Мефистон. Кровь Сангвиния

Глава 10

Исповедник Зин вступил в Остенсорио с самодовольством торжествующего короля. Его окружала свита жрецов и слуг с выбеленными лицами, несущих удивительное собрание реликвий. Идущие впереди священники размахивали кадилами, отчего все, что было позади них, скрывалось в клубах благовоний; к тому моменту, как появился сам Зин, дыма было столько, что исповедник показался призраком, явившимся из загробного мира. Зин восседал в огромном позолоченном паланкине, отполированном столь тщательно, что он сиял, отражая свет бесчисленных горящих свечей. Над головой исповедника развевалось поражающее воображение множество знамен и штандартов, каждый из которых изображал ангельскую фигуру, сжимающую меч. Некоторые церковники сгибались под весом обнаженных флагеллянтов, висевших на длинных деревянных столбах; исхудалые конечности были прибиты гвоздями к грубой коре: на белые лица священнослужителей падали капли крови, растекаясь яркими пятнами. При этом флагеллянты звонили в колокола и били в цимбалы, создавая противное дребезжание.

Впереди этой пестрой процессии в центре пустого зала собралась куда более мрачная группа людей. Мефистон терпеливо ждал перед медной дароносицей, такой же невозмутимый и неподвижный, как разбитые бюсты под его ногами. Он казался безупречным. Причудливые доспехи были отполированы до тусклого блеска, а руки покоились на рукояти Витаруса — темного и бездеятельного, ведь кровопролития не ожидалось. С одной стороны от Мефистона стоял его приближенный, гордый эпистолярий Рацел, с другой — выглядящий нетерпеливым лексиканий Антрос. За ними ровными рядами выстроилось два отделения Кровавых Ангелов из Четвертой роты во главе с капитаном Ватреном. За спинами членов тактических отделений высился технодесантник, оснащенный аугметикой и причудливыми механизмами Адептус Механикус настолько, что казался механическим жуком, маячащим в тенях. Шлем его почти скрывался за измерительными приборами, брони почти не было видно за массивными сервоклешнями и сверлами толщиной с талию смертного. Также здесь присутствовал сангвинарный жрец, вооруженный богато украшенным цепным мечом и зловещего вида медицинскими инструментами, которые выдавали в нем хранителя геносемени ордена.

Все космодесантники были одеты по-военному, в полном боевом облачении и с грозным оружием в руках. Среди них был и смертный: пребывающий без сознания пресвитер Кохат, чье изнуренное тело приковали к краю дароносицы Карпус тяжелыми металлическими цепями. Священник был обнажен, тело его покрывала сложная сеть символов и рун. Из его черепа тянулись провода, исчезавшие глубоко в дароносице.

Пусть исповедник Зин и обставил свое появление с вызывающим показным блеском, Антрос не мог не заметить иронию происходящего. Никакие пышные наряды и роскошь не могли сравниться с безмолвной властью старшего библиария. Мефистон источал силу, находившую отголосок в душах даже самых пылких прихлебателей исповедника. Распевая поучения, те против воли поглядывали на дожидающегося их великана.

Процессия остановилась возле космодесантников, и слуги Зина понесли его паланкин по обломкам, разбрасывая по камням полоски душистого пергамента. Они помогли Зину подняться; тучный сановник попытался преклонить колени перед старшим библиарием, но начал задыхаться из-за объемного живота, и подчиненные бросились ему на помощь. Выпрямившись, Зин улыбнулся с наигранным добродушием. Краска на его лице блестела от пота.

— Старший библиарий, — заговорил он, — увидеть вас во плоти — честь, о которой я даже не мечтал. Ваше имя стало маяком надежды для всего Кронийского сектора. Вы и представить не можете, какую честь даровали мне аудиенцией. Я бы никогда…

Во тьме раздался странный звук, и Зин запнулся, вглядываясь в тени.

— Вам нечего бояться, — успокоил исповедника Рацел; на его аристократическом лице отразилось отвращение.

Он слегка приподнял свой посох, и тени отступили, открыв грозных стражей, собравшихся у стен Остенсорио, — библиариев, безмолвно стоявших на страже вокруг развалин. Их психические капюшоны излучали свет.

Рацел опустил на посох, и тьма опять сгустилась.

Зин попытался выдавить еще одну улыбку, но было видно, что он напуган.

Опустилась тишина, нарушаемая лишь треском пламени над головой. Огромный зал освещали металлические жаровни, установленные на антигравитационных платформах, похожих на зодиакальных животных. Бронзовые драконы и медные змеи кружили над космодесантниками, отбрасывая движущиеся тени на невыразительное лицо Мефистона, отчего казалось, будто оно искажено оскалом.

— Господа мои, — заговорил Зин несколько минут спустя, переводя взгляд с одного космодесантника на другого, — разве вы не прочли отправленные нами послания? Разве не осознали важность той роли, которую вам предначертано сыграть в Войнах Безгрешности? Все наши ритуалы показали, что только старший библиарий Окровавленного Воинства сможет стать нашим проводником, что только он сможет привести нас к нашему потерянному брату, архикардиналу Дравусу, дабы мои соратники и я смогли рассеять жуткое проклятие, обрушившееся на священнейший из миров. Ваше лицо, лорд Мефистон, видели во снах и грезах наяву все священники, когда-либо ступавшие на Дивинус Прим. Вы — Астра Ангелус, предсказанный в «Книге покорения». Мой господин, я много дней не спал и не ел — столь велико было мое нетерпение при мысли о встрече с вами.

Рацел поднял бровь, услышав «не ел», но промолчал.

— Мы чтим древние соглашения между нашим орденом и Экклезиархией, и потому вы можете отправиться с нами, но без свиты. — Мефистон кивком показал на следовавшую за Зином процессию.

— Вместе с вами? — Зин вздрогнул. Он явно собирался что-то сказать, но запнулся, встретив суровый взгляд Рацела.

Исповедник лишь покорно кивнул и позволил Кровавым Ангелам увести своих последователей, коих было так много, что на это ушло почти десять минут. Они покидали зал с куда меньшей помпой. Исход свиты происходил в полном молчании, и, лишь оставшись наедине с Кровавыми Ангелами, Зин прошептал пару молитв.

Мефистон снова кивнул, и Антрос выступил вперед. После откровений в Химических Сферах его терзали сомнения: а был ли Мефистон прав насчет него? Возможно ли, что ему действительно предначертано спасти или предать проклятию старшего библиария? Одна лишь мысль о подобной ответственности ужасала его, но Луций не мог избавиться от видений, образов освежеванного лица и Мефистона посреди горы истребленных экклезиархов. Он ощутил на себе суровый взгляд Рацела и глубоко вздохнул, решив, что сейчас обязан исполнить свою роль со всей уверенностью, какие бы сомнения ни вызывало у него будущее. Он медленно развернул приготовленный для него схоластом Гор свиток и начал читать рокочущим голосом:

— Лорд Мефистон, старший библиарий Окровавленного Воинства, эфирный консул командующего Данте, проводник Священных Очертаний, надзиратель Окаянных, магистр кворума Эмпиррик, хранитель Пятнадцатой базилики и Предвестник Виндикта[9], возлюбленный Богом-Императором, тот, чьему безграничному прозрению открыто все, намерен сообщить всем, что с этого момента и в дальнейшем все дела, связанные с последующим эдиктом воспрещения…

Слова Антроса разносились среди теней; исповедник хмурился, пытаясь уследить за всеми пунктами и подпунктами замысловатого постановления. Несколько раз он принимался качать головой, сбитый с толку непонятными словами, и поднимал руку, но Антрос продолжал говорить все более резким тоном, пока не дошел до конца документа и не протянул его священнику. В тот же миг из-под разрушенных сводов выпорхнули два херувима. Их лица были скрыты бесстрастными масками цвета слоновой кости с сияющими золотыми нимбами. Они приняли пергамент, неразборчиво произнесли несколько клятв и передали его Зину. Тот в замешательстве уставился на строчки, начертанные бисерным почерком, не зная, чего от него ждут. Вскоре херувимы вновь канули во мрак, забрав с собой указ.

Эпистолярий Рацел кивнул Антросу; они повернулись к дароносице и приложили навершия своих посохов к верхушке похожей на урну реликвии. Библиарии медленно пошли вокруг дароносицы, шепча то, что могло показаться бессмысленным набором гласных.

Зин охнул и совершил знамение аквилы.

По короткому кивку капитана Ватрена один из тактических десантников вышел из строя и, подхватив Зина под руку, потащил его вверх по потрескавшимся мраморным ступеням помоста. Кровавый Ангел безмолвно поставил исповедника на краю платформы недалеко от огромной чаши и вновь повернулся к разворачивающейся перед ними сцене. Зин хотел было спуститься, но боевой брат держал его крепко.

Бледное пламя пробежало по посохам библиариев, воспламенив край дароносицы и заставив филигранный металл мерцать и сиять. Космодесантники по-прежнему ходили кругами, касаясь священного сосуда набалдашниками посохов; их движения рождали жуткий металлический гул, становившийся громче с каждым шагом. Боевые братья Четвертой роты рассредоточились вдоль края помоста и, к нескрываемому ужасу Зина, приготовили оружие.

Монотонный звук стал таким громким, что Зин зажал уши руками, выкрикивая никому не слышные жалобы, пока вибрации сотрясали его тучное тело.

— Я — сталь клинка, — сказал Мефистон мягко, но его голос прогрохотал по залу подобно гулу землетрясения, расколов часть разрушенной кладки.

Мефистон воздел Витарус, и в тот же миг из темноты вырвались красные огненные иглы — несколько библиариев, рассредоточенных по периметру большого зала, подняли посохи. Исходящие от них нити психической энергии увеличивались Витарусом и объединялись в огненный столб, который Мефистон направил на распростертое тело пресвитера Кохата. Поток обрушился на человека, и его плоть начала тлеть, словно осыпанная тысячами угольков. Пресвитер по-прежнему был неподвижен и безучастен к происходящему, не выказывая ни малейших признаков боли или даже понимания ритуала, в котором участвовал.

Зин завыл в панике, но его слова потонули в общем шуме.

— Я — кровь в сердце! — приглушенно прогремел Мефистон, и зал содрогнулся.

Из теней вырвались лучи пламени, высветившие еще больше библиариев.

Мефистон направил новый приток силы в пресвитера Кохата, и пребывающий без coзнания экклезиарх загорелся так ярко, что Зину пришлось прикрыть глаза.

— Я — жар пламени, — произнес Мефистон и поднял руку.

По мере того, как все больше сподвижников передавали ему свои силы, ладонь старшего библиария разгоралась психическим пламенем. Алые руны вспыхнули в ее центре, источая жар раскаленного в горне металла. Зал содрогнулся сильнее, когда столб крови вырвался из груди пресвитера Кохата и ударил в пылающие руны на руке Мефистона.

— Я — кровь Сангвиния, — изрек Мефистон, и Остенсорио исчез.