюджете покупкой «Рафаэлок». Дорогое удовольствие, хоть и не такое бесполезное как цветы. Это хотя бы съесть можно. Да и букет в прошлое я тащить не собираюсь. А то выяснится, что альстромерии еще неизвестны жителям СССР, а таких хризантем не видывал даже сам ботаник Николай Вавилов. И появятся новые вопросы о моем происхождении. Останусь не то моряком, не то инженером, имеющим доступ к ближней загранице. Это, кстати, отлично объясняет моё праздное времяпровождение и остальные непривычные для рядового советского гражданина вещи.

Рассчитываясь на кассе в «Пятерочке», посмотрел на другие изделия, непременные атрибуты успешного свидания. Впрочем, я лишь мельком изучил ассортимент. Что-то мне подсказывает, что время тончайшего латекса, сдобренного фруктовыми ароматами, еще не пришло.

Оделся скромненько, безо всяких провокационных футболок и прочих выделяющихся из советской действительности вещей. А то вдруг бдительный милиционер Юра вдохновится моим гардеробом и повторно попытается потащить в околоток? Даже солнцезащитные очки, старенькие Ray-Ban Wayfarer, в таких еще Рой Орбисон ходил, не забыл оставить дома. В шесть вечера солнце светит не очень сильно, особенно в наших широтах.

Когда я вылез из портала, то увидел рыжего пришельца. Он сидел у двери на улицу и будто ждал, когда его выпустят на волю. Хотя вроде как стены для него не препятствие. Но котейка подергивал рваным ухом в нетерпении — давай, человек, открывай!

— Что ж ты не приходишь? — спросил я. — Вчера котлеты были куриные. Уж тебе бы точно досталось.

Но ответа, как всегда, не было.

И я просто открыл дверь, пустил вперед шмыгнувшую рыжую тень, и пошел уже знакомой дорогой.

Алла явно к моему приходу готовилась. Надела лёгкое, но совсем не домашнее платье, подчеркнувшее фигуру. Макияж — аккуратный, незаметный, только немного теней, чуть ярче губы. Запах духов — удивительно свежий, даже неожиданный.

Это всё я заметил, когда дверь открыла хозяйка.

— Добрый вечер, — с улыбкой сказал я. — Это здесь требуются конфеты?

— Хороший пароль, ответила Алла. — Почти как про славянский шкаф. Проходите, пожалуйста.

Помню эти тапочки, обувал уже. И дорогу на кухню не забыл. То есть у нас не официальный прием за столом, сервированным хрусталем и специальными праздничными тарелками, а дружеские посиделки на кухне.

Хотя нет, это уже полноценный ужин — с салатом, уже появившейся в продаже молодой картошкой и козырным рецептом советских женщин — мясом по-французски. Плюс традиционная колбасно-сырная нарезочка, откровенно обозначающая доступ к дефицитам. Венчала это великолепие бутылка импортного алкоголя: красный полусухой горячий привет от болгарских братушек под названием «Медвежья кровь».

— Ну вот, а говорили, чаю попить, — опечалился я. — Знал бы, что такое великолепие... Предупреждать надо, озаботился бы посильным участием.

— Да бросьте, Александр, — махнула рукой Алла. — Не обеднею. Советского врача благодарное население напоит и накормит.

— Но в следующий раз выпивка за мной.

— Ого, а вы уже назначаете мне свидание? — усмехнулась она. — Времени не теряете.

— Ну, мало ли. Вдруг понравится.

— Ну-ну. Мойте руки, ваше полотенце синее, слева висит.

Мясо оказалось пристойным — не пересушенным и не слишком жирным. Под бокал красного пошло просто идеально.

— А вы рассказывали про Стамбул, — ввернула в разговор Алла, когда я смаковал вино. — Много раз там были?

— Много. Хороший город, красивый. Только одна беда — ровного места нет, одни горы. За день можно так набегаться, что ног не чувствуешь. И жуликов много.

— Как это?

— Ну представьте: идете вы, никого не трогаете. Впереди чистильщик обуви вдруг роняет щетку. Вы поднимаете, и говорите: «На, брат, потерял». Он тут же предлагает почистить вам ботинки, якобы в благодарность. А потом выставляет цену, будто обувь вам продал.

— Ужас какой. И что же делать?

— Да не поднимать ничего. В кафе могут принести меню, там цены — просто праздник, за копейки пообедать можно. А потом выставляют счет и показывают другое меню, где цены в десять раз выше. Или принесут воду, думаешь, просто так, но в конце требуют оплатить. Нация торгашей, — презрительно добавил я.

— Так что же, голодным ходить?

— Зачем? Есть столовые от местных властей, там дешево и сердито, то что надо советскому гражданину, — засмеялся я.

Врать про Турцию можно что угодно. Кто знает, существуют сейчас ресторанчики с буквами IBB в названии? Главное, проверить это невозможно. И, конечно, стоит уворачиваться от вопросов о ценах. А то я даже примерно не представляю, какой курс лиры к рублю в восемьдесят четвертом. Но обошлось. Видать, у Аллы голова кругом пошла от описаний Айя-Софии, Сулеймание, Голубой мечети и Галатской башни в смеси с рассказами о стрит-фуде. Советскому человеку что шавуха, что балык-экмек — недоступная экзотика. А новость про сокодавилки на каждом шагу, где хоть гранатовый, хоть апельсиновый фреш приготовят при тебе, и вовсе вогнала бедную женщину в ступор.

Я говорил, говорил, говорил. Алла слушала внимательно, но постепенно её глаза начали слегка рассеянно блестеть. Роль Синдбада-морехода начала откровенно утомлять. Карьера блогера, способного трындеть несколько часов не умолкая, не для меня. Да и Алла начала уставать от такого количества информации. К тому же в голове не пропадала мысль, что сегодня я впервые полез в портал второй раз за день. Как бы это не привело к нежелательным последствиям.

— Спасибо огромное, — сказал я, вставая из-за стола. — Но мне пора.

— Да что вы, Александр, время детское совсем, посидите еще, — предложила хозяйка.

— Не сегодня, Алла. Мне и вправду идти надо.

Она вдруг подошла ближе. Её губы легко коснулись моих. Раз. А потом, почти без паузы, ещё раз — дольше, крепче.

Я осторожно положил руки ей на талию, пытаясь притянуть ближе, но она вдруг отстранилась.

— Нет. Хватит. Не сегодня.

В голосе прозвучало что-то такое, что отбило любое желание спорить.

Что ж, значит, не сегодня.