Глава 6

В фактории Чи-Бадойя им пришлось задержаться еще на три дня. Красу совсем не хотелось терять времени, но доктор Бек, который наблюдал за состоянием Кэндера Фогга на этом настоял.

— Мальчишка на удивление крепок, — пояснил он, — и очень быстро восстанавливается. Но все же отправляться вглубь Острова немедленно лично я бы вам не советовал. Силы пока не полностью к нему вернулись, и вы рискуете получить себе лишнюю обузу в пути…

Он был прав, к тому же эти три дня вряд ли могли решить исход дела. И Крас решил потратить их с пользой. Он запасся свежим провиантом, промыл емкости для воды, которые собирался наполнить перед самым отбытием, а также взял в запас пару бутылок «слезы раптора» — мало ли что ждет их в пути?

Говоря откровенно, он уже немного сожалел о том, что согласился на предложение легата Бадойя. Искать никому неизвестное «сердце ледяного дракона» в глубине никому неизвестного острова казалось ему занятием крайне сомнительным, граничащим с авантюрой. В поисках Камня Нируби у него были хотя бы какие-то зацепки, к тому же он знал, что именно хочет найти. Отличить метеорит, обладающий огромно магической силой, от других камней он смог бы легко. Собственно, в этом обычно и заключался смысл его работы.

Но вот что такое «сердце ледяного дракона» — этого он не знал. Как и сам легат, впрочем. Местные легенды могли так назвать что угодно, вплоть до любого случайного стечения обстоятельств, предшествующего некому значимому событию.

Так, например, обыкновенное солнечное затмение накануне безвременной кончины правителя может быть расценено, как «гнев богов». Сюда же можно отнести и сильное наводнение, или извержение местного вулкана, или пришедшую с океана гигантскую волну, способную стереть с лица земли прибрежные поселения. Да что уж там — обычный горный обвал, случившийся не в то время и не в том месте может получить статус «судьбоносного», если похоронит под собой какую-нибудь значимую для государства личность…

«Сердце ледяного дракона»… Древние любили давать громкие названия самым простым вещам, но за этим термином легко могло скрываться и какое-нибудь грозное оружие, или же чудодейственное лекарство… Да что угодно это могло быть! К тому же за тысячу лет оно могло настолько порасти легендами и мифами, что было способно приобрести совершенно иной вид и смысл, нежели имело первоначально.

Впрочем, Крас уже пообещал легату посетить Спящий Мир, а отступать от своего слова он не любил. Хотя, в этом скрывалась и маленькая хитрость: Крас был уверен, что его маршрут так или иначе будет лежать через эти мифические земли — руины древней цивилизации, которая правила на этих территориях еще в те времена, когда на просторах современной Объединенной Ойкумены никаких городов не было и в помине, а разрозненные племена предпочитали таиться от свирепых ящеров по лесам и долам…

Но в его уговоре с легатом был и плюс: теперь он точно знал следующий пункт своего маршрута, и даже имел для этого надежного проводника. Отправиться им надлежало в Лающее Залесье, а секретарь Лекудер вызвался самолично сопроводить экспедицию, чему Крас нисколько не удивился, учитывая его явный интерес к Ру Лии.

Сама же Ру вела себя вполне достойно. Она продолжала носить все то же платье, демонстративно подчеркивающее ее женские прелести, но разговор с Красом не прошел даром, и потому с секретарем Лекудером она вела себя достаточно отстраненно. Конечно, нельзя сказать, что в их общении была какая-то излишняя холодность — это слишком бросалось бы в глаза и могло вызвать лишние вопросы. Но в то же время Ру всеми силами старалась избегать встреч с секретарем, который столь явно проявлял к ней интерес, что даже прислуга в доме обратила на это внимание.

Однажды краешком уха Ру сама подслушала разговор двух горничных, обсуждающих излишне пылкое отношение Лекудера к молодой неандерше. Из их слов следовало, что поведение секретаря разительно изменилось с момента появления в доме экспедиции метентара Мууна — он стал нарочито весел, постоянно что-то насвистывал себе под нос и часто выбегал из рабочего кабинета по разным надуманным причинам, а на самом же деле только для того, чтобы постараться встретить где-нибудь в доме прелестную гостью.

Такое поведение Лекудера доставляло Ру определенное удовольствие (да и как может не радовать девушку столь явное внимание к своей персоне респектабельного мужчины весьма приятной внешности?), но все же встреч с ним она старалась избегать, не желая получить от Краса очередной нагоняй.

Однако три дня в чужом доме — это все же приличный срок, и провести его, закрывшись в четырех стенах своей комнаты, казалось ей верхом глупости. И это можно было понять: почему вдруг она должна от кого-то прятаться? Кстати, во многих городах Прибрежной Ойкумены подобное поведение могло быть расценено хозяевами как верх неприличия. В Снау-Лиссе, во всяком случае, именно так бы и решили…

Поэтому Ру не стала долго прятаться и уже на второй день вышла из комнаты, полная решимости изучить здесь все вокруг. В конце концов, Крас запретил ей лишь избыточное и неформальное общение с секретарем Лекудером, а не знакомство с местным бытом и архитектурой!

Ру первым делом заглянула в комнату Кэндера Фогга, куда его наконец перенесли из кабинета легата. Пастух мирно дремал на кровати, пускал пузыри и был сильно похож на уставшего ребенка. Ру подошла, чтобы поправить сползшее на пол одеяло, но едва прикоснулась к нему, как Кэндер Фогг широко распахнул глаза.

Некоторое время он смотрел на Ру с полным непониманием происходящего, а затем жалобно спросил:

— Вы что-то хотели, сударыня? Я сделал что-то не так?

В первое мгновение Ру решила, что пастух все еще бредит, но потом сообразила, что он впервые в жизни видит ее в платье и потому попросту не узнал.

А пастух тем временем продолжал:

— Честное слово, сударыня, я не знал, что здесь в комнатах есть уборные и только потому помочился в вазу для цветов. Но я сам за собой все уберу, обещаю!

Ру покрутила головой по сторонам и наморщила нос.

— Ты нагадил в вазу для цветов, придурок? Фу! Так вот почему здесь так воняет!

Глаза у Кэндера Фогга удивленно расширись, он даже на локтях приподнялся на кровати.

— Ру⁈ — воскликнул он. — Это ты⁈ Ты такая… ты такая красивая! — вырвалось у него.

Ру махнула на него рукой.

— Ой, хоть ты не начинай! Все девушки носят платья. Я слышала, что в некоторых городах даже мужчины носят платья, и никто по этому поводу сильно не удивляется… Я просто хочу хоть немного побыть собой.

Кэндер Фогг снова откинулся на подушку. Веки его приопустились.

— Мне так плохо, Ру… — жалобно прошептал он. — Этот проклятый наскур меня почти убил. Я даже не знаю, смогу ли теперь оправиться от этого… Может быть я скоро умру. А я ведь никогда в жизни не видел женскую грудь… Покажи мне свои сиськи, Ру!

И он беспомощным движением протянул вперед руку. Но глаза его снова распахнулись во всю ширь, жадно взирая на вырез платья.

Ру закусила губу. Подумала совсем немного, а затем выдернула у пастуха из-под головы подушку, бросила ее ему на лицо и сильно прижала, держа за углы всеми четырьмя руками. Кэндер Фогг задергался. Сначала не сильно, а потом, когда воздуха ему уже стало не хватать, забился всем телом, размахивая руками и ногами. В конце концов ему удалось-таки отпихнуть от себя девушку и откинуть подушку. Резко сел на кровати, бешено дыша.

— Ты совсем сдурела! — взвизгнул он. — Я чуть не задохнулся!.. У меня сейчас вот отсюда кровь пойдет! — он указал на свою рану.

Ру огляделась и схватила с комода подсвечник.

— У тебя сейчас из задницы кровь пойдет, понял⁈ Потому что я забью туда вот этот канделябр!

— Это подсвечник, дура! Канделябр это… Это что-то совсем другое!

— Вот твоя задница и выяснит, чем они отличаются…

Она сделал шаг к кровати, а Кэндер Фогг сразу схватил подушку и прикрылся ею, как щитом.

— Не подходи ко мне!

— А ты повернись и расслабься…

Скрипнула дверь. Они оба — и Ру, и Кэндер Фогг — повернулись к выходу. На пороге стоял хозяин Йон с заспанным видом и недовольно их рассматривал.

— Что здесь происходит? — поинтересовался он, поправляя на глазу сбившуюся повязку.

Ру сдула со лба выбившуюся прядь.

— Ничего особенного! Я просто хотела задушить этого идиота.

— А-а… — протянул хозяин Йон с пониманием. — Ну-у… не буду тебе мешать! Только сильно не мусори — чужой дом все-таки. И чем у вас тут так воняет?

Он с недоумением осмотрел комнату, покачал головой, а потом вышел, прикрыв за собой дверь. Ру снова глянула на пастуха.

— Я буду кричать! — предупредил тот.

— Ты говоришь как девчонка-недотрога, — презрительно объявила Ру и поставила подсвечник на место.

Вышла из комнаты следом за хозяином Йоном. В коридоре того уже не было — должно быть вернулся в свою комнату досматривать сон, поскольку время еще было достаточно раннее.

Ознакомившись со всеми помещениями, которых на втором этаже дома было ровно тринадцать вместе со столовой, Ру спустилась вниз и через заднюю дверь вышла в сад. Прошлась по влажной от росы мощеной дорожке вдоль «живой» изгороди, подстриженной и ухоженной, и вошла на беседку, где накануне состоялся разговор Краса с легатом Бадойя.

Не найдя здесь для себя ничего интересного, она совсем уже было собралась отправиться дальше, как вдруг обратила внимание, что отсюда открывается великолепный вид на Разлом. Утро было ясное, все облака растянуло куда-то за горизонт, и Разлом сейчас был виден во всем своем великолепии. Вырастая откуда-то из невидимой отсюда дали, он устремлялся ввысь мерцающей стеной и вонзался в самые небеса, теряясь там из вида без малейшего намека на то, что собирается где-то заканчиваться. Кто знает — может быть он уходил куда-то в бескрайнюю ширь космоса, питаясь энергией каких-то неведомых излучений?

Этого Ру знать не могла, как не знал никто. Да она и не хотела этого знать, ей было достаточно и этого потрясающего вида, когда само небо движется и медленно истекает всеми цветами радуги.

Ру долго любовалась этим зрелищем, и постепенно ей стало казаться, что Разлом находится где-то совсем рядом, и достаточно лишь выйти за ограду, чтобы прикоснуться к нему рукой, погладить его шелковистую поверхность, почувствовать ее мягкость и податливость…

— Я бы не советовал вам слишком долго смотреть на Разлом, — услышал она за спиной знакомый голос и сразу же обернулась.

У входа в беседку стоял секретарь Лекудер, опираясь плечом на одну из деревянных стоек, подпирающих конусную крышу. На губах его играла улыбка. Ру непроизвольно поправила платье.

— Хорошего вам утра, секретарь Лекудер, — произнесла она, несколько сипло от неожиданности. — И давно вы здесь стоите?

— Всего несколько минут. И все это время я любовался вашей красотой, милая Ру.

— Моей красотой? — Ру лихорадочно пыталась представить себе, насколько выигрышно она смотрится со спины в этом платье, но это ей никак не удавалось. Поэтому она решила просто поверить Лекудеру на слово. — Мастер Лекудер, я благодарна вам за то, что вы считаете меня «милой», а также за ваши комплименты… Но все же впредь постарайтесь держать их при себе — они меня сильно смущают! У нас в Снау-Лиссе принято вести себя с девушками более сдержанно…

Ну, разумеется, она врала. Снау-Лисс — совсем не то место, где принято как-то себя сдерживать, в особенности, если речь идет о женщинах. Но господину Лекудеру знать это было совершенно не обязательно. Маловероятно, что он когда-либо бывал в Снау-Лиссе, и еще менее вероятно, что когда-нибудь в обозримом будущем там побывает.

— Извините, сударыня, я совершенно не имел намерений вас как-то обидеть…

— Вы меня не обидели! — воскликнула Ру.

— … или же смутить, — закончил свою мысль Лекудер. — Фактория Чи-Бадойя — глубокая провинция, и наши нравы могут несколько отличаться от столичных, к которым вы несомненно привыкли. Поэтому прошу простить меня заранее, если впредь скажу что-то не так…

Он сравнил Снау-Лисс столичным городом, даже не подозревая, видимо, в какой глуши тот находится, но Ру не стала его поправлять. А внутри даже почувствовала некую гордость за родное «парящее» поселение. Она и не подумала, что секретарь Лекудер этой фразой мог нарочно поднять ее статус в ее собственных глазах, чтобы лишний раз вызвать к себе интерес. Никогда прежде с ней никто не общался подобным образом.

— Вы прощены заранее! — заверила его Ру и снова обратила свой взор на Разлом. Ей показалось, что в его мерцающей глубине она видит какие-то смутные силуэты, а в какой-то миг различила там даже женское лицо и с удивлением посмотрела на Лекудера, который уже подошел к ней и встал рядом.

Тот перехватил ее взгляд и согласно кивнул.

— Я потому и советовал вам не смотреть на Разлом слишком долго, — сказал он. — От этого могут начаться странные видения. А если делать это слишком часто, то со временем и вовсе можно сойти с ума. Уже случались подобные прецеденты.

— В самом деле? — удивилась Ру.

— Представьте себе! Первое время никто не мог понять причин всех этих необъяснимых случаев помешательства. Да и проявлялось оно весьма странно: несчастный начисто терял интерес ко всем, что происходило вокруг него; реальность его больше не интересовало, и он мог часам стоять в неподвижности и любоваться на Разлом. А если же наступала непогода, набегали тучи или же и вовсе начинался дождь, то заболевшего охватывала тревога, порой даже паника. Он начинал метаться, требовал вернуть всё на место, а если же непогода затягивалась, то и вовсе покидал факторию, отправившись в сторону Разлома…

— А что потом? — тихо спросила Ру.

Лекудер медленно покачал головой.

— Трудно сказать что с ними стало потом…

— И они не добрались до Разлома?

— Скорее всего большинство из них погибло недалеко от фактории — были разорваны местными динозаврами или же другими хищниками, каких здесь полным-полно. Единицам из них удалось добраться до Рыжих Скал. Я знаю это, потому что позже от племени «стикори» до нас доходили слухи, что там встречали кого-то в одежде жителей фактории. А по описанию они были очень похожи на тех, кто ушел к Разлому… Но что с ними случилось дальше — это уже неизвестно.

— Но они имели шанс добраться до Разлома? — не унималась Ру. — Хотя бы ничтожный?

Секретарь Лекудер тяжело вздохнул.

— Не думаю… Мне вообще кажется, что Разлом — это что-то вроде радуги, с той лишь разницей, что радуга проявляется в атмосфере ненадолго и видна лишь когда свет падает под определенным углом. Эффект Разлома более стабилен, но скорее всего существует именно как лишь оптический эффект. При попытке его достичь, он будет просто отодвигаться на то же самое расстояние, которое уже было пройдено… Мне так кажется. Но всерьез никто и никогда не занимался исследованием Разлома, милая моя Ру…

На этот раз девушка пропустила мимо ушей то, что влюбленный неандер (а его влюбленность уже ни для кого не была секретом, как и для самой Ру) снова назвал ее «милой» — в этот момент все ее мысли занимал Разлом. Помня о том странном и нехорошем последствии длительного его наблюдения, девушка старалась теперь не смотреть в его сторону, но все же порой не могла сдержаться и бросала на него быстрые косые взгляды.

— И много на вашей памяти было тех, кто сошел с ума, глядя на Разлом? — поинтересовалась она.

Секретарь покривил губы, припоминая.

— Нет, не особо, — он помотал головой. — Мы очень быстро определили причину этого состояния, и перестали подолгу не смотреть на Разлом. Ведь с ума сходят не моментально, это процесс постепенный. Так что за все годы существования фактории подобных случаев было меньше двух десятков. К тому же все они случились уже давно, в первые годы. Сейчас мы научились попросту не смотреть в эту сторону…

Ру в очередной раз кинула взгляд на Разлом, но поторопилась отвернуться.

— Наверное, это очень тяжело — не смотреть на Разлом? Ведь он просто… поражает воображение!

Лекудер улыбнулся. Приглашающим жестом указал на плетеные стулья, и они уселись на них друг против друга, разделенные таким же плетеным столом.

— Не желаете вина, мила Ру? — поинтересовался секретарь, кивнув на невысокий сундучок в углу. — Здесь всегда хранится запас.

— Я не пью вино с утра, — ответила Ру. — Меня от этого тянет в сон.

— И то верно, — согласился Лекудер. — К тому же завтрак еще не подавали… — он откинулся на спинку стула, и тот заскрипел сплетенными прутьями. — Вы спрашиваете, насколько нам тяжело не смотреть на Разлом? Знаете, вначале действительно был непросто, особенно пока он был для нас еще в новинку. Да, он красив и поражает воображение, как это вы точно подметили, но… Звездное небо, к примеру, тоже красиво и поражает воображение. А луна, особенно когда она полная? От нее тоже трудно оторвать глаз. Но при этом мы смотрим на нее крайне редко. Потому что это обыденность! А обыденное перестает быть красивым, оно просто становится привычным.

Лекудер рывком поднялся со стула и прошелся туда-сюда перед Ру, задумчиво потирая тщательно выбритый с утра подбородок.

— Так для нас произошло и с Разломом, — продолжал секретарь. — Он просто стал обыденностью. Привычной вещью, на которую лучше не смотреть… Но оставим Разлом в покое, милая Ру — расскажите лучше о себе. Кто вы, откуда, как получилось, что вы присоединились к экспедиции мэтра Мууна? Насколько мне известно, метентары в массе своей большие одиночки, и крайне редко кого-то приглашают сопровождать их в своих походах…

Ру посмотрел на него долгим и удивленным взглядом. Немного растерянно повела плечом. Она не привыкла, чтобы кто-то интересовался ее жизнью. Такое случалось не часто, а если уж быть совсем откровенным — не случалось вообще никогда. Даже Крас не проявлял особого интереса к ее прошлой жизни. Впрочем, он ничего никогда не рассказывал и о своей собственной, возможно именно поэтому предпочитал не лезть в чужую. Но у него-то была на то причина — Ру хорошо помнила, что случилось с его семьей в маленьком поселении Айли-на-Скалах…

— Я родилась в Снау-Лиссе, — произнесла девушка, старясь не смотреть теперь не только на Разлом, но и на секретаря Лекудера — слишком уж личным казались ей эти безобидные в общем-то сведения. Просто сейчас, в это самое мгновение, она впервые в жизни говорила о них кому-то постороннему. — Папашу моего порвали птерки, когда мне было всего пару лет, поэтому я его совсем не помню. Мамаша говорила, что он был хороший неандер, добрый и почти не бил ее.

— Очень милый мужчина, — согласился Лекудер, и Ру показалось, что произнес он это с легкой усмешкой. Сама же она не видела в этом ничего смешного. — А что же ваша маменька? Она еще в добром здравии, надеюсь?

— Мамаша? — переспросила Ру. — Да, жива-здорова. Говорят даже, она пользуется большой популярностью… в каком-то борделе в Норс-Линдене!

— Очень милая женщина! — воскликнул Лекудер. — А что же вы сами? Должно быть вам нелегко пришлось выживать без родителей в Снау-Лиссе?

— Да уж, пришлось постараться… До пяти лет я жила у соседей, в чулане под лестницей. За это я помогала хозяевам по дому и в огороде. Потом меня взяли прислугой в один богатый дом — не такой богатый, конечно, как у господина легата, но мне он в то время казался настоящим дворцом! Лет до десяти я мыла полы и выносила ночные горшки за хозяевами, но однажды ночью на дом напали грабители и зарезали всех, как свиней. Кроме меня — я спряталась под полом в своем чулане, потому меня и не заметили…

— Какой ужас! — Лекудер смешно вытаращил глаза. — Я всегда считал, что бандитизм — проблема всех больших городов!

Ру поморщилась.

— Господин Лекудер, — сказала она, — хочу, чтобы вы знали одну вещь…

— Радо! — прервал ее секретарь. — Зовите меня Радо, это мое имя.

— Хорошо… Хочу, чтобы вы знали одну вещь, Радо: Снау-Лисс — вовсе не большой город, и он достаточно далек от столицы. Это «парящее» поселение поблизости от Бурного Языка, оно достаточно крупное, но все же глубоко провинциальное. И я в этой провинции провела всю свою жизнь. Работала прачкой, домработницей, ассистентом доктора и даже ночной уборщицей в библиотеке… Но однажды я перешла дорогу местному истребителю птерков, и он пообещал меня зарезать. А мне очень не нравится, когда меня режут! Потому я и ушла в эту экспедицию вместе с метентаром Мууном, который весьма кстати оказался в тот момент в Снау-Лиссе. Собственно, такова моя история, господин Лек… Извините — Радо!

Пока секретарь Лекудер и Ру Лии таким образом весьма мило беседовали, Крас в своей комнате принимал ванную. Горничная устелила ее очень толстой свежей простыней, наполнила водой, и метентар в блаженстве лежал, погрузившись по самые плечи.

Почти половину ночи он не спал, обдумывая предстоящий маршрут. Накануне вечером с позволения легата он тщательно порылся в библиотеке, весьма кстати оказавшейся за стеной его комнаты, и отыскал там подшивку карт изученной части Плоского Острова. Большинство этих карт были не особо точными, и составлял их явно любитель, но и они давали кое-какое представление о тех землях, через которые им предстояло идти, направляясь к Лающему Залесью.

Судя по этим картам, даже по прямой до туда было не менее двухсот миль, но маршрут предполагал два больших крюка, что увеличивало путь еще почти на полсотни миль.

Однако Крас в точности не знал о каких именно милях здесь идет речь. Если тот, кто составлял эти карты, являлся уроженцем Прибрежной Ойкумены, то вопросов нему не было, но если же это был выходец с юга, то тогда расстояние до Лающего Залесья значительно сокращалось. Одна миля в Южноморье точно так же состояла из тысячи двойных шагов, вот только народ там был в основном более коренастый (что удивительно, касалось это не только людей, но также и неандеров, и грилов), шаг у них был более короткий, и это делало южную милю несколько меньше северной.

С другой стороны, восточные народы — очень рослые и светловолосые — использовали в своем обиходе так называемую «длинную милю», состоящую из тысячи прыжков бегущего неандера, а это несколько увеличивало расстояние, причем на сколько именно — посчитать было весьма непросто. Да и название это крайне редко использовалось в полном произношении, и чаще говорилось не «длинная миля», а просто «миля», что все запутывало еще больше.

Впрочем, все это были рабочие моменты, одни из многих, и большого значения Крас им не придавал. А вот несколько карт, на которых были изображены земли, находящиеся много дальше Лающего Залесья, действительно пробудили в нем интерес.

До этой поры он считал, что метентар Далан являлся единственным сапиенсом, который смог до туда добраться. Но нет — оказывается были и другие смельчаки, и они не просто там побывали, но даже пошли дальше вглубь острова и составили довольно подробные карты местности…

Крас долго и тщательно изучал эти карты, рассматривая на них разные мелочи при помощи увеличительного стекла. Многие нюансы оставались неясными, но в целом предварительный путь уже сложился в его голове. И первоначальная его часть лежала через земли «стикори», о чем напрямую упоминалась на картах.

Крас наметил маршрут вдоль берега реки Беглянки, затем им следовало пересечь гористую местность, которая на одной карте именовалась Цветущими Холмами, а на другой почему-то Плоскогорьем Голода. Первое название Красу понравилось больше, но второе он все же решил иметь в виду и взять с собой побольше провианта в запас. Он понимал, что давать подобное название без причины не стал бы никто. И обогнуть эти земли можно было лишь сделав крюк еще в сотню миль, через местность, которая на обеих картах значилась как Урочище Кровавых Озер. Вопрос был лишь в том, стоило ли это делать…

Увлекшись изучением карт, Крас не заметили, как время перевалило далеко за полночь. Спохватившись, он навестил кабинет легата Бадойя, в надежде, что тот не ложится спать слишком рано, и действительно застал его за работой. Спросив разрешения взять карты с собой в экспедицию, он получил отказ, поскольку они существовали в единственном экземпляре. Впрочем, Бадойя заверил его, что утром даст указание сделать с них копии.

Метентара это устроило, и он вернулся в свою комнату с намерением лечь спать. Крас был уверен, что отключится моментально, лишь голова его коснется подушки — проблем со сном у него никогда не было, скорее наоборот, — но сегодня сон не шел. Из головы никак не выходил предстоящий маршрут до Лающего Залесья, и стоило лишь прогнать эти мысли прочь, как перед глазами возникал наскур. А потом нахлынула стая волкогонов, нескончаемым серым потоком несущаяся откуда-то с гор…

В этот момент, должно быть, он все же задремал, потому что всякие мысли из головы улетучились, и теперь он мог только наблюдать, как волкогоны проносятся мимо него в абсолютном безмолвии.

Такая тревожная дрема могла перейти в полноценный сон, если бы щелчок дверного замка не вывел его из этого состояния. Мелко вздрогнув, Крас открыл глаза. В комнате было темно, но сквозь задернутые шторы снаружи все-таки проникала толика света, давая возможность различить стоящий у самого порога человеческий силуэт.

— Кто вы? — спросил Крас. Собственный голос показался ему каким-то чужим, незнакомым. Захотелось откашляться, но он почему-то не смог и снова с трудом выдавил из себя: — Что вы хотели?

Силуэт шевельнулся и стал на пару шагов ближе, и тогда Крас протянул руку вбок, где на прикроватном столике лежал его кинжал. Нащупал рукоятку и накрыл ее ладонью.

Силуэт между тем стал еще ближе, он словно не шел, а парил над полом — такими плавными были его движения. И Крас понял, что силуэт принадлежит женщине. Рост ее был довольно высок — это он понял, когда она проследовала мимо настенных часов. Еще днем он обратил внимание, что они висят ровно напротив его лица, и с усмешкой подумал тогда, что комнату будто нарочно устраивали под его немалый рост.

И сейчас он отметил, что голова женщины находится почти на том же уровне. Это не мог быть никто из горничных. Во-первых, все они были гораздо ниже его, а во-вторых — с какой стати? Да и кто из горничных осмелится войти глубокой ночью в комнату постояльца?

Женщина между тем проследовала вдоль кровати и замерла у прикроватного столика. Посмотрела на него долгим взглядом. Потом прикоснулась холодными пальцами к его ладони, лежащей на рукояти кинжала.

— Это нам сейчас не понадобится, — сказала она мягко.

Сняв его руку с рукояти, она вернула ее на кровать. Затем одним движением скинула со своих плеч белую накидку и осталась совершенно обнаженной. Лицо ее все так же было скрыто в сумраке, но сочащийся сквозь шторы слабый свет позволял рассмотреть контуры ее фигуры: девичью покатость плеч, приподнятые округлые груди, приятную упругость бедер. Кожа ее поблескивала.

— Тебе пора просыпаться, Крас, — произнесла она, медленно убирая одеяло в сторону.

Крас вдруг подумал, что голос этот ему знаком, но сейчас он не то чтобы не мог его вспомнить — не желал вспоминать. А желал он совершенно иного.

— Я не сплю… — выдавил он с трудом.

— Ты спишь, — последовал ответ. — Но ты должен проснуться, время пришло…

Она закинула стройную ногу на кровать и села на него сверху, уперлась ладонями в грудь.

— Просыпайся… пора… я помогу тебе…

Крас провел руками по ее бедрам, ощутив их прохладу и даже почувствовал под пальцами мелкие мурашки, проступившие от ночной прохлады. Женщина коротко и негромко рассмеялась, и Крас вдруг увидел ее глаза — они блеснули ярко-фиолетовым светом, который ничего не освещал.

— Кто ты? — спросил Крас хрипло.

Плавно изогнувшись, гостья двинулась вперед, а затем сразу же подалась назад, издав при этом короткий сладкий стон.

— Ты должен вспомнить сам, — тяжело произнесла она и опустила веки. Фиолетовый свет погас.

Она уже не могла остановить свои движения. И Крас, вонзивший пальцы в ее ягодицы, тоже не мог сделать этого, даже если бы и хотел. Но он не хотел. Он хотел одного: чтобы гостья продолжала делать то, что делала, чтобы ее волосы скользили по его лицу. Хотел ощущать ее кожу под своими ладонями, хотел чувствовать ее влажный цветочный запах.

— Просыпайся… просыпайся, Крас… ты должен проснуться, это важно…

И вдруг голос ее изменился, стал тонким и каким-то жалобным:

— Просыпайтесь, мэтр! Просыпайтесь… Вы просили вас разбудить, господин метентар…

Кто-то потряс его за плечо, и тогда он резко открыл глаза. Сердце бешено колотилось, во всем теле чувствовалась сладкая истома.

А у кровати стояла горничная, девчушка лет семнадцати, и смотрела на него испуганным взглядом.

— Вы просили вас разбудить перед восходом. Но вы так крепко спите, господин!

Сквозь шторы в комнату проникал свет утреннего солнца.

— Что б тебя… — сказал Крас.

Горничная изменилась в лице.

— Я сделала что-то неправильно, мэтр Муун?

— Да нет, ты все правильно сделала. Просто не вовремя…

Он сел, прикрываясь одеялом. Горничная поторопилась отвернуться, подошла к окну и раздвинула шторы. Крас зажмурился. И вдруг увидел лежащую на полу белую ткань. Указал на нее рукой.

— Что это?

Он точно помнил, что накануне вечером ничего подобного там не было.

Горничная обернулась, скользнула по нему любопытным взглядом, и потом только посмотрела на пол. Подняла ткань и расправила.

— Что это? — повторил свой вопрос Крас.

Горничная глянула на него испуганно.

— Похоже на накидку от ночной рубашки… — пробормотала она неуверенно.

— Чья это накидка?

— Я не знаю, господин метентар. Но я могу поспрашивать.

— Не нужно… Оставь… Как твое имя?

— Лота, — горничная осторожно положила накидку на кровать и сделала мелкий книксен.

— Ты можешь идти, Лота… И наноси воды, я буду принимать ванну.

Девушка поторопилась покинуть комнату. Оставшись одни, Крас еще некоторое время сидел на кровати, приводя в порядок мысли, потом взял накидку, поднес к лицу и неуверенно понюхал. От ткани слегка веяло легким цветочным запахом.

— Ну надо же… — сказал Крас.

Загрузка...