Меткий стрелок

Глава 7

Мэра Абрахама Толмана я узнал по портрету в холле — борода лопатой, как у Толстого, седые волосы, чисто патриарх «Ной». Только глаза жесткие, все замечающие.

Глава города сидел за письменным столом, медленно и вдумчиво чистил револьвер сухой тряпкой. Как-будто за окном не стреляют, по улицам не бегают раскрашенные индейцы. Кабинет у городского начальника был шикарный. Книжные шкафы, огромные напольные часы с маятником, хрустальная люстра. Товарищ явно на себе не экономит.

— Я Итон Уайт — пришлось первым представляться, так как мэр молчал и никак не отреагировал на мое вторжение — Шериф Мак-Кинли мертв. Умер у меня на руках.

Толман тяжело вздохнул:

— Знали друг друга почти тридцать лет. Наши отцы были в партии Дэвида Джексона — он первым пришел в эту долину за пушниной.

Раненое на мельнице плечо неприятно ныло, мне хотелось присесть за стол — благо были пустые стулья, но я молча стоял, слушал. Проявлял уважение.

— Джексон сразу дал укорот баннокам, убил их вождя. В честь него назван город.

Мэр закончил с револьвером, отложил его в сторону.

— Но как видно, урок им не пошел впрок.

Я не выдержал, сел рядом за стол. Мэр недовольно покосился, но ничего не сказал. Достал из ящика коробку с патронами, начал заряжать оружие.

— Мак-Кинли всегда был слишком горяч. Не слушал советов — Толман крутанул барабан — Видел в окно его гибель.

Мэр кивнул на разбитое стекло.

— Молодец, что вытащил его. Не дал краснокожим надругаться над телом.

— Почему банноки напали на город?

— Они голодные, — пожал плечами мэр — Стада оленей и лосей откочевали из земель резерваций. Последовало несколько стычек с городскими хотниками. Я предупреждал наших, но все бестолку. За шкуру лося дают три доллара.

— Что же власти штата?

Мэр нахмурился, посмотрел на напольные часы. Потом достал карманные, на цепочке. Встал, открыл ключем свой «биг-бэн», начал подводить стрелки.

— Войска должны быть уже в городе.

— Не сильно то они торопятся.

Толман промолчал, аккуратно выглянул из окна. Стрельбы на улице стало меньше, криков тоже. А вот дыма от пожаров больше.

Я подвинул к себе коробку с патронами для Кольта, начал заряжать свой револьвер.

— А ты наглый! — мэр увидел мое самоуправство, вернулся за стол — Мак-Кинли рассказывал про тебя. Это же ты убил Джесси?

— И Быструю руку тоже. Думаю, горожане не станут горевать по ним.

Про судью и его людей я благоразумно умолчал.

— Это точно! Выпьешь? — Абрахам достал из кармана сюртука фляжку, вытащил из шкафа два рюмки — Это не виски, коньяк. Слышал про такой напиток?

Совсем он меня за идиота держит.

— Ожье или Барон? — блеснул познаниями французских коньяков я

Кустистые брови мэра полезли вверх.

— Откуда знаешь⁇

— Поездил по миру.

— А ты, Итон, непростой человек!

Попивая коньяк, мы поболтали о том, о сем, не касаясь важных тем. Спустя где-то полчаса вдруг заиграла звонкая труба, послышался дружный залп.

— Ну наконец то! — проворчал мэр, опять подходя к окну — Прибыла кавалерия.

— Очень вовремя — подыграл я.

Мы встали и уже не таясь подошли к окну. Сначала я подумал, что это туча — серая, густая, ползущая с запада. Но потом сквозь шум ветра пробился гул. Это был дружный топот лошадей.

Они вышли из пыли, как демоны из библейской притчи. Всадники — кавалерия в синих мундирах, с карабинами в руках. Залп, еще залп.

Банноки побежали. Нет, сначала они пытались отстреливаться и даже кого-то выбили из седел, но все было бесполезно.

Кавалерия рванула вперёд, всадники убрали карабины, достали сабли. Пошла рубка «от плеча».

— Так их! — кричал над ухом возбужденный Толман — Нажмите, парни!

Конница уже растеклась по улицам и переулкам, перестрелка все отдалялась и отдалялась.

Внезапно всадник в синем мундире с офицерскими эполетами отделился от строя и погнал коня к ратуше. Его лицо, обожжённое солнцем, было похоже на высохшую глину. Он задрал голову, поймал мой взгляд в окне и ухмыльнулся, подняв окровавленную саблю.

— Эй, там! — проревел он. — 6-й кавалерийский полк. Выходите встречать освободителей!

Ага, спешу аж падаю. Я отвернулся от окна, увидел как мэр торопится вниз.

Дым застилал солнце, превращая полдень в кровавые сумерки. Воздух гудел от треска горящих балок, криков, звона разбитых стекол. Я стоял в очереди у ратуши, чувствуя, как пот стекает по спине под грубой рубахой. Мэр проводив в погоню кавалеристов, раздавал нам багры, словно святой, раздающий благословения перед апокалипсисом.

— Следующий! — его хриплый голос перекрыл гул огня.

Я шагнул вперёд, он толкнул в грудь древко багра, даже не глядя:

— На северную улицу. Там аптека горит.

— Один? — начал я, но тут в толпе вынырнул «лохматый».

— Эй, стрелок! — Росомаха, тот самый парень, с кем мы палили из гатлинга, ухмыльнулся, держа в руках вёдра. Его кудри торчали из-под обгоревшей кепки, лицо в ожогах, но глаза горели азартом. — Вместе веселее, а?

За ним, спотыкаясь, пошёл пастор. Я поинтересовался именем розовощёкого священнослужителя. Тот назвался Элиасом.

— Бог не даст нам сгореть, — пробормотал он, крестясь на дымное небо.

— Зато мэр даст, — хрипло рассмеялся приказчик из лавки, в которой я нашивал карманы — тощий, как жердь, очкарик Альберт. На нём всё ещё висел передник с нитками, а за поясом торчали ножницы. — Ты же у меня карманы перешивал, — кивнул он мне. — Держи.

Он швырнул мне кожаные перчатки. Следом подтянулись ещё двое: старый кузнец Брайан с молотом вместо багра, и китаец-прачка Ли, тоже с ведрами.

Мы быстрым шагом, почти бегом, добрались до аптеки.

Огонь лизал стены здания — сзади аптеки полыхал сарай-пристройка. Вот с него мы и начали, растаскивая доски. Кузнец быстро мобилизовали оставшихся в живых местных — выстроили цепочку от колодца до здания.

Он же молотом легко выбил дверь, жители вошли внутрь, передавая друг друга ведра. Потушили все быстро, но внутри, в дальней комнате нас ждал неприятный сюрприз — труп с огнестрельным ранением в голову.

— Аптекарь Джонсон — уверенно опознал тело кузнец — Проклятые банноки!

— Почему тогда не сняли скальп? — удивился я, разглядывая странный револьвер в руке аптекаря. Два ствола, один под другим, массивный…

— Дьявол их знает. Но да, странно. Ни одного мертвого краснокожего вокруг и рана в затылке…

Тело аптекаря унесли, я поднял револьвер. Положил на стол. Кузнец, ткнул пальцем в барабан.

— Гляди, — Брайан дыхнул на меня табачным запахом. — Это не просто револьвер. Это два ствола в одном.

Я перевернул оружие, ощутив холод стальной вороненой рамки. Верхний граненый ствол упирался в край стола. Ниже, под ним торчал второй, гладкий, явно большего, чем верхний калибра.

— Верхний, обычный нарезной, правда патрон редкий — европейский, полдюйма — кузнец щелкнул по стволу ногтем, заставив метал звенеть

— Нижний — 20ый охотничий калибр, для тех кто любит поближе познакомится. Револьвер полковника Ле-Ма, переверни.

На верхней грани ствола было выбито «COLONEL LE MAT PATENT».

— У конфедератов были такие капсюльные, но эта модель посовременнее, под центробойные патроны. Заряжается почти так же как кольт — откидываешь шторку выбиваешь гильзы по одной и заряжаешь патроны. Центральный ствол чуть хитрее — взводишь курок, за ним поворотная дверца с бойком, по которому бьет курок, если переключить вот этот рычаг.

Я прицелился в воображаемую мишень, почуствовав как рукоять орехового дерева ложится ложится в ладонь. На не вырезаны инициалы «J. L.» — чьи то судьбы застывшие в дереве.

— Шомпол-экстрактор справа как у кольта, только приделан к нижнему стволу. Кузнец указал мне деталь деталь на корпусе, которую я откинул и проверил работу экстрактора, извлекая по очереди аж целых 9ть патронов. Барабан был необычной формы каждая камора рельефно очерчена, как будто он был спаян из большого числа обрезков трубок.

Кольцо под револьверный шнур «нетеряйку» оказалось необычно вделанным в нижнюю часть рамки под барабаном. Затейливо!

Я провернул барабан, слушая четкие щелчки механизма. Курок взвел с глухим скрипом — пружины, должно быть, видели не одну войну.

— Весит как топор, — пробормотал я. — Нижнем стволом как стрелять?

— Вот тут посмотри — кузнец ткнул пальцем в револьвер — Чтобы выстрелить дробью, нижнюю половину передней части курка отводят пальцем вниз, для стрельбы пулями её возвращают вверх в исходное положение.

— Хитро.

— Зато бьет как пушка, — кузнец хлопнул меня по плечу. — Хочешь, заряжу?

Я покачал головой. В его глазах мелькнуло понимание — это оружие не для стрельбы по мишеням. Оно пахло дымом, кровью и прахом тех, кто когда-то держал его в руках.

— Бери, — он сунул револьвер мне в руки. — Аптекарю уже не нужно

Кочевряжиться не стал. Такой ствол дорого стоит!

Час спустя мы валились от усталости, но мэр гнал дальше. И снова сюрприз!! Нам досталось тушить дом судьи. Тоже двухэтажный, как и аптека.

Мы снова образовали цепь: Альберт подавал вёдра, кузнец и Ли поливали крышу, я и Томми-Росомаха ломали баграми горящие ставни. Сильно заняться здание не успело, как и аптеку, потушили быстро.

А я заодно нашел нужный угол, осмотрел его. Буду рыть ночью. Благо пожары в городе сошли на нет и нас распустили отдыхать.

Солнце садилось, окрашивая уцелевшие стены салуна в цвет ржавого железа. Ветер гнал по улице пепел и почему-то обрывки газет.

Дверь скрипнула, выпустив струю теплого воздуха, пропитанного запахом жареной картошки и виски.

— Живой? — Мейбл стояла за стойкой, с самокруткой в уголке губ, на фартуке было свежее пятно вина или чего-то похожего.

— Не совсем, — я попытался вытереть сажу с лица, сел за стойку

Барменша подняла бровь, достала из-под стойки бутылку виски и два бокала.

— Ты весь как черт из преисподней, — сказала она, наливая. — И пахнешь, как пожарная команда. Тушили?

— Сразу как банноков прогнали. Считай весь день

Я глотнул виски, чувствуя, как огонь растекается по грудной клетке, выжигая память о дыме.

— А ты как всегда стоишь за стойкой, будто ничего и не было.

— О, было, — она усмехнулась, указывая самокруткой на заколоченное окно. — Банноки заглядывали. Один даже попытался станцевать на столе.

— И?

— Заряд картечи в живот. Ужинать будешь?

— Не откажусь. Но сначала проверю Звездочку и вымоюсь.

В конюшне Джозайя, черный как смоль, копался в стойле. На его шее болталось штук пять ожерельев из когтей и зубов — баннокские безделушки.

Звездочка была в порядке, фыркнула, узнавая меня.

— Не обирал трупы, надеюсь? — спросил я, гладя её гриву.

Негр обернулся, сверкнув белками.

— Мертвым украшения не нужны, — ответил он, потрогая коготь медведя на своей груди. — А живым… — он кивнул на мой «аптекарский» револьвер. — Вам вижу, мистер Уайт, тоже есть что повесить на себя.

— Да, хорошая игрушка. Особенно картечница

Негр почесался, вытащил из кармана черный камень на кожаном шнурке.

— Шаманский. Говорят, защищает от огня.

Я взял камень в руки, повертел его. Похож на черный турмалин. Пустышка.

— Шаман мертв?

— Теперь да. Его ранило в спину, заполз под повозку. Там я его и нашел.

— Добил?

— Само собой!

Я взял амулет. Камень был теплым.

— Так ты значит, шамана банноков обобрал?

Джозайя промолчал, хитро улыбнувшись.

— Воду натаскаешь? В бочку у задней стены.

— За монету?

— За то, что я защищал тебя и жителей этого города.

Негр тяжело вздохнул, но пошел к колодцу.

Бочка, полузакопанная в земле, еще помнила дождевую воду. Джозайя вылил в неё последнее ведро, брызги попали на сапоги.

— Холодная, — предупредил он.

— Лучше чем кровь на коже.

Я скинул рубаху, увидел в отражении воды синяки и царапины. Шрам от пули «судейских» на плече был свежим, розовым. Он сразу заныл. Я окунул голову, вскрикнул от холода. Потом схватил кусок серого мыла, который принес негр.

— Вы, мистер, чистюля, — сказал Джозайя, наблюдая, как я отмываюсь.

Черт, как же не хватает нормальной бани с веником! Может соорудить?

— А ты вонь любишь?

— Люблю, когда враги чуют меня за версту.

Я разделся, залез целиком в бочку. Ох, как холодно! Я быстро вымылся, негр принес мне полотенце — жесткое, как наждак. Пока я вытирался, он разглядывал мой шрам, о чем то размышлял.

— Возьмите меня к себе слугой, — произнес неожиданно Джозайя

Я растерялся.

— Да у меня и денег то нет тебе платить…

— Сейчас нет, потом будут — философски ответил негр

Я достал из седельных сумок чистое белье, собрал в отдельный баул грязное.

— Мейбл против не будет?

Джозайя пожал плечами.

— Окей, я поговорю с ней. Пока отнеси Ли постирать мои вещи. Скажи, я заплачу ему позже, как разберусь с делами.

— Окей⁇ — конюх явно не знал выражения. Интересно, когда оно появилось?

— Так военные в рапортах своих записываю — О Кilled. По первой цифре и букве. Ноль убитых, понимаешь? Т. е. все в порядке, продолжаем в том же духе…

Негр удивленно посмотрел на меня, ушел с вещами. А я поклялся себе тщательнее следить за языком. Если бы шерифа не убили, то сейчас Мак-Кинли уже взял бы меня за жабры.

Поужинав жаренной колбасой с бобами, я поднялся к себе, уже было лег на койку, но потом пересилил себя и сел чистить оружие. У меня его накопилось уже изрядно. Винчестер судьи, «Ле Ма» аптекаря, ну и свой Кольт. Последний не раз мне сегодня спас жизнь. Его я дочищал уже со слипающимися глазами. Зарядив револьвер, я засунул оружие под подушку и тут же провалился в сон.

Кресты. Их вбили в землю как гвозди в крышку гроба. Двадцать два креста — столько погибло жителей Джексон Хоула во время нападения банноков. Я стоял с краю, прислонившись к ограде кладбища, и смотрел, как ветер треплет черный платок вдовы Редмонда — это был первый торговец, к которому я зашел после схватки с Джесси. Ее лицо было белее снега, в глазах стояли слезы. Но женщина крепилась и только тайком вытирала их рукой. Я тоже тер лицо и глаза — банально, чтобы не зевнуть случайно. Не выспался. Стоило мне открыть глаза и спуститься внизу, как прибежал тот самый паренек из ратуши, которому я вчера выписал подзатыльник — мэр звал меня на похороны. Даже умыться время не дали.

Тем временем, пастор Элиас, в залатанной сюртуке с белым воротничком, поднял Библию. Его голос, обычно тихий, теперь резал воздух, как нож:

— Дорогие мои, сегодня я стою здесь с тяжелым сердцем, чтобы вместе с вами вспомнить тех, чьи жизни оборвались несправедливо. Когда я думаю о них, во мне рождаются те же вопросы, что и в вас: «Почему? Зачем? Где был Бог?». Эти вопросы не новы. Ещё в Писании мы видим, как люди сталкивались с непостижимой болью. Но сегодня я хочу напомнить вам: даже в самой густой тьме Бог зажигает свет надежды. Когда я читаю историю Авеля, первого невинно убитого, мне кажется, будто его кровь вопиет не только к Богу, но и к нам. Каждый раз, сталкиваясь с несправедливостью, я вспоминаю эти библейские слова: «Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли». Авель не исчез бесследно — его вера осталась в вечности…

Дальше я пастора не слушал. Нашел взглядом гроб судьи. Закрытый! И ведь никто даже не пришел проводить его в последний путь.

Потом поразглядывал мэра. Тот стоял вместе с полной седой женщиной и пятью подростками — одни другого выше. В толпе на кладбище было уже много знакомых лиц. Кузнец, китаец-прачка, кстати тоже с большим выводком детей и супругой, портной, «Росомаха», Мейбл, Джозайя… Я с удивлением понял, что знаю уже прилично так жителей Джексон Хоула…

После того, как пастор закончил свою проповедь, вперед шагнул Толман.

— Джейсон Хоул не сломался, — начал он, и в его голосе зазвенела сталь. — Мы похороним мертвых. Но не будем хоронить себя. Слышите⁈

Он указал на запад, где стояла сожженное целиком здание почты…

— Они забрали наших. Но мы заберем у них больше. Каждый камень этого города будет полит кровью тех, кто посмеет поднять на нас руку!

Толпа загудела. Кто-то крикнул: «Верно!», женщина всхлипнула. Толман поднял руку:

— Завтра начнем восстанавливать почту и банк. Штат дает денег, я уже вызвал бригады строителей.

Люди зашушукались. Что за скорость такая? Военные еще не до конца подавили восстание, через город то и дело скачут вестовые, даже прошла в сторону резервации пехотная часть. А мэр гонит со стройкой… Впрочем, это не мое дело. Мне надо думать, как аккуратно, не вызывая подозрений, вырыть золото судьи и дальше… тут у меня в голове царил полный сумбур. Ехать в Шайен за Эмми? Или заняться спасением Маргарет Корбетт? А может с судейским золотом, я и вовсе могу махнуть в Россию? Вопрос на миллион.