Мечников. Том 12. Щит мира

Глава 17

От моего заявления у Ярослава аж глаза на лоб полезли. Могу понять, почему он так удивился. Не каждый день я предлагаю создать нечто столь глобальное. Но эта идея не оставляет меня в покое уже давно.

Первые вакцины мы уже сделали. Сыворотки скоро изготовятся в моих центрифугах — как выделить антитела я придумал. Но… А что дальше?

Допустим, мы введём вакцину от того же вируса гриппа или любой другой инфекции первому добровольцу. Неизвестно, как отреагирует его организм. Стопроцентную безопасность прививок никто гарантировать не может.

Да, такое происходит крайне редко, но всё же нельзя предугадать, у какого человека разовьётся аллергическая реакция на компоненты вакцины. И ведь аллергия — понятие растяжимое.

У одних людей она проявляется появлением сыпи на теле. А у других — анафилактическим шоком с последующим летальным исходом. Нет разницы, в каком мы веке живём — хоть девятнадцатый, хоть двадцать первый. Везде одно и то же!

Ну как может человек сказать, что у него аллергия на тот или иной препарат, если он в жизни его ещё ни разу на себе не использовал?

Такой случай произошёл в прошлом мире с одним моим коллегой. Он работал в районной больнице. У пациентки была выявлена пневмония. Но от госпитализации женщина отказалась, поэтому он назначил ей курс антибиотикотерапии. Пациентка умела самостоятельно выполнять внутримышечные инъекции, поэтому согласилась колоть себе цефтриаксон.

Этот препарат она ранее никогда не принимала и на аллергические реакции не жаловалась. Но… Закончилась эта история плачевно. После первого же укола у неё возник анафилактический шок. Если говорить простыми словами, это состояние можно назвать острой аллергией.

Произошёл спазм бронхов, отёк мягких тканей, окружающих дыхательные пути. Затем резкое падение давления и… смерть. Скорая доехать не успела. Реакция на препарат развивалась слишком стремительно.

Кто в этом виноват? Однозначно, вина лежит на медицинском персонале. Однако больница не была оснащена оборудованием, позволяющим заранее протестировать реакцию на препарат.

Да чего уж тут говорить? Такие тесты проводились только в крупных городах, и то не во всех клиниках. А цефтриаксон назначался повсеместно. По системе «авось, повезёт!»

Кто-то может сказать, что моё изобретение вакцин — это огромный прорыв. Допустим, они спасут десятки тысяч людей. А от осложнений умрут лишь единицы. Кому-то такая жертва может показаться мелочью.

Но не мне. На мой взгляд, это — убийство. Непреднамеренное, да. Но всё же убийство.

Именно поэтому нам с Ярославом нужно соорудить мощнейшую тестовую систему. Аппарат, о котором в двадцать первом веке никто и мечтать не мог. И я уже знаю, как его сделать.

— Так что у тебя за идея? — усаживаясь в карету, спросил Ярослав.

Я кратко описал, в чём может быть проблема введения вакцин. Моя история поразила брата до глубины души. Он аж за платком потянулся, чтобы утереть выступивший пот.

— Алексей, погоди… А чего же ты сразу об этом не рассказал? — задрожал Ярослав. — Если эти вакцины и сыворотки так опасны, то… Что с нами будет? Если кто-то из пациентов погибнет, то нас с тобой, а заодно и Павлова просто засудят! Чёрт! А ведь весь этот проект — заказ императора! Да нас казнят, отправят прямиком к Морскому богу! Ведь таким образом мы опорочим имя нашего государя. Может, остановиться, пока не поздно? Не знаю как ты, а я не хочу захлебнуться в водах Финского залива! Тем более бок о бок с Владимиром Павловым!

— Ну чего ты так психуешь? — улыбнулся я. — Всё в порядке. Я тебе о чём и говорю — мы создадим мощнейшую страховку. Аппарат, который исключит любые осложнения. Сделаем аллергометр. Название временное!

Уж имя аппарату всегда успеем дать. В моём мире были аллергологические тесты, но работали они несколько иначе. Людям вводился аллерген, наблюдалась реакция на него или же её отсутствие.

У меня будет похожая система. Вот только механизм её работы будет гораздо сложнее. В этом мире есть несколько козырей, которых я был лишён в прошлом: магические кристаллы и моя интуиция лекаря, которая помогает мне практически во всех разработках.

Всё-таки инженером я никогда не был! Руками работать умею, но чудеса технологий «рождать» на свет не могу. Но эта проблема полностью компенсируется интуицией.

— Идея такова, — начал объяснять я. — В одну часть аппарата помещаем вещество, которое будет вводиться человеку. Совсем небольшую концентрацию. Это может быть вакцина, сыворотка, антибиотик — всё что угодно. В другую часть аппарата будем вставлять палец человека…

— Звучит как орудие пыток, — поёжился Ярослав. — А это точно хорошая идея?

— Да ты дослушай для начала! В кровь через палец будет вводиться минимальное количество вещества. Аллергическая реакция не всегда наступает моментально. Может уйти несколько часов. Но я и это продумал. Мы поместим несколько магических катализаторов. Они будут ускорять обмен веществ в мягких тканях пальца. Если аллергическая реакция должна возникнуть — мы сразу же это увидим. Либо обследуемый это почувствует. У него появится зуд, сыпь, боль или другие симптомы.

— Хм… Это умно, — закивал Ярослав. — Погоди, но что дальше делать с таким человеком? Допустим, наш пациент живёт в районе, где началась эпидемия. Мы хотим сделать ему вакцину, но выясняется, что его организм её не перенесёт. И что тогда?

— Тогда он получает официальный отвод от прививки, — объяснил я. — Такого человека придётся защищать другими способами. Изолировать, объяснять, как правильно избегать заражения той или иной инфекцией. Но в будущем можно и этот момент переработать. Можно сделать несколько разных аналогов одной вакцины.

Например, у некоторых людей бывает аллергия на яичный белок, поскольку большинство таких вакцин производится на основе заражённых куриных эмбрионов. Таким пациентам противопоказано введение вакцины от вируса гриппа. Но мы всегда можем придумать другой метод производства!

У меня впереди целая жизнь. Думаю, мне хватит времени воплотить все свои знания о медицине двадцать первого века и даже улучшить их.

Мы с Ярославом прибыли в лекарскую академию. Только на этот раз направились не в главный корпус, а в лабораторию. Там находились копии всех созданных мной аппаратов. От простейших фонендоскопов до сложных структур вроде биохимического анализатора. Правда, последний аппарат существует всего в двух экземпляров. Размножить его пока не успели.

Один у меня дома, в Саратове, а второй — здесь, в столичной академии.

Мы объяснили Владимиру Павлову суть предстоящей работы. Он быстро понял, чего я хочу добиться, и уже начал разбирать биохимический анализатор. Ведь именно он должен был стать основой для будущего аппарата. Планировалось, что при введении препарата в кровь системы анализатора будут отслеживать количество иммунных белков. Если их станет слишком много, значит, вероятнее всего, уже вовсю идёт запуск аллергической реакции. Кроме того, мы сможем наблюдать увеличение количества лейкоцитов через другой аппарат. И это тоже даст информацию о начале воспалительной реакции.

Да, я решил действовать наверняка.

Однако, как только мы приступили к работе, нам решили помешать.

— Стойте! Вы… Вы что творите⁈ — в лабораторию влетел Леонид Георгиевич Илизаров. Ректор лекарской академии. — Вы с ума сошли? Кто дал вам право?

Ярослав инстинктивно отступил назад. Он любых конфликтов боялся до одури. Особенно если речь идёт о споре с начальством. Павлов же решил проигнорировать Илизарова. Как разбирал аппарат, так и продолжил этим заниматься.

— Владимир Харитонович! Вы-то как на такое умудрились пойти? Вы же мой ассистент! Поверить не могу, это какое-то предательство! — продолжал возмущаться ректор.

— Леонид Георгиевич, — мне пришлось немного повысить голос, чтобы перекричать Илизарова. — А в чём, собственно, вы нас обвиняете?

— Господин Мечников, вы ещё спрашиваете! — хмыкнул Илизаров. — Весь этот ваш проект — сущее сумасшествие. Сначала вы требуете, чтобы я срочно изучил вашу с Ярославом Александровичем работу. Затем требуете допуск к лечебнице Боткиных, а теперь… — он набрал воздух, чтобы как можно громче выкрикнуть. — Разбираете аппаратуру в моей лаборатории! Осень на дворе, господа! Скоро у студентов начнутся научные работы. Что вы творите?

— Господин Илизаров, для начала давайте договоримся — без истерик. Хорошо? — спокойно ответил я. — Если вы не обратили внимание, этот аппарат создал я. И принадлежит он мне.

— Неправда, — усмехнулся Илизаров. — Уж вы-то не глупите, Алексей Александрович! Буханка хлеба, которую купил гражданин, принадлежит ему, а не пекарю.

— Сразу видно — кто-то не ознакомился с высланной мной документацией, — вздохнул я. — Леонид Георгиевич, так вы этот «хлеб» и не покупали. Я же уточнял в письме, что выслал его для того, чтобы его мог изучить орден. Вы его тут сами поставили. И не подумайте, я не жадничаю. Просто мы выполняем поручение императора. Времени мало, поэтому используем всё, что есть под рукой. Причём абсолютно законно.

Илизаров тут же заткнулся.

Странный тип. Почему-то он мне с первого взгляда не понравился. Наверное, осталась инстинктивная неприязнь, которую выработал ещё мой предшественник.

— Жаль это видеть, — поджал губы Леонид Георгиевич. — Я думал, что вы изменились. А вы всё такой же выскочка, Алексей Александрович. Только ума откуда-то поднабраться успели.

— Не смейте оскорблять моего брата! — решил заступиться за меня Ярослав.

— Спокойно, Ярослав. Не лезь. С господином Илизаровым мы переговорим наедине, — ответил ему я.

Самое забавное, что правая рука ректора — Владимир Павлов — продолжал игнорировать конфликт и за время нашего спора уже успел разобрать половину биохимического анализатора. Вот это я понимаю — увлечённость работой! Думаю, он бы не отвлёкся, даже если бы мы тут дуэль устроили.

— Пройдёмте в ваш кабинет, — попросил ректора я. — Нам нужно кое-что обсудить.

— А чего тут обсуждать? — хмыкнул он. — Я же сказал, что не позволю вам продолжать! Более того, я, скорее всего, не стану подписывать вашу работу. Расскажу ордену о том, что вы тут творите. А они уж как-нибудь пояснят императору. Думаю, государь поймёт, что я прав.

О как загнул… Ну хорошо. Тогда нам точно придётся переговорить наедине.

— Нет-нет, Леонид Георгиевич. Мы с вами другую тему обсудим. Пойдёмте. Ради вашего же блага, этот разговор должен остаться только между нами, — посоветовал я.

Эх, не хотел я возвращаться к проблемам своего предшественника, но всё же придётся. Леонид Георгиевич сам напросился. Ректор допустил серьёзную ошибку ещё несколько лет назад. Поступил бесчестно. Но я это так не оставлю.

Сам виноват, что полез к нам чуть ли не с кулаками.

— У меня мало времени, господин Мечников. Говорите по существу, — мы вошли в кабинет, Илизаров закрыл за собой дверь и прошёл мимо меня к широкому окну.

— Несколько лет назад вы затаили злобу на моего отца, потому что он занял высокую должность в ордене. Должность, о которой вы мечтали, — заявил я. — И именно из-за вас я оказался изгнан из рода Мечниковых.

Илизаров медленно повернулся ко мне и взглянул на меня так, будто я только что облил его помоями.

Да, самому с трудом верится в то, что я это говорю. Но это правда. И эту информацию я извлёк из недр своей памяти совсем недавно.

Решил поэкспериментировать с новой способностью. Со «светом разума». Использовал его сам на себе. И понял, что эта сила позволяет мне копаться в самых дальних участках памяти. В тех, что принадлежат не только мне, но и бывшему Алексею Мечникову.

Изначально я собирался воспользоваться этой способностью иначе. Найти в глубинах памяти точные формулы, чертежи — все воспоминания о технологиях моей современности. Но случайно набрёл на островки памяти предшественника.

И узнал то, о чём ранее даже не догадывался. Когда бывший Мечников учился на начальных курсах, Илизаров из личной неприязни оскорбил его отца. Но мой предшественник умом не блистал, тут же вызвал ректора на дуэль.

Хотя, не стану лгать, я бы на его месте тоже попытался очистить имя отца. В любом случае, Илизаров, очевидно, проигнорировал этот выпад. Зато начал всячески гадить сыну Александра Мечникова. Занижал оценки, отправлял на пересдачи, брал взятки и тем самым вытягивал деньги из неприятной ему семьи.

В итоге прошлый Алексей окончательно плюнул на учёбу и перестал посещать занятия, поскольку толку в этом никакого не было.

Эта история моего предшественника никак не оправдывает. Он был заносчивым и, откровенно говоря, глуповатым парнем. Но Леонид Илизаров тоже сыграл большую роль.

В каком-то смысле он стал одной из основных причин дальнейшего изгнания Алексея Мечникова.

Я не видел смысла мстить ему за это. Всё-таки конфликтовал с ним изначально не я. Да и мой предшественник сам допустил множество ошибок. Но раз Илизаров решил снова покатить на меня бочку, ответку он получит серьёзную.

— Что вы несёте, Мечников? — нахмурился он. — Ещё скажите, что снова хотите вызвать меня на дуэль!

— Нет, я до такого не опущусь, — я неспешно прошёлся по кабинету и присел около стола ректора. — Меня не волнуют старые обиды. Да, вы оскорбили моего отца. Но он это знает. Значит, может ответить вам тем же, если захочет. Раз он до сих пор не ответил, значит уже давно вас простил.

— Я не нуждаюсь ни в чьём прощении!

— Не перебивайте. Я лишь хочу сказать, Леонид Георгиевич, что ваша личная неприязнь ко мне может стоить жизни миллионам людей. Вы тормозите научную работу, которая перевернёт этот мир, — объяснил я.

Ах да… Точно. Он ведь не только на мне отыгрывался. Сколько раз я слышал от Ярослава о проблемах публикации статей. Они вечно стопорились на уровне Илизарова. Ректор до сих пор не может смириться с тем, что Мечниковы превзошли его во всём. Причём каждый из членов семьи. Даже самый глупый и неудачливый младший сын, в чьём теле я в итоге оказался.

— Вы, видимо, всё никак в толк не возьмёте, — нервно усмехнулся Илизаров. — Одно моё слово — и ваша работа будет отклонена. И император ничего мне не сделает. Потому что я напишу отчёт, в котором будет указано, что это вы, Алексей Александрович, не справились со своей задачей. Сделали опасный для людей аппарат, и я вынужденно прервал ваши исследования. Получится, что это вы подставили императора, а не я.

Доказывать ему обратное я точно не стану. Император доверяет мне и моему отцу. И даже если Илизаров подготовит такой документ, над ним лишь посмеются.

Но это оттянет работу. Придётся продолжать исследования в Саратове, потом привозить их сюда. А через неделю у меня уже не будет на это времени. Мне ещё с Асклепием разбираться, чёрт возьми! Нужно решать всё здесь и сейчас.

И решение этой проблемы у меня есть.

— Господин Илизаров, когда-то вы не получили должность, которую получил мой отец, — спокойно произнёс я. — Но я могу пойти дальше. У меня достаточно связей, чтобы лишить вас даже этой должности. Если продолжите мешать нашим исследованиям, я просто поставлю точку в вашей карьере — и всё. Вы существенно замедляете самое важное лекарское исследование за всю историю Российской Империи. И я этого так не оставлю. Биохимический анализатор — это лишь повод. Вы уже несколько раз пытались нас затормозить. Владимир Харитонович упоминал, что вы дали ему указание — мешать нам в больнице Боткиных. Повезло, что у Павлова есть своя голова на плечах.

— Довольно! — прокричал он. Илизаров побагровел и потянулся к карману. — Закройте свой рот, Мечников. Двоечник, заносчивый юнец. Не смейте со мной так разговаривать. Вы никогда не будете выше меня, как и ваш отец. Ещё одно слово, и я…

Он выхватил из кармана небольшую пробирку.

— И я разобью это! — закончил свою угрозу он.

Проклятье, а ведь я знаю, что это за пробирка. Он совсем, что ли, спятил⁈

Если эта пробирка разобьётся, пострадаем не только мы с Илизаровым. Но ещё и сотни студентов, которые как раз собираются в соседней аудитории.