Моя Академия

Глава 2 Макет

— Просыпайтесь, просыпайтесь!

Медленно открываю глаза. В голове слишком много мыслей, и лучше отвлечься на что-нибудь более практичное. Напротив кровати стоит стул, на нём сидит седой мужик в кителе с накинутым на плечи халатом салатно-зелёного цвета.

— Просыпайтесь, молодой человек, — повторяет он.

Теперь я узнаю его голос. Вкрадчивый, добродушный, сочувствующий. Примерно так же разговаривают полицейские, когда им нечего тебе предъявить, но информацию добыть надо. В глубине души ситуация меня забавляет.

— Вы понимаете меня? Можете говорить? — спрашивает седой безопасник. Ну, а кто еще это может быть?

Облизываю сухие губы.

— Понимаю. Могу, — хрипло отвечаю.

Слова толкаются в горле. Недавние воспоминания всё больше походят на черно-белую постановку. Помимо последних сцен вспоминаются обрывки прошлых жизней. Да-да, именно жизней. Два набора воспоминаний, и все полностью мои. Правда, люди в них — разные. Но вот засада: оба человека — это я.

Надо бы с этим тоже разобраться.

Концентрируюсь, чтобы уточнить пару моментов. Мысли напоминают пластилин: чем больше в них погружаешься, тем сложнее их отцепить. Слегка трясу головой, будто это поможет расставить всё на свои места.

Бросаю взгляд на помещение — обычная палата. Просторная, двухместная. Вторая кровать, вроде как, пустует и отделена полупрозрачной занавеской. Моё спальное место регулируется с помощью механизма справа — нащупываю его рукой. Никаких медицинских устройств не вижу, но запах абсолютно точно напоминает больницу. Такой ни с чем не спутаешь.

Зацепиться не за что. Лампы на потолке и стенах освещают светлые стены. Единственное, что не совсем обычно — полное отсутствие окон.

— Это хорошо, — констатирует безопасник. — Меня зовут Козьма Ефремович.

Вот интересно, он специально себе такое имя придумал, чтобы мне было сложнее произносить? Наверняка в этом есть определённый смысл.

— Я понял, — прокашливаюсь и медленно киваю.

Горло дерет. Во рту сухо. Каждый глубокий вдох отдается несильной, но знакомой болью в груди. Стараюсь следить за дыханием и не делать резких движений.

— Молодой человек, у меня к вам несколько вопросов, — объявляет Козьма и как-то слишком пристально всматривается в моё лицо. — Я постараюсь вас особо не утруждать.

Тоже смотрю на безопасника. Коротко стриженные седые волосы, широкие брови, крупные черты лица и пышные такие же седые усы. Шею и торс обтягивает черный форменный китель. Для полной экипировки не хватает только фуражки. Салатово-зеленый халат сильно смягчает первое впечатление. Наверняка так и задумано.

Безопасник ждёт моей реакции и чуть отодвигает стул поближе к стене.

Снова медленно киваю.

— Вы помните, что происходило в поезде? Куда вы ехали?

Отрицательно мотаю головой. Тяжело сглатываю.

— Кто вы? — продолжает спрашивать Козьма.

— Да, я… Кажется, Ларион Орлов, виконт, — слова вырываются чуть быстрее, чем я успеваю их хорошенько обдумать.

Безопасник тут же хватается за мою оговорку.

— Может быть, вы не до конца уверены? — без давления спрашивает мужик.

Я действительно не уверен.

— Всё так странно, — хриплю.

А еще непривычно и зыбко, но постепенно картинки в голове обрастают подробностями.

— Немудрено, — хмыкает Козьма и быстро записывает в блокнот несколько строчек. — Попасть под прорыв инферно не каждому дано, а выжить во время него — тем более.

— А вы сами-то кто? — уточняю.

— Ой, я совсем забыл представиться, — с выражением доброго дядюшки говорит безопасник. — Следователь по особым поручениям Сыскного Приказа.

Ага. Так я и поверил в эту наигранную забывчивость, как же. Да и в доброту особо не верю. Все эти приемы на подростка должны действовать замечательно. Как же: сам Государев человек, надежа и опора, к тому же очень мне сопереживает. Только не в моем случае. Мне этот человек не нравится.

— Козьма Ефремович Кольцов, — с удовольствием повторяет своё имя мужик.

Ситуация все еще веселит меня, но только отчасти. Самочувствие не способствует безудержному веселью. На низкой тумбочке рядом с кроватью стоят разноцветные колбы, кидаю на них быстрый взгляд. Пить хочется, но не настолько, чтобы пробовать неизвестные цветные химикаты.

— Вы уж простите, молодой человек, мою назойливость, но что конкретно вы помните из происшествия? — почти без перехода спрашивает безопасник. — Удивительно, что вы выжили, — повторяет во второй раз.

Помню свои тонкие пальцы в поезде, челку на глазах, носки-гольфы и рыжий чемодан. Раздолбанный вагон. Мертвого дядьку на соседней лежанке с лужей крови на полу. Память ловит ниточку воспоминаний и нанизывает на неё бусины. Дядька. Старый слуга — он ходил за мной с детства, следил. Теперь картинка складывается в отчетливое воспоминание, а сердце сжимается. Жаль мужика.

Пытаюсь пожать плечами, лёжа на больничной койке. У меня это даже получается. По крайней мере, безопасник точно считывает это едва уловимое движение.

— Ну да, ну да, от вас это не зависело, — Козьма возвращает моё внимание к разговору. — Я это прекрасно понимаю. Но все же. Это может оказаться важным. У меня есть несколько вопросов.

— Конечно, — хриплю, — только говорю плохо.

— Удивительно, что вообще говорите, — усмехается безопасник. — Ну, ладно, отвечайте коротко. Вы помните, что с вами происходило в поезде?

— Наверное, — произношу с некоторым сомнением.

— Вы не уверены? — глаза безопасника превращаются в две узкие щелки.

— Я не знаю, помню ли я всё, что происходило со мной в поезде, — прикладываю все усилия, чтобы произнести фразу.

Голос звучит ожидаемо странно. Выше, неуверенней, тоньше.

— Это ясно. Но постарайтесь прямо сейчас тщательно, желательно в деталях, вспомнить, что конкретно с вами происходило: что вы делали, что за чем следовало. Мне очень нужно это знать.

Немного непонятно, зачем это всё следователю.

— К сожалению, без вашего разрешения я этого почему-то сделать не могу. — добавляет он довольно-таки странные слова.

Или нет? У меня-Лариона есть понимание, что это далеко не странность, а вполне понятная магическая практика. Эти в черном могут спокойно залезть в чужие воспоминания. Их надо опасаться, но не сильно. Ибо — опора трона! Слово и дело! А мы… впрочем, Орловым нечего бояться государева человека. Негромко откашливаюсь.

— А с моим разрешением, получается, сможете? — аккуратно уточняю.

— Постараюсь, — добродушно улыбается следователь. — Вы только представляйте все картинки перед собой как на экране. Вы же в синематеке были? Тогда представьте фильм и себя в главной роли. И, вот, выпейте воды. Целитель разрешил, — Козьма протягивает мне небольшой стеклянный стакан.

А ведь он держал его в руке с самого начала. Просто я этого не замечал.

Беру воду из рук мага непривычно тонкими пальцами. Не знаю откуда, но уверен — это безопасно. Мне уж — точно.

Пью мелкими глотками. И думаю.

Замечательно, в эту игру можно играть вдвоем. Я как раз осваивал похожую технику работы с посттравмой за несколько часов до смерти. Смерти? Нет. Не может быть. Хочется скривиться от накативших воспоминаний, но сдерживаюсь. Позже. Может, причудилось, или на меня свалились остатки сновидений? Без вариантов. Точно смерти — с заточкой в правом боку особо не побегаешь. Да и воспоминаний после той обжигающей боли больше нет.

Непроизвольно тянусь к правому боку. Туда, где у меня должна быть несовместимая с жизнью рана. Сейчас там, чуть выше, только пара ушибленных или сломанных ребер. Пока непонятно. Следователь вздрагивает и присматривается, но меня уже отпускает.

Итак, фильму товарищ хочет. Хорошо. Будет ему фильма. Усмехаюсь про себя. Представляю огромный белый экран и темный кинозал. И себя в нем. Мужик вздрагивает. Отлично. Кажется, получается.

— Хорошо, я попробую, — хриплю и возвращаю пустой стакан.

Безопасник сосредоточенно наблюдает за мной.

Вспоминаю поезд. Выхожу из купе.

Иду… НАПРАВО.

Снова прохожу мимо своего купе… пожалуй, нет, пусть будет не так.

… Единственное, что понимаю — я посреди пустоши. Ладно, с этим разберемся позже. Теперь надо решить: направо или налево?

Выхожу из своего купе. И поворачиваю… НАПРАВО…

Толкаю на экран именно этот кусок воспоминания. Начинаю проигрывать его. Ну да, я намеренно вырезаю часть НАЛЕВО. Оставлю её для внутреннего пользования, так сказать. Почему-то очень не хочу делиться конкретно этой половиной с безопасником. Там почти нет ничего важного, вот только… ладно. Позже.

Переступаю через зелёного чешуйчатого монстра.

В соседнее купе кидаю только мимолётный взгляд — не желаю даже задумываться, что конкретно там происходило. Понятно только, что красные брызги на голубых стенах вагона тут неспроста.

Чуть ускоряю шаг, чтобы быстрее миновать неприятное место, но запинаюсь об один из разбросанных серебряных подстаканников. Успеваю опереться рукой на стену. Грудина взрывается болью. Пальцы вязнут в мокром огромном настенном пятне. По этому поводу не испытываю никаких чувств и спокойно вытираю ладонь о чистый голубой участок обивки.

Посматриваю под ноги и направляюсь дальше. В конце вагона легко открываю дверь. Оказывается, мой вагон — последний из жилых. Следующий за ним — вагон-ресторан. Понимаю это по нескольким уцелевшим столикам в полностью раздолбанной обстановке. У половины вагона-ресторана нет крыши. Её содрали как крышку с консервной банки.

Небо не приносит никаких сюрпризов — серое и туманное. Даже не совсем понятно, где прячется солнце. И есть ли оно вообще. Неторопливо осматриваюсь.

На полу валяются люди, разодранные на части. Все точно мертвы. Но по этому поводу я ничего не испытываю. Разве что небольшое сожаление, что неминуемо испачкаю подошву.

Причину разгрома замечаю неподалеку — ещё одно чудовище, как в коридоре.

Как только вижу чешуйчатую зелень — стреляю без прицеливания. Руки опять подкидывает вверх, и мне чуть было не попадает оружием прямо в лоб — слабоват я для этой машинки.

Тело чудища дергается от попадания пули.

Странно, крови существа вокруг нет, хотя его тело располовиненное как по линейке. Уверен, что оно мертвое. Нижнюю половину тела так с маху найти взглядом не удается. Но я особенно и не стараюсь.

Что ж, тогда осмотрим остальное. Внимательно оглядываю чешуйчатого.

Если взять того, что валяется в коридоре и посадить на него голову этого существа… получится прямоходящее, двух с половиной метровое существо, покрытое плотной чешуей. В ширину тварюшка спокойно будет метра полтора, в толщину плюс-минус столько же. При этом, кажется, что её тело состоит из сплошных мышц. Плотное и жутковатое.

Вытянутая морда неизвестной твари тоже не радует. Особенно зубы — острые, загнутые вовнутрь, сантиметров по пять — приблизиться и рассмотреть поближе желания не возникает. Не совсем рептилия, скорее, нечто среднее между шакалом и крокодилом.

Обхожу остатки бойни стороной.

В конце вагона сохранилась мини-кухня. Грустно усмехаюсь. По крайней мере, от голода в ближайшее время точно не помру. Ещё раз осматриваю вагон-ресторан, и понимаю, что прямо сейчас аппетит у меня не очень.

Смотрю в окошко запертой двери. Через него как раз видно, что это последний вагон.

Медленно разворачиваюсь на месте. Беру уцелевшую стеклянную бутылку воды. Возвращаюсь обратно в своё купе и сажусь на кровать.

На меня накатывает оцепенение. Правда и ситуация не совсем стандартная. Забавно, но соседство с трупом моё сознание совершенно не беспокоит.

А вот рыжий чемодан — заинтересовывает.

Аккуратно нагибаюсь и с трудом выволакиваю худой, но тяжеленный чемодан из-под лавки.

— Понятно. Спасибо, — благодарит Козьма с кривенькой улыбочкой, но по-прежнему добрыми глазами. — Я смог уловить ваши образы. Подскажите, монстры не шевелились? Они были еще живы?

— Первый валялся без башки, — говорю как есть. — Я снёс ему голову почти сразу после аварии. Во второго я выстрелил на всякий случай, так что не знаю.

— Хорошо, хорошо, — кивает безопасник. — И никаких магических проявлений? Вы не применяли никакой магии?

— Вроде нет, — отвечаю Козьме.

— Странно. В вашем деле написано, что вы маг, и есть пометка — не начального уровня, — поясняет следователь. — Правда, ваш уровень нуждается в уточнении.

— Я маг? — удивляюсь.

Пока не могу разобраться со всеми новыми воспоминаниями, но определенные странности в них есть, как ни крути.

— В деле так написано. Да и логика в этом есть: вы же ехали поступать в Императорскую Торопскую Магическую Академию, — задумчиво произносит Козьма.

В голове вспыхивает знакомая аббревиатура ИТМА. Золотом на письме. Плотная желтоватая официальная бумага. Куча печатей и сверху — объемная магическая от самой канцелярии Императора!

… Вы зачислены… Тра-та-та… Просим приехать в срок… Ту-ту-ту… Сильно зажмуриваю глаза и снова открываю.

— Спасибо вам, мы очень чётко представили то, что нужно, — благодарит следователь.

— Мне есть о чём беспокоиться? — уточняю у безопасника.

— Демонического заражения у вас ноль. Единственное странное отклонение — я не могу вас прочитать самостоятельно, — поясняет Козьма. — Такое случается, особенно в случае сильных потрясений. Это как раз наш случай. Сочувствую в связи с потерей вашего сопровождающего.

— Извините, — перевожу тему. — А почему вас так интересовали трупы этих монстров?

— Понимаете, нас больше интересует, как именно их убили, — объясняет следователь. — Обычное оружие особого вреда этим существам нанести не может. Они быстро восстанавливаются. В том состоянии, в котором они находились на момент прибытия группы… как бы так объяснить… в общем, они должны были давно восстановиться.

— Там же полтела осталось! — вспоминаю монстра из ресторана.

— Ну и что? Полтела же было — значит, уже вполне мог двигаться. Однако нет — группа, не встретив сопротивления, успешно эвакуировала вас до закрытия прорыва. Кстати, сочувствую ещё раз.

Смотрю на безопасника с некоторым непониманием.

— Чисто по-человечески, нужно было разрешить забрать вашего спутника для дальнейшего погребения в родовом поместье, — отвечает он. — Но таковы правила, уж, извините. Уверяю, после своего ухода, группа оставила воспламеняющиеся снаряды. Так что тело вашего сопровождающего точно не досталось тварям инферно. В его бумагах будет сделана соответствующая запись, и родственники смогут получать выплаты. Я позабочусь.

С пониманием киваю и собираюсь задать следующий вопрос, но безопасник меня предугадывает.

— Револьвер, а также остальные вещи, которые военные захватили с собой, когда вас эвакуировали, вам передадут, — сообщает следователь. — Осмотр револьвера почти закончили. Уже сейчас можем сказать, что это — самое обычное оружие с обычными мягкими свинцовыми пулями. Ни следа обработки или артефакторики. Даже серебра в них ни на грамм. Долю с подстаканников вы получите.

Удивляюсь последним словам следователя, но решаю пока промолчать.

— Хотите сказать, этот «слонобой» не оружие? — уточняю.

— Нет, ну, что вы! — широко улыбается Козьма. — Револьвер, безусловно, оружие. Просто его можно снаряжать и другими пулями. Ваш сопровождающий есаул в отставке не имел права ношения револьвера в городе с бронебойными или магическими патронами, поэтому заряжал мягкими, свинцовыми. Для того, чтобы защитить вас или отбиться от хулиганов — этого вполне достаточно. В любом случае, полиция быстро была бы рядом. На выстрелы даже в этих краях реагируют почти мгновенно! — мягко смеется следователь.

Смотрю на Козьму с нескрываемым интересом. Мужик явно знает больше, чем говорит, но оно и понятно. Играть в дружбу, сообщать ровно столько информации, сколько мне требуется знать на данный момент — следователь взвешивает каждое слово.

— Понимаете, по отчетам штурмового отряда, в поезде они видели двух демонов прорыва, оба были мертвы, — поясняет Козьма. — И ко всему прочему несколько десятков разорванных человек, что вполне предсказуемо… нашли целый труп вашего сопровождающего — что уже не очень здорово. Но, самое главное, вытащили живого вас, что совсем ни в какие ворота не лезет.

Практически не моргая слушаю каждое слово мужика.

— При этом в вашем теле ноль процентов заражения, — продолжает следователь. — Так что остается одна нерешенная загадка — как вы убили… ну, вы понимаете, — усмехается мужик. — Ничего. Мы с вами еще обязательно встретимся, когда вы немного придете в себя, — безопасник кивает на цветные пробирки. — Сейчас к вам придет целитель, а пока официально — благодарю за сотрудничество. Не беспокойтесь о пребывании в клинике — здесь для вас все за счет казны. — Снова мягко улыбается. — Если целители будут что-то рекомендовать, не думайте — соглашайтесь. Все процедуры оплатит государь Со мной можно не согласовывать. Ближе к вашей выписке я вас снова навещу. И, думаю, это произойдет совсем скоро. Поправляйтесь.