Судорожно вдыхаю: еще и ещё раз. Будто меня всё это время держали под водой и только сейчас я вырвался из глубины. Воздух обжигает лёгкие, но в то же время он так живительно сладок. В глазах темно, и открыть их получается с большим трудом. Да и что толку? Всё равно ничего не видно, кроме красных кругов. Мир вокруг кружится как неуправляемая карусель. Глаза лучше закрыть.
Уши словно набиты ватой. Хорошо слышу только своё тяжёлое дыхание. Изо всех сил прислушиваюсь. Далёкие звуки проходят как через толстую шапку. И они мне совсем не нравятся.
Судорожно ощупываю руками пол, постоянно натыкаюсь на металлические стойки. Руки подчиняются плохо, но все же — подчиняются. Разлепляю веки. Глаза с трудом фокусируются на перекособоченной двери купейного вагона. На полу осколки вдребезги разбитого зеркала.
Тяжело поворачиваю голову — я валяюсь на полу этого самого купейного вагона. Вижу окно и соседний диван. Рядом без движения лежит усатый военный в зелёно-голубой неизвестной мне форме. Его рука неестественно свисает с дивана, по ней струится кровь и капает на пол.
Визги и непонятные рычания раздаются всё более отчётливо. Шарю вокруг, чтобы опереться или зацепиться хоть за что-то. Для начала нужно подняться. Нашариваю только ребристую рукоятку. Цепляюсь за неё как за спасательный круг. Поднимаю с пола и подношу к глазам неожиданно огромный револьвер. Он чем-то отдаленно напоминает пятисотый магнум примерно таких же гигантских размеров.
Моя рука… моя рука? Моя, почти детская рука теряется на фоне рукоятки.
В голове одна за другой скачут туманные мысли. Дышать всё ещё тяжело — кажется, сломаны рёбра. Каждый вдох сопровождается усилием и болью. Пытаюсь пошевелиться. Так, ноги вроде не сломаны, но двигать ими нормально не получается. Словно отсидел себе обе конечности. Двигаются только резко и без контроля.
Раздаётся жуткий скрежет. Перекособоченная дверь рывком уходит наполовину в стену, где и застревает намертво. На её месте появляется грязно-зелёная чешуйчатая рожа. Ну и мерзость!
«Ты, блин, кто?» — хочется крикнуть прямо в лицо монстру, но вместо этого крепче сжимаю ствол. С трудом навожу его на неизвестного. Тот пытается протиснуться в щель заклинившей двери, и у него это понемногу получается. Ствол ходит в руках ходуном. Прикладываю все оставшиеся силы и с трудом нажимаю спусковой крючок.
Револьвер рявкает и отдачей влетает мне в лицо. Незадолго до этого успеваю заметить, как мерзкую тварь выносит в коридор. Снова теряю сознание.
Прихожу в себя, будто просыпаюсь после ночного кошмара. Состояние чуть лучше, но боль в груди всё ещё напоминает о себе. Голова раскалывается, а веки склеиваются липкой вязкой жидкостью. Принюхиваюсь и одним движением смахиваю кровь, застилающую глаза.
Каждая мысль после пробуждения кристально ясная и прозрачная. Кажется, что голову изнутри пронизывает острый холодный ветер. Только вот мыслей немного, и сложных — нет совсем.
Нужно подняться, потом пошевелиться. Нет, для начала просто пошевелиться.
Проверяю тело на переломы. Поочередно двигаю руками и ногами.
Вокруг мёртвая холодная тишина. Никаких больше скрипов или других посторонних звуков. Складывается ощущение, что всё вокруг вымерло. Ещё раз шевелю руками, но уже медленно. Одна подаётся легко, и я снова вижу перед глазами почти детскую пятерню. Во второй неприятное ощущение: она прижата чем-то тяжелым. Опускаю взгляд — так и есть. Рука туго придавлена пистолетом, который попал под лавку. Тут же приходит воспоминание, как я стреляю из этой портативной гаубицы.
Аккуратно высвобождаю палец. Он отзывается острой болью на каждое движение: скорее всего, сломан.
А, нет, не сломан, просто выбит.
Зажимаю зубами рукав куртки, хватаю ладонью поврежденный палец и вщёлкиваю сустав. На секунду в глазах снова темнеет. Тело пробивает острая молния боли. Но эта боль правильная. К ней я готов.
Разжимаю кулак — нормально, не сломано. Ещё раз сжимаю и разжимаю ладонь. Мыслей почти нет, а те, что есть — очень приземлённые. Делай — раз! Делай — два! Только о следующих шагах. Вдох — боль пронизывает тело. Пошевелить рукой. Чуть покачаться.
Чувства заморозились — нет ни паники, ни переживаний.
Делаю еще один слабый вдох. Нет, лёгкие не пробиты: внутри не булькает и не клокочет. Ещё один глубокий вдох для полной уверенности. Боль возвращается только при резком выдохе. Терпеть можно. Скорее всего, ушиб или максимум трещина ребра.
Ладно, переворачиваюсь на бок.
А-а-а!.. Изо всех сил хочется выругаться. Шевелиться крайне неприятно. Но надо.
Ноги. Все мысли холодные и чёткие. Ногами двигаю, и они немного подчиняются. Конечно, не сказать, что полностью.
Перевернуться.
Встаю на четыре опорные точки. Передо мной валяется заляпанный кровью револьвер. Пол плывёт перед глазами, но равновесие я уже держу. На лоб падают длиннющие русые волосы, тоже заляпанные кровью. Это что, мои?
Так и есть — они мои. Слишком спокойно принимаю и этот факт. Холодно, равнодушно, без лишних эмоций.
Хватаюсь за револьвер и сажусь на пятую точку. Подтягиваю оружие ближе к себе. Тяжёлый, зараза. Смотрю в окно поезда.
Ничего примечательного не вижу. На уровне глаз только серая пустошь. Корявое засохшее дерево одиноко торчит из земли. Дальше только совершенно пустое пространство.
Осматриваюсь. Уже знакомый купейный вагон. Хотя, нет, он больше похож на спальный, потому что здесь всего два места. Очень богатая обстановка: обитые атласом стены, позолоченные рожки ламп освещения, бронзовые ручки с литьём и украшениями. На левой койке без движения валяется всё тот же военный. Только сейчас кровь не течёт. Видимо, времени прошло прилично.
Военный не двигается и не проявляет никаких признаков жизни. Аккуратно дотрагиваюсь до его руки — уже холодный. Несколько часов как умер, получается. Похоже проломил себе голову. Ударился о сложенный под окном столик. Очень нелепая смерть. Или нет? Разбираться сейчас точно не буду, но крови натекло много.
Медленно поворачиваю голову. Судя по всему, незаправленный диван — мой. Под ним — худой чемодан, рядом стоят невысокие сапоги на шнуровке: кожаные и мягкие.
Меня по-прежнему удивляет собственное спокойствие.
С другой стороны, кроме мертвого мужика напротив, причин для беспокойства не вижу. В поезде гробовая тишина. Ни скрипов, ни капель дождя. Ветер за окном не свистит. Кроме своего глубокого дыхания вообще ничего не слышу.
Цепляюсь за столик, встаю и стараюсь удержаться на ногах. Меня пошатывает. По привычке наклоняю голову, чтобы ничего не задеть. Вот те раз: кажется, у меня забрали полметра роста. Ещё эти длинные волосы постоянно лезут в глаза. Да и руки, понятное дело, не мои.
Голова совершает привычное движение и откидывает волосы назад. Всё тело простреливает острой болью в груди. Меня сразу же мутит.
Да, всё-таки, с этим телом не всё в порядке. Дышать становится чуть тяжелее, чем раньше. Оборачиваюсь и переступаю с ноги на ногу.
Под ногами хрустит стекло.
С того момента, как я впервые прихожу в сознание, времени проходит прилично. Неизвестный мужик все так же на диване. Только кровь военного больше не капает: застывает неприятной лужей возле его сиденья. Смотрю на свои пальцы и понимаю, что по сравнению с пальцами моего попутчика, мои руки скорее принадлежат подростку. Да еще и тому, кто совсем недавно вышел из детского возраста.
Осматриваю свои ухоженные ногти, гладкие ладони — абсолютное отсутствие мозолей. Пальцы тонкие, артистические. Этим рукам точно никогда не приходилось заниматься физическими нагрузками. Продолжаю осматривать себя и свою одежду. Атласная пижама и тонкие домашние тапочки на ногах.
Хм. Допустим.
Медленно, стараясь не потревожить поврежденную грудину, сажусь на своё место. Слегка наклоняюсь, чтобы залезть рукой под сиденье. Вытягиваю с маленькой полки идеально сложенные носки или, скорее, гольфы. Неторопливо натягиваю их на ноги. Надеваю добротные тонкой кожи сапоги на шнуровке. Затягиваю. Это действие снова стоит мне лёгкой боли в груди. Не страшно — всё лучше, чем гулять по стеклу в тонких тапочках.
Беру в руки револьвер и кидаю быстрый взгляд на осколки зеркала. Надо бы поискать хоть одно уцелевшее. При каждом шаге раздается громкий хруст стекла. Подхожу к пустому проёму и выглядываю в коридор.
На полу валяется чешуйчатое зеленое существо с длиннющими когтями и здоровенным хвостом. Именно это чудовище не так давно заглядывало ко мне в купе. Вместо половины головы у существа — кровавое месиво. Кажется, мой «слонобой» очень удачно попадает. Теперь рожу можно восстановить только в памяти.
Выхожу из купе.
Разум не понимает того, что происходит вокруг. Выцепляет из общей картины только понятное и очевидное. За мной — богатая обстановка спального вагона и паркетный пол, усыпанный разбитым стеклом. В начале вагона рассыпаны уцелевшие серебряные подстаканники. Стены обиты голубым атласом. На одной из них висит моргающая лампочка. Напротив соседнего купе будто плеснули на стену красным.
Так, лампа сейчас без надобности — в окна прекрасным образом заглядывает серый, но светлый день. Сейчас наверняка ближе к полудню — на улице совсем нет теней.
В вагоне всего три купе и в самом начале — одно маленькое. Наверное, для проводника.
Стою посередине вагона. Осторожно оборачиваюсь то в одну, то в другую сторону. Дергаю дверь в соседнее купе — заперто. Дальше только пустой коридор с огромными царапинами на атласных стенах. Обивка висит четырьмя короткими лентами. Однако, тут не обошлось без когтей. Это всё, что рассказывает о случившемся.
Выглядываю в окно.
Ничего нового или интересного не вижу. Серая, порядком высушенная пустошь и облезшие кривые деревья. Где-то там, на горизонте, синяя полоса леса. Для сравнения смотрю в окно своего купе. С этой стороны поезда всё то же самое.
Единственное, что понимаю — я посреди пустоши. Ладно, с этим разберемся позже. Теперь надо решить: направо или налево?
Иду НАЛЕВО…
Не знаю, как долго шарюсь по пустому раздолбанному поезду с трупами. Один раз стреляю из револьвера. Своего, конечно же. Это от неожиданности. Мне из-за каждой двери постоянно мерещится зелёная рожа.
Ничего похожего даже близко нет. Куда бы я не пошел, поезд везде встречает тишиной. Если говорить точнее — мертвой тишиной. Мое сознание этого вообще не воспринимает. Эмоции находятся в своеобразной заморозке. Тем лучше.
Делаю шаг, делаю второй… все, что происходит дальше следующей секунды теряется в «тумане войны». Время застывает.
Возвращаюсь в купе и внимательно смотрю на свой кожаный чемодан под диваном. Посреди полуразрушенного вагона он выглядит как невозможная придуманная вещь. Его веселый рыжий цвет контрастирует с черно-белым настоящим. Замечаю, что это не первое яркое пятно в поезде. Лужа крови, брызги на стене… Как в фильме, не меньше.
Это первая отвлеченная мысль. Вспыхивает и гаснет, но ничуть не объясняет происходящее.
Выволакиваю чемодан из-под дивана.
Открыть его не успеваю — до меня доносится очень знакомый звук. Невероятно знакомый: кажется, стоит мне чуть напрячься и смогу назвать модель аппарата. Вот это да. Распознаю шум вертолетных винтов.
Проходит еще полминуты. Машина зависает где-то над соседним вагоном. Стоит на месте. За шумом винтов не слышно звуков высадки боевой группы, но частый хруст стекла говорит именно об этом — в поезде штурмовики.
Группа быстро приближается, в этом нет никаких сомнений. Сижу, жду.
— Внимание! Найден выживший. Повторяю! Найден выживший, — механическим голосом произносит чёрная фигура в дверях купе.
Смотрю на незнакомца с некоторым удивлением. Образ прибывшего совершенно не соответствует окружению. Складывается ощущение, что он прилетел сюда из сильно дальнего будущего. Хотя не бьётся: поезд больше похож на такое же давнее прошлое. Примерно на девятнадцатый век.
Передо мной полностью закрытая футуристическая броня. Гибкие сочленения. На голове сплошной лицевой щиток с несколькими камерами на внешней стороне. Оружие в руках незнакомца напоминает автомат. Рубленые и жёсткие контуры сразу дают понять, что это технологичное и абсолютно функциональное устройство. Очевидно используется исключительно для войны. Тут не до красоты.
Потёртости на автомате говорят сами за себя: данный механизм — вещь вполне себе утилитарная. Значит, используется по назначению настолько часто, насколько это возможно.
Удивляюсь тому, как быстро моё сознание выстраивает очень подробную картинку появившегося человека. Я словно препарирую весь визуал, который воспринимаю в данный момент. Время сжимается до одной единственной точки — сейчас. Больше нет ничего.
— Парень, ты меня понимаешь? — спрашивает механический голос.
Он, скорее всего, тоже синтезируется костюмом.
Недолго раздумываю и киваю.
— Хорошо, — кивает в ответ двухметровая фигура.
Человек в броне осматривает заклинившую дверь моего купе. Сюда он точно не пролезет. Это я спокойно прохожу в ту небольшую щель. Фигуре подобный маневр не светит. Размер незнакомца под стать мёртвым и зелёным гадам, с которыми мне уже пришлось иметь дело.
А если попытаться выломать дверь, то как бы вся конструкция не рухнула. Заклинило её очень качественно. Крышу вагона тоже неплохо перекрутило. Замечаю это отстраненно, словно наблюдаю со стороны.
— Да? — фигура подносит руку к левой стороне шлема.
Отчетливо слышу все переговоры.
— Доложить уровень заражения выжившего, — доносится приглушенный приказ.
— Секунду, сейчас проверю. Парень ты как вообще? — обращается ко мне мужик.
Я киваю, но не убираю руки с револьвера, так как чувствую лёгкую опаску в движениях собеседника.
— Ты тварь загасил? — незнакомец показывает себе под ноги.
Снова медленно киваю.
— Понятно. Тебя укусили? — звучит следующий вопрос.
Отрицательно мотаю головой.
— Понятно. Сиди спокойно. Сейчас без резких движений, — предупреждает фигура в броне и лезет в небольшой карман. — Это безопасно.
Мужик достаёт маленькую пластинку и направляет её на меня.
Не нравится мне это. Поднимаю револьвер.
— Потише, — незнакомец опять подносит руку к левой стороне шлема, и лицевой щиток открывается.
Передо мной почти знакомое лицо. Незнакомец сильно напоминает моего уже мертвого попутчика. Видимо, здесь мода на пышные усы и короткую причёску. Только этот мужик помоложе. Черты лица другие, но при этом очень много общего.
На меня смотрят пронзительные, но выцветшие голубые глаза.
— Парень, полегче. Опусти пушку-то. Это что у тебя? Неужто «слонобой»? — незнакомец задает вопросы один за другим.
Переворачиваю револьвер, смотрю на него. Пожимаю плечами.
— Может быть, — хрипло отвечаю и не узнаю свой голос.
Это не удивительно. Возрастом мой голос тоже не вышел.
— Опусти пушку, — повторяет мужик. — Это тебе ничем не грозит. Если хочешь, давай сам, — кивает на небольшую пластинку.
Опускаю пушку. Мужик протискивается в купе, но не больше, чем на половину — рост не позволяет.
— На вот, — кидает мне на диван золотую пластинку. — Возьми в руку.
Делаю, как он говорит.
— Что дальше? — тихо спрашиваю.
— Ничего. Вот так, держи. Не шевелись, — подсказывает незнакомец.
Бросаю взгляд на золотистый артефакт. Через секунду он делает «Пуффф!» Вокруг растекается фиолетовый свет, пластинка загорается белым.
Мужик смотрит на неё с некоторым облегчением. Подносит руку к лицу.
— Демонизация — ноль процентов, повторяю — ноль процентов, — говорит он. — Заражения нет. Парень чистый, скорее всего маг. Требуется эвакуация.
Не понимаю что происходит. Сознание милосердно отключается.
— Просыпайся, просыпайся…