Дед Кузьма произнёс то, чего от него не ожидал никто из нас. Судя по выражению лиц Лебедева и Сеченова, моим коллегам он даже не намекнул, что хочет мне сказать.
— Вы что, рассказали ему, зачем весь этот осмотр? — спросил я товарищей.
— Нет, — помотал головой Кузьма, опередив ответ Игоря и Ивана. — Они ничего мне не говорили. Я сам понял, что то, чему было предначертано произойти здесь, случилось не просто так. Вы не подумайте, я хоть и обычный крестьянин, но жизнь повидать успел. И слышал, как действует этот человек, которого вы ищите. Застал самый расцвет его сил. Ровно полвека назад он творил такие вещи в Хопёрском районе… Ух, даже вспомнить страшно. И никто из лекарей не пытался его остановить.
— Почему? — спросил Кузьму я. — В обязанности лекаря входит истреблять некротику.
— Мало было у нас лекарей, — махнул сухой рукой он. — Их и сейчас мало, но раньше было ещё меньше. И те, кто работал в Хопёрской амбулатории, не больно-то хотели связываться с этим человеком. Хотя у меня даже язык не поворачивается называть это существо человеком. Он — самый настоящий чёрт. Демон в человеческом обличии. Творить такое и оставаться человечным невозможно. Он хуже животного.
— Подождите, — перебил Кузьму я, когда заметил, что старик увлёкся и начал трястись из-за напряжения и болезненных воспоминаний. — Судя по тому, что вы говорите, этот некромант как-то вам навредил. Что он с вами сделал?
Задав этот вопрос, я добавил единичные крупицы своей магии в сердце пожилого мужчины, чтобы успокоить его ритм. Уж чего мне точно сейчас не нужно, так это чтобы на моих глазах из-за нервного перенапряжения погиб старик, проживший целый век.
— Лично со мной — ничего, — вздохнул Кузьма Федоткин. — А вот друзья мои, с которыми я водился в те годы, сильно пострадали. У кого-то жена погибла, у кого-то дети. Да… Одно дело, если бы они просто погибли! Так их, как я понял, использовали для какого-то ритуала. Много хороших людей в то время полегло. Но и сейчас ситуация изменилась не сильно. До сих пор эта скотина портит жизнь доброму народу. Сами посудите, господа лекари, куда мне теперь податься? Семьи у меня нет. Ни жены, ни детей, ни внуков. Один совсем. Единственное дорогое мне село, дом мой родной — и тот смыл водой этот уродец.
— Кузьма, — вновь перебил старика я. — Вы сказали, что знаете что-то об этом человеке. Может, вам известно имя? Или хотя бы какие-то отличительные черты?
— Упаси Грифон! — покачал головой он. — Я никогда с этой тварью лично не встречался. Иначе бы не прожил столько лет. Но могу точно сказать, что он — мой ровесник. Когда я был ещё совсем молод, слышал, что в Хопёрск приехал молодой маг, который представлялся лекарем. Вот только лечил он необычным способом. Как мне рассказывали, он всегда…
— … забирал что-то взамен, — закончил за Кузьму я. — Это типично для некроманта. Они все так делают.
Проклятье… Из старика очень сложно что-то достать. Он вроде и хочет поделиться, но на ходу забывает, что хочет сказать, и уходит не в ту степь.
— Да-да! — закивал Кузьма. — Всё верно говорите, господин лекарь. А потом…
Пока Федоткин продолжал рассказывать ту же самую историю с самого начала, я аккуратно склонился над ухом Сеченова и прошептал:
— Улучши ему мозговое кровообращение. Я всю ману на этих дурацких бобров истратил. А старцу это только на пользу пойдёт. И проживёт дольше, и нам скорее даст ответ на вопрос.
Иван коротко кивнул и тут же воспользовался трюком, которому я его и обучил. До меня никто не умел расширять сосуды головного мозга. Этой способностью с коллегами поделился я.
Хотя в будущем для этого должно появиться огромное количество препаратов, которые и без лекарской магии будут неплохо стабилизировать обмен веществ в головном мозге. Ноотропы и более сильные лекарственные средства, оказывающие восстанавливающее действие на головной мозг.
Возможно, я сам же их когда-нибудь и запатентую.
— Ой, так о чём это я… — почувствовав эффект от магии Сеченова, произнёс Кузьма и потёр затылок. — Точно! Я ведь хотел сказать, где раньше жил этот некромант. Он ведь в те годы вообще никого не стеснялся. Ходил по городу, каждый раз представлялся разными именами. В итоге его настоящее имя никто так и не запомнил. А жил он на отшибе, неподалёку от Хопёрска. За лесочком около посёлка Нового.
О-о-о! А это место я знаю. Рядом с тем лесом живёт художник Шацкий. Если я правильно понял, нужно пройти через лес, в котором он работает, а затем подняться на небольшой холм. Готов поклясться, что видел там руины какого-то здания, но не придал этому никакого значения. Тогда и повода не было обращать внимания на какую-то заброшенную рухлядь.
А ведь там могут оказаться подсказки. Намёки на настоящую личность нашего врага.
— Спасибо вам, Кузьма, — я даже слегка наклонился, чтобы выказать уважение пожилому мужчине. — Мы обязательно воспользуемся данной вами информацией.
— Вот только душа за вас всё равно будет болеть, — добавил Иван Сеченов. — Вы ведь раскрыли нам одну из тайн некроманта. Не явится ли он после этого к вам, чтобы отомстить?
Федоткин громко и надрывно рассмеялся.
— Явится? За мной? — продолжал хихикать он. — А чего мне теперь бояться? Я целый век прожил. Пускай приходит. Он меня уже ничем не испугает. Не в том я возрасте, господа лекари, чтобы смерти бояться.
На протяжении всего разговора я прислушивался к клятве лекаря, пытался понять, не обманывает ли нас старик. Ведь на его месте запросто мог оказаться тот самый некромант, который попросту решил запутать нас и указать на следы, что ведут в совсем другом направлении от истины. Но клятва молчала…
Через полчаса подъехали ещё две повозки спасателей и всех, кто остался на холме, включая Кузьму, забрали в город. Мы отказались ехать с ними, поскольку нас до сих пор должен был ждать другой извозчик. Бросать его в этих лесах точно не стоит.
Удаляясь от затопленного села, я заметил, как на соседнем берегу зашевелились бобры. Вот только теперь в них не было ни капли некротики. Да и в размерах животные уменьшились. И стоило мне обратить внимание на них, как я услышал жуткий треск. Плотина, выстроенная чудовищами, всё же не выдержала напора воды и разрушилась.
— Вы это видели⁈ — воскликнул Лебедев. — Всё, насчёт остальных плотин можно не беспокоиться. Сейчас волна снесёт их к чёртовой матери. И уже скоро вода отступит.
И пиромант не ошибся. Когда мы добрались до того самого рва, через который пришлось в прошлый раз перебираться за счёт огненной магии, выяснилось, что воды в нём почти не осталось. Отступила.
Благо извозчик наш не отступил. Он всё ещё терпеливо ждал нас на выезде в поле. Нервно курил самокрутку, кашлял на всю округу, но всё-таки терпел дискомфорт, который дарил этот прибрежный лес.
В Хопёрск мы вернулись ещё до заката. На территории амбулатории суетились дежурные лекари. Даже Кораблёв подключился к работе, поскольку к тому моменту спасатели уже привезли нескольких пострадавших, нуждавшихся в госпитализации.
Отчитавшись перед главным лекарем, мы получили разрешение разойтись по домам. Основную работу мы сделали. Остальное теперь на плечах других сотрудников.
— И всё-таки каков наш дальнейший план? — спросил Сеченов, когда мы повернули на Полевую улицу к нашим домам. — Видимо, в ближайшее время нужно осмотреть тот самый дом, о котором нам рассказал дед Кузьма.
— По-хорошему, нужно, — кивнул я. — Но у нас накопилось слишком много дел на заводе. Мы сейчас создаём целых три препарата, но при этом никак не контролируем работу наших сотрудников. А Синицын в одиночку может и не справиться. Поэтому предлагаю следующий план. Завтра после работы сразу же пойдём на завод, отладим все процессы, а потом…
— А потом пойдём в дом некроманта? Ночью⁈ — поёжился Сеченов.
— Понимаю, что звучит, как самоубийство, но других вариантов у нас нет. Либо отложить поход к некроманту ещё на сутки, но я этого делать не хочу, — сказал я. — Тем более что-то мне подсказывает, что его там не будет. Раз дом заброшен, значит, он уже живёт в совершенно другом месте. Да и улик он там, скорее всего, не оставил. Просто осмотрим место. Может быть, наши боги что-то почувствуют. Подалирий молчит?
— Подалирий — немой, Алексей.
— Ах да, точно… — сдерживая самоироничный смешок, ответил я. — Сложно привыкнуть к тому, что другие боги могут быть молчаливыми. После общения с Гигеей это не представляется возможным.
— Я всё слышу! — буркнула в моей голове Гигея.
Кто бы сомневался!
После такого насыщенного дня я спал как убитый. Лишь убедился, что с Олегом и его семьёй всё в порядке, а затем сразу же вырубился.
Следующий день обещал быть чуть ли не сложнее предыдущего. В амбулатории точно будет завал из-за того, что часть лекарей уйдёт в госпиталь — следить за пострадавшими из Подгоренки. Один из охотников еле живой остался. Ему кровь восстанавливать придётся ещё месяца два как минимум.
И я в своих догадках не ошибся. Как только на следующее утром мы с Иваном подошли к зданию амбулатории, перед нами предстала длиннющая очередь из людей.
— У меня о-о-очень плохое предчувствие, — протянул Сеченов. — Синицына тут больше нет. Кораблёв и Решетов, скорее всего, трудятся в госпитале. А это означает, что работать нам предстоит втроём с Родниковым.
Присутствие Родникова вообще ничего не меняет. Есть он или нет его — обычно это заметить попросту невозможно, потому что принимает людей Эдуард Семёнович со скоростью черепахи-инвалида.
Но деваться было некуда. Мы с Иваном — первая и последняя линия обороны. Если мы не спасём людей, то с этим уже никто не сможет справиться.
Мы приступили к работе, и поначалу процесс шёл довольно бодро. На каждого пациента я тратил не более пяти минут. Однако в середине дня ко мне зашёл мужчина лет шестидесяти, с которым всё оказалось гораздо сложнее. Уже взглянув на него, я понял, что возиться с ним придётся довольно долго.
— Алексей Александрович, здравствуйте, — прохрипел он, напряжённо поглаживая длинную бороду. — Меня Архипом звать. Архип Петров. Позволите мне присесть?
— Разумеется, — кивнул я. — Рассказывайте, что случилось?
Дышит очень тяжело. Лицо бледное, даже немного синеватое. И даже сквозь рубашку я прекрасно вижу, как сильно видоизменена его грудная клетка.
У этого «клиента» явно не всё в порядке с лёгкими. Когда мужчина сел около моего стола, я сразу же обратил внимание на его пальцы. А точнее — на ногти. Округлые, утолщённые, как и фаланги пальцев, на которых располагаются эти ногти. Мало кто знает, но это признак серьёзных проблем с дыхательной системой. На первый взгляд кажется, какая вообще связь может быть между ногтями и лёгкими?
А связь есть, причём очень даже логичная. Такое изменение кончиков пальцев происходит из-за недостатка кислорода в крови. Когда уровень кислорода падает, в пальцах происходит компенсаторное увеличение сосудистой стенки. В итоге мягкие ткани ногтевых фаланг разрастаются.
Если их сейчас коснуться, я почувствую подвижность и выраженную упругость ногтевой пластины. То есть она будет заметно проседать при нажатии, чего обычно не бывает у здорового человека. А после нажатия ноготь отпружинит назад.
Этот симптом также называют симптомом «барабанных палочек» или «часовых стёкол».
Мы ещё даже не начали говорить с пациентом, а я уже понял, на что мне стоит обратить всё своё внимание.
— Одышка, Алексей Александрович. Задыхаюсь, и уже не первый год, — произнёс Архип. — Мне сказали, что вы всем помогаете. Я пять лет терпел этот ужас. Больше не могу. Очень надеюсь, что вы сможете посоветовать что-то. Я ведь даже в гору подняться не могу. Приходится останавливаться каждые двадцать шагов, чтобы привести дыхание в порядок.
— Скажите честно, вы курите, Архип? — поинтересовался я.
— Курил. Лет сорок курил самокрутки, которые из Пензы привозят. Последние пять лет уже этим не занимаюсь. Как-то отвык, когда начал постоянно кашлять. Уже даже вдохнуть этот чёртов дым не могу, — объяснил Архип.
Похоже, всё дело в курении. Вероятно, развилась хроническая обструктивная болезнь лёгких, судя по пальцам и бочкообразной грудной клетке. Там внутри определённо эмфизема. Но создаётся впечатление, будто я что-то упускаю.
Почему-то интуиция трубит, что кроме самокруток на его здоровье повлияло что-то ещё. Странное ощущение… и оно приходит ко мне уже не в первый раз. Поначалу я думал, что всё дело в опыте. Всё-таки я в прошлой жизни повидал десятки тысяч пациентов, если не больше. Но такого острого чувства у меня никогда не было.
Такое впечатление, будто это лекарская магия даёт мне подсказки. Любопытно… Неужели она эволюционирует? Ведь раньше она никогда так не делала. Я всегда изучал симптомы человека своими силами.
— Снимите рубашку, я вас послушаю, — сказал я и достал фонендоскоп.
Ага… Ещё до того, как я начал слушать лёгкие, мне в глаза бросились ещё два симптома. Оказавшись рядом с пациентом, я обнаружил, что у него покраснели веки. А губы, наоборот, стали синюшными. Всё это — признак кислородной недостаточности.
Лёгкие. Что-то происходит с ними. Очевидно, вышеописанное заболевание — ХОБЛ. Но я что-то упускаю… Это точно. Сомнений в этом быть не может.
Я принялся слушать лёгкие, прикладывая головку фонендоскопа к расширенной грудной клетке, и услышал хрипы. Влажные, с элементами крепитации — звука, которые образуется при слипании и разлипании листков плевры. А раз уж даже оболочка, окружающая лёгкие, «попала под раздачу», значит, воспалительный процесс распространился чуть ли не на всю дыхательную систему и грудную клетку в целом.
Я провёл перкуссию, расположив один палец на груди мужчины, а другим принялся по нему стучать. Услышал звук, который в медицине принято называть «коробочным». По его наименованию примерно понятно, как звучит такой стук.
— Что скажете, Алексей Александрович? — спросил Архип Петров.
— Беда с лёгкими, — прямо сказал я. — Немного восстановить ваше здоровье я смогу. Но полностью это уже сделать не получится. Однако вы можете приходить ко мне раз в несколько месяцев, чтобы я поддерживал вашу дыхательную систему.
— Ух, как же я рад это слышать. Хоть что-то! Меня и такое устроит! — обрадовался Архип. — А то моим пчёлкам без меня туго придётся. Если я помру, некому будет о них заботиться. Кстати, обязательно занесу вам мёд летом. Отблагодарю!
Меня словно молнией ударило.
— Стойте! — воскликнул я. — Вы сказали, что работаете с пчёлами. У вас пасека?
— Ну… Да, — кивнул Архип.
— Сколько лет вы уже с ними взаимодействуете? — уточнил я.
— О-о-о… — протянул пациент. — У меня своя пасека уже лет тридцать. Хотя до этого я отцу чуть ли не с самого детства помогал в этом деле.
Вот оно… То, о чём мне намекала лекарская магия. Тут дело не только в курении. Есть вероятность, что самокрутки даже сыграли меньшую роль в развитии заболевания, чем эти пчёлы.
Болезнь пасечника. Хронический фиброз лёгких, который развивается из-за воздействия огромного количества продуктов и веществ, выделяемых пчёлами. На человека они могут оказывать влияние как сильнейшие аллергены.
Речь идёт о пыльце и нектаре цветков, прополисе, маточном молочке, мёде, воске и множестве других аллергенов, которые с ходу и не припомнишь.
Я бы хотел запретить ему заниматься разведением пчёл, но не могу. Вижу, что в этом весь смысл его жизни. Пока я размышляю, как его лечить, он продолжает болтать про своих пчёлок. Для него такой запрет будет хуже смерти. Уж лучше я буду поддерживать его здоровье каждые три-четыре месяца, чем полностью лишу его главного в жизни занятия.
Временно восстановить здоровье его лёгких было нетрудно. Я немного уменьшил их объём, ускорил кровообращение в артериях и венах лёгких, а затем вызвал резкий и крайне неприятный для пациента выброс мокроты.
— Не сдерживайтесь, — сразу же сказал я. — Выкашляйте всё, что скопилось.
На этот случай у меня была специальная ёмкость для пациентов. По ней было удобно изучать мокроту для уточнения диагноза.
— Дышу… — прошептал Архип, а затем прокричал:
— Дышу! Дышу!!!
Мужчина чуть ли не бегать начал, осознав, что его лёгкие вновь работают, как раньше.
— Всё, Алексей Александрович, кроме платы за приём я обязательно принесу вам медку. А ещё лучше на чай заходите. Я живу на Приречной улице в первом доме. Как будет желание — заглядывайте. Приму вас в любое время.
Радостный мужчина убежал в нашу новую регистратуру, которой теперь заведовал Юрий Сапрыкин, а я вышел на улицу, чтобы сделать короткий перерыв.
Самому захотелось подышать свежим воздухом после такого трудного пациента. Я сделал глубокий вдох, ощутив свежесть мартовского воздуха…
А выдохнуть не смог.
Потому что мой взгляд упал на сгоревшее здание морга. Около него стоял человек. Знакомый силуэт, знакомая шляпа.
Покойный патологоанатом. Сухоруков.