Мефистон. Кровь Сангвиния

Глава 6

Само время в Дневном Склепе застывало, навеки терялось среди страданий умирающей звезды. Величие исполинского зала на мгновение ослепило даже вошедшего лексикания; сверхчеловеческие глаза быстро приспособились к неистовому сиянию, но даже тогда Антрос сумел разглядеть немногое. Над ним нависали громадные сияющие столпы света, столь высокие, что он не мог увидеть их вершины. Сам масштаб этого помещения отвергал законы физики, даже в либрариуме оно не могло существовать, если бы подчинялось обычным правилам науки. И все же оно существовало.

В центре зала парила Идалия, прекрасная хранительница бесчисленных идей. Эта алая звезда ярилась и пылала в каменной темнице, будучи скованной оберегами столь мощными, что их не смог бы разбить ни один из ныне живущих библиариев. Светило достигало лишь двенадцати метров в диаметре; как гласили легенды, оно было сжато волей Самого Императора. Оно было утоплено в грудь воистину исполинской статуи: ангел стоял, положив одну руку на рукоять меча размером с кафедральный собор, подняв над головой открытую ладонь второй, свободной руки. Какой бы ни была истина о пленении Идалии, солнце до сих пор сияло достаточно ярко, чтобы озарять каждую пядь гигантского изваяния. Генераторы, проводники и клапаны шумели, направляя энергию через гудящие ряды аккумуляторов, а оттуда — к черному ваальскому камню. Алое пламя растекалось вокруг монумента, словно кровь по немыслимо огромным артериям; ярче всего свет сиял вокруг открытой ладони. Над ней кружили три крупных багровых кристаллических глыбы. Непосвященного наблюдателя поразила бы их красота, но Антросу была ведома иная правда. В Алых Слезах таились миллионы текстов, видимых лишь самым могущественным псайкерам. Даже теперь, спустя многие годы обучения, лексиканий едва мог разглядеть их. Благодаря Идалии сие причудливое хранилище знаний грациозно парило, не падая вниз, а рядом мельтешили стаи крылатых сервиторов, сервочерепов и херувимов, которые каталогизировали, осматривали и зачитывали названия книг, увеличивая общий уровень шума.

При виде статуи Луций застыл на месте. Он словно встретил самого Сангвиния — столь велико было сходство. Его захлестывали противоречивые чувства. Когда Антрос взял себя в руки, то огляделся, завороженный чудесами. Увы, у него не было времени изучить их. Позади него стоял эпистолярий Рацел, смотревший на ученика с еще большим неодобрением, чем обычно. Впереди находился Мефистон, едва различимый в суматохе: его силуэт вырисовывался в вышине перед далеким ликом статуи, а плащ мерцал в жарком мареве Идалии.

Когда лексиканий пошел вперед, то ощутил, как ноги отрываются от земли. Звезда не только оберегала книги от тяжкого бремени веков, но и играла в свои игры. Антрос невольно улыбнулся, скинув оковы гравитации, и воспарил к Мефистону. Рацел последовал за ним. Властелин Смерти вел их прямо к пылающему сердцу в груди статуи и, наконец проскочив сквозь стаи херувимов, влетел в мраморную дверь, скрытую в одном из крыльев статуи.

Антрос последовал за ним в гораздо меньшую комнату и едва пересек порог, как гравитация повергла его на пол. Луций легко приземлился со свистом сервомоторов и гидравлических механизмов и огляделся. Мефистон слился с тенями мрачного скрипторума. По углам зала виднелись сервиторы в глубоких капюшонах: они удобно устроились в высоких каменных альковах — склонялись над мерцающими экранами и что-то царапали металлическими стилусами на восковых табличках. Они переписывали отображающиеся на экранах символы, а содержимое табличек, в свою очередь, постепенно воспроизводилось ярко-красными чернилами на свитках из светящегося пергамента. Сперва лексиканий решил, что сервиторы просто сидят там, но потом заметил, что их тела соединены с машинами. Верхняя половина их тел сохраняла подобие человеческой, но вместо нижней виднелись лишь гудящие и свистящие когитаторы.

Приземлившийся рядом Рацел посмотрел на один из альковов в дальней части зала. Луций видел лишь сгусток теней, но его учитель, похоже, рассмотрел нечто любопытное.

— Так это он? — спросил эпистолярий, в чьих странных синих глазах отражался свет свечей. — Еретик?

— Я бы не называл его так, — ответил Мефистон, направившись туда, куда смотрел эпистолярий. Вслед за ним пошел и Рацел. — Но да, это и есть мой гость.

Антрос последовал за ними и увидел в нише экклезиарха, прикованного к вычурной медной дыбе. Волосы на его макушке были церемониально выбриты, совсем как у священников, которых лексиканий видел в Карцери Арканум: он явно принадлежал к тому же ордену, но, судя по грязным и изодранным одеяниям, пережил суровые испытания. Лицо его казалось столь же бледным, как у Мефистона, а тонзуру покрывала запекшаяся кровь — мытарства смертного явно продолжались. От дыбы отходили пучки проводов и трубок, уходивших под кожу священника. Подвешенный с распростертыми руками и ногами, экклезиарх напоминал витрувианского человека, окруженного веером ребристых черных трубок, по которым в его организм закачивалась темная вязкая жидкость. Глаза церковника были закрыты, но, судя по всему, сны его были тревожны: он постоянно дергался и что-то бормотал.

— Что вы с ним сделали? — выдохнул Антрос, заметив выведенные на коже причудливые космологические символы.

Лицо Мефистона осталось столь же бесстрастным, как и всегда, но Рацел сурово уставился на Луция:

— Обращайся к старшему по званию с должным уважением, неофит.

Рацел лично обучал Антроса и отлично знал, что тот вот уже как несколько лет перестал быть неофитом, но, похоже, эпистолярию нравилось дразнить его.

— Простите меня, мой господин, — сказал Луций.

— Перед нами пресвитер Кохат, — заговорил Мефистон, словно не заметивший нарушения субординации. — Считаные мгновения отделяли его от смерти, когда я унес его с Дивинуса Прим. Кохат пробирался через развалины, ища встречи с культистами и не зная, что им уготована смерть от артиллерийского обстрела своих же войск. — Мефистон постучал по одному из экранов и прищурился, смотря на проносящиеся на нем фигуры. — Но, спасая из Кронийского сектора, я почти убил его. — Он покосился на Антроса. — Отчасти ты видишь перед собой меры, которые я принял, чтобы сохранить ему жизнь.

— Но зачем вы взяли его с собой, мой господин? — Рацел с неприязнью посмотрел на висящее без сознания тело. — Вы же сами сказали, что он искал встречи с культистами. Вероятно, стоило бы даровать ему быструю смерть?

— Он — часть Дивинуса Прим, — ответил Властелин Смерти. — Связь с этим несчастным миром. Нечто подсказало мне, что она поможет мне найти путь обратно, если это потребуется.

— Владыка Мефистон, но что побудило вас вообще отправиться на Дивинус Прим? Эпистолярий Рацел был прав, говоря, что ни одна из наших кампаний в Кронийском секторе не принесла плодов. Всякий раз, как мы останавливали гражданскую войну, на ее месте разгорались две новых.

— Исповедник Зин прибыл сюда, чтобы молить старшего библиария найти именно этот кардинальский мир. Нечто, связанное с потерей Дивинуса Прим, заставило его обратиться к нам за помощью, — ответил Рацел.

— Но ведь тот мир не был потерян?

— Лишь скрыт, — покачал головой Мефистон и махнул рукой на круглый гололитический стол. В тот же миг тусклая поверхность засияла, наполнив зал синим светом и изображениями сверкающих звезд. Мефистон указал на призрачную тень вблизи центра карты сектора. — Я был заинтригован этим феноменом еще до того, как пришло сообщение от Зина. — Он поднес руку к странной аномалии. — Никто не может связаться с Дивинусом Прим привычными методами: я чувствовал, как погибали целые астропатические хоры, пытавшиеся выйти на контакт. Имперский Флот же может прочесывать сектор веками, но так ничего и не найти. Одной этой аномалии было достаточно, чтобы разжечь мой интерес, даже если забыть о голосе, зовущем меня туда. Похоже, это последствия деяний того же создания, что стоит и за другими мятежами и схизмами. — Властелин Смерти сжал кулак, словно пытался схватить полупрозрачный мир. — Я смог отправить туда лишь частицу своей сущности, подобие-симулякр. Я не мог удержаться в том мире долго, но мне хватило времени провести второй обряд Окровавленных. Я смешал свою кровь с плотью Дивинуса Прим. — Он посмотрел на висящего жреца. — И забрал с собой частицу этой плоти.

— И что вы от него узнали?

— Ничего, — пожал плечами Мефистон. — Он пребывал в таком состоянии с тех пор, как я протащил его через варп. — Библиарий подошел к дыбе, оглядывая покрывавшие медный каркас шкалы и датчики. — Но что-то в бреде Зина убедило меня, что вопрос заслуживает более тщательного изучения. Пришла пора попытаться вновь.

Мефистон подозвал личного хирургеона; тот явился из теней, семеня на тонких, словно иглы, ногах. Он походил на оживший набор хирургических инструментов, встроенных в остатки тела, и прошел столь серьезную аугментацию, что напоминал скорее паука, нежели человека. Длинные сегментированные конечности застучали по измерительным шкалам, однако без особого результата. Затем сервитор пробормотал пару молитв и вонзил иглу в бедро жреца.

Кохат обмяк, обвиснув на металлических кандалах.

— Он мертв? — спросил Рацел, чувствуя скорее досаду, чем беспокойство.

Хирургеон покачал головой с маслянисто блестящей гривой проводов. У него были круглое лицо с бакенбардами и большие немигающие глаза; кольнув Кохата, он нервно и беспокойно провел кончиками пальцев со шприцами по своей одежде.

— Нет, господин, — ответил он голосом, в котором слышалось непонятное причмокивание. — Это не так. Я не думаю, что это так. По крайней мере. По крайней мере. Если это так. Я не думаю…

Пресвитер Кохат пробудился, завопил и забился в оковах, словно припадочный, пытаясь вырваться. Он не мог отвести взгляда от Мефистона.

— Демон! — завыл он, брызжа слюной. — Отродье варпа! Изыди, во имя Трона!

— Афек, — сухо сказал Мефистон, и хирургеон принялся выбирать новый шприц.

Жрец дернулся, пытаясь ударить подходящего к нему сервитора, но тот уклонился и вонзил иглу. Пресвитер Кохат снова обмяк, но на сей раз его глаза остались открытыми, а кричать он перестал. После успокоительного гнев испарился, осталась лишь едкая пьяная усмешка, полная цинизма. Священник с неприязнью посмотрел на Мефистона, а затем забормотал:

— Мы такие, какими нас сделали шрамы. — Он усмехнулся, словно радуясь своей шутке. — Мы рождены в крови.

Хирургеон отшатнулся, удивленно покачав головой, и что-то прощелкал.

Мефистон глядел на Кохата, продолжавшего смеяться. Похоже, старший библиарий был удивлен его словами — Антрос же ощутил необъяснимый холод, ведь в последний раз он слышал их на Термин, когда Властелин Смерти бушевал, истребляя ксеносов.

— Он все еще здесь, — наконец сказал Мефистон. — Во всяком случае, часть его. Он — дитя Дивинуса Прим, и плоть его знает путь обратно, пусть разум и забыл все. Взглянем же поближе на то, что он видит.

Мефистон обнажил рунический меч, и Антрос было решил, что он намерен обезглавить смертного. Однако Мефистон не взмахнул клинком, а всего-навсего провел острием вдоль щеки смертного. Кохат что-то забормотал, когда по его лицу потекла струйка крови. Властелин Смерти поднес лезвие ко рту, а затем слизнул каплю и, чуть вздрогнув, проглотил. Он сжал меч обеими руками, уперев его в каменные плиты, положил голову на рукоять, закрыл глаза и начал читать заклинание.

Пульсирующее багровое сияние окутало клинок, гудящий, словно неисправная машина. Вдоль рядов дисплеев и книжных полок пронесся порыв ветра, погасивший свечи и оставивший лишь холодное сияние экранов. Спустя считаные мгновения начали гаснуть и они, отчего сервописцы прекратили записывать и удивленно заозирались. С некоторых из них спали капюшоны: Антрос увидел, что у киборгов нет лиц, а головы одинаково гладкие сзади и спереди. Последний экран погас, но Луций все еще чувствовал во тьме безликих слуг, которые дрожали и тянулись к нему.

Пресвитер Кохат продолжал бормотать и смеяться, не замечая ни текущей по лицу крови, ни того, что скрипторум погрузился во тьму.

Алого света Витаруса хватило, чтобы Антрос мог различить огромные силуэты нависших над дыбой братьев, замерших в неподвижности, как статуи. Голова старшего библиария по-прежнему покоилась на рукояти меча.

— Небо! — воскликнул пресвитер Кохат, прекратив бормотать; его голос зазвучал тихо и спокойно. — Удивительно. Такого прежде не видел.

Антрос узнал причудливую смесь акцентов и понял, что Мефистон говорит через жреца, вселившись в него.

Исповедник посмотрел на Антроса побагровевшими глазами, пылавшими во тьме, словно вотивные свечи. Мефистон продолжал вещать через пленника:

— Жрецы Зина истребляют друг друга. Очередная бессмысленная святая война. Схизма, геноцид из-за крошечных различий в учении. Есть крепость. Вольгатис. Обитель. Она — причина всего кровопролития. Ради обладания ею экклезиархи убивают друг друга. — Висящий на дыбе человек покачал головой словно бы в растерянности. — Даже Кохат не понимает почему. Никто не понимает. Кохат лишь знает, что это священная обитель, которую нужно спасти. Нет, погодите, он думает, что спасать ее не следует. Он не знает, кому верить. Он…

Кохат снова завопил, забившись в цепях; свет погас в его глазах. Вопли сменились хриплым кашлем, кровь вспенилась на губах, когда пленник попытался вырваться. «Рождены в крови!» — вновь и вновь выкрикивал священник, пока Афек не подскочил ближе и не ввел седативный препарат, погрузивший пленника в глубокий сон.

Вновь зажглись свечи; Мефистон поднял голову. На его лице было заинтригованное выражение, и Антрос почувствовал, что библиарий увидел больше, чем рассказал им.

— Кохат на грани полного истощения. Нельзя более давить на него.

— И что ты скажешь этому худородному ослу Зину? — спросил Рацел. — Если нам предстоит вытерпеть еще один разговор с этим кретином, быть может, хотя бы отговоришь его от романтических грез о Дивинусе Прим?

Мефистон посмотрел наверх, на затененные стеллажи вдоль стен, изучая книги с позолоченными корешками.

— Отправь сообщение капитану Ватрену. Когда исповедник Зин прибудет, они должны привести его в Остенсорио. Там я встречусь с ним.

— Остенсорио? Мефистон, ты уверен? — Необычные глаза Рацела сверкнули в полумраке. — Он разрушен. Один неверный шаг, и все обвалится.

— Остенсорио, Рацел, — с нажимом повторил Мефистон, посмотрев на все еще висевшую над столом звездную карту.

Эпистолярий помедлил, а затем ударил рукоятью по нагруднику и вышел из скрипторума, оставив Антроса наедине с Властелином Смерти.

Без лишних слов Мефистон направился вниз по сводчатой галерее к личным покоям, явно ожидая, что лексиканий последует за ним. Луций ощутил нетерпение, осознав, что пришло время личной встречи с повелителем. Он зашагал следом, гадая, куда же они идут, ведь святая святых старшего библиария была недоступна для всех, кроме нескольких высокопоставленных офицеров капитула.

Проход расширился, но впереди виднелся тупик — ниша в форме слезы чуть более двух с половиной метров в высоту. Внутри нее находилась рака, на мраморной крышке которой лежала омытая светом золотая посмертная маска с нимбом. Любой взглянувший на нее признал бы ее необычайную красоту. На золотом лике застыло необычайно безмятежное выражение, словно воин умер в полном единении со вселенной.

Мефистон поднял золотую маску и на мгновение приложил ее к лицу; когда же Властелин Смерти вновь опустил ее, на его коже остались сотни крошечных порезов. Маска со щелчком вернулась на место, она слегка задребезжала и распахнула глаза, явив две невыразительные белые сферы. При виде Мефистона прежняя безмятежность пропала, сменившись звериным оскалом, и маска задрожала на постаменте, раскрыв рот в беззвучном крике.

Луций уже собирался задать вопрос, когда рака отъехала назад вместе с участком стены и маской, и перед космодесантниками открылся путь в никуда. Антрос шагнул навстречу порыву затхлого и стылого воздуха, вглядываясь в пустоту.

— Сепулькрум Малефикус, — сказал Мефистон, шагнув через порог, и исчез.

Антрос последовал за ним и оказался на неровной лестнице из сцепленных металлических плит, уходивших во тьму. Он мало что видел, кроме огромного силуэта Мефистона впереди, и потому спешно зашагал следом.

Мефистон взмахнул рукой, неторопливо описав над головой круг, и в тот же миг вспыхнул свет. Загорелись факелы, висевшие в крылатых позолоченных канделябрах на высоких стенах цилиндрического атрия. Потолок был так далеко, что Антросу казалось, будто он видит звезды в ночном небе. Потом он посмотрел вниз и увидел, что пола нет — над пропастью нависала сеть металлических лестниц, медленно вращающихся величественными плавными дугами, пересекаясь, как кольца в огромном планетарии, но вместо планет закрученные лестницы перемещали резные саркофаги, пронося их через тьму, словно небесные тела.

— Сепулькрум Малефикус? — прошептал Антрос. — Боюсь, я не слышал этого названия, мой господин.

— Это место моего упокоения, лексиканий, как и упокоения моих предшественников. Место нашего единения, куда мы приходим, чтобы обмениваться мыслями. Пусть их геносемя давно извлекли, но мудрость осталась.

Пока они шли, Антрос мельком читал имена легендарных героев на величественных саркофагах цвета слоновой кости, украшенных орнаментом в виде завитков и магически защищенных текстами литургий и обережными рунами. Мефистон помедлил рядом с одним из гробов и положил на него руку.

— Старший библиарий Астерион, — произнес он, и Антрос почувствовал, что Властелин Смерти говорит не с ним, но с мертвым соратником. Мефистон словно поприветствовал его.

Когда они пошли дальше, Мефистон прошептал: «Он не пробудет здесь долго», — похоже, обращаясь к привидениям.

Наконец они достигли круглой платформы в самом центре атрия. Со всех сторон она заканчивалась обрывами, а в центре вокруг позолоченного стола располагались высокие кресла с похожими на когтистые лапы подлокотниками. Мефистон показал Луцию на одно из них, и, когда лексиканий присел, с одной из вращающихся лестниц сошел человек, который начал раздевать Властелина Смерти. С самого боя в Остенсорио у Мефистона не было времени почистить броню, вымазанную в крови и желчи. Антрос с любопытством взирал на трудящегося слугу, гадая, кому могли позволить обитать в столь значимом месте. Оружейник носил просторную алую накидку, вышитую причудливым узором из глифов и рун, и явно не относился к числу простых рабов. Он отличался крепким телосложением, как у астартес, но когда Антрос мельком увидел лицо мужчины, то понял, что вместо глаз у того лишь пустые иссохшие колодцы.

Слепой снимал пластины брони одну за другой, шепча молитвы, сливавшиеся с шипением гидравлики. Он осторожно клал их на пол, чтобы потом бережно отполировать до блеска. Когда взгляду Антроса открылись покрытые шрамами и серые, словно у трупа, руки Мефистона, то лексиканий заметил нечто странное. Местами кожа старшего библиария мерцала и темнела, словно ее пожирал черный огонь, или он утопал в тенях.

Мефистон нахмурился, заметив взгляд Антроса.

— Что ты узнал? — спросил он, прикрыв оголенные руки, и жестом отпустил прислужника.

Луций помедлил, не зная, обращается ли владыка к нему или к духам почивших.

— О Дивинусе Прим, — продолжил Мефистон, странно глядя на него. — Разве Рацел не передал мой приказ?

Антрос запнулся, не зная, как он, обычный лексиканий, может дать совет самому Властелину Смерти.

— Ты ничего не нашел, — сухо сказал Мефистон.

— Немногое, — признался Антрос. — В Кронийском секторе столько соперничающих сект, что немногие занесены в архивы. Войны Безгрешности кажутся настолько бессмысленными, что сложно даже понять, кто с кем сражается. Среди культов есть столь долго пробывшие в изоляции, что едва ли теперь они придерживаются имперской религии. Столько суеверий. Столько мифов. Нелегко найти достоверные факты.

Мефистон, переодевшийся в простую рясу, доставал книги из единственного шкафа — прекрасного, с высокими полками, высеченного из того же материала цвета слоновой кости, что и саркофаги, и хранящего эклектичную коллекцию военных трактатов и книг по истории, а также несколько потрепанных инфопланшетов и ауспиков. На верхней полке стояли маленький алтарь, посвященный Ангелу Сангвинию, и еще один предмет, привлекший внимание Антроса: небольшой уродливый камень, хранившийся в золотой шкатулке, будто это была самая почитаемая реликвия во всем либрариуме. Луций узнал осколок раздробленного кулака, увиденного на Термин, — напоминание о том жутком дне, что свел их вместе. Мефистон поймал его взгляд, но ничего не сказал, только подал знак продолжать.

— Как вам уже известно, — начал Антрос, — Дивинус Прим загадочнее прочих кардинальских миров сектора. Судя по всему, экклезиархи скрывали его задолго до того, как планета исчезла.

Он переключил инфопланшет, висевший на броне, и пробежался взглядом по немногочисленным заметкам.

— Никому даже не давали разрешения высадиться на планету. Последний из мирян, о котором мне известно, приземлялся там тринадцать веков назад. — Лексиканий прищурился. — То был Пиндар, поэт-терранец.

Услышав это имя, Мефистон задумался, прошептав пару строф, а затем продолжил изучать книгу у себя в руках.

— В обычных источниках я не смог найти ничего, — сказал Антрос. Мефистон понимающе кивнул. — Однако кое-что мне все же удалось разыскать.

Властелин Смерти удивленно посмотрел на него.

— Немногое, лишь горстку упоминаний в старейших бревиариях[8]. Похоже, должность планетарного губернатора занимает старший священнослужитель, архикардинал Дравус. Он носит крайне устаревший титул лорда-министранта и проконсула Дивинуса Прим и возглавляет имперский культ Детей Обета. — Луций покачал головой, вновь просмотрев заметки. — Увы, я не нашел других упоминаний этой секты. По-моему, информацию о них намеренно скрывали.

Мефистон молча посмотрел на Антроса, а затем поднялся и подошел к шкафу.

— Дети Обета, — прошептал он, сняв другую книгу, и начал листать страницы. — Ну конечно, — с внезапной тревогой проговорил он. — Обета. И как я это пропустил?

Следующие десять минут Властелин Смерти внимательно читал и бормотал что-то на языках, которые Антрос не узнавал. Они звучали как путаница разных наречий, словно одновременно говорили много людей. Антрос задумался, не стоит ли ему уйти, и уже хотел подняться по лестнице, но остановился у подножия.

— Мой господин… В Остенсорио…

— Ты больше не неофит, Антрос, — отрешенно сказал Мефистон, не переставая читать. — Со временем и не такое увидишь.

— Я понимаю. Но я говорю не о созданиях, преследовавших вас. Когда вы вернулись в либрариум, то прямо перед нападением сказали что- то в моем разуме. Нечто о поиске ответов. О чем вы говорили? Ответы на что? — Он запнулся, понимая, что такие вопросы могут стать очередным нарушением правил. — Вы имели в виду события на Термин?

Мефистон отвлекся от книги и пристально взглянул на Антроса. Черное пламя замерцало на ладонях, отбросив на лицо странные тени.

— Я говорил у тебя в голове? — тихо спросил он.

— Я так думал, — выдавил Антрос, чувствуя, что совершил ошибку.

Мефистон шагнул к нему, и тьма последовала за ним, клубясь словно дым, отчего Властелин Смерти показался выше и массивнее. Без лишних слов он протянул руку и прижал палец ко лбу Луция. Черное пламя пробежало по коже. Луцию хотелось отпрянуть, однако прикосновение не обожгло его — оно оказалось холодным, мертвенным. Это был пугающе многозначительный жест, похожий на обвинение.

Мефистон нахмурился, отвел руку и проследовал к столу. Он сел, посмотрел на медленно вращающиеся саркофаги и тихо заговорил словами, которые Антрос не понимал. В какой-то миг старший библиарий слегка кивнул, словно ему ответили.

— Увиденное тобой на Термин застало меня врасплох, — наконец нарушил молчание Мефистон, все еще не глядя на Антроса.

Как и всегда, в его голосе не было ни следа эмоций, но одних слов было достаточно, чтобы повергнуть Луция в замешательство. Мефистон казался ему непогрешимым. Нечеловечески мудрым. Всеведущим хозяином либрариума. Конечно же, он предвидел все, как могло быть иначе?

— Старший библиарий, — выдохнул Антрос. — Боюсь, мое поведение на Термин заставило вас сомневаться во мне. Когда я говорил о видениях, то был просто ошеломлен. Я видел вашу славную победу, вы были неостановимы.

— Неостановим? — Мефистон откинулся на спинку кресла. — Да, Антрос, как ты видел, меня было не остановить.

Эта беседа тревожила и вместе с тем вызывала у Луция восторг. Он сказал что-то не то? Или, напротив, впечатлил своего господина? Он никогда не слышал, чтобы Мефистон с таким доверием общался с другими лексиканиями, но это казалось скорее испытанием, чем честью. Словно сомнения, а не доверие, побуждали старшего библиария приблизить Антроса к себе. К чему мог привести такой разговор — к нежданному повышению или к внезапной гибели?

— У меня, как, уверен, и у тебя, остались вопросы после битвы у ямы. Вопросы, на которые еще нет ответов. Но возможно, их нам даст исповедник Зин в обличье Дивинуса Прим.

— Вы намерены вернуться?

— Да. И не один.

— Исповедник Зин пойдет на все, чтобы помешать вам.

— Он пойдет на все, чтобы найти Дивинус Прим, и его выбор проводников невелик. — Мефистон покосился на жертвенник Ангела. — Я связал с этим миром свою душу, и теперь переход между реальностями пройдет быстрее и надежнее. У меня хватает мастерства делать то, что другим кажется невозможным. Я пройду через Имматериум.

Он поднял руку, и над ладонью его возникла сфера из пыли. Антрос пригляделся, видя, как та превращается в планету, медленно танцующую в пустоте и накрытую слоями облаков, закручивающихся, словно змеи. В остальном планета казалась вполне обычной. Крошечный мир был столь точно воспроизведен по памяти Мефистона, что проступали даже очертания океанов и континентов.

— Зин обманывает нас или же сам введен в заблуждение. Кто-то скрыл от него Дивинус Прим, это уже понятно. Эта тайна возникла по умыслу, а не случайно. — Мефистон взмахнул рукой, рассеивая образ. — И это меня заинтриговало. Я уже говорил с советом ордена и подал прошение командующему Данте. Мне нужно… — Он сделал паузу, и Антрос заметил в глазах Властелина Смерти проблеск эмоций, а может, голода. — Я не в состоянии найти источник этих видений, не могу понять, кто взывает ко мне. Но я уверен в одном. На Дивинусе Прим есть нечто столь драгоценное, что заслуживает не просто почтения церковников…

Антрос уже набрал воздуха, намереваясь что- то сказать, когда Мефистон приказал ему уйти:

— Возвращайся в свою башню, лексиканий, и пусть твои эрудиты примутся за работу. Выясни, кто такие эти Дети Обета.