Молниеносный – 3

Глава 17

Бунт гремел по столице, как гром среди ясного неба. Эта ночь должна стать знаменательной для всей империи. Именно так считал молодой граф Валерий Стрельников.

Разъярённая и уверенная в своей правоте толпа бунтовщиков двигалась к дворцовым воротам. Граф шагал в первых рядах, его тонкие губы были искривлены в презрительной ухмылке, холёные пальцы сжимали рукоять пистолета.

Ещё немного — и они прорвутся сквозь кордоны гвардии, а потом свергнут прогнивший режим. Ещё немного, и граф Стрельников лично сможет свести счёты со всеми, кто посмел смотреть на него сверху вниз, начиная с князя Юрия Громова. Этот надменный и наглый князь сначала унизил графа перед князем Пожарским, а потом подобрался слишком уж близко к трону и императору.

Когда земля внезапно содрогнулась под ногами, граф поначалу решил, что это гвардейцы подорвали баррикады. Но то, что произошло дальше, не поддавалось обычной логике — брусчатка не просто дрогнула, она буквально разошлась по швам, как плоть под скальпелем хирурга, обнажая зияющую чёрную бездну.

Из разверзшейся преисподней хлынул смрад, от которого слезились глаза и сводило желудок, будто кто-то запустил туда ледяную руку и сжимал внутренности. А потом из этой бездны полезли демоны. Сотни, тысячи уродливых монстров хлынули на мостовую.

Граф увидел, как юноша в рваной холщовой рубахе, ещё минуту назад оравший рядом со Стрельниковым лозунги о свободе и справедливости, падает на брусчатку. Его тело начало дёргаться в судорогах, глаза закатились, оставив лишь чёрные, бездонные зрачки. Изо рта хлестала пена с примесью крови, а сам юноша вдруг начал вытягиваться в неестественной позе, будто невидимый кукловод дёргал его за незримые нити.

— Что за дьявольщина⁈ — прошипел кто-то сзади.

Но юноша уже повернул голову — слишком резко, с хрустом костей — и уставился на них.

Паника распространилась по толпе с быстротой степного пожара. Люди в ужасе метались, толкая друг друга в безумной давке, их крики сливались в один нечленораздельный рёв, напоминающий звуки скотобойни. Стрельников инстинктивно отпрянул назад, но вдруг почувствовал, как что-то коснулось его.

Нет. Не коснулось. Пробралось внутрь. Это было не просто леденящее душу прикосновение, а нечто гораздо более ужасное.

Графу казалось, будто тысяча ледяных игл одновременно вонзились ему под кожу и начали медленно продвигаться внутрь, заполняя сосуды, мышцы, проникая в самую сердцевину его существа.

Внезапная волна невыносимого холода прокатилась от живота к горлу, сжимая лёгкие словно тисками, заполняя вены чем-то густым и чужеродным. Стрельников рухнул на колени, его тело скрутилось в мучительном спазме, суставы захрустели. Теперь и он содрогался в конвульсиях, пытаясь бороться с самим собой и теряя контроль над собственным телом.

— Нет… — попытался он прошептать, но его голос был чужим, хриплым, словно кто-то другой говорил его ртом. — Нет, нет, нет…

Оно уже было в нём.

В голове вспыхнули образы — его детство, дуэли, ненавистное лицо Юрия Громова… А потом — чужие воспоминания, наполненные нечеловеческим голодом и холодной, расчётливой жестокостью. Древние. Тёмные. Голодные.

— А-а-а-а! — его крик превратился в животный вой.

Его правая рука самостоятельно дёрнулась, схватив упавший пистолет. Ноги выпрямились, хотя кости хрустели, а мышцы рвались. Он больше не контролировал своё тело.

Вокруг царил настоящий ад. Люди падали, их рвало чёрной жижей, они корчились в судорогах, а потом вставали совершенно другими. Их движения стали резкими и угловатыми как у марионеток, глаза потеряли всякий человеческий блеск, став пустыми.

— Громов, — прошипел его собственный рот, но голос был не его.

Стрельников чувствовал, как оно копошится в его сознании, вытесняя его самого. Он был заперт в собственном теле, как в гробу, вынужденный наблюдать, как оно двигает его руками, как оно поворачивает его голову.

— Я ещё здесь! — кричал он внутри, но никто не слышал.

Его ноги понесли его вперёд — не к дворцу, а куда-то в центр столицы.

И тогда он понял — их всех использовали, как пешек в чужой игре. Всех.

Весь этот бунт, все лозунги о свободе и справедливости были лишь приманкой, чтобы собрать как можно больше людей в одном месте, разжечь эмоции до предела… чтобы было проще забрать их души.

Последнее, что успел подумать настоящий Валерий Стрельников — «Боже, что же я натворил?»

А потом тьма поглотила его полностью.

Я стоял между двумя многоэтажками прямо напротив разлома. На Бауманской разворачивался ад. Демоны клубились, как чёрная жижа, а Хранитель молча стоял и наблюдал за ними. Он не двигался, не махал руками и никак не проявлял себя, но я знал, что этот ублюдок управляет кишащей толпой демонов.

По проспекту, по переулкам, через площади — везде, куда хватало взгляда, текла чёрная, шевелящаяся масса. Это не были простые демоны, которых я встречал раньше в Каньоне и на своих землях. Они двигались как единый организм, сливаясь и разделяясь, их вытянутые тени ложились на фасады домов, искажая очертания города.

Брусчатка под ногами была тёплой от энергии разлома, в воздухе витал едкий запах гари и чего-то металлического. Мои пальцы сами собой сжались в кулак. Древняя сила заворочалась в груди, она бушевала, требуя выхода.

Я мог бы вступить в боя здесь и сейчас, но если мы с Хранителем сцепимся, от столицы останется лишь выжженная воронка. Этих улиц, этих домов, этих людей — всего этого больше не будет. Да и мира скорее всего — тоже. Я уже видел последствия битвы с Хранителем в мире жидкого камня — он стал пустым и мёртвым.

Где-то рядом рухнула колонна, и грохот на мгновение заглушил демонический гул. Я закрыл глаза, чувствуя, как древний инстинкт борется с холодным расчётом. Нет, не здесь. Не так.

Когда я снова открыл веки, решение было принято. Пальцы разжались, а вместе с ними ушло и напряжение. Не сегодня. Не в этом месте.

Последний раз взглянув на фигуру в красной мантии, я развернулся и посмотрел на Вольта. Его глаза горели боевой яростью, ему тоже не терпелось вступить в бой, но я покачал головой.

— Не сейчас, — сказал я. — Идём к Трубецкому. Нам нужно успеть спасти тех, кого ещё можно.

Мы ускорились и рванули к ателье. Его высочество был практически в истерике, хотя по идее он не должен быть в курсе того, что творится в столице. Это я на суперскорости уже успел всё рассмотреть, а Трубецкой оставался на месте.

— Они повсюду! — вскрикнул он, вцепившись в мою руку. — Императорский дворец окружён бунтовщиками! Они почти прорвались через ворота!

— Ну так поднимайте армию, гвардейцев или кто там у вас есть, — рявкнул я, приводя его высочество в чувство. — Это вообще не ваша забота, а императора. Должны же у него быть ресурсы.

— Но там люди, — растерянно моргнул Трубецкой.

— Эти самые люди разорвут своего государя на части, — я почти рычал от злости. — Идите к дяде. У нас проблема поважнее.

— Что? — племянник императора только сейчас начал приходить в себя после вспышки истерики. — Какая проблема?

— По всей Москве открываются разломы, — коротко сказал я. — На улицах толпы демонов. А уж одержимых будет в разы больше. Так что бунтовщики — это только цветочки. Ягодки уже на пороге.

— Что вы будете делать? — в глазах Трубецкого читался страх. И я его понимал — не каждый день по столице полчища демонов гуляют. Да ещё бунт этот так не вовремя.

— Сделаю то, что должен был уже давно, — я усмехнулся и махнул рукой на прощание.

Для начала я переместился к воротам дворца, чтобы посмотреть, как далеко продвинулись бунтовщики. Повсюду слышались крики и лозунги, люди вскидывали кулаки и подбадривали друг друга, распаляя эмоции остальных.

Я не удержался и записал на браслет видео того, как достопочтенные и добропорядочные жители столицы бросаются грудью на баррикады. Пока я снимал видео, часть толпы начала хрипеть и выгибаться, а потом ринулась в противоположную сторону странными рывками.

Пробежав немного дальше, я увидел ещё один разлом, прямо на мостовой рядом с дворцом. Вот оно что. Значит теперь у нас на улицах не только демоны и бунтовщики, но и одержимые.

Где-то там, в эпицентре этого ада, был Хранитель. И мне предстояло с ним поговорить. По-хорошему. Или по-плохому.

Мы с Вольтом переместились на мои земли. Я начал рассылать сообщения через браслет, одновременно созывая инквизиторов через медальон. Пожарский, Амар-Тек и туземцы, второй Пожарский, друзья, рубежники, Громобои — все они получили не только краткую сводку о событиях в столице, но и указания.

Мне предстояло собрать всех, кого только можно для битвы с единым врагом. И в этой битве не будет «своих» и «чужих». Только люди против демонов.

Вот же ирония судьбы. Именно так всё и должно было работать изначально — Хранители поддерживают баланс и выпускают демонов, чтобы объединить человечество перед лицом настоящей угрозы. Только всё пошло не по плану, но я это исправлю.

Толпа ворвалась во дворец, как прорвавшаяся плотина. Двери, выбитые тараном, рухнули с грохотом, и первые ряды бунтовщиков хлынули внутрь, топча дорогие ковры, сшибая вазы и опрокидывая статуи. Только вот император почему-то не встретил людей у входа, да и гвардейцев его не было видно.

— Где император⁈ — проорал высокий детина с топором, его голос звучал отдавался эхом в пустых залах. Он с размаху разбил зеркало в золотой раме, и осколки разлетелись по мраморному полу.

— В тронном зале! Должен быть в тронном зале! — закричал кто-то из толпы, и бунтовщики ринулись дальше, оставляя за собой хаос.

Но тронный зал был пуст. Только алый бархат, да золотые львы по бокам трона молчаливо наблюдали, как обезумевшие подданные рыщут по покоям своего государя, переворачивают столы, рвут портьеры. Крики и смех звучали в унисон с треском дерева и звоном стекла.

А тем временем, в глубине дворца, в оружейной, император облачался в доспехи. Стальные латы, выкованные ещё при его деде, легли на плечи, как вторая кожа, обнимая его поджарую фигуру. Плащ с гербом империи — двуглавым орлом на багровом фоне — застегнули на серебряные застёжки, и Алексей II расправил его, словно крылья, готовые к полёту. Давненько же он лично не участвовал в битвах.

— Ваше императорское величество, они уже внутри, — доложил капитан гвардии, лицо его было бледным, но рука крепко сжимала рукоять меча.

— Значит, выйдем к ним, — ответил Алексей II, его голос был спокойным, а взгляд сосредоточенным. Именно таким его должны были видеть приближенные — уверенным и готовым разобраться с любой проблемой.

Император вышел из оружейной, и его шаги эхом раздались в коридорах, где когда-то царила тишина. Он направлялся к тронному залу, куда стекались те, кто недоволен нынешней властью. Те, что поверили речам оппозиции и сейчас упивались безнаказанностью и разрушениями в его доме.

Когда двери Большого зала распахнулись, бунтовщики замерли. Перед ними стоял не испуганный старик, как они ожидали, а воин. Император шагнул вперёд, и гвардия двинулась за ним стальным строем, щиты к щитам, клинки наголо.

— Я здесь, — произнёс Алексей II. — Что вы хотите от своего императора?

Словно по команде по рядам бунтовщиков прокатилась волна ненависти. В щиты гвардейцев полетели топоры и камни, а следом раздался первый выстрел.

Император успел окружить себя магическим барьером, который оказался настолько мощным, что отсёк руку напавшего на него мужчины в деловом костюме. Кровь брызнула на мраморный пол, и разгорелся бой.

Гвардейцы отражали атаки, их щиты сливались в единое целое, создавая неприступную стену. Император легко двигался между ними, его меч свистел в воздухе, разрубая оружие бунтовщиков, а иногда и части их тел.

Оставшиеся верными своему государю аристократы обменивались магическими атаками с нападавшими одарёнными. В воздухе витали магия, дым от огненных шаров и морозная дымка от ледяных щитов. Пламя огненной стены взметнулось вверх, отрезая часть толпы от императора и поджигая одежду бунтовщиков.

С другой стороны от Алексея II расходились веером ледяные иглы, впиваясь в толпу. Ледяные шипы оставляли за собой следы замёрзших тел и скользкую дорожку из застывшей крови.

Но император пока не использовал свою силу. Он бился как простой воин — меч в руке, щит на перевязи. Его движения были точными и уверенными, каждый удар был продуман, каждое уклонение — инстинктивным.

Меньше всего Алексею II хотелось убивать своих подданных, но меч то и дело соскальзывал и обрубал не только руки с оружием, но и головы. Вокруг него раздавались крики, звуки металла о металл и глухие удары. Гвардейцы сражались рядом, отражая удары и защищая своего повелителя.

Когда зал уже утопал в крови, когда гвардия почти дрогнула под напором толпы, император наконец разжал ладонь с мечом и вскинул руку. Воздух вокруг него задрожал, невидимая волна магии прокатилась по залу, и всё остановилось.

Магия, древняя и неоспоримая, раздавила волю сражающихся. Бунтовщики, которые ещё секунду назад были готовы идти до конца, рухнули на колени, словно под невидимым прессом. Их оружие выпало из рук, они даже дышать не могли, как и противиться давлению воли своего императора.

Император прошёл между ними, его шаги были отчётливо слышны в наступившей тишине, которую нарушало лишь хлюпанье крови под сапогами монарха.

— Вы хотели меня видеть? — спросил он, его голос звучал ровно и спокойно, несмотря на недавнюю битву. — Вот он я. Смотрите же.

И тут из-за спин бунтовщиков неспешно вышел мужчина со шрамом на щеке. Он был без оружия, в парадном костюме и начищенных ботинках.

— Наконец-то, — сказал Влад Меркулов.

Император повернулся, и в него ударила ментальная магия. Мощная и древняя магия, которую давно следовало искоренить, окутала Алексея II, пытаясь проникнуть в его разум. Он сжал зубы до боли, его сердце колотилось в груди, но он знал, что не имеет права сдаться.

— Ты не сможешь меня сломить, — произнёс он. Его голос всё ещё звучал уверенно, несмотря на нарастающее давление. — Я не боюсь тебя. Твой род получил по заслугам.

Меркулов лишь усмехнулся, и в его глазах зажглось холодное пламя. Он сжал кулак, и император вздрогнул, как от удара. Его пальцы впились в виски. Губы искривились в беззвучном крике.

— Ты… не смеешь…

Меркулов сделал шаг вперёд. Ещё один. Его глаза стали абсолютно чёрными.

Алексей II рухнул на колени. Из носа потекла кровь. Он попытался поднять руку — пальцы шевелились, но не слушались.

Император чувствовал, как его разум начинает заполняться тьмой, как будто кто-то пытался вырвать его душу из тела. В его голове раздавался гул, как будто тысячи голосов кричали одновременно.

— Я ждал сорок лет, — сказал Влад Меркулов, встав напротив согнувшегося от боли императора. — Я ждал и готовился.

В сознании Алексея II вспыхнули образы: казнь на городской площади, пламя, пожирающее родовое гнездо Меркуловых, детские крики, которые он приказал себе не слышать.

— Нет! Это был… бунт… — прошептал государь. — Я должен был…

Влад сжал кулак сильнее, до хруста. У императора лопнули капилляры в глазах, и по щекам покатились кровавые слёзы. Гвардейцы стояли как статуи, а бунтовщики затаили дыхание, наблюдая за пытками своего государя.

— Теперь ты почувствуешь, что они чувствовали, — Меркулов наклонился и растянул губы в улыбке. — Каждый момент. Каждый крик.

Алексей II завыл, словно дикое животное. Его тело содрогалось в конвульсиях, доспехи гремели по мрамору.

Потом наступила тишина.

Меркулов разжал ладонь. Император лежал неподвижно с широко открытыми глазами.

— Ваше императорское величество? — осмелился шепнуть один из бунтовщиков.

Пальцы императора дрогнули. Потом он медленно, как марионетка, поднялся на ноги. Его глаза были теперь такими же чёрными, как у Меркулова.

Влад Меркулов улыбнулся счастливой улыбкой. Впервые за сорок лет.