Моя Академия

Глава 16 Покачнулось небо под ногами

— Ау! — гулко раздаётся в коридоре диспетчерской.

— Дальше проходите, дальше! До комнаты номер шесть, — отзывается голос.

— Комната номер шесть… Три, четыре, пять, шесть, — считает себе под нос вошедший.

— Ну да, до шести считать умеешь, я смотрю. Ты чьих будешь-то? Кто такой? — интересуется женщина за столом.

— Я следователь по особым поручениям из Сыскного Приказа, Козьма Ефремович Кольцов, — привычным выговором отвечает следак.

— Из самой столицы, что ли? — ехидно улыбается дамочка.

— Ну да, из самой столицы, — подтверждает мужик и осматривает небольшой кабинет.

Дамочка опускает со лба очки с толстыми линзами и быстро рассовывает по шкафам бумаги со стола. Для этого она даже не думает встать со стула. Как дотянулась — так и хорошо.

— А что у нас надо? — спрашивает женщина. — Тут обычный порт.

— Надо узнать, когда и в какое время у вас дирижабль ходит, — прямо говорит Кольцов. — Мне бы вашего капитана повидать.

— Как-как? — наигранно переспрашивает дамочка и приподнимает оправу. — Капитана, говоришь? Капитана сейчас особо и не повидаешь уже.

— Как так? — удивляется следак. — Случилось чего?

В новостях недавно упоминали прорыв в дальних краях. Писали, что задет грузовой дирижабль. В новостях постоянно пишут всякое, но не все там правда.

— Ну так дирижабль погрузку давно закончил, — сообщает дамочка. — Капитан сейчас, как и вся команда, в городе.

— И когда вернутся? — не сдается следователь.

— Не знаю, по-разному бывает — когда через три часа, когда и через четыре. Мне тут недосуг за ними следить, видишь сколько дел? — женщина обводит руками стол, засыпанный карточками и журналами. — Это перепиши, вон то отсортируй, глаза сломать можно! В общем, приходи, как вернутся.

— Хорошо, а где их искать, когда они в городе? — Кольцов ни одним жестом не показывает своё раздражение.

— Понятия не имею, они мне не докладываются, — женщина зло крутит ручку арифмометра. Он звякает, скрипит, стучит и выдаёт ей результат. — Тьфу ты, пакость какая! Не мешай, видишь, работаю.

Поблизости, кроме этого злополучного шестого кабинета, ничего нет. Ни диванов, ни буфета, ни одной живой души. Только лестница наверх в конце коридора.

— А где здесь можно подождать? — уточняет следак.

— У нас нельзя подождать, в город езжай, там подожди, — отвечает дамочка без особого желания продолжать диалог. — Или, вон, за ворота выходи и сиди там.

— И что же, никакой комнаты отдыха или на крайний случай столовой? — интересуется Кольцов.

Дамочка отрывается от своих бумаг и приспускает очки на нос. Волнистые волосы собраны на затылке в хвост так, что, кажется, они вот-вот утянут за собой лицо. Женщина смотрит исподлобья, будто перед ней нашкодивший котенок.

— Следователь по особо важным делам! — качает она головой. — У нас тут режимный объект, понимаете ли — какая тебе к чертям комната отдыха? Ты же сам нас после этого заштрафуешь! Иди в город, не мешай работать. Часа через три-четыре приходи, они как раз стартовать будут.

— А можно поточнее — через три или через четыре? — спрашивает следак.

— Нельзя поточнее. Они каждый раз стартуют в разное время. Воздушные течения, понимаешь ли, — женщина снова набирает цифры и зло крутит ручку, аппарат опять стучит, скворчит и выдаёт результат. — Вот другое дело, — довольно произносит дамочка. — Короче, работаю я. Приходи, как сказано, или не приходи вовсе — дело твое.

— Хорошо, — жуёт губами следователь. — Ваше начальство повидать могу?

Барышня зло стучит по клавишам и замирает после вопроса, как собака перед нападением.

— Следователь по особо важным делам Козьма Ефремович Кольцов, моё начальство ты повидать можешь — приходи через три-четыре часа, оно будет здесь, — дамочка проговаривает слова как можно четче. — Сейчас в порту только я. Ещё вопросы есть?

— Нет, вопросов нет. И что, больше совсем никого нет в здании? — всё же задаёт вопрос следак, чем полностью парализует рабочий процесс.

— В здании люди есть, но они все не про тебя. Работяга-сантехник тебе нужен? — язвит женщина. — Нет? Ну вот и приходи, как сказано — можешь прийти чуть раньше или чуть попозже, не мое дело. Тебе же надо. А сейчас иди, не мешай работать.

В кабинете снова раздается стук и звон машинки.

— Как-то вы негостеприимно, что ли… — высказывает Кольцов, не пытаясь перекричать громкие звуки.

— У меня гостеприимство в условиях работы не записано. Про гостеприимство там ни слова, — поясняет дамочка, сдвигая очки ближе к глазам. — Про бюджет свести — слова есть. Я именно этим сейчас и занимаюсь. А ты мне мешаешь, Козьма Ефремович.

Не торопясь, добираюсь до порта дирижаблей. И поесть успеваю, и прогуляться. Городок мне нравится, и люди тут открытые — ну, по крайней мере, те, которых я встретил. Никакого желания навариться или подгадить. Водители показывают дорогу, не накручивают стоимость, а в кабаке уважительно обслуживают, не обращая внимания на возраст. На улицах все спокойно помогают найти нужную дорогу. Да и местные извозчики не возят кругами, сразу едут напрямую — как, собственно, первый, так и второй, которого я ловлю. Второй, правда, попадается менее разговорчивый.

Да и мне сейчас, в общем-то, не до разговоров. Возвращаюсь в порт почти за час до планируемого старта. Захожу в диспетчерскую, и тут же меня ловит женщина, с которой я разговаривал ещё утром.

— Где тебя носит, парень? Все только тебя и ждут! — торопит меня дамочка. — Давай, пулей на дирижабль! Давай-давай, Прокофьев уже пятнами изошёл весь!

— Так через три часа же? Он же сам говорил, — говорю в свою защиту.

— Пораньше стартуем, пораньше! Давай-давай, беги уже, не спорь! — ласково подталкивает меня женщина. — Молодец, что пораньше пришёл!

— Спасибо вам, не забуду, — благодарю

— Да что там? Беги уж! — машет рукой дамочка. — Дирижабль уже вывели.

Подхватываю свой небольшой саквояж и бегу в сторону ворот на поле.

— Студент! — машет Прокофьев на аппарели, только завидев, как я выбегаю из дверей. — Давай сюда, только тебя ждём!

Потом оборачивается и кричит уже внутрь корабля:

— Михалыч, заводи шарманку! Стартуем!

Монструозные двигатели по бокам дирижабля два раза чихают и медленно раскручиваются.

Забегаю на аппарель. Капитан смотрит по сторонам и заходит сразу за мной, аппарель медленно закрывается. По стенам грузового отсека загораются яркие лампы. Белый свет позволяет хорошенько рассмотреть всё, что находится внутри.

Сам отсек просторный, с алюминиевыми каркасами и прочными ремнями для крепления. По бокам привязаны палеты, контейнеры и незнакомое мне оборудование. На некоторых контейнерах закреплены датчики с мигающими лампочками. Сейчас все мигают зеленым.

— Пойдём, студент, — зовет за собой капитан. — Тут тебя один странный тип искал. Мне наша бухгалтер сказала. Чего от тебя хотят-то? Говорит, следак какой-то.

— Там прорыв недавно случился. Наш поезд уничтожен, — вкратце рассказываю свою историю. — А я вроде как единственный выживший.

— То есть ничего противозаконного? — Прокофьев поворачивается и смотрит мне прямо в глаза. — Учти, нам проблемы на борту не нужны. Мы тебе верим.

— Да нет, вроде, ничего такого. Просто не горю желанием с ним общаться, — честно говорю. — Неприятный он.

— Да, наша бухгалтер тоже сказала, что менталист чёртов, — поддерживает кэп. — Она таких повидала уже. Когда будешь с ним разговаривать, думай о море. Понял?

Стараюсь осмыслить совет капитана, но не особо получается.

— О каком море? — переспрашиваю.

— О море! Как оно бесконечно прекрасно! — нарочито радостно поясняет Прокофьев и обводит дирижабль руками. — О закате, который видел, о том, как солнце, погружаясь в волны, стало алым, как кровь, и почувствовал, что море впитало энергию светила в себя, и солнце было укрощено, и огонь уже догорал в глубине, — словно читая белый стих, говорит мне капитан, а я смотрю на него ошеломленный цитатой.

— Что? — переспрашивает капитан. — Это ж известная литания против менталистов. Конечно, от сильного тебе не поможет, но от поверхностного прощупывания завсегда. Да, чего уж греха таить, сами менталисты об этом точно знают.

Надо бы скачать этот текст на информер и сверить. Не может же быть такого совпадения… Или может?

— Откуда эта литания? — интересуюсь.

— Да не знаю, придумал кто-то, — пожимает плечами Прокофьев. — Вот, из ваших, из магов и придумали. Давно уже. Если прокручивать в оригинале, она чуть длиннее. Если хочешь, я тебе запишу слова.

— Спасибо, не нужно, я их знаю, — говорю и сам себе не верю.

Капитан приподнимает брови и спрашивает:

— Да? А какие слова ты знаешь?

Предложения сами цепляются друг за друга в моем подсознании. Строчки всплывают из глубин. Так, обычно вспоминаются детские или школьные стихи.

— Пойми, — цитирую я, — на небесах только и говорят, что о море, как оно бесконечно прекрасно…

— Да-да, именно оно! — подтверждает Прокофьев. — Правильно знаешь, молодец. Вот как встретишься с менталистом — проговаривай литанию про себя и представляй море. Их от этого нормально так корёжит.

— Спасибо! — благодарю. — Но полную версию я все же посмотрел бы — вдруг помню чуть не то?

Мы стоим в ярко освещенном коридоре между грузовым отсеком и другой частью корабля. Понимаю, что капитан на моей стороне, хотя мы знакомы не больше суток.

— Да не за что, парень. Не любим мы следователей. Вроде приезжают хлыщи из своей столицы, вроде бы «здравствуйте-здравствуйте», — ругается Прокофьев, проходя алюминиевый настил аппарели. Еле успеваю за ним. — Вроде бы «здрасьте-здрасьте, довольны? Довольны!» — улетают, а потом комиссия за комиссией, комиссия за комиссией, сволочи! Работать не дают. Сами сидят там, бед не знают, а мы здесь на передке!

Иду за капитаном дирижабля и поражаюсь. Миры разные, а проблемы, в общем-то, похожие.

Корабль медленно набирает ход, разворачивается над полем, а я успеваю заметить в иллюминаторе знакомую фигуру следователя. Кажется, он очень хотел попасть на этот же дирижабль. И хорошо, что опоздал. Даже сорок минут в соседстве с менталистом не предвещали особого удовольствие. Прокофьев тоже замечает фигуру на поле и ухмыляется в усы.

— Ну что, парень, пришли. Располагайся здесь, — кэп кивает на диван в кают-компании. — Койки у нас нет. Корабль используется только на каботаже, так что без кают. Если есть какие-никакие деньги, можешь у нашего кока приобрести перекус. Он готовит не ахти, но у него есть консервы.

— Ой, нет, спасибо, — отказываюсь. — Водички бы, если можно. Или чая. Поесть я в городе успел.

— Это правильно, ресторанчики у нас все неплохие, — улыбается Прокофьев, явно вспоминая одну из харчевен. — Ты, небось, в центре поел?

— Ну да, — киваю. — В «Рыбном заливе». Там еще аквариумы во всю стену.

— Знаю-знаю. Серьезное место, но для первого раза — самое то. В центре все ресторации хорошие. Готовят — объеденье. Особенно в «Жерехе», если прийти попозже. Пиво там варят отменное, скажу тебе, плотное такое. Пену не враз сдуешь… — капитан осекается. — Да не, парень, забудь. Ты не слышал ничего. Тебе рано, да и к тому же ты маг, тебе вообще алкоголь лучше не пить. Забудь.

— Хорошо, — киваю. — Забыл о «Жерехе».

С капитаном ссориться совсем не хочется. А заговорился — с кем не бывает. Мне до изучения местных ресторанов еще далеко. Для начала надо разобраться с поступлением в Академию и заселением.

— Ну вот и славненько. Располагайся на диване, — Прокофьев показывает на большой кожаный диван. — Кок сейчас принесёт чай. Где-нибудь через часик выгрузим тебя в Академии. Или хочешь, вон, большой иллюминатор, быстро время убьёшь. Ты же в первый раз летишь?

Кидаю взгляд на огромный иллюминатор на противоположной стене. Он не очень чистый: видимо, из-за частых перелетов и непогоды. Но кое-что рассмотреть в него можно. Стараюсь не выдавать своего восторга.

— Да. А что, так заметно? — уточняю.

— Конечно, ты на всё так смотришь, как будто это новость какая великая, — смеётся кэп и на секунду задумывается. — Ладно, пошли со мной.

Оставляю багаж в кают-компании и, не скрывая радости, иду с капитаном. Погулять по дирижаблю — это, считай, мечта сразу обоих жизней.

— Пойдём. Через иллюминатор такого не увидишь, — говорит капитан и открывает дверь в рубку. — Ну, что, Михалыч, как себя машина ведёт? Не пакостит?

— Отлично ведёт! Хорошо идём, — усмехается мужик за штурвалом, не оборачиваясь в нашу сторону.

Михалыч склоняется к небольшой медной трубе и даёт распоряжения:

— Малым ходом. Правый двигатель стоп. Малый ход. Левый двигатель средний ход. Малый ход. Стоп! Малый вперед! Правый двигатель — самый малый!

Опознаю в этой трубе переговорное устройство. Интересно, почему нельзя сделать артефакт? Но это не моё дело. С трепетом рассматриваю рубку. Помимо кресла, где сидит Михалыч, тут еще несколько мест. Все оборудованы ремнями и кнопками регулировки. В самом центре рубки — приборная панель. Различные индикаторы и стрелки. Справа от Михалыча несколько рычагов — одни побольше, другие поменьше. Слева — панель с кнопками разного цвета. Освещение более мягкое, не такое резкое, как в коридорах. А сплошное остекление рубки — это, вообще, отвал всего. Можно с легкостью рассмотреть не только то, что находится на уровне глаз, а ещё и всё, что проплывает под ногами. Вижу невероятной красоты город, кажется, узнаю холм и госпиталь. Надо не забыть написать Арише после прилета. Обещал же.

Корабль разворачивается медленно, но неумолимо, после чего поднимается вверх.

— Правый двигатель — малый ход, левый двигатель — малый ход. Выходим на рейд, — отдает команду Михалыч, не отрываясь от приборной панели.

Корабль прекращает разворот и продолжает ровное движение вперёд и вверх. Город стремительно проплывает над нами, его тут же сменяют леса и блестящая лента реки. Вдалеке умудряюсь рассмотреть небольшое озеро ярко-изумрудного цвета. Интересно, как оно там появилось посреди леса? Ни одного песчаного или глинистого участка. Детали отсюда особо не получится рассмотреть, но я вглядываюсь в каждое проплывающее облако. Солнечный свет пробивается сквозь облака.

— Смотри-смотри, — довольно говорит Прокофьев. — Вовремя пришли. Как раз к «золотому часу».

— Почему золотому? — задаю вопрос, не отрываясь от проплывающего пейзажа.

— В это время солнце светит по-особенному и всё вокруг кажется немного измененным. Эффект миража, — объясняет кэп.

Летим над лесами чуть пониже облачного фронта. Сплошной зеленый ковер не имеет конца и края. Его разделяют паутинки рек. Рулевой нажимает несколько кнопок и оборачивается к нам.

— Ну всё, нормально, Силыч. Идём хорошо, — сообщает он. — Движок не троит. Починил-таки Витек. Минут через сорок будем. А кого привёл с собой?

— Да, это пацан из Академии, — машет в мою сторону Прокофьев, пока я не могу оторваться от завораживающего вида.

— Пацан из Академии… Маг? Бедняга, — Михалыч совершенно не скрывает своего отношения.

Подобное уже замечал неоднократно в этом городе. Как только узнают, что лечу в Академию — сочувствуют и жалеют. Совершенно не понимаю, с чего такое отношение.

— Не повезло тебе, парень, — вздыхает Михалыч. — Но тут уж, что судьба отмерила. Через часик будем в твоей Академии. Только попомни мое слово — не рвись в первые ряды. Не надо оно тебе. Лишнее. Как будет- так будет.

Рулевой говорит загадками. Выслушиваю его наставления и кидаю взгляд на Прокофьева.

— Да, Михалыч, не надо ему. Он ещё не понимает, с чем столкнулся, — подтверждает тот с таким же понурым видом.

— А с чем я столкнулся? — спрашиваю.