Мумия. Возвращение

Глава 19 Вечные воины

Джонатан и Алекс, неся мертвую Эвелин, медленно продвигались по золотому коридору. Глаза Карнахэна затуманились от окружающего его великолепия и баснословного богатства. Пока мужчина и мальчик шли по таинственным переходам пирамиды, лицо Эвелин выглядело удивительно умиротворенным. Как говорят в таких случаях: «Она словно заснула». Несмотря на всю мрачную торжественность шествия. Карнахэна не оставляла мысль о магической природе пирамид. Они одновременно и возвеличивали смерть, и пытались обмануть ее.

– Я надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, – серьезно начал Джонатан, когда они несли женщину по тоннелю, – что такой ритуал может проводить только человек, который прекрасно разбирается в древнеегипетских иероглифах!

– Но ты ведь сам египтолог, дядя Джон.

– Ну, что-то вроде того... В общем, я больше привык охотиться за древностями, чем разбираться в письменах и иероглифах... хотя мне все же удалось кое-чему научиться у твоей мамы. Правда, я не знаю, насколько хорошо ты читаешь эти старинные послания, но лично я чувствую себя не слишком уверенно, поскольку давненько не занимался ничем подобным.

Они подошли к развилке. Эвелин казалась совсем нетяжелой, но дяде и племяннику уже довелось проделать немалый путь по извилистым переходам. При этом им даже не пришло в голову опустить тело на землю и передохнуть: во-первых, это можно было посчитать неуважением к усопшей, а во-вторых, то, что они задумали, не терпело отлагательств.

– Нам налево, – решительно произнес Алекс.

– Это твоя личная догадка?

– Нет.

– В таком случае, откуда ты знаешь, что нам нужно поворачивать именно налево, а не направо?

Мальчик кивком указал на иероглифы над входом в левое крыло:

– Смотри, что тут говорится: «Кашиш Осириан Най». Это можно перевести примерно так: «Эта дорога приведет к Царю Скорпионов».

– Чудесная перспектива... По-моему, ты действительно успел кое-чему научиться у своей матери.

Алекс кивнул и, печально улыбнувшись, добавил:

– Мама сама учила меня... Теперь я жалею о том, что, не подумав, выкинул тот проклятый браслет.

В этом Джонатан был полностью солидарен с мальчиком. Он хорошо понимал, насколько ценной может быть эта драгоценная безделушка. Тем не менее, когда они проносили тело Эвелин через арку, он поинтересовался:

– А почему тебе вдруг стало его жаль?

– Пока браслет оставался у меня на руке, я не только начал понимать по-древнеегипетски, но и сам мог свободно разговаривать на этом языке.

– Не может быть!

– А вот и может!

– Как ты думаешь, ты хоть что-нибудь из этого успел запомнить?

– Конечно... Если учесть, что я некоторое время мог говорить, как египтянин в древности, а также прибавить к этому все те знания, которые я почерпнул от мамы... можно рассчитывать, что у нас все получится, дядя Джон.

Ошеломленный таким известием, Джонатан еще раз посмотрел на тело сестры и еле слышно проговорил:

– Наверное, ты прав, мы должны попробовать...

Они понесли Эвелин дальше. Их ждал самый сложный участок пути: нужно было пронести тело вниз по лестнице из песка. Ноги мужчины и мальчика мягко ступали по песку, и темноволосая красавица, стоявшая к ним спиной, не услышала их приближения. Похожая на древнюю египтянку женщина стояла неподвижно, вглядываясь в темноту коридора. Казалось, она никак не могла решить, то ли броситься внутрь, то ли оставаться на месте. По обеим сторонам арки возвышались на пьедесталах две золотые статуи воинов. Их руки сжимали самое настоящее оружие.

Алекс и Джонатан достигли конца лестницы и обменялись многозначительными взглядами. Оба заметили, что рядом с женщиной, облаченной в черные одежды, на одном из пьедесталов покоится та самая книга в обсидиановом переплете, за которой они сюда и явились.

Общаясь лишь с помощью кивков и взглядов, мальчик и мужчина аккуратно положили тело Эвелин на пол.

Жестом велев племяннику прижаться к стене, Джонатан принялся обходить неподвижную красавицу.

Джонатан остановился в нескольких футах от Анк-су-намун и, увидев, что Алекс начал потихоньку подкрадываться к пьедесталу с книгой, выразительно кашлянул.

Женщина резко обернулась, ее волосы разметались во все стороны, а точеное лицо приобрело жестокое и злобное выражение. 

Карнахэн встал перед ней, приняв классическую боксерскую стойку. Джонатан даже не задумывался, насколько глупо он сейчас выглядит.

– Иди сюда и получи то, что тебе причитается, стерва! – пританцовывая на месте и, раскачиваясь, закричал он.

Губы красавицы скривила презрительная усмешка, и она быстрым шагом направилась к самоуверенному англичанину.

Перевоплотившаяся в принцессу Мила не видела, что незаметно подкравшийся мальчик стащил «Книгу Мертвых» с пьедестала, Алекс же следил за каждым движением Анк-су-намун.

С точностью, присущей мастеру рукопашного боя, женщина встретила Джонатана двумя ударами в челюсть.

Карнахэн облизал губу, на которой появилась кровь, и отпрыгнул, уклоняясь от следующего выпада. Возможно, кое в чем он и был недотепой, но уроки бокса, усвоенные еще в школе, явно пошли ему впрок.

Бойцы кружили по залу, выбирая момент для атаки. Наконец Джонатан, изловчившись, нанес принцессе боковой удар в подбородок. Тут же, без остановки, его кулак врезался женщине в живот – как раз в то место, куда коварная Анк-су-намун поразила кинжалом Эвелин.

Новоявленная принцесса согнулась от боли, а Джонатан радостно воскликнул, пританцовывая на цыпочках:

– Это за мою сестру... Надеюсь, тебе понравилось?

Анк-су-намун выпрямилась, зарычала и, крутанувшись вокруг своей оси, наотмашь ударила Джонатана ногой – да так сильно, что он рухнул прямо на одну из статуй, но быстро оправился, выхватил копье из руки золотого воина и бросился на противницу. Англичанин справедливо решил, что честную борьбу здесь не уважают.

Принцесса тут же сориентировалась и тоже позаимствовала кинжал-трезубец у соседней статуи.

По тому, как она держала свое оружие, было понятно, что она знает толк в рукопашном бое. Волна страха накрыла Джонатана: он понял, что Анк-су-намун значительно превосходит его в мастерстве. Принцесса решительно направилась вперед, готовясь нанести этому смельчаку смертельный удар. И тут, помимо своей воли, Джонатан задрожал, а потом бросился наутек подальше, куда глаза глядят.

– Быстрей, Алекс! – выкрикнул он на ходу.

Анк-су-намун нахмурилась и обернулась. Она увидела Алекса возле лестницы. Мальчик стоял на коленях у тела своей матери, нагнувшись над большой книгой, словно был увлечен чтением воскресных комиксов.

При этом «Книга Мертвых» была открыта!

Принцесса издала животный горловой звук, напоминающий рык разъяренного хищника, странный для такого нежного создания. Анк-су-намун уже собиралась заняться мальчиком, но Джонатан бросился на нее со своим копьем.

Алекс, расположившись рядом с телом Эвелин, водил пальцем по странице и нараспев произносил какие-то слова, напоминающие молитву. Впрочем, в каком-то смысле это и была самая настоящая молитва. Время от времени он запинался, внимательнее вглядывался в иероглифы, и тогда лицо восьмилетнего мальчика напрягалось от стараний. Сейчас он занимался очень важным делом, и никаких ошибок допускать были нельзя. 

– Хуташ нараба оос Вееслоо, – Алекс старательно читал иероглифы, тщательно проговаривая каждый звук. – Ахм кум ра... Ахм кум Дей...

Джонатан собрал все свои силы, сосредоточился и принялся наносить удары копьем, а Анк-су-намун искусно парировала их, уклоняясь от смертоносного оружия. Вскоре женщина сама перешла в наступление, и англичанину пришлось туго. Правда, он более или менее успешно отражал ее выпады, пока она не обманула Карнахэна ложным выпадом. Она полоснула кинжалом по его груди, и рассеченная ткань рубашки окрасилась кровью.

Джонатан вскрикнул от боли, и Алекс поморщился. Он продолжал читать «Книгу Мертвых», но понял, что наткнулся на один неизвестный ему символ.

Рана оказалась поверхностной, и Джонатан, не раздумывая, снова бросился на женщину. Правда, удары его оказались не слишком точными, но упорство и настойчивость англичанина удивили даже Анк-су-намун. Принцесса начала отступать.

Откуда у этой женщины столько сил? Как могло получиться, что природа одарила ее такой мощью? Отбивая удар за ударом, Джонатан вынужден был признать, что это давалось ему нелегко. У него звенело в ушах, все плыло перед глазами, и, казалось, даже кости начинали вибрировать при ударе металла о металл. Один раз ему почудилось, что Анк-су-намун вознамерилась вколотить его в землю, как молоток вколачивает в доску непослушный гвоздь.

А под сводами золотой пирамиды эхом отдавался торжественный и очень серьезный голос Алекса:

– Эфдай Шокран... Эфдай Шокран и еще что-то... Дядя Джон! Я не знаю, как произносится один-единственный и самый последний символ! – в отчаянии крикнул мальчик.

Джонатан едва успевал отмахиваться копьем вправо и влево, отражая бесконечные атаки Анк-су-намун, но все же слова племянника дошли до его сознания, и он заорал в ответ:

– А на что он похож?

– Это птица... большая птица... ну, вроде бы аист, что ли...

В этот момент Анк-су-намун удалось выбить копье из руки англичанина. Женщина бросилась вперед, схватила Карнахэна за горло (похоже, это было любимым приемом и ее, и Имхотепа) и с силой прижала мужчину к ближайшей золотой статуе, одновременно продолжая его душить.

Джонатан знал, как читается символ «аист», но сейчас ничем не мог помочь племяннику. Рука принцессы с такой силой стиснула его шею, что из горла несчастного Карнахэна доносился только приглушенный хрип и какие-то невнятные булькающие звуки.

– Ах... ах... – раз за разом пытался выговорить Джонатан – и снова неудачно. Ему хотелось кричать от боли, но он не собирался показывать свою слабость и тем самым доставлять удовольствие противнице. В эту секунду она ослабила хватку, решив оттащить Джонатана от статуи к золотой стене, где ей было удобнее окончательно расправиться с ним.

Но, прежде чем она отшвырнула его в сторону, Джонатан успел прокричать:

– Ахменофус!

Лицо мальчика просияло, и он быстро проговорил:

– Точно! Эфдай Шокран Ахменофус!

Джонатан не разделял энтузиазм своего племянника. Он стоял вплотную к стене, и Анк-су-намун продолжала все так же хладнокровно душить его, готовясь нанести ему смертельный удар кинжалом-трезубцем. 

Но в тот миг, когда оружие уже было готово вонзиться в тело Джонатана, другая рука, не менее ловкая и сильная, перехватила Анк-су-намун за запястье, остановив лезвие в нескольких дюймах от его горла.

Карнахэн повернулся, чтобы посмотреть на своего спасителя, и его захлестнула волна радости, а глаза заблестели не хуже золота. Анк-су-намун тоже резко повернула голову, и ее волосы взвились черным веером, а на лице отразилась не радость, а ненависть и отвращение.

За ее спиной стояла сама Эвелин Карнахэн О’Коннелл. Блузка ее была порвана, но страшная рана полностью затянулась. Глаза Эви сияли решимостью: она готова была немедленно вступить в бой.

– Оставь моего брата в покое, – спокойным голосом произнесла Эвелин и одним хлестким ударом кулака отправила противницу чуть ли не в другой конец комнаты.

Рядом с Эвелин тут же очутился Алекс.

– Забирай своего дядюшку, – строго велела Эвелин, – и ступай помогать отцу.

– Хорошо, мам. Ты сама здесь справишься?

– Конечно. Я ведь заново родилась.

Анк-су-намун поднялась на ноги и гибкой и изящной, как у кошки, походкой направлялась к Эви.

Алекс покрепче вцепился в рукав матери.

– Но... – начал он нерешительно, но запнулся на полуслове.

– Никаких «но», дорогой. Со мной все будет в порядке. Оставь эту сучку мне, я с ней разберусь.

Мальчик невольно усмехнулся:

– Мам, что за выражения?

Она улыбнулась и коснулась плеча сына:

– Иди. Джонатан, уведи его отсюда. 

Тот послушно ухватил мальчика за руку и потащил его прочь из зала.

– Но мы не можем оставить ее тут одну! – возмутился юный О’Коннелл.

В это время принцесса готова была напасть на Эвелин с кинжалом в руке.

– Она же сказала, что сама разберется с этой... стервой, – проговорил Джонатан, продолжая тащить мальчика за собой. Они перешли через небольшой каменный мостик и очутились у входа в темную пещеру, куда, не колеблясь, шагнули. – Она хочет, чтобы мы с тобой нашли твоего отца, – продолжал Карнахэн. – Ты можешь припомнить хоть один случай, когда твоя мама оказывалась не права? Лично я – нет.

Сын и брат Эвелин скрылись из виду, оставив ее наедине с перевоплощенной Анк-су-намун.

– Ты знаешь, кто я такая? – спросила Эвелин, медленно описывая по полу круг за кругом и ожидая, когда принцесса нападет на нее.

– Нефертири, – коротко ответила противница.

– Как любит говорить мой муж... давненько не виделись, Анк-су-намун.

Принцесса улыбнулась, остановилась и выпрямилась во весь рост:

– Что ж, это просто замечательно! Значит, мы обе знаем, кто мы такие.

Женщины пристально смотрели друг другу в глаза, и в их взглядах странным образом соединились уважение и жгучая ненависть.

– Ты так считаешь? – равнодушно произнесла Эвелин, выхватывая трезубец-кинжал у ближайшей статуи. Она взвесила оружие в руке, словно прикидывая его возможности, и продолжала: – Что ж, в таком случае мы можем возобновить схватку с того момента, на котором закончили в прошлый раз. Это было совсем не так давно... во дворце моего отца... Но только теперь нам не придется... как теперь это принято говорить... валять дурака, верно?

Анк-су-намун кивнула в знак согласия, но этот жест означал и еще кое-что: едва заметный поклон, сигнал, который один соперник посылает другому.

И обе женщины одновременно вскинули вверх руки с оружием.

Атака была стремительной. Обе красавицы вновь скрестили кинжалы в поединке, отложенном на три тысячелетия, но на этот раз их лица не были защищены золотыми масками. Однако приемы остались прежними: прошедшие за это время века никоим образом не повлияли на опыт и мастерство соперниц. В зале раздавался звон металла и глухие шлепки, когда удары наталкивались на умело поставленные блоки.

Древние золотые статуи стали свидетелями схватки двух женщин, пользовавшихся давно забытыми приемами и оружием. Одержимые ненавистью друг к дружке, две красавицы искусно управлялись с кинжалами, поочередно переходя от защиты к нападению. Одна атака сменяла другую, но в глазах соперниц сверкала не только злоба и ненависть. Чувствовалось, что каждая искренне уважает мастерство противницы и открыто восхищается им.

Наконец Анк-су-намун нащупала слабое место в защите Эвелин и бросилась вперед. Острие кинжала было направлено туда, где еще недавно на теле миссис О’Коннелл зияла страшная рана. Ничто не могло доставить бывшей наложнице фараона большего наслаждения, чем возможность еще раз поразить ненавистную Нефертири, пролить ее кровь и покончить с ней навсегда. 

Но Эвелин неуловимым движением откачнулась в сторону и локтем нанесла сокрушительный улар в затылок Анк-су-намун. Прием застал принцессу врасплох, и она растянулась на полу. Кинжал со звоном отлетел в угол зала. Оглушенная Анк-су-намун попыталась подняться на ноги, но Эвелин мгновенно оказались рядом с ней, приставив оружие к телу и не давая ей шевельнуться.

Именно так закончилась много веков назад схватка двух женщин, только теперь они поменялись ролями, и зловеще сверкающий кинжал замер в дюйме от пульсирующей артерии на шее Анк-су-намун...

...Она взглянула в лицо Эвелин, но увидела перед собой сверкающие глаза Нефертири. Три смертоносных лезвия готовы были оборвать жизнь Анк-су-намун, но этого не произошло. Эвелин претило кровопролитие и бессмысленная жестокость.

Принцесса Анк-су-намун улыбнулась:

– А ты многому научилась, принцесса Нефертири. Можно сказать, что сейчас учителю приходится брать урок у собственной ученицы...

Эвелин вся напряглась, готовясь нанести последний удар, и в тот же момент откуда-то из глубины пещеры раздался страшный вой, перемежающийся раскатистым рыком. Такие звуки мог издавать только какой-то огромный зверь.

Анк-су-намун тут же воспользовалась моментом. Внимание Эви было отвлечено, и коварная женщина осторожно отвела кинжал-трезубец от своего горла и неожиданным ударом выбила его из рук соперницы. В следующее мгновение она выскользнула из захвата Эвелин и позорно бежала с места поединка. Не оглядываясь, Анк-су-намун поспешно пересекла каменный мостик и скрылась в глубине таинственной пещеры. 

Разъяренная Эвелин тут же последовала за ней и через несколько секунд тоже исчезла в дымке, окутывающей вход в пещеру.

О’Коннелл, пробиравшийся по тоннелю с факелом в одной руке и с секирой в другой, обнаружил, что окружающая его обстановка разительным образом изменилась. Рик оказался в мрачном помещении, где всюду царила тьма. По полу струился туман, а обтесанные стены тоннеля превратились в грубо прорубленный в скале проход. Он вывел О’Коннелла в обширную мрачную пещеру. Чудовищные, упирающиеся в пол сталактиты чередовались здесь с храмовыми колоннами из известняка. Создавалось впечатление, что Бог и дьявол одновременно руководили людьми, соорудившими это мрачное подземное святилище. Когда О’Коннелл вступил в храм, больше напоминавший стигийскую гробницу, пламя его факела осветило темные мрачные ниши, где звук капающей воды смешивался с завыванием невесть откуда взявшегося ветра.

Оглядевшись, Рик заметил человеческую фигуру, появившуюся с другой стороны пещеры. Это был тот, кого так отчаянно разыскивал О’Коннелл. Черное одеяние, медная кожа и гладковыбритый череп... Имхотеп! Негодяй, которого многие заблудшие души почитали как своего повелителя, по своей сущности оставался всего лишь ожившей мумией.

Странные эмоции испытал О’Коннелл при виде своего смертельного врага: смесь ярости и невольного восхищения. Рик, подавленный горем, какого никогда в жизни не испытывал, сейчас преисполнился радости. Он жаждал мести, и она была очень близко... 

Женщины, убившей Эви, он поблизости не увидел. Имхотеп, не подозревал о подкрадывающемся к нему О’Коннелле, стоял возле огромного гонга, сжимая в руках большую колотушку, с помощью которой из этого золотого диска извлекали звук.

Гонг висел возле исполинских деревянных ворот, врезанных прямо в каменный монолит стены. Все это напоминало святилище Царя Скорпионов, тем более что по обе стороны ворот замерло множество золотых членистоногих разных размеров, по форме точно таких же, как на браслете Анубиса. Такой же уродливый скорпион находился и в комнате, визит в которую так дорого обошелся смотрителю Хафису. У самых крупных скорпионов в клешнях были зажаты различные орудия убийства. Складывалось впечатление, что когда-то здесь располагался арсенал, используемый охраной святилища – живыми людьми из плоти и крови, а не бездушными золотыми идолами.

Между О’Коннеллом и Имхотепом пролегала трещина шириной около пяти футов. Рик мог легко перемахнуть через нее, но боялся, что движение выдаст его присутствие. О’Коннелл потихоньку подбирался к стоящему спиной врагу, когда тот размахнулся, отведя колотушку далеко назад, и в тот самый момент, когда Рик перепрыгнул через трещину, мумия изо всех сил ударила по золотому диску гонга.

Раздался потрясающий по мощности звук. Все вокруг начало вибрировать: и сталактиты, и колонны. Сам воздух, казалось, уплотнился и, превратившись в один протяжный гул, пошел бродить по пещерам, нишам и туннелям.

О’Коннелл не ожидал такого эффекта. Его факел вылетел из руки и исчез в глубине пролома, а сам Рик едва не потерял равновесия, когда его накрыла звуковая волна. Обернувшись, он через плечо заглянул в провал, который казался бездонным: пламя факела исчезло в нем, не оставив и следа.

Эхо и громкий звук гонга дали О’Коннеллу возможность почти вплотную приблизиться к Имхотепу, который как раз собирался положить колотушку. Рик уже занес секиру над его головой, как вдруг что-то насторожило Имхотепа. Он стремительно развернулся, и секира Рика скрестилась с колотушкой, которую ожившая мумия не успела выпустить из рук. Острое лезвие секиры глубоко вонзилось в крепкую деревянную рукоятку колотушки и застряло в ней.

Мужчины пылающими ненавистью глазами уставились один на другого. На щеках обоих вздулись желваки, слышался скрежет зубов: каждый пытался сломить сопротивление врага. Затем, словно сговорившись, они попытались одновременно обезоружить друг друга, выворачивая руки, колотушка и секира выскользнули из их вспотевших от напряжения ладоней и исчезли и жадной пасти провала.

Мужчины инстинктивно отпрянули от края бездны и замерли лицом к лицу.

– Итак, вечные воины встретились вновь, – произнес, улыбнувшись, Имхотеп на своем древнем языке.

О’Коннелл ничего не понял из его тирады и, уж разумеется, был не в настроении обмениваться с врагом улыбками.

– Ну что ж, – продолжал верховный жрец, посмотрим, какую судьбу нам уготовили боги.

Противники одновременно шагнули навстречу друг другу: О’Коннелл – сжав кулаки и приняв боксерскую стойку. Имхотеп – вытянув перед собой скрюченные пальцы, словно собираясь задушить врага. Его ладони, словно клешни, стиснули кулаки Рика, и мужчины, соперничая в силе мышц, закружились по полу пещеры. При этом оба избегали приближаться к бездонному провалу, который был готов поглотить их. О’Коннеллу удалось избавиться от захвата, и завязалась драка. Они колотили друг друга руками и ногами, пуская в ход самые подлые приемы. В глазах обоих полыхали ненависть и ярость, хотя каждый испытывал своеобразное уважение к равному по силе и мужеству противнику.

Неожиданно пол под их ногами заходил ходуном. Соперники замерли. Тряска продолжалась, и вскоре вибрировала уже вся пещера. Непонимающе хмурясь, оба одновременно посмотрели друг на друга: «К нам кто-то приближается!»

О’Коннелл первым пришел в себя и отвесил Имхотепу правый хук с такой силой, что жрец откатился к золотым статуям и ударился об одну из них. Поднявшись на ноги и вытирая кровь из разбитой губы, Имхотеп выхватил из клешней скорпиона сразу два смертоносных оружия: трезубец и нечто вроде серпа на длинной рукоятке.

Но Имхотеп не торопился бросаться в схватку. На его лице явно читался вызов, и О’Коннелл осознал, что в их смертельной игре наступил решающий момент.

Рик кивнул и позаимствовал у соседней статуи точно такое же оружие.

И снова мужчины закружились по каменному полу, словно гладиаторы на арене Колизея. Каждый ждал удобного момента для нападения. И качалась схватка. Противники обменялись стремительными, как молнии, ударами, не нанеся, впрочем, друг другу никакого вреда. Они изощрялись в хитроумных выпадах и защитных приемах, а пещера продолжала сотрясаться.

К месту битвы что-то явно приближалось...

О’Коннелл, взбешенный тем, что противник ни в чем ему не уступает, старался разжечь свою ярость мыслью о том, что именно Имхотеп стал виновником смерти его любимой. Перед глазами Рика всплыло воспоминание о том, как над умирающей Эвелин с отвратительной улыбкой и окровавленным кинжалом в руке стояла любовница мумии. Издав яростный крик, О’Коннелл бросился вперед, обрушив на ошеломленного Имхотепа град ударов. Верховный жрец отразил безумную атаку Рика, но О’Коннелл упорно теснил врага.

Имхотепу стоило немалых усилий противостоять ему. В какой-то момент их трезубцы сцепились, а смертоносные серпы уперлись друг в друга. Опять все решала мускульная сила, но теперь в глазах противников не было и тени прежнего уважения: зрачки обоих сверкали черной ненавистью.

Вдруг огромные деревянные створки ворот распахнулись, словно выбитые взрывом или ударом огромной силы, и грянули о стены. Оглушительный звук гонга по сравнению с этим грохотом казался теперь не громче шепота!

Оба бойца, не расцепляя оружия, одновременно повернулись к воротам. Огромная арка, словно зияющая пасть, клубилась черными испарениями, сквозь которые невозможно было что-либо разглядеть.

Затем во мраке начали вырисовываться неясные контуры какой-то твари. Она двигалась по потолку из соседнего зала, постепенно спускаясь по стене. В ее очертаниях угадывалась что-то человеческое. Бойцам, застывшим на место, показалось, что из мглы постепенно появляется мужской силуэт. Могучее телосложение, смуглое, красивое и жестокое лицо. Вот только руки воина выглядели как-то странно. Когда туман рассеялся, выяснилось, что каждая из них заканчивается мощной клешней... 

Имхотеп и О’Коннелл инстинктивно отпрянули друг от друга, на время забыв о битве. Они были ошеломлены появлением грозного воина, которым, казалось, был не прочь вступить в битву.

Имхотеп что-то пробормотал Рику на древнеегипетском, но тот сейчас не нуждался в переводчике. О’Коннеллу и без слов было ясно, что перед ними сам Царь Скорпионов.

Теперь обоим противникам было прекрасно видно, с кем (или чем) им придется иметь дело. Царь Скорпионов выбрался из арки и очутился в центре зала. Это было ужасное подобие кентавра, только нижняя его часть представляла собой гигантское тело отвратительного скорпиона.

Великолепный мускулистый торс переходил в омерзительное членистое тело с множеством лап и изогнутым хвостом с длинным ядовитым жалом. По яростному выражению лица Царя Скорпионов было легко догадаться, что он взбешен.