Кольт дернулся, больно лягнул отдачей в руку.
Бамм!
Человек передо мной вздрогнул, не успев вскинуть руку с револьвером, сложился пополам и упал лицом вниз.
— Да что за…. — меня оглушило выстрелом и забило нос пороховой гарью.
Пока я мотал головой и пытался проморгаться, тело несколько раз дернулось на земле и замерло. Потекла темная кровь.
Рядом дружно ахнули люди. Я обернулся. Еще раз поморгал. Нет, ничего не пропало. Деревянные двухэтажные дома, коновязи с лошадьми, загаженная конскими яблоками улица. Кажется, на дворе лето — солнце так и шпарит.
Женщина в чепце прикрыла рот кружевным платком. Глаза у нее были размером по рублю. А какой-то парнишка, не старше четырнадцати, ухмыльнулся, будто увидел цирковой трюк. Показал мне большой палец. Одобряет?
— Кол зе доктор! — закричал кто-то сзади. Но почему по-английски⁇
Толпа раздалась, вперед вышел вовсе не врач в белом халате, а грузный мужчина в выцветшем сюртуке с серебряной звездой на груди и аж двумя револьверами на поясе. Его правая рука подрагивала над кобурой.
Мы померялись взглядами. Выстрелит, не выстрелит? Два револьвера против моего одного. А я еще свой сунул в кобуру на автомате… Как там надо стрелять? Вроде одной рукой взводишь курок для скорости, другой стреляешь? Мысли путались, в голове стояла пустота. Кто я? Что тут делают⁇ Почему понимаю местных?
— Вотс хэппенинг? — я облизал губы, глубоко вздохнул. Слова на английском сами всплыли в сознании.
— Спасибо, что прикончили этого ублюдка, — хрипло ответил мужчина, сдвинув шляпу на затылок. Лицо у него было как печеное яблоко — морщины, шрамы, и глаза холодные, как горная река. — Как звать-то? Акцент у тебя какой-то странный.
— Джон Доу, — соврал я первое, что пришло в голову. Про акцент проигнорировал.
— Я шериф Мак-Кинли — «печеный» подошел к телу, потрогал его. Крикнул толпе — Он мертв. Расходитесь! Это была честная дуэль.
Потом повернулся ко мне:
— Обыскивать Торнтона собираешься? По закону все, что на теле, твое.
Я опять на автомате кивнул, заторможенно побрел к телу. Все было словно в тумане. Знаю язык, но не знаю, кто я и что тут делаю. Как здесь оказался и кто такой — вот вопросы из разряда «ответ нужен прямо сейчас!».
Я присел на корточки рядом, проверил карманы — сначала внутренний, потом нагрудный и боковые. Все, что находил — сваливал рядом. Медный ключ с биркой под номером 7, портмоне, десяток монет. Обычные центы. Кольт Торнтона был красив: рукоять из оленьего рога, ствол с гравировкой в виде дубовых листьев. За голенищем сапога в специальных ножнах был вложен граненый кинжал. Его я тоже забрал. Финальной находкой стала серебряная пряжка в форме оленя. Или лося? Не разберешь. Отлито грубо, будто ребенок делал.
Посмотрел в лицо убитого. Рыжий парень, с веснушками лет двадцати. На лице застыла гримаса удивления. Встал, вопросительно посмотрел на шерифа.
— Эх, всему вас нужно учить, молодежь! — шериф опустился на корточки, потом резко дернул подкладку жилета Торнтона. Я услышал тихий хруст пергамента. Конверт, зашитый между слоями ткани.
— Что там?
Мак-Кинли пожал плечами — В чужие секреты лезть не собираюсь. Своих хватает. Наверняка, какие-то проблемы.
Шериф протянул конверт мне, я поколебавшись взял. Одной проблемой больше, одной меньше…
— Пропустим по стаканчику? — Мак-Кинли кивнул в сторону салуна через дорогу. На нем скрипела на ветру вывеска 'Каньон грехов". — Выпьем за упокой Джесса Торнтона. Плохой был человек, но все-таки божье создание.
Я собрал хабар с земли, распихал по своим карманам. Попутно удивляясь непривычной одежде. Странного вида джинсы, рубашка в клетку, кожаная куртка, ковбойские сапоги. А еще шляпа. Ее я взял в руку, удерживая правую рядом с кобурой.
— Мистер Доу! — шериф покачал головой — Вам нечего опасаться. За Торнтона назначена премия в двух соседних каунти, по пятьдесят долларов за живого или мертвого. Я пошлю телеграмму и после ответа, выплачу вам деньги.
Ого! Убил человека — еще и заработал!
— А как же тело?
— О нем позаботятся. Пойдемте.
В салуне было пусто, пахло табаком и навозом. Шериф швырнул монету на стойку:
— Две порции вашего лучшего дерьма, Мейбл.
Барменша, пожилая темнокожая женщина, явно полукровка, налила виски в запотевшие стаканы, увидела меня, всплеснула руками:
— Убили значит, постояльца⁈
— Что ты имеешь в виду? — удивился Мак-Кинли
— Да ссорился он с соседом. Ты же знаешь, я сдаю номера наверху. Как заехал — жест в мою сторону — Сразу сцепился с этим — барменша ткнула пальцем вверх.
Я неопределенно пожал плечами. Как бы соглашаясь, но и не конкретизируя ничего.
Шериф пригубил, прищурившись:
— Откуда метите, Доу? Не видел вас в долине.
Надо что-то отвечать, но что?
— С севера. Искал работу, — я врал, крутя стакан в пальцах. Отдача от выстрела все еще пульсировал в ладони. — А Торнтон… Почему его не взяли раньше? Раз за него назначена награда.
Шериф хмыкнул, вытирая усы:
— Джесс не дурак был. Жил, грабил только на территории резервации — знал, что нам туда лезть запрещено. А вчера зашел тайком в город, по каким-то тайным делам — взгляд шерифа задержался на серебряной пряжке, которую я достал из кармана и начал разглядывать — Говорят, эту штуку он сорвал с шеи убитого индейского вождя. Осторожнее с ней. Банноки очень злопамятны.
Кто такие банноки я представлял смутно, но на всякий случай кивнул.
— Ясно. А у Джесса есть тут родственники?
— Опасаетесь мести? Не стоит. Торнтон был пришлым. О своем прошлом не распространялся. Ясно, что бандит и ганфайтер. В розыскном листе тоже ничего про него конкретного.
Шериф достал лист бумаги, на котором был нарисован Джесс. И нарисован довольно хорошо, сходство было. Вверху было написано — Wanted. Dead or alive. Стало быть «Живым или мертвым». Дальше шло описание Торнтона.
— Сколько стоят похороны?
Я достал портмоне Джесса, пересчитал доллары внутри. Двенадцать баксов. Не густо.
— Гроб пару долларов стоит — пожал плечами шериф — Закопают бесплатно — я скажу могильщику.
Как тут все дешево…
— Вот пятерка — я подвинул купюры к Мак-Кинли, резко опрокинул рюмку в рот. Виски огненной рекой хлынуло в желудок. И тут мой взгляд упал на мутное зеркало позади барменши. До этого она своей грузной фигурой закрывала изображение. А тут сделала шаг в сторону и я увидел себя. И это был не я! Воспоминания потоком нахлынули на меня.
Первые две фуры благополучно опустошили, парни работали споро, знали, что нас спалит первый же украинский дрон. Все нервно поглядывали на детектор коптеров, прислушивались не раздастся ли противный писк. В Донецке светомаскировку соблюдали так себе — от спутника и самолета ДРЛО бумагой на окнах не заклеешься — поэтому рядом то тут, то там мигали огоньки автомашин, фонари патрулей….
— Зря ты, Нин, поехала со мной — я повернулся к жене, которая вела учет груза на планшете — Шило у тебя в заднице. Сейчас прилетят Шторм Шэдоу — что будем делать?
Супруга мне улыбнулась, подмигнула. Нинка — боевая соратница. Моложе на двадцать лет, энергии — через край. Стреляет из автомата и пистолета, водит машину. С рацией на «ты». Уже дважды ездила со мной в Донецк в составе миссии. Пытался запрещать, бесполезно. После одного, особо громкого скандала — сама сорвалась и поехала в ДНР всего с двумя волонтерами. Без спросу. Чуть не развелся тогда — так переживал. Решил, раз уж нельзя запретить, буду хотя бы контролировать все.
Ага. Сообщи небесам о своих планах…. При разгрузке гуманитарки из второй фуры, вдруг раздался резкий свист, рвануло справа. Стало светло, как днем. Взрывная волна пришла вместе с новым накрытием. И это была кассета. БУУМ, и тут же много мелких взрывов. Меня повалило, ударило в бок и в голову.
— Прячьтесь! — закричали вокруг, я попытался повернуть голову к жене. Сначала не получалось, потом все-таки смог обернуться. Там, где она стояла курилась тротиловом дымом большая воронка. И почти сразу кто-то окончательно выключил свет.
Очнулся и первое, что я почувствовал — запах. Резкий, химический. Хлорка вперемешку с чем-то медицинским, стерильным. И почему-то запах персикового сока.
Звуки пробивались словно сквозь вату. Мерный писк справа. Пик… пик… пик… В какой-то момент я понял, что подстроился под этот ритм и дышу вместе с ним. Где-то вдалеке голоса — приглушенные, неразборчивые. Шарканье подошв по полу. Жужжание какого-то прибора. Шелест то ли штор, то ли халатов.
— Диагноз при поступлении: тяжелая черепно-мозговая травма в результате осколочного ранения, осложнение: рефрактерная внутричерепная гипертензия — мужской баритон бубнил над самым ухом — Множественные очаги ушиба головного мозга. Диффузный отёк мозга.
— Какое внутричерепное давление? — отвечал собеседнику чей то густой бас.
— Тридцать пять миллиметров ртутного столба
— Зачем тогда выводить его из искусственной комы⁇
— Уже шестой день пошел. Давление понизилось и мы подумали…
— Подумали они!
Открыть глаза оказалось сложнее всего. Веки будто налиты свинцом. Когда всё же получилось — первый импульс снова зажмуриться. Свет, несмотря на полумрак, резал глаза. Всё расплывалось, но постепенно я начал различать детали. Белый потолок с какими-то трубами. Капельница справа. Зелёная линия на мониторе, пляшущая вверх-вниз. Пластиковые пакеты с прозрачной жидкостью.
Хотел повернуть голову — не вышло. Что-то мешало, давило на горло. Трубка? Попробовал поднять руку — тоже не получилось. Рука не моя, тяжелая, словно чужая. В вене катетер, примотанный пластырем. Пальцы онемевшие, не слушаются. На указательном — прищепка пульсоксиметра.
— Андрей Георгиевич, вы меня слышите⁇
В поле зрения появился обладатель баритона. Бородатый мужчина в медицинской маске и зеленой бандане. Я с трудом скосил глаза — рядом стоял обладатель красной банданы, он же густой бас:
— Моргните, если слышите.
Я послушно моргнул. Во рту сухость страшная. И привкус… металлический, что ли? Язык распух, едва ворочается. Попытался сглотнуть — и тут накатила первая волна боли. Горло будто наждаком выдрали. Внутри какая-то трубка. Похоже я в реанимации. Сознание плыло, сосредоточиться получалось все труднее и труднее.
— Вы помните, что случилось? Моргните один раз, если помните, два раза если нет. Мы должны оценить степень повреждения мозга.
Повреждения? Я почти ничего не помнил. На всякий случай, моргнул два раза.
— Вас зовут Андрей Георгеевич Исаков — забубнил над ухом баритон — Возраст — семьдесят два года. Вы чрезвычайный и полномочный посол, в отставке. Сопровождали гуманитарный груз в Донецк, попали под налет ракет.
Нина!
Я попытался вытащить из себя трубку, но силы стремительно уходили. Нина!! Хотелось кричать. Из глаз полились слезы.
Голос врача начал куда-то уплывать, накатила тошнота и слабость.
— Мы теряем его!
— Вводите пропофол внутривенно!
Последнее, что помню — чья-то тёплая рука на лбу и все.
В лицо чем-то плеснули, я резко открыл глаза. Рефлекторно схватился за горло. Вытащить трубку, Нина!
Только вот никакой больницы c врачами вокруг не было. А был все тот же самый салун 'Каньон грехов" и два лица, которые склонились надо мной — шерифа и барменши.
— Очнулся! — по-английски произнесла женщина, похлопала меня по щеке — Слава тебе господи!
Так и сказала — Глори Лорд. Я практически повторил за ней по-русски — Боже ты мой…
Глазам своим не верю! Я в салуне на Диком Западе! Посмотрел на свои руки, потрогал мокрое лицо. Бритое, узкое. Меня охватила дрожь, дышать стало трудно.
— О чем это он? — поинтересовалась Мейбл
— Какой-то иностранный язык — с сомнением произнес шериф — Эй, парень! Ты как? Не может быть, чтобы с одной рюмки виски тебя так вынесло. Пойло у Мейбл, конечно, ядовитое…
— Джон! — барменша с возмущением посмотрела на шерифа
— Мне стало плохо? — я собрал разбегающиеся мысли, перешел на английский. Все-таки сорок лет мидовской практики, почти родной язык.
— Выпил рюмашку и сразу упал — ответил Джон — А на вид крепкий!
Мак-Кинли с барменшей подхватили меня под локти, вздернули с пола на подрагивающие ноги. Усадили за один из столиков. Я начал тупо разглядывать свои руки. Длинные пальцы, ладони в мозолях. Потом посмотрелся в зеркало. Оно все и подтвердило — на меня смотрел молодой русоволосый парень с голубыми глазами. Нос — прямой, с едва заметной горбинкой, придавал лицу благородный профиль, будто доставшийся от далекого предка-испанца. На лбу, чуть выше левой брови виднелся небольшой шрам…
— Год… Какой сейчас год? — я откашлялся, растер лицо руками. Энергично так. Говорят, приток крови способствует мышлению.
— Нет, Мейбл, сменила бы ты поставщика! — шериф повернулся к барменше — Виски совсем никудышный стал. Так ослепнем.
И уже мне — Тысяча восемьсот девяносто пятый. Пятнадцатое июня.
Я в прошлом! Ой-ой-ой…Или это все бред коматозника? Ущипнул тайком себя за руку, но ничего не поменялось. Шериф вяло переругивался с Мейбл, о стекло билось сразу две мухи. В салуне все также воняло навозом. Слишком подробно и детально для бреда. Хотя что я знаю про галлюцинации?
Что у нас случилось в девяносто пятом? Царь Александр третий умер в прошлом году, на престол сел его непутевый сын Николай. Ходынка еще не произошла, в России всем рулят великие князья — дядья императора. Ну и его властная маман. Несколько спокойных лет сменятся революционным подъемом, начнется война охранки и эсеров. Ну а там и большевики подоспеют. Русско-японская война, восстание пятого года, думы, Распутин… Потом первая мировая и добро пожаловать на гражданскую войну. Мысли метались в голове словно мухи на окнах салуна. Лишь бы не думать про Нину, про то, что все вокруг — это бред умирающего.
— Шел бы ты парень, к себе в номер — Мак-Кинли закончил спор с барменшей хлопком по столу, ткнул пальцем в сторону потолка — Отлежись. Потом зайди ко мне в участок, я выдам денег.
Справа от бара виднелась широкая лестница, которая вела на второй этаж. Я на автомате пошарил в левом кармане, вытащил ключ с номером 7. Его я взял на теле Джесса. Еще одна попытка в правом кармане куртки. Ага, вот она, девяточка. Это похоже, мой ключ. А судя по репликам Мейбл, наверху салуна сдаются номера. Я поднялся, положил доллар на стойку:
— Сдачу оставьте себе!
— Мейбл! — шериф, разумеется, не мог остаться в стороне — Если у тебя есть хоть капля совести, то на этот доллар мистер Доу плотно поужинает и позавтракает.
Барменша лишь что-то недовольно проворчала. А я не оглядываясь, потопал наверх. По дороге хотел зайти обыскать номер Джесси. Благо ключ у меня был. Но уже на втором этаже навалилась такая усталость, что сил хватило только отпереть дверь собственного номера, скинуть куртку и сапоги, повесить сверху портянки и повалиться в кровать прямо в одежде. Заснул я в тот момент, когда голова коснулась подушки.