Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика

Глава 28, возвышенная

Утро началось с насмешливых, ехидных и откровенно недовольных взглядов в мою сторону.

Позитивнее всего реагировал гном из чёрно-белого барсучьего клана, который налил мне супа из общего котла чуть ли не с горкой.

«Так их, длинноухих, надо, в хвост и в гриву», – приговаривал он, отчего Рина густо покраснела и уткнулась носом в ступку, в которой быстро-быстро толкала пестиком какие-то высушенные травки с видом, что это её не касалось. Не получалось. Раскалённые до красноты уши выдавали смущение девушки с головой.

Я делал вид, что так и надо.

Самогоныч лишь долго и пристально глядел то на меня, то на эльфийку.

Мухомор бурчал, что спать не давали. Килька молчала и старалась не глядеть в нашу сторону, лишь изредка бросала немного завистливый взгляд. Она надула розовые губы, которые при общей бледности и больших глазах, придавали вид обиженного ребёнка.

Зато Куня совершенно беззастенчиво и без каких-либо комплексов приземлилась возле Рины, взяла себе большую чашку, зачерпнув самого пригорелого со дна котла, и выдала вопрос: «Ну, какой он в постели?»

Вопрос окончательно добил эльфийку, и та умчалась в фургон к сестре. А ведь я предупреждал. Впрочем, пофиг.

Когда Рина убежала, я откинулся и лёг на спальное место, заложил руки под голову. Мечтательно уставился в голубое небо с бегущими по нему небольшими облачками.

Рядом опустилась орчанка, тоже уставившись в небо.

– А у нас говорят, есть любовь с первого взгляда, и есть любовь с первого раза. У тебя какая?

– Отстань, – беззлобно пробурчал я, а потом встал, потянулся и вальяжно, словно ковбой киношного дикого-дикого запада ныне мёртвого материка, подошёл к фургону.

– Рина, лампочка моя ясная, дай бластер.

Девушка высунулась с оружием в руках и с растерянным видом. Я схватил её за запястье, притянул поближе и поцеловал в губы. Пусть все видят.

Вернулся к орчанке.

– Только один разок.

Было забавно наблюдать за этой особой радостно носящейся вокруг повозки, словно ребёнок с игрушкой. Завершилась беготня втеканием в землю палки, на которую водрузили старый котелок Мухомора. Гном ворчал, но с орчанкой ничего сделать не мог, ростом и силой не вышел. Вспышка, и жестяная ёмкость разлетелась на разные стороны яркими брызгами расплавленного металла.

А потом мы быстро собрались, затушили костёр и двинулись в путь.

Я привязал Гнедыша и трофейного коня к задней части фургона, сел на ко́злы и направил повозку в сторону Стеклодара.

Рина снова кипятила на газу в медной турке отвар из плесени, не обращая на меня внимания. И иногда казалось, этой ночи, полной тихих стеснительных стонов, частого горячего дыхания и жарких объятий, не было. Словно эльфийка запрятала все чувства в дальний ящик, от посторонних глаз подальше. Даже обидно.

Чтоб хоть как-то скоротать время, снова сунул за ухо дневник.

Лошади и так тянут телегу, а с дороги свернуть негде. Тем более она приподнята над полями. Лишь куски потрескавшегося и выгоревшего за эти века асфальта чередуются с поросшим травой щебнем. Иногда промоины и дыры закиданы битым кирпичом и галькой. Ведь дорога до сих пор важна, и её время от времени латали.

Путники встречались нечасто, потому как осень. Зерно, овощи, сено и разные товары уже распиханы по амбарам и складам или распроданы. Дожди загнали людей, ожидающих холода по тёплым домам и тавернам.

Стоило дневнику оказаться на месте, и я привычно шагнул сквозь вязкую пелену тумана в другой мир. Дорога плавно сменилась светлой комнатой с одним узким окошком у самого потолка. Кафельные стены и несколько жестяных шкафов со стеклянными дверцами дополняли неприглядную картину.

А перед Никитой сидел, откинувшись на спинку и выпуская в потолок струи дыма, знакомый уже анатомщик. Я хотел было поморщиться от вони курева, как это же сделал древний.

– Не курил бы, – пробурчал он на своего собеседника и помахал рукой, разгоняя клубы сизой отравы.

– У нас тут конец света, а ты хочешь провести лекцию о вреде курения, – с ехидной улыбкой ответил анатомщик и снова выпустил в потолок дым. – Ядерные бомбы куда вреднее, чем сигареты.

– Хватит придуриваться, зачем позвал? – произнёс Никита и опустился на стул. На колени лёг автомат. Одна из длинных белых ламп, висящих под потолком, неприятно моргала с лёгким тиканьем. Так и хотелось протянуть к ней руки и выдернуть из цоколей. Или разбить.

Наслаждающийся затянувшейся театральной паузой анатомщик, перед которым стоял небольшой, заваленный бумагами стол, потянулся и поднял листок.

– Да так, устал среди трупов. Хочу с живым человеком пообщаться.

– Ну, вот он я, пока живой. Говори, – устало произнёс древний. А ещё в голосе сквозила злость.

Собеседник криво усмехнулся.

– Ладно. Вот результаты томографии и анализов.

Никита взял листок и посмотрел на странную картинку, где словно в разрезе были изображены разные черепа. Неужели кого-то пилой распилили? Причём заживо.

– Ну, и что я должен увидеть?

Анатомщик отправил в потолок несколько сизых колец и неспешно ответил, будто растягивая удовольствие:

– Чёрная эльфийка и белая. Они внешне похожи, как мать и дочь. Даже искусственный интеллект, который я позаимствовал у криминалистов, выдал, что они родственны.

– Чему должен удивиться? Мама чёрная, папа альбинос.

– А тому, что у них абсолютно разная биохимия. Вообще разная. У чернокожей иной метаболизм. Иные белки и витамины. Кровь не содержит эритроцитов, а насыщена свободным гемоглобином. Даже структура клеток иная. Это действительно чужая форма жизни, лишь похожая на нас.

Я смотрел на анатомщика в белом халате глазами древнего и внимательно слушал, хотя и не понимал всего сказанного.

– А вот девочка биологически совместима с людьми. Это титанический труд – на базе одной формы жизни создать другую, но внешне идентичную старой.

Выслушав собеседника, древний опустил взгляд на листок и некоторое время молчал.

– И зачем? – спросил он, наконец.

– Ставлю блок сигарет и ящик коньяка, что дело в иммунитете. Наши микробы агрессивнее, чем у них, – анатомщик вздохнул и пристал со своего места. – Но ты не поверишь, от брака светлых эльфов и людей даже могут быть дети. Они создают замену себе, выращивают новое поколение на человеческом субстрате.

Никита улыбнулся и пробурчал:

– Ты один ящик уж проиграл. Гаш не покоряли эльфов. Они их создали.

– Половину, – отмахнулся анатомщик и пояснил: – Гномов-то они покорили.

– Хрен с тобой, давай половину, – снова пробурчал Никита, а собеседник подошёл к ближе и навис над древним. В глазах горел какой-то нездоровый огонёк.

– Больше того. Я отпрепарировал орков и этих… не знаю, как назвать. Тощие создания, похожие на помесь лесных эльфов с бледными поганками. Вроде бы беглые гомункулы. Они все выращены на базе человеческого ДНК.

– Это я понял, – огрызнулся Никита, поджав губы. – Мне нет разницы, что у них в биохимии, но ты же меня не для этого позвал. Что хочешь? Колись.

Анатомщик отошёл, затушил бычок и взял из пачки новую сигарету.

– Мы так и не достигли цели. У нас нет магов. Наша цель… эль… эль…

Человек недоговорил. Мир дёрнулся и наполнился цветной пургой.

– Эль, эль, эль, эль, – повторял анатомщик, словно заевшая пластинка. Он и сам дёргался, как ударенный током.

Цветная пурга звенела металлом и трещала белым шумом. А потом вдруг передо мной возникла надпись в красной рамке, словно кто картонку в воздухе повесил.

«Данные заблокированы».

И меня выбросило в реальность. От неожиданности чуть не упал с козл.

Не сразу пришёл в себя, поймал обеспокоенный взгляд Рины и снова надел дневник.

«Сбой тегов, – оповестил меня механический женский голос, – введите поисковый запрос».

Я нахмурился и забегал глазами по дороге, лошадям, лесу и небу.

– Если они пришлые, то откуда взялись?

«Принято».

За словами последовал новый нырок в чужие воспоминания. И он был не такой простой, как до этого. Он отдался болью в усталых ногах и кровью на разбитых губах. Он был с сиплой отдышкой и запахом деревьев.

Теперь вокруг был утопающий в лучах летнего солнца лес, белый-белый, пронизанный светом и казавшийся невесомым березняк. Ветер доносил запах листвы, сухих трав. А ещё он пах кровью, порохом и горелым железом.

И только впереди сплошной стеной стояло темнолесье, словно кто-то чёрную краску пролил на холст художника.

Древний шёл по поляне, развороченной взрывами, отчего на траве чернели большие воронки. Шёл мимо человеческих и эльфийских трупов. Из бронежилетов людей торчали застрявшие в них короткие, похожие на арбалетные болты, стрелы. Эльфы расстреляны из автоматов или нашинкованы осколками снарядов. Один человек был разорван пополам неизвестной силой.

– Какого хрена? Кто это, вааще, такие? – проронил Никита, поддев носком ботинка длинное ухо убитого тёмного эльфа.

Древний медленно ходил от одного тела к другому, разглядывая необычные трупы.

– Товарищ капитан! – послышался со стороны торопливый окрик, а затем к Никите подбежал запыхавшийся солдат. – Товарищ капитан, там это… того… пойдёмте, покажу.

Древний поторопился за бойцом, напряжённо стискивая пальцы на автомате. Лес, трупы, лес.

Затормозил Никита лишь у чужого леса, вернее, его обрезка. Ровненького, как по линейке.

Блестели, истекающие прозрачным соком идеальные срезы берёз с нашей стороны, и такие же срезы непривычных деревьев с темно-зелёной смолой. Даже травинки будто бритвой рассечены.

Но не только они. Там, за чужой линией, лежал, опрокинувшись навзничь, механический великан гномов. Его тоже располовинило, причём вместе с гномом-пилотом. Напротив него – половинка земного бронетранспортёра, в котором на днище лежал истёкший кровью солдат с отрезанными ногами и руками и половинкой автомата. Металлические края боевых машин, гномьей и человеческой, блестели начищенным зеркалом.

– Товарищ капитан, там пленный! – не унимался солдат, и Никита ускорил шаг.

Через полсотни метров показался небольшой отряд. Два солдата, озираясь по сторонам, держали под прицелом эльфа, которому заломил руки третий боец.

У эльфа всё лицо было в крови, и он непрерывно бормотал на своём языке.

Когда раздался ещё один голос, спокойный, выбивающийся из напряжённого эпизода прошлого, я испугался.

– Кто вы такие? Что вы делаете на нашей земле? – переводил этот голос.

Если бы я мог в этот момент облизать пересохшие от волнения губы, то сделал бы, но не мог. Это лишь воспоминание о былом, а не родное тело.

Не меньше пяти минут ушло на то, чтоб осознать, что раз это воспоминание, то ничто не мешает записавшему его древнему внести свои комментарии. Закадровый текст, как в том чёрно-белом кино, записанном на пенку.

– Это было досадное недоразумение, – грустно продолжил комментатор. – Виной тому бомбы, которые мы сами сбросили на сервера восставших машин. Это выдернуло эльфийские генераторы волшебства, струны, из их мира в наш. Выдернуло вместе с городами, построенными вокруг струн. И закостенелые многовековые гаш, просто не приняли тот факт, что так может быть. И как решить, где чьё? Территория наша, а деревья, дома и даже верхний слой грунта принадлежит им. Привычка быть непорочными и непогрешимыми, неумение договариваться – вот ключевые свойства гаш. Они не смогли принять новый мир. Принять, что теперь они – не единственная сила во вселенной. Так началась война. Будто нам было мало восстания машин.

Прошлое померкло, и я снова оказался на козлах. Не знаю, сколько на самом деле прошло времени, но от напряжения затекли спина, шея и ноги.

– Стой! – раздался крик Самогоныча. – Привал!

– Вань-Вань! Электрик! Оглох, что ли?!

– Слышу, – огрызнулся я и натянул вожжи, останавливая коней.

Оглянувшись, увидел осунувшуюся и посеревшую Кису. Рядом с ней, свернувшись клубком, спала уставшая Рина. Я пролез поглубже в повозку, укрыл девушку одеялом и поцеловал в щеку.

– Я боюсь, – вдруг произнесла девушка, не открывая глаз. Она поджала губы, а на глазах навернулись слёзы.

– Не бойся, мы успеем. До Стеклодара всего два дня пути.

Рина медленно покачала головой.

– Я словно лист, сорванный ночным ветром с родного древа. Несомая ветром, я не знаю, что ждёт меня впереди, как долго буду кружиться и куда упаду.

– Ой, да хватит этих эльфийских премудростей, – с улыбкой ответил я, сел рядом и легонько обнял девушку. Не укрылся от меня и усталый взгляд Кисы, которая вздохнула и потянулась за кружкой с лекарством. Младшенькая на полпути зашлась очередным приступом кашля, согнувшись пополам, так что пришлось самому передать ей резко пахнущее питьё.

А Рина продолжила.

– Я эльф только наполовину. Но этого хватит, чтоб пережить тебя на полвека. К тому же ты будешь стариться быстрее. Мне страшно хвататься за веточку, которая обломится.

– Как с вами, девушками, сложно, – пробурчал я и осторожно пролез к выходу. – Неужели нельзя просто жить? Без философии и заумства?

– Не уходи, – пролепетали Рина и ещё сильнее натянула на себя одеяло, – я запуталась. Я ничего не понимаю.

– Разберёшься в своих листьях и тараканах, позови, – проронил я. – Не собираюсь без спроса лезть в душу.

– Почему ты такой…? – с обидой начала девушка.

– Какой такой? – откинув край тента и остановившись, переспросил я.

– Никакой.

– А что я должен сделать? Взять паяльник и припаять твой ночной листик обратно на ветку? Замотать его изолентой?

Рина провела рукой по лицу, вытирая слёзы. А я вздохнул и глянул на небо, которому тоже было всё равно до наших неурядиц.

Спрыгнув, подошёл к Гнедышу и погладил конскую шею. На душе было хреново, но идти плакаться – это только вредить себе и ей. Знаем, проходили. Хорошо, хоть конь выслушает и не осудит.

– Вот какой же прост для тебя мир. О всяких девочках-коняшках не думаешь. Ешь, спишь, иногда меня катаешь на хребте. А я тоже запутался. И я, кажется, влюбился в эту длинноухую зазнобу. Почему не в нормальную девчонку из гильдии или родной деревни? Почему в эльфийку?

Мерин тихо всхрапнул и ткнулся мне мордой в ладонь, ища вкусняшку. А из фургона послышалось надсадное ревение.

– Слышь, герой любовник! – раздался позади громкий возглас Самогоныча. Послать бы его, но не сейчас. Потому, вздохнув, повернулся. Старшой искателей сидел на раскладном стульчике на обочине и строгал какую-то ветку.

– Чё?

– У нас правило, на обед готовим то, что жрут все. Это вечером готовим разносолы и вкусняшки по предпочтениям. А утром доедаем ужин.

– И чё?

– А то, что сейчас твоя очередь готовить.

– С хрена ли?! – возмутился я.

Самогоныч не ответил. Не успел. Он резко встал и заорал:

– Куня, твою мать, хватит играться с бластером! Иди, хвороста набери. Килька, хватит печалиться! Прикрой эту маньячку, чтоб суслики-каннибалы не изнасиловали.

– Это кто кого насиловать будет, – отозвалась понурая лесная эльфийка, кутаясь сильнее в чёрный плащ.

Самогоныч сплюнул и только собрался сесть на место, как выпрямился снова и прислушался к грубым голосам гномов, доносящимся из-за фургона. А там дело уже доходило до ругани. Самогоныч набрал в лёгкие побольше воздуха и закричал:

– Дед, блин, жук ты колорадский, а не барсук, хватит сраться! Мухоморыч, задолбал с самого утра! Вам напомнить поговорку?! Кто старое помянет, тому глаз долой! Дома будете выяснять гномьи хрени, у кого нора древнее! Вы меня слышите?! Я сейчас обоим по роже настучу!

Гномы затихли, зато послышалось звяканье стаканов. Старшой снова сплюнул и пробурчал:

– Мужикам по полвека, а как дети малые.

Он поднял на меня глаза:

– Не клюй мне мозг, мы в слуги не нанимались. Так что сегодня твоя очередь. Завтра твоей длинноухой цыпочки.

– А я в повара не нанимался.

– Хорошо, завтра готовлю я сам. Устроит такая справедливость? – огрызнулся Самогоныч и продолжил строгать палку, не дождавшись ответа.

Я шмыгнул носом. В принципе, готовить всё равно придётся, на троих или же на восьмерых, уже не принципиально.

Пока чистил и резал картошку, Куня с Килькой принесли хвороста. Так что быстро развёл костёр, налил воды в котёл и высыпал туда картошку и вытряхнул три банки консервов с цыплятами в собственном соку. Пока кипело, молча глядел на пламя и думал.

Все вокруг суетились, а я сидел. Гадостно было. Хорошо, не трогали, иначе бы точно сорвался.

Очнулся от тяжких дум, только когда поднявшаяся шапкой пена приподняла крышку и стала с шипением падать на угли. Тогда выругался и стал помешивать, мысленно ругая и себя и эльфиек. Ну, не идиот ли?

Вскоре обед был готов, я стукнул кулаком по земле, набрал две чашки нехитрой похлёбки и подошёл к фургону.

– Рина, – тихо позвал я. Думая, что девушка буркнет что-то типа «уходи, оставь меня одну», или просто станет играть в молчанку, но тонкие руки быстро сдвинули полог, и на меня с нетерпеливым ожиданием уставились большие карие и сильно зарёванные глаза эльфийки-полукровки. Девушка замерла, вглядываясь в моё лицо. А губы замерли всего в десятке сантиметров от моих и готовы были податься ещё ближе. Но она чего-то ждала. И я должен был что-то сказать.

Чуть не брякнул: «Кушать подано». Вместо этого, собрался с силами и мозгами, старясь не выглядеть слишком пафосным:

– Я могу подать руку и предложить помощь, и только твой выбор, принять их или нет.

И протянул чашку с горячей едой.

Рина быстро расплылась в улыбке и приняла еду.

– Эй, герои любовники! – закричал Самогоныч. – Давайте быстрее там со своими шекспировскими страстями! Быть или не быть?! Молилась ли ты на ночь, о, Джульетта?! И прочее! У нас гости!

И старшой искателей клацнул затвором винчестера.