Мефистон. Кровь Сангвиния

Глава 8

Антрос надеялся, что в этот раз ему представится возможность лучше изучить Дневной Склеп, однако Рацел не дал ему такой возможности. Без лишних слов эпистолярий повел его из Округлой башни через бесконечные сумерки либрариума к личным залам Мефистона. Когда они добрались до питаемого звездой колосса в центре хранилища, громадной черно-алой статуи Великого Ангела, Рацел провел Луция между ее ступней, мимо рядов часовых и сервиторов-стрелков в подземные переходы. Сырые и заросшие мхом крипты выглядели почти такими же старыми, как и подвалы под Карцери Арканум. Определенно, они были построены в том же стиле, но Антрос никогда прежде не видел этот уголок либрариума. По мере того, как Рацел вел его глубже под землю, воздух становился необычайно влажным: вода начала капать с боевого доспеха Антроса, стекая с поножей и наручей маленькими каплями, которые блестели в свете факелов.

Когда в помещениях потеплело и потемнело, Луций заметил, что они здесь совсем одни. У тяжелых скалобетонных дверей не было стражи, однако охрана подземелий осуществлялась иными способами. У каждого прохода Рацел останавливался, безмолвно шепча что-то, и проводил в воздухе пальцами. Всякий раз в центре двери возникала сияющая руна, а затем с шипением гидравлики дверь растворялась.

Так они дошли до каменных врат, крупнее и вычурнее предыдущих. Они выглядели даже более древними, чем сама крипта, — настолько, что за бесчисленные годы покрывавшие мрамор образы почти стерлись. Можно было разобрать только цифры IX в центре. По обеим сторонам высились стражи в черном, столь же высокие, как библиарии, и, судя по могучему телосложению, принадлежавшие к Адептус Астартес. На них не было доспехов, руки покоились на крылатых эфесах огромных двуручных мечей, упиравшихся остриями в пол. Склоненные головы стражей были скрыты тяжелыми капюшонами, но Луций уловил проблеск металла и понял, что воины носили золотые маски. Рацел подошел к дверям, не обращая внимания на стражей, и приложил ладони к выгравированным цифрам. Створы распахнулись со стоном петель, изнутри заструился свет. Когда библиарии проходили мимо часовых, Антросу почудилось, что стражи не сводят с него взгляда, поворачивая головы, точно совы. Он так и не смог избавиться от этого странного ощущения, хотя, оглянувшись, убедился, что охранники не двигаются.

— Химические Сферы, — произнес Радел, возвращая внимание Антроса к ослепительному сиянию впереди.

Перед ними раскинулся белый купол, удерживаемый элегантными позолоченными подпорками и контрфорсами. Он пылал от силы звезды, скованной в зале наверху: в его балки были вмонтированы рунические кабели, проводящие яростную энергию Идалии. Непрозрачный свод цвета слоновой кости не давал разглядеть, что находится внутри, а яркое свечение не позволяло разобрать окружение.

— Что это? — спросил Луций, пораженный величием строения.

— Темница, — ответил эпистолярий. — Узилище в тюрьме, достаточно крепкое, чтобы сдержать самое грозное оружие ордена. — Он сурово посмотрел на Антроса. — Лишь энергии солнца достаточно, чтобы сдержать заточенную внутри душу.

Антрос вновь ощутил нетерпение и радостное предвкушение. Был ли здесь кто-либо из других лексиканиев? Он покосился на Рацела, но старый воин не обращал на него внимания, задумчиво теребя бороду, серую, словно железо, и не сводя взгляда с закругленных белых стен. Теперь, подойдя ближе, Луций понял, что их поверхность не гладкая, как ему казалось на первый взгляд: ее покрывал замысловатый узор из крошечных чисел.

Рацел отстегнул от брони стеклянный шприц, наполненный багровой жидкостью, в которой Луций заметил на свету непонятные силуэты. Антрос завороженно смотрел, как Рацел подносит иглу к стене сферы. Поверхность поддалась, словно состояла из плоти, а не из слоновой кости, и Рацел медленно ввел в нее содержимое шприца.

Сперва не происходило ничего, и Антрос уже собирался спросить, что они тут делают, когда от иглы разошлась паутина тонких красных линий. Они растеклись по кости, словно струйки алой краски или тонкие нити, в конце концов образовав прямоугольник в двух метрах над головами библиариев.

— Ты помнишь, что я сказал? — спросил Рацел, сурово покосившись на Антроса.

— Конечно, — ответил тот, слушая лишь вполуха.

Все мысли Луция занимала поразительная сфера. Он отчаянно пытался разобрать, что происходило за алой дверью. Его разум соприкоснулся с чем-то внутри, и это «что-то» заставило лексикания отшатнуться. Лексиканий скорее ощутил, чем увидел, сцену ужасающего насилия.

— Ты что-то видел, — удивленно посмотрел на него Рацел.

— Только почувствовал, — прошептал Антрос, качая головой.

Рацел был явно озадачен, но ничего не сказал и вновь сосредоточил все свое внимание на двери. Он прошептал несколько слов, но Луций разобрал лишь два, прозвучавшие как «темный след» или «темный наследник». Затем эпистолярий резко кивнул Антросу, выдернул иглу и, шагнув сквозь алый портал, скрылся из виду.

Антрос последовал за ним, протянув вперед руку, ожидая, что сейчас столкнется со стеной. Вместо этого он оказался в почти полной тьме. Свет исходил лишь от пронизанных варпом глаз Рацела, повернувшегося к ученику.

— Помни, — сказал он, а затем вновь что-то прошептал и исчез во мраке.

Антрос шагнул за ним и замер, оглушенный светом и шумом.

Он пригнулся, потянувшись за пистолетом. Библиарии стояли среди развалин исполинского имперского здания. Пламя и дым окутали разбитые парапеты, земля дрожала так, словно мир бился в припадке. Вдали гремели взрывы артиллерийского обстрела, а затянутое облаками химических испарений небо рассекали причудливые геометрические узоры от следов ракет и трассирующих снарядов. За руинами вздымалась величественная гора, окутанная бурлящим пламенем.

— В этом нет нужды, — рассмеялся Рацел, заметив тревогу ученика. — Мы не там и не тогда.

Он перескочил через отсеченную голову статуи и поманил за собой Антроса. Несмотря на слова Радела, лексиканий невольно вздрагивал всякий раз, когда вокруг падали и взрывались снаряды. Один из них лег совсем рядом, разнеся на части триумфальную арку, и Луций закрыл руками лицо, увидев мчащийся к нему осколок размером с танк. Каменная глыба пролетела сквозь него, не причинив вреда, и рухнула в нескольких метрах позади. Антрос осмотрел свои латы, убедившись, что они невредимы. Заинтригованный, библиарий попытался протолкнуть сабатон сквозь камни, на которых стоял, и это у него получилось. Подошва прошла сквозь землю, как сквозь воду. Он стал призраком.

— Иллюзия отражает законы физики реального мира, — пояснил ему Рацел, продолжая пробираться через пустынный ландшафт. — Так разуму легче ее воспринимать. Мы могли бы с тем же успехом пролететь сквозь камни, но наш мозг испытывает раздражающую тягу к ограничениям материума, поэтому заставляет нас думать, что нам нужно карабкаться и идти сквозь «настоящий» улей Гадес.

— Улей Гадес? — воскликнул Антрос, вновь окинув взглядом расколотые шпили. Внезапно он узнал развалины истерзанного войной мира. Битвы за Армагеддон были столь ожесточенными, что вошли в легенды, а сражение за улей Гадес занимало особенно важное место в истории Кровавых Ангелов. — Зачем мы тут? — спросил он, пытаясь перекричать грохот взрывов и осыпающихся стен.

— Послушай, неофит, — вздохнул Рацел, повернувшись к спешившему за ним Луцию. — Я ведь сказал тебе, что мы не там и не тогда. Мы на Ваале под Дневным Склепом и кричим в тишине Химических Сфер, словно идиоты, которым нечем заняться.

Взобравшимся на разбитую опору библиариям предстала картина бойни. В воронке внизу лежали трупы десятков ксенотварей — огромных и зеленокожих, в кое-как сколоченных доспехах, даже после смерти сжимавших в лапах оружие, собранное из металлолома. Головы, почти лишенные шей, и приплюснутые морды делали этих существ похожими на кабанов; выступающие из массивных челюстей клыки только усиливали сходство. Каждое из этих грубых созданий при жизни внушало ужас. Сейчас же их выпотрошенные и истекающие кровью тела постепенно разлагались под лучами солнца, окруженные тучами мух.

На рухнувшей колонне, сжимая в руках сердце ксеноса, сидел воин, сразу привлекший внимание Антроса. Черные доспехи с характерным красным поперечным крестом выдавали в нем одного из храбрых братьев роты смерти Кровавых Ангелов, утративших рассудок из-за генного проклятия. Берсерки роты смерти могли послужить ордену, лишь заставив врага дорого заплатить за свою жизнь, поэтому сложно было даже представить, что один из них будет спокойно сидеть на камнях, а не бушевать, крича и убивая, пока не испустит последний вздох. Однако когда Луций увидел лицо Ангела, его осенило. Перед ними был Мефистон, такой, каким он был прежде, — столь же совершенный телом, как и любой из сынов Сангвиния.

— Калистарий, — прошептал лексиканий. Он стал свидетелем часа перерождения Мефистона.

Со своей точки обзора на вершине опоры Антрос видел, что через развалины к сидящему Калистарию неуклюже бегут десятки ксеносов. Луций уже собирался закричать, предупредить брата, когда Рацел взял его за руку.

— Вспомни, чему тебя учили, лексиканий, — сказал он, показав на сумку на поясе Антроса. — Записывай и освещай, брат, записывай и освещай.

Антрос в смятении покачал головой. Ситуация казалась совершенно нереальной, но он поступил, как ему приказывали: достал мнемонический стилус и табличку и начал делать заметки.

— Вы сказали, что это темница, — прошептал лексиканий, хотя и знал, что опасаться нечего, ведь зеленокожие не услышат его.

— Мефистон создал Химические Сферы, чтобы удерживать наше самое грозное оружие — его самого. Ему требовалось место, где можно в безопасности для всех изучать, что он такое.

— Что он такое? — повторил Антрос.

— Наблюдай и записывай. — Рацел показал на приближающихся зеленокожих. — Поговорим позже.

Луций пытался не реагировать на то, что ксеносы ускорили шаг, учуяв Калистария. Сгорбленные, похожие на обезьян твари уверенно пробирались через развалины, изрыгая приказы на отвратительном гортанном языке. Их предводитель, на голову выше остальных, был с ног до головы закован в ржавые иззубренные пластины и носил шлем с лицевой решеткой из разрозненных листов брони. Эта тварь, больше похожая на машину, чем на орка, крошила квадратными металлическими сапогами скалобетон, проламываясь через стены и ограждения из колючей проволоки. К его левой руке был приделан огнемет, из которого капал прометий, вторая рука заканчивалась огромной механической клешней. При виде Калистария ксенос завыл от радости, показав на него пальцем, и затопил воронку огненной струей.

Когда же пламя угасло, Калистарий по-прежнему спокойно сидел и взирал на теперь уже обуглившееся сердце у себя в руке. Он покосился на собирающихся вокруг зеленокожих, но даже не потянулся за прислоненным к колонне психосиловым мечом.

Вожак зеленокожих поднял металлическую клешню и снова взревел, брызжа кровью и слюной сквозь покореженную решетку. Враги ринулись в бой, словно лавина. В самое последнее мгновение Калистарий поднялся и шагнул в сторону, взмахнув мечом и обезглавив первого из бежавших к нему орков. Движение было столь плавным и легким, что, казалось, он танцует, а не сражается. Обезглавленный противник врезался в стенку воронки, выбив из нее осколки гранита.

Орки пытались развернуться на бегу, однако некоторые все равно врезались туда, где только что стоял Калистарий, а другие завыли от раздражения, увидев, что тот не стоит на месте. Кровавый Ангел пробежал по выгоревшим остовам танков и прыгнул на вожака. Тот попытался повернуться к нему лицом, но не успел, будучи совсем неуклюжим из-за тяжелого бронекостюма. Он даже не успел поднять оружие, когда на него, подобно каре небес, обрушился Калистарий, вонзив меч точно в решетку шлема. Погрузившийся в плоть клинок окутало багровое пламя, и голова ксеноса испарилась кровавой дымкой.

Когда тварь рухнула замертво, Ангел вытащил искрящий меч, уперся ногами в труп, оттолкнулся, словно от трамплина, и пролетел над головами ксеносов. Те встретили его шквальным огнем, но библиарий уже исчез среди черных клубов, а затем появился вновь — на том же камне, где сидел прежде.

— Их слишком много, — прошипел Антрос, показав Рацелу на огромную толпу привлеченных пламенем и выстрелами зеленокожих, спешивших к ним.

— В этом вся суть, — ответил эпистолярий, вновь указав на стилус. — Записывай и освещай.

Антрос снова посмотрел на воронку и увидел, что теперь Калистарий стоит на расколотой колонне, воздев меч и нацелив на орду плазменный пистолет. Синие разряды рассекали дым и разили закованных в тяжелые доспехи ксеносов, отбрасывая их назад. Калистарий стрелял с невероятной скоростью; вспышки непрестанно озаряли свежие трупы. Все больше ксеносов переваливалось через край воронки: столь велика была их ярость, что они давили друг друга, лишь бы поскорее добраться до неприятеля. Когда пистолет Калистария наконец заискрил, перегревшись от непрерывного огня, библиарий отбросил его прочь и спокойно шагнул навстречу зеленокожим. Он рубил их, парировал удары и делал выпады так безмятежно, словно находился не в гуще смертельной схватки, а в тренировочной клетке на Ваале.

К тому времени окружающее пространство устилали груды трупов, однако орков собралось столько, что они постепенно теснили Калистария. Но тот, все еще ничем не выказывавший тревоги, просто отступил на шаг, сжал меч обеими руками и вонзил пылающий клинок в землю. Волна огня разошлась под ногами пришельцев, раздались треск, хлюпанье, а затем их тела начали взрываться гейзерами кипящей крови. Туши зеленокожих лопались прямо в доспехах, и обжигающие брызги жизненных соков разлетались во все стороны.

Зеленокожие рядом с Калистарием рухнули замертво на горы трупов. Кровавый Ангел вырвал меч, а затем бросился на уцелевших, ошеломленных этой бойней.

— Рацел, — прошептал Антрос, увидев то, чего не заметил Калистарий.

Мефистон устремился вперед, чтобы добить тварей, но один из лежавших позади орков поднялся и прицелился в него из странного пистолета.

Эпистолярий покачал головой. Луций мог лишь с бессильным ужасом наблюдать за тем, как пистолет извергает синее пламя. Калистарий же как будто предвосхитил выстрел и отскочил в сторону. Если бы не предвидение, он непременно лишился бы головы. Разряд угодил в плечо и подбросил космодесантника в воздух. Врезавшийся в рухнувшую колонну библиарий потянулся к орку, разведя пальцы, и ксенос согнулся от боли, а затем свалился мешком изломанных костей и смятой плоти.

Другой орк воспользовался удобным случаем, чтобы выстрелить в Калистария из крупнокалиберного наплечного реактивного гранатомета. Открывать огонь из подобного оружия на такой близкой дистанции было равносильно самоубийству; тем не менее воронку накрыли клубы пыли и свистящие осколки. Когда они рассеялись, Антрос увидел, что Калистария вдавило в камни, словно игрушку во влажную глину. Его черная броня искрила и покрылась подпалинами, а меч скрутило в бесполезный кусок металла.

Калистарий оттолкнулся от камней и смахнул с лица пыль. Подобное светопреставление привлекло еще больше ксеносов. Вокруг кратера собрались сотни зеленокожих, скаливших огромные клыки. Целый лес стволов был направлен на осыпанного скалобетонной крошкой космодесантника. Калистарий замер, пораженный не количеством зеленокожих, а тем, что случилось с его мечом.

Антрос охнул от боли, когда его вдруг захлестнула невообразимая ярость. Рацел подхватил его, не дав упасть, и пристально посмотрел в глаза.

— Что… выдохнул Луций, но в это мгновение над полем битвы разнесся ужасающий вой, заглушивший даже грохот взрывов бомб и снарядов.

На развалины опускалась тень, словно что-то заслоняло солнце. Когда лексиканий снова взглянул на воронку, то понял, что это кричит Калистарий. Немыслимый гнев преобразил библиария так же, как это произошло на Термин V. Он поднял руки, словно моля небеса о помощи, из его горла к небесам летел страшный неумолчный вой.

Антрос мог лишь благоговейно смотреть, как небеса отвечают на зов Калистария. Кружащиеся токсичные облака затвердели, превратившись в громадные глыбы камня, а затем рухнули вниз.

Когда исполинские копья начали падать на разрушенный город, сотрясая землю, Луций прикрыл лицо. Немногие из еще стоявших башен рухнули, столбы пыли и пламени вздымались до неба. Антрос взобрался на крыло разбитой статуи и окинул взором улей Гадес. Большая часть пейзажа была скрыта облаками пепла и дыма, но в просветах он видел, что чудовищный град уничтожает целые кланы орков. Впрочем, природа не делала различий: поражала колонны имперской бронетехники, исчезавшие под гигантскими плитами, сбивала эскадрильи штурмовиков «Грозовой ворон».

Буйство стихии усиливалось, а рев Калистария становился все громче. Теперь сквозь гнев пробивались нотки страха, и Антрос чувствовал, как чужие мысли проникают в его разум, пока Кровавый Ангел вопил в бушующее небо. То была агония Калистария.

«Сейчас! — прогремел голос в его голове. — Сейчас!»

Шум в сознании Луция сливался с общей какофонией, пока наконец он не выдержал и не завыл вместе с Калистарием.

Затем, так же внезапно, как и появилась, сцена исчезла. Антрос пошатнулся и упал на пол. Он вернулся в Химические Сферы. Признаков крипты не было, а значит, он находился внутри купола — только теперь уже не цвета слоновой кости. Замысловатая сеть красных линий пересекала всю сферу, и с нее постоянно капало, так что, когда Антрос поднял голову, мелкий алый дождь омыл его лицо, и ему пришлось сморгнуть кровь.

Напротив него в высоком медном кресле, украшенном тысячами крошечных символов, сидел Мефистон. Его лицо снова стало изможденным и мертвенно-бледным, он был одет в привычные алые доспехи и мантию. Один из шприцев, отстегнутый от доспеха, лежал у его ног пустой. Голова Мефистона была запрокинута, глаза закатились, тело обмякло в кресле, как труп, и Антрос подумал, что старший библиарий, наверное, мертв. Тем более он был в крови, заливавшей все вокруг и тяжелыми каплями падавшей на блестящий белый пол.

— Старший библиарий! — закричал Антрос и вскочил на ноги; но его остановила рука на плече.

Рацел кивнул, показывая на дальнюю сторону сферы; на глазах Антроса из воздуха возникло второе медное кресло, покрытое все теми же странными знаками. Когда оно материализовалось из эфира, по полу растеклась причудливая сеть иероглифов, линий и чисел, будто выведенная в крови незримым писцом, — багровая паутина, соединявшая два кресла. Антрос заметил, что кровавые глифы на полу меняются и обтекают его шаги, реагируя на них.

Рацел пошел в другую сторону и уселся в третье медное кресло, материализовавшееся перед ним. Теперь пол покрывала сложная сеть из красных линий и эллипсов, соединявшая три кресла, словно те были небесными телами на звездной карте. Библиарии молча сидели, глядя на обмякшее тело своего господина. Было слышно лишь, как с потолка капает кровавый дождь, высекая багровые звезды на мокром полу.

Антрос уже собирался заговорить, когда поток образов наводнил его разум. Он снова очутился в улье Гадес, но на этот раз его придавило огромной тяжестью, и он не мог пошевелиться, несмотря на невероятную ярость, пульсирующую в венах. Это была агония, но Антрос чувствовал, что теперь видит правду.

«Всегда одно и то же, но всегда по-разному, — раздался в голове голос Мефистона. Антрос посмотрел на старшего библиария, но тот пребывал без сознания. — Это всегда Армагеддон. Но всякий раз, как я пытаюсь осознать источник своей силы, меняются детали, не давая узреть картину моего рождения и открыть истину о моей природе».

— Я не понимаю, — выдохнул Антрос.

«Нет, понимаешь, лексиканий. В нашей крови есть благородство. Неимоверное благородство. Кровь Ангела. Божественность. Бьющаяся в наших сердцах. Растекающаяся по нашим венам. Наш отец был чистейшим из сынов Императора, и мы продолжаем его род. Я знаю, ты чувствуешь это, лексиканий: веру и ярость, честь и голод, пылающие в тебе, как и в каждом из сынов Ангела».

Стены купола словно разошлись, открыв десятки обращенных к нему налитых кровью глаз.

«Все, кроме меня. Я избежал проклятия. Легенды не лгут. Сколь бы яростной ни была битва, меня не преследует обычный голод, в моих сердцах не гремит зов страшной жажды. Я ускользнул от участи ордена. Я не связан узами и готов доказать наше благородство. У меня есть силы рассеять нависший над нами злой рок — прекратить этот неотвратимый упадок, эту медленную смерть».

Глаза закрылись, и стены вновь стали обычными. Гротескные образы исчезли, но разум Антроса вновь наполнился видениями разрушений и развалин улья Гадес.

«Но, подобно приливу и отливу, я снова и снова возвращаюсь туда, каждый раз переживая иначе миг смерти, что была и рождением. Видишь ли, я спасся от проклятия, но столкнулся с иной пыткой, еще более жестокой. Увиденное тобой на Термин — эхо той первой бойни в улье Гадес. Но вместо того чтобы затихать, оно становится громче с каждым повторением. Всякий раз, когда я даю волю своей силе, она становится более дикой, более опасной, более неудержимой. Поначалу я мог использовать ее как оружие, но теперь она завладевает мной, и, когда я опять становлюсь самим собой, я не могу вспомнить ничего из того, что сотворил. Я лишь вижу, какую учинил бойню».

Раздался лязг керамита, и Мефистон выпрямился в кресле. По лицу текли капли крови, волосы прилипли к коже.

— Но я должен управлять ею, лексиканий, — заговорил он вслух. — Если я смогу найти опору для силы, что растет во мне, то стану живым воплощением того, чем могут быть Кровавые Ангелы. Доказательством того, что мы избежим проклятия. Понимаешь? Если я овладею даром, то смогу спасти всех нас. В варпе нет силы, равной той, что была передана мне, и она не похожа на те дисциплины, которые мы стремимся освоить. Такое не способна дать ни практика, ни изучение. Эта мощь необузданная и благородная. Это высвобожденная кровь самого Сангвиния. В ней есть сила… — Он запнулся, посмотрев на окровавленный пол. — Я так близок к исполнению судьбы, похищенной у Ангела, но, если не смогу укротить ее… если я не смогу направлять эту силу… если она будет становиться неистовее, а я не смогу покорить ее… — Он замотал головой, и, когда заговорил снова, в голосе его ощущалась боль. — Тогда мне следовало бы умереть Калистарием под камнями. Тогда я не спасу нас, но стану последним гвоздем в крышке гроба сынов Ангела.

Мефистон замолчал, и через некоторое время заговорил Рацел. Он заметил удивление Антроса и отбросил своеобычный сардонический тон.

— Десятилетиями я наблюдал за старшим библиарием в этом тайном зале. Лицезрел его страдания вновь и вновь, пока он загонял себя на грань погибели, пытаясь найти ключ к разгадке. — Эпистолярий поднялся и прошел по полу, на котором вновь расцвели кровавые знаки. — Но каждый раз мы сталкивались с неудачей.

Когда Рацел приблизился к стене сферы, из ослепительного сияния возник медный постамент высотой ему по пояс. На вершине изящной и покрытой прекрасной филигранью плиты покоилась книга — тяжелая, в кожаном переплете, закрытая на металлический засов. На обложке не было названия, но ее украшала крылатая капля крови, выведенная сусальным золотом. Рядом стояли перо и чернильница.

— Я записываю все, — объяснил Рацел. — Каждое слово и деяние, что доводит старшего библиария до предела; и в момент, когда я чувствую, что его рассудок может не выдержать… — он кивком показал на лежащий на полу шприц, — …я возвращаю его.

— Значит, вы контролируете эту силу, — произнес Антрос.

— Каждый раз мне все сложнее услышать зов Гая. — Мефистон покачал головой и подался вперед. Его глаза поменяли цвет, сверкая подобно сапфирам, как и глаза Рацела. — Если я высвобожу всю таящуюся во мне мощь, то ничто не вернет меня. Поэтому я держу себя на цепи, словно пса. Всегда сдерживаю себя. — Он поднялся и зашагал по залу. — Но эта сила ниспослана Ангелом! Бессмысленно было бы отрицать это. И неправильно. Я должен найти способ высвободить всю силу дара. Я сдерживал его столь долго, что он начал пожирать меня изнутри.

Властелин Смерти остановился и посмотрел на Луция пылающими глазами, сбросив маску безмятежности.

— Зачем Ангел показал мне столь великое предназначение, но лишил возможности исполнить его? Что за испытание он мне устроил? В моих руках безграничная сила. — Он схватил в горсть воздух, отчего тот пошел маревом. — Но я не могу ее использовать.

Он застыл, с надеждой глядя вдаль.

— Но теперь я вижу шанс. Я слышал тот же зов, что преследует Зина. Кто-то зовет меня на Дивинус Прим. Там меня что-то ждет. Нечто, что даст мне ответ. Зин думает, что я слеп к этому, но до сих пор я просто не мог дать этому имя.

Мефистон обнажил Витарус и провел острием по полу, вызвав очередное перестроение алого шифра. Антрос склонился вперед, глядя на то, что возникает из кровавых символов. Он заметил, что Рацел смотрит на символы с тем же напряженным ожиданием, и понял, что Мефистон не рассказывал об этом даже своему советнику.

— Сегодня, лексиканий, ты нашел название тому, что так долго ускользало от меня. — Он пристально посмотрел на Антроса. — Все эти годы я искал вдали то, что было так близко. И теперь ты вошел в мои покои со словом спасения на устах.

— Но я не смог найти ничего о Детях Обета, — удивленно покачал головой Луций.

Радел не отводил взгляда от того, что проступало под мечом Мефистона, и, когда узнал очертания, его глаза расширились. В крови вырисовывалась причудливая рукоять клинка. Антрос заморгал, озадаченный благоговейным выражением лица наставника, ведь эта штука выглядела не только уродливой, но и бесполезной. Рукоять имела треугольную форму, ее почти невозможно было держать. Создавалось впечатление, будто ее придумал ребенок.

— Окаменелый меч, — прошептал Рацел и, упав на колени, потянулся к образу. Его пальцы застыли прямо над ним.

Мефистон кивнул. Его рука слегка дрожала на эфесе Витаруса.

— Он там, Рацел. Я не надеялся, даже когда Антрос обратил мое внимание на то, что Зин употребил слово «обет», но мои сомнения развеялись, как только Луций вошел сюда с этим названием, гремящим в его разуме. Окаменелый меч на Дивинусе Прим, Гай. Эти полоумные жрецы понятия не имеют, за что бьются. Они молились ему втайне, еще до становления Империума, не имея представления о его истинном значении. Они думают, что это реликвия, и ничего больше. Именно из-за нее исповедник Зин так отчаянно пытается вернуть этот мир, ведь Дети Обета построили свое вероучение вокруг клинка. Больше всего они хотят сохранить это в секрете.

— Меч? — спросил Антрос, узнав форму рукояти по выделенным буквам, которые показала ему схоласт Гор. — Господин мой, я не понимаю. Вы намерены помочь Зину добраться до этого проклятого мира из-за меча? Разве в наших хранилищах нет более достойного вас оружия?

Мефистон поднял Витарус, и образ исчез, распавшись на непрестанно кружащиеся цифры и линии.

— Окаменелый меч — вовсе не то, чем кажется. Его форма — лишь совпадение, — ответил Властелин Смерти. — Это устройство из Темной эры Технологии, нейронный проводник. Оно создано еще до появления легионов, лексиканий. Никто не знает, как оно называется на самом деле, но оно появилось во времена гораздо большего понимания науки, чем ныне. — Мефистон расхаживал взад-вперед, каждым шагом тревожа кровавую карту под ногами. — Оно позволяет подчинять и направлять даже самые грозные эмпирейные волны, — пояснил он. — Это психическая линза, достойная бога.

— Вы сможете высвободить свой дар, — выдохнул Рацел, явно пораженный открывающимися возможностями. — Позволите своему разуму воспарить.

Антрос пытался понять, насколько важен такой археотех. Он мысленно вернулся на Термию и представил, каким бы был гнев Мефистона, если бы он продолжал расти, ничем не сдерживаемый. Психическая буря, достойная примарха. И пока он размышлял, в его разум нежданно ворвались образы старшего библиария, омытого кровью тысяч лежавших у его ног зарезанных и изувеченных священников Экклезиархии. Но прежде всего потрясали не трупы, а суетившиеся среди них разнообразные непостоянные существа, которые формировались и изменялись, прыгая и скользя по запекшейся крови. Безумные твари из самых темных кошмаров, исчадия варпа хихикали и визжали, пожирая души мертвых.

Антрос тяжело осел в кресле, и, взглянув на него, Мефистон замер.

Луций не осмелился встретиться взглядом со старшим библиарием. Видение наполнило его невыразимыми сомнениями, которые не должны были приходить в голову ни одному из служителей либрариума. Что, если сила Мефистона проистекала не от Сангвиния? Что, если ее источник был иным, стократ худшим? Он подумал о черном пламени, рябившем на коже Властелина Смерти.

Мефистон молча глядел на Луция, и кровавый дождь все так же стучал по его броне.

— Мой господин, — спросил Антрос, — зачем вы привели меня сюда?

Мефистон помедлил, а когда заговорил, то голос его звучал напряженно, словно он силился сохранить привычное спокойствие:

— Потому что я уловил твое присутствие в моем разуме, лексиканий. Я чувствую: тебе известно обо мне то, чего не знаю даже я сам. В любом случае мои испытания близятся к завершению. Либо я подчиню эту силу, либо она уничтожит меня. Я близок к тому, чтобы утратить рассудок, мой разум осаждают тени. Произошедшее на Термин потрясло меня, лексиканий. — Его голос дрогнул. — Ты знаешь, что было у меня на уме, когда я набросился на тебя.

Антрос ощутил, как к горлу подступает ком. Он осознал, что старший библиарий и в самом деле собирался его убить.

Мефистон глубоко вздохнул; посмотрев на левую руку, он заметил слабую дрожь. Когда библиарий заговорил вновь, то уже не смотрел на Луция.

— Лексиканий, тебе предстоит спасти либо меня, либо всех прочих — от меня. Все разрешится на Дивинусе Прим.