Я ещё не знал, что усыпило меня прямо во время операции. Вариантов было много. Либо у близнецов пробудилась некротическая сила их матери, либо я случайно ошибся и каким-то образом провзаимодействовал с ядом Токса.
Либо же это было чьим-то вмешательством извне.
Из всех этих вариантов наименее реалистичным было отравление ядом. Я никогда не допускаю таких ошибок. Если, конечно, кто-то специально не проколол мне перчатки. Но нет, я бы и это заметил!
Все эти мысли пронеслись в моей голове за секунду до потери сознания и удара об пол. Пришлось напрячь мыслительную деятельность до максимума, чтобы предпринять все необходимые действия.
Сделать всё, чтобы защитить себя и не дать пострадать моим пациентам, у которых сейчас, между прочим, идёт кровотечение из операционной раны.
И за эту секунду я успел заставить свои надпочечники выбросить огромное количество адреналина и кортизола — стрессовых гормонов, которые уже после моего падения начали активно сжимать сосуды и повышать давление.
Однако это был не единственный мой козырь. Осознав, что я не просто теряю сознание, а именно засыпаю, мне пришла в голову идея воздействовать на центр терморегуляции гипоталамуса. Пришлось временно поломать его структуру обратным витком и заставить тело думать, что у меня высокая температура.
Как правило, организм начинает засыпать только при охлаждении. Даже когда самый обычный человек в комфортных условиях ложится спать, в этот момент его тело начинает охлаждаться и достигает приемлемого минимума уже в момент сна.
Таким образом я дал телу дополнительный сигнал, сообщив, что сейчас спать — не время.
И лишь после всех этих действий, совершённых за какие-то доли секунды, я заснул.
И, оказавшись в непроглядной мгле, моё сознание всё ещё могло функционировать. В абсолютной темноте я услышал чей-то голос.
Однако тут же с громким вдохом вновь открыл глаза, вскочил на ноги и первым делом взглянул на часы. Прошла всего лишь минута. Может, чуть больше. Мой план сработал. Когда на меня обрушилось это состояние, я смог выстрелить в последний момент. Но всё же этот выстрел был сделан на опережение.
Я подбежал к столу, сразу же проверил целостность перчаток и в очередной раз убедился, что не допустил ошибок. Яд Токса на меня не попал. Даже если бы и попал, через кожу он бы не смог проникнуть в мозг и вызвать сонливость. А в вену я себе ничего не вводил.
Мной было принято решение не тратить время впустую и возвращаться к проведению операции. Сейчас тело даже в чрезмерном тонусе. Теперь меня усыпить смогут только сильнодействующими транквилизаторами.
Странно только, что в том бессознательном состоянии я слышал чей-то голос. Он определённо принадлежал женщине. Поначалу я подумал, что это Гигея пытается мне помочь. Но голоса отличались. И отличалась эмоциональная окраска их речи.
Та женщина, голос которой я слышал во мгле, была озлоблена. Будто ей причинили сильную боль. И озлоблена она была на меня. Только не могу с ходу припомнить, кому из женщин я хоть раз вредил! Такого, похоже, и вовсе никогда не было.
Хотя…
Озарение настигло меня уже в процессе операции. Я приготовился восстанавливать целостность плечевых областей Льва и Вальдемара. В голове бешено стучал пульс из-за давления, которое я сам же себе искусственно поднял.
Ведьма. Вот и ответ на мой вопрос. Единственная женщина, которой я перешёл дорогу в этом мире. Со всеми остальными я находился в хороших отношениях. Да и в целом на данный момент у меня не так уж и много врагов, если сравнивать их количество с тем, что было раньше.
Только ведьма, Владимир Павлов и таинственный некромант. Правда, существует вероятность, что первая и третий являются одним и тем же человеком.
Видимо, она каким-то образом попыталась усыпить меня. Возможно, провела некий ритуал, который без познаний в сфере запретных чародейств я объяснить никак не смогу. Однако тот факт, что я прервал этот ритуал своими силами, видимо, дало обратную отдачу. Похоже, я только что совершил контратаку и попал прямо в цель.
Размышляя об этом, я на автомате провёл большую часть операции. Братья были разделены. Плечо Вальдемара я залатал лекарской магией без формирования привычной в моём мире культи.
Свободную же руку полностью передать под контроль Льва оказалось не так уж и просто. В ней было много лишних нервов и сосудов, которые изначально шли сразу от двух тел.
Пришлось промчаться по ним обратным витком и вызвать деградацию тех сплетений, которые ранее принадлежали Вальдемару Свитневу.
В совокупности на всю операцию ушёл целый час, а после её окончания я рухнул на соседнюю кушетку и принялся заниматься осмотром собственного тела. Давление упало. С крайне высоких отметок до нормы. Но сам факт резкого падения вызывает сильный дискомфорт. Видимо, адреналин с кортизолом перестали действовать, поэтому и случилось такое стремительное нарушение баланса.
Пришлось потратить ещё часть лекарской энергии, чтобы полностью себя восстановить.
Хотя сама операция столько сил у меня не отняла. Более того, я даже смог превзойти собственные ожидания. Сохранил руку одному из близнецов, потратив при этом минимум энергии. А ведь изначально я не мог сказать наверняка, хватит ли моих четырёх старых и одного только что новообретённого витка, чтобы довести весь процесс операции до идеала.
Пока я восстанавливался, воздействие анестезии Токса уже прошло, и близнецы начали приходить в себя. Незадолго до пробуждения я ввёл им обезболивающие препараты внутривенно, чтобы те не испытали слишком резкий болевой синдром сразу после операции.
А боль их какое-то время помучает. Вряд ли сильная. Но привыкать им придётся довольно долго. И это братьям Свитневым нужно обязательно объяснить.
— Боги милостивые… — посмотрев на соседнюю кушетку, прошептал Вальдемар. — Неужели и вправду получилось⁈
Лев перевёл взгляд на брата и оторопел.
— Впервые вижу тебя с такого расстояния, — произнёс он.
— Согласен, издали ты — не такой уж и урод, каким казался мне всю жизнь, — усмехнулся Вальдемар.
— Ты сам-то понял, что сказал? Мы с тобой одинаковые! — усмехнулся Лев.
Они хором рассмеялись. Видимо, оба ещё страдали от головокружения и не успели осознать, что с их телами произошло куда больше изменений, чем они думают.
— К сожалению, теперь вы не совсем одинаковые, — встрял в их диалог я. — Как и обещал, я смог сохранить руку. Но выбор мне делать не пришлось. Её можно было оставить только Льву. Фактически выбор у меня был, но заключался он только в двух вариантах: оставить одному или лишить руки обоих. Я выбрал наилучший с точки зрения лекарского дела результат.
Только сейчас Вальдемар взглянул на своё левое плечо и осознал, что точки соприкосновения с братом у него больше нет. Как и руки, которой он раньше пользовался, хоть и частично.
Вальдемар нервно хохотнул, но ничего больше не произнёс. Лев же поднял свою новообретённую личную правую руку и попробовал пошевелить пальцами. И, к счастью, рука поддалась безупречно.
— Я благодарен вам, Алексей Александрович, — сухо сказал он. — Но возможности отдать её моему брату точно не было?
— Даже не начинай! — перебил его Вальдемар. — Господин Мечников чётко выразился. Это был единственный способ разделить нас и при этом сохранить руку!
— С каких это пор ты рассуждаешь рационально? — хмыкнул Лев. — Обычно это ты действуешь на эмоциях, а не я! И… Проклятье… Как странно осознавать, что мы теперь так далеко друг от друга.
— И эту травму вам двоим придётся пережить, — сказал я. — Плечи у вас поболят недели две, но вскоре боль утихнет. И вы привыкните к своему новому состоянию конечностей. Но к тому факту, что я вас разделил, привыкнуть будет очень трудно. Я так понимаю, вы почти три десятка лет прожили вместе, верно?
— Двадцать четыре года, — сказал Лев.
— Приличный срок, чтобы привыкнуть к своему общему телу, — сказал я. — Прежде чем вы покинете амбулаторию, я бы хотел дать вам один непрошеный совет.
Хотя этот совет напрямую связан с медициной. Вот только не с телом, а с умом. Вопрос психиатрии.
— Конечно, Алексей Александрович, — хором ответили братья. А затем Лев добавил:
— Вы выполнили нашу просьбу, и мы готовы принять любой совет.
— Хоть вы и хотели разделиться, — начал я, — но я крайне не рекомендую вам разделяться ещё дальше. Какое-то время продолжайте быть рядом друг с другом. Не отдаляйтесь. Если хотите в дальнейшем дистанцироваться, начинайте делать это постепенно, но только через месяц. Не раньше. Иначе вам станет очень плохо.
— В каком плане «плохо»? — не понял Вальдемар.
— Вы будете испытывать сильный душевный дискомфорт. Уверяю вас. Послеоперационные раны заживут практически моментально, а вот разрыв двух тел придётся принимать долго. Даже если вы его и желали.
Братья Свитневы приняли мой совет, но никак его не прокомментировали. Подозреваю, что они и вовсе не поняли, что я имел в виду. Но если они решат не следовать моим рекомендациям, понимание к ним всё равно придёт. Но гораздо позже.
Дело в том, что два человека, связанных друг с другом романтическими или родственными связями, часто переживают выработку гормона окситоцина. Причём вырабатывается он только в присутствии близкого человека. Такое чаще всего наблюдается в семейных парах, которые живут совместно уже более пяти лет. Порой чувства в таких семьях угасают, но формируется новая крепкая связь. Окситоциновая. Она отвечает за чувство доверия и близости.
Но речь не обязательно должна идти исключительно о романтике. Такая же связь имеется между родителями и детьми. Иногда между братьями и сёстрами.
А уж в данной ситуации она имеется стопроцентно. Ведь эти двое долгое время существовали как единый организм. Есть, пить, спать, даже в туалет ходить — всё вместе. Может, братья и спорят постоянно, но они пока что даже не осознают, насколько тяжело им придётся, если прямо сейчас, к примеру, они разъедутся по разным городам.
Да поначалу им будет тяжело даже в соседних комнатах находиться. Психика — очень тонкая и неосязаемая структура. С ней лекарской магией не поработаешь.
Как только Свитневы передали приличную сумму денег нашему главному лекарю, «кучер» Апраксин увёз их назад — в Сердобск.
У меня осталось лишь одно дело в амбулатории. Пора подвести итоги обучения среднего лекарского персонала. Я велел Юрию Сапрыкину, Анне Елиной и Игорю Лебедеву пройти в наш зал для совещаний. А сам специально задержался, чтобы переговорить с Василием Ионовичем Решетовым и другими терапевтами.
Решетов очень тепло отозвался об Анне. Сказал, что такой помощи он за долгие годы работы ещё ни разу не получал. Остальные терапевты тоже не стали сдерживаться и похвалили Сапрыкина за то, как грамотно он распределял пациентов.
А Игоря Лебедева я уже и сам оценил. Пиромант вопреки своим деструктивным способностям и длинному списку когда-то убитых им людей начал полноценную деятельность врача. Именно врача — образованного человека без лекарских способностей.
На наше собрание пришёл Иван Сергеевич Кораблёв, которому я предварительно передал все результаты итогового экзамена.
— Итак, друзья, — обратившись к моим ученикам, начал он. — Хотя нет. Я бы даже сказал, что с этого дня могу назвать вас коллегами. Пару месяцев назад Алексей Александрович подошёл ко мне с очередной, не постесняюсь этого слова, безумной затеей! Но как оказалось, из трёх совершенно не подготовленных молодых людей вышла прекрасная команда помощников лекарей, которые смогут поддержать нас в трудную минуту.
Мои ученики попытались зааплодировать, но Кораблёв сдержал их жестом руки. Потому что речь ещё была не закончена.
— Именно по этой причине, начиная с завтрашнего дня, вы будете официально устроены в мою амбулаторию, — сказал Иван Сергеевич. — Пока что я буду платить вам из своего кармана, но в ближайшие дни моё прошение должен принять орден лекарей. Если должности медбрата, медсестры и врача утвердят, вы станете частью нашего лекарского сообщества уже на уровне Саратова.
Кораблёв замолчал, но никто не спешил аплодировать, поскольку главный лекарь всё ещё держал руку поднятой. Он лишь обдумывал, как правильно выразить свою мысль.
— Прежде, чем вы начнёте ликовать и праздновать столь ценное достижение, коллеги, — продолжил он. — Я бы хотел сказать, что за это вы должны благодарить не меня. Я лишь в очередной раз пошёл на поводу у юного господина Мечникова. На деле же именно Алексей Александрович дал вам возможность пробиться сюда. Что ж… Вот теперь можете аплодировать.
В комнате, кроме меня и главного лекаря, было всего три человека. Однако хлопки заполонили весь зал. Будто мы с Кораблёвым стояли перед зрительским залом или даже трибунами громадной арены.
Кораблёв тут же вышел из зала. Я не стал тратить время и начал раздавать указания своим новым коллегам. С завтрашнего дня им предстоит трудиться в поте лица. Но они сами избрали этот путь. И возможность повернуть назад у них была. Значит, теперь они точно не пожалеют о своём решении.
— Друзья, моя основная речь окончена. Но раз уж мы остались наедине, — произнёс я. — Мне бы хотелось завести с вами одну беседу, которая никак не касается работы в амбулатории. Я дал вам образование и очень надеюсь, что вы не откажете в моей просьбе.
Ученики тут же закивали.
— Тем более, — добавил я, — эта просьба напрямую касается лекарского дела. Скажу вам прямо. Над Хопёрском нависла угроза некротики. Более того, человек, которого я подозреваю в этих злодеяниях, подобрался уже слишком близко ко мне и к моей семье. Однако я пока что не нашёл ни единого следа. Поэтому хочу попросить, чтобы вы тоже поучаствовали в поисках преступника.
— Простите, Алексей Александрович, а кто наш враг? — поинтересовалась Анна Елина.
— Хопёрская ведьма, — коротко ответил я. — Наверняка вы о ней уже много раз слышали. Но, разумеется, ни разу не видели. Обращаюсь с этой задачей я именно к вам, поскольку каждый из вас имеет определённые связи. Анна, вас я попрошу разузнать через отца, известно ли ему хоть что-то о местоположении этой женщины. Барон должен обладать хотя бы крупицами информации.
Анна Елина кивнула.
— Юрий, — обратился я к Сапрыкину. — То же касается и вас. Как бывший унтер-офицер, вы имеете связи с действующими городовыми.
— Я наведу справки, Алексей Александрович, — тут же кивнул он.
— Игорь, твою роль мы обсудим позже. Думаю, ты и так понимаешь, какой она будет, — уклончиво произнёс я.
Он без лишних слов понял, что я имею в виду. Мне может понадобиться его «огневая» поддержка.
Раздав указания, я направился домой. Пока мои коллеги собирают информацию, я буду готовиться к столкновению с ведьмой. Копить ману, следить за состоянием Кати и искать способы противостоять дистанционным атакам.
Как ей вообще удалось погрузить меня в сон? Она способна делать это с любого расстояния? Или же она в тот самый момент была в амбулатории? Затесалась среди пациентов? Теперь уже точно не скажешь. Хотя в теории можно посмотреть списки всех пациентов, которые пришли в этот день и…
Чёрт… А ведь их было больше сотни! И, возможно, неспроста. Что если она специально вызвала столько заболеваний, чтобы скрыться в толпе пациентов? Чтобы нанести по мне прямую атаку. Исключать такой вариант я не могу.
По возвращении домой я выяснил, что больше никаких инцидентов не было. Доброхот, Токс и Олег чередовались, следили за Катей и Серёжей. Но никаких проблем с ними более не возникло.
В этот день я решил улечься спать пораньше, поскольку события прошедшего дня сильно меня вымотали. Однако посреди ночи меня разбудил грохот на первом этаже. Поначалу я подумал, что это — дело рук Доброхота. Он иногда шумит, как и подобает домовому. Однако, спустившись на первый этаж, я осознал, что причиной грохота был стук в дверь.
На часах уже далеко за полночь. Вся семья Олега спит. Правда, странно, что их не разбудил этот шум.
Более того, Доброхота и Токса тоже нет рядом. Куда они все подевались?
Я решил встретить ночного гостя лично. Однако заранее подготовился к контратаке. Обратный виток был уже наготове. За окном громыхнула молния.
Странно… Впервые вижу, чтобы в марте была такая погода. Ещё даже снег до конца растаять не успел.
Я открыл дверь и… Тут же почувствовал опасность. Ведь передо мной стоял не человек.
Скорее некое порождение некротики. Громадное длиннорукое существо, чем-то напоминавшее обезьяну. Я даже разбираться не стал. Очевидно, что оно представляет опасность и для меня, и для всех жителей дома.
А потому сразу же ударил его обратным витком. Против некротики его можно использовать без предупреждения. Но…
— Твоя магия на меня не подействует, Мечников, — прохрипел он.
А затем замахнулся и вонзил когти своей длинной руки прямо в мою грудную клетку.
И сжал сердце.