Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика

Глава 25. Новый поворот

Рина стояла на коленях возле сестры. Она держала в руках серебряную ложечку и протягивала Кисе только что процеженное лекарство.

Больная же, укутанная в одеяло, сильно сгорбившись, сидела на складном стульчике. Её трясло от жара. При этом девушка часто закашливалась до посинения лица и сдавленных сиплых вдохов.

Юную эльфийку было жалко, но сейчас вся моя помощь сводилась только к поиску дров и кипячению воды. Жизнь младшенькой зависела от умений старшей сестры в разведении лечебной плесени и целебных ростков.

Я ещё раз со вздохом поглядел на эльфиек и достал из фургона и проверил на всякий случай полиспаст и ручную лебёдку, такими и телегу из грязи вытянуть можно, и грузы на толстой ветке поднять. Всё же, Кор был опытным странником и заложил в повозку много чего действительно полезного.

Гномы ушли, забрав с собой голема, и теперь вытаскивать фургон из леса придётся своими силами. Всего четыре лошади, включая трофейную, и я сам взялся за снаряжение. Не привлекать же девушек к тяжёлым работам.

Время не ждало, поэтому запряг в фургон всех четверых скакунов попарно так, что одна пара вслед другой. Благо, и это древний эльф предусмотрел. Хотя при такой компоновке и с этой упряжью, придётся идти впереди коней и тащить первую пару под уздцы. Но расчёт снаряжения был явно на плохую дорогу, где не разгонишься. Как бы, не скоростной дилижанс.

Ещё меня беспокоил разбойник, которого по глупости отпустил. Но сделанного не воротишь, придётся идти вперёд и смотреть в оба глаза, и слушать в четыре уха. Если выживу, заведу собак. Желательно, лаек или овчарок, чтоб зверьё и бандиты не смогли подобраться поближе. На одного Гнедыша надёжи мало, особенно против людей, которых он не боится.

Пока готовил наше вызволение, ко мне, закутавшись в одеяло, подошла Рина. Она молча встала и принялась глядеть на мою работу. Лицо усталое-усталое. Глаза потускнели, под ними мешки. И двигалась еле-еле, словно питающий её внутренние моторчики ветряк-генератор попал в штиль. Даже гордость эльфийского народа – длинные и острые ушки – поникли, хоть на проволочку насаживай, чтоб стояли.

– Как Киса? – тихо спросил я, застёгивая лямки. Уже и сам провонялся едким конским потом. Доеду до города, сдам всё в прачечную, чтоб самому не возиться, и залезу в горячую ванну откисать.

– Плохо, – ответила Рина. – Я дала лекарства, но этого мало. Ей нужен лекарь и покой.

Девушка кивком указала на коней.

– Когда тронемся?

Наступил мой черёд отвечать:

– Сегодня. Если повезёт, то до темноты доберёмся до дороги. Придётся прямо там переночевать, а утром двинемся в путь. А в какую сторону поедем, тебе решать, но повторюсь. В Новомартыновске нас могут ждать с засадой, чтоб не пустить в город. Мы и так слишком много узнали. А как только доберёмся до аптечной общины, поднимется переполох. Наш долгий маршрут в Стеклодар даст им время подготовить пути к отступлению, не стоит загонять крысу в угол, кусаться начнёт. Лучше шепнём на ухо Кору, пусть сам разбирается. Но не удивлюсь, если мэр, или кто там на самом деле, будет всё отрицать, а этих недоумков грохнут свои же.

Рина медленно огляделась по сторонам. Взор блуждающий, отрешённый, словно сил больше не было жить.

Девушка тяжело вздохнула и вдруг достала из складок одеяла маленькую чашечку с чахлым ростком, похожим на одуванчик, разве что торчащие из бутона лепестки готового вот-вот распуститься цветка были цвета топлёного молока.

Рина с тихим щелчком оторвала стебелёк и протянула мне. На изломе проступил белёсый сок.

– Попробуй, – тихо произнесла девушка, глядя на меня.

Я сперва скосился на росток, размышляя, как быть, а потом взял и сунул кончик в рот.

– На вкус как сгущёнка. Только горчит немного и не очень сладкая.

Рина легонько кивнула.

– Я заставила растение производить почти те же вещества, что и корова. И добавила сахар. Углеводы проще всего на растениях делать. Но времени на созревание не хватило. Вот когда доспеет до воздушных семян, тогда будет не отличить.

Эльфийка опустила глаза, чему-то горько улыбнулась и снова посмотрела на меня.

– Ты обещал, что откажешься требовать долг, если я сделаю сгущёнку. Я сделала.

Я поджал губы. Не ожидал такого поворота событий.

– А как же поцелуй? – постарался зацепиться за последнюю соломинку.

– Это была ошибка. Я была напуганная, растерянная, уставшая.

– Ты в точности как твоя сестра. Хорошо, я сдержу обещание и не стану требовать долг, – пробурчал я и добавил слова, которые давно стремились слететь с губ. – Не очень-то и хотелось.

Последнее произнёс, наверное, даже излишне грубо.

Рина опустила руки. Стеклянный горшочек выскользнул из её пальцев и с глухим стуком упал под ноги. Девушка лишь молча посмотрела на него, не став наклоняться и подбирать.

Я резко отвернулся и принялся заново проверять упряжь. В душу, словно заноза, воткнулась обида. Часто сравниваю внутренние порывы и чувства с электричеством, но сейчас не тот случай. Это не удар током от внезапного озарения. Не короткое замыкание ярости. Не тёплый ламповый свет приятных эмоций. Не угасание усталой батарейки. Нет, заноза и есть заноза.

Снова раздался надсадный кашель Кисы, спрятанной в повозке. А потом ощутил, как моей спины коснулись тонкие девичьи пальцы, и замер. Пальцы медленно заскользили вперёд, сомкнувшись в объятье, а затем Рина уткнулась лбом мне между лопаток.

– Я не хотела, чтоб это был именно долг, – прошептала она.

Воистину, проще в эклектической схеме большого лампового кампутера разобраться, чем в женской душе.

А девичьи пальцы скользнули вниз и остановились на ремне брюк. Я затаил дыхание, ожидая маленького, но очень приятного волшебства, но, увы, магии не суждено было сбыться. Да и сам понимал, что сейчас не время и место, но сердце забилось, как у прыщавого юнца. На губах сама собой появилась улыбка. Надеюсь, это не очередной обман, и девушка не дёрнет вниз рубильник намерений, обрывая ток своих чувств.

– Я запуталась. Я не понимаю, как быть, – зашептала она. – Проще было бы вернуться в общину и забыть поход, как сон. Я хочу этого… И не хочу. Мне тяжело, страшно и больно, но это мой выбор. Это цена моей свободы.

Рина горько вздохнула и продолжила:

– Наверное, я не люблю тебя, но мне с тобой безопасно и просто. В тебе нет лицемерия и лжи.

Я не смог сдержать лёгкий смешок. Не ожидал такого поворота пути, таких откровений. Вроде бы, вот оно, запретный плод сам сейчас упадёт в руки, но клубника получается горьким привкусом. Я-то сам оценён не как яркая дорогая лампа, а как та, которую можно позволить и лишь мириться с выбором. Каждый день уговаривать самого себя, мол, пусть тусклая, зато светит, и ладно.

– Лучше синица в руках, чем журавль в небе? – тихо спросил я.

– У нас есть другая пословица, – вздохнула Рина. – Тянись к тому плоду, что сорвать можешь.

– А не боишься попасть потом в другую ловушку? Серый быт. Чужая для всех.

Начала очередь Рины тихо засмеяться.

– Я и так чужая для всех. Я и так бежала от серого быта. Давай просто попробуем.

– А ты раньше любила?

Рина вздохнула, задержавшись с ответом. Лишь потом родились осторожные слова.

– Последние сто пятьдесят лет у нас в общине есть традиция. Все девочки влюбляются в Кора. Потом плачут, пряча слёзы от других. Потом бросаются в объятия первого встречного, думая, что Кор, который всегда приветлив и добр к своим, будет ревновать. Потом смеются, вспоминая эти слёзы. А после вздыхают с теплом о глупой безответной любви. Лишь бабушка смогла заполучить Кора себе. И да, я тоже плакала по этому идеалу эльфийского рода, тоже раз бросилась в объятия, тоже смеюсь, вспоминая. А ты?

– Дважды сходился с женщинами, но не получилось. Я привык странствовать. А они хотели меня посадить на цепь. Не смог.

Рина снова усмехнулась.

– Бабушка тоже подолгу ждёт Кора, который всегда уходит из дома, словно кот. И уже полтора века не гаснет их любовь.

– Старый драный кошак. Вольный хищник, – усмехнулся я. – Киса сейчас тоже по традиции влюблена в Кора?

– Да, – проведя носом по моей спине, ответила Рина и замерла.

Мы бы так и стояли, боясь нарушить момент, но из фургона снова раздался надсадный кашель.

– Иди, – тихо произнёс я.

Девичьи пальцы нехотя соскользнули с меня. Рина лёгким бегом умчалась к сестре. А я задрал лицо к небу. Мелкая морось падала на щёки, нос и губы, но уже не казалась такой противной. Скорее досадным недоумением. Верхушки деревьев с немым любопытством склонились надо мной, перешёптываясь на ветру, обсуждая нас. Как жизнь человека мимолётна для чистокровного эльфа, так и сам эльф промелькнёт яркой вспышкой мимо тысячелетней сосны или дуба. Может, потому эльфы и чтут Великое Древо, что ощущают над собой груз многих десятков веков, недоступных им самим. В природе эльфов почитать возраст, ибо тоже долгожители.

Я вздохнул, погладил стоящего смирно Гнедыша и в третий раз пробежался по упряжи. Уж кастрированному мерину точно неведомы мои переживания. Как-то сама собой снова поплыла улыбка. А потом…

А потом за спиной раздался громкий хриплый крик, принадлежащий незнакомой личности.

– Какого хрена?!

Схватившись за ремень ружья, я быстро развернулся.

– Тихо, парниша, не шали! Пушку опусти!

Я стоял и глядел на небольшую весьма колоритную компанию. А на меня, в свою очередь, были направлены многочисленные стволы ружей и револьверов и стрелы арбалетов.

Всего их было пятеро. Два гнома, причём из разных кланов. Человек, которого я тоже сперва принял за подземного коротышку. Молодая орчанка. И некто не очень высокий, до изящности тонкий и укутанный в чёрную одежду с глубоким капюшоном. На лицо намотан чёрный платок, отчего только глаза блестят.

Честно, не знал, как на это реагировать. Один гном, с чёрно-белой бородой из клана Барсука-оборотня. Второй из клана Золотого Червя. У него борода крашена ярко-оранжевой краской, а от середины лба до кончика носа шла ядовито-красная полоса. Но проблема в том, что эти два клан люто ненавидят друг друга. Даже в воспоминаниях Никиты видел эпизод, когда гном вырезал другого из боевого великана. Оба вооружены самозарядными арбалетами.

Человек был лет пятидесяти с пышными белыми бакенбардами. На нём помимо заправленных в резиновые сапоги штанов был надет прямо на голое тело бронежилет. Сверху желтоватый дождевик, распахнутый настежь. В руках помповый дробовик. Весьма примечательным был жетон гильдии химиков, свисающий с шеи на цепочке.

Орчанка же молода и достаточно симпатична… для орка. Всего тела не видно, но в носу блестело золотое кольцо, на ушах серебряные клипсы, на шее золотая цепочка с несколькими жетонами. Уши орков тоже острые, но не такие длинные, как у эльфов. Из одежды разгрузочный жилет поверх футболки, шорты цвета хаки, зелёный дождевик. На ногах ботинки с высокими берцами. Говорят, когда-то, ещё до конца света, жила прародительница гильдии сталкеров по имени Лара Крофт. Так вот, передо мной был орочий вариант этой легендарной личности. В руках у орчанки – точно такой же револьвер, какой мне достался от разбойника в качестве трофея, и обрез вертикалки двенадцатого калибра.

У фигуры в чёрном в руках блочный лук, хотя она явно не брезговала и револьверами. Во всяком случае, у неё на поясе висела кобура с огнестрелом.

– Мухомор, – произнёс гильдиец и, судя по тому, что отдавал команды, старшим был именно он, – обыщи. Дед, глянь в повозке.

– Всегда пожалуйста, – пробасил рыжий гном с ехидной физиономией на лице и медленно приблизился ко мне. Значит, красного червяка зовут Мухомором, а Дед – из барсуков.

Чёрно-белый долго и тоскливо сокрушался на гномьем, пока шёл к повозке. Он суетливо заглянул внутрь, а потом отпрянул, ибо из-под тента раздался протяжный визг.

– Самогоныч, тут девушки. Длинноухие, – протянул гном и снова забормотал.

– Разберёмся, – пробурчал человек, держа меня на мушке. – Килька, прикрой Деда.

На этот раз почти бесшумно, как тень, двинулась фигура в тёмном. Она пошла по дуге, держа лук на изготовку, но не натягивая тетиву. Не сомневался, что мастерски опрощается с этим оружием, и тот, кто захочет её пристрелить, не успеет выхватить пистолет.

Я медленно поднял руки и так же медленно проводил взглядом барсучьего деда, который ощерился, пригладил крашенную, как шкура зебры, бороду.

– Да́мышни, прошу на свежий воздух.

– По почкам их, и за уши вытаскивай, как крольчих из клетки, – прохрипел рыжий гном, который быстро отобрал у меня ружьё, и принялся хлопать по карманам.

Я не обращал на него внимания, обыскивает и обыскивает. Хотел бы убить, уже убил. Сам глядел на то, как сестры растерянно и устало спускались на землю. В глаза читался страх и недоумение, мол, ну сколько можно? Мы же уже победили.

Направление взгляда не укрылось от человека по кличке Самогоныч. Он прищурился и ухмыльнулся.

– Самогоныч, – прокаркал Мухомор, хлопнув меня по груди, отчего я чуть не закашлялся. Лапища у коротышки была тяжёлая. – У него жетон электрика, несколько пистолетов и полный кошелёк. Берём?

Главарь с бакенбардами ответил не сразу. Он сперва некоторое время пристально глядел на меня, потом на моих спутниц. Раз вздохнул. Раз цокнул языком и легонько покачал головой, словно спросил сам с собой.

– Ещё раз повторюсь! Какого хрена?! – звучно и басовито, словно те же гномы, заорал он. – Мы идём! Там падальщики уже человечьи трупы обгладывают, здесь долбанутый током с двумя ушастыми ошивается, а наш милый погребочек превратился одну сплошную воронку! У меня чуть сердце не остановилось! Кто мне ответит?!

Бакенбардный Самогоныч протянул дробовик орчанке.

– Куня, подержи, а то я сейчас кого-нибудь пристрелю без разбирательств.

Эльфиек подтолкнули ко мне поближе, и мы так и стояли с поднятыми руками, глядя на устроенное представление. А коренастый мужичок совсем разошёлся.

– Мы ночей не спали! Мы неделями не ели! А тут э-э-это-о-о!

Он указал сразу двумя протянутыми рукам на воронку.

– Подвесить бы кое-кого за ноги на ветке, и подождать, пока кровососы всю кровь не высосут, – понизав голос и подойдя вплотную, протянул он и внезапно заорал, отчего Рина вздрогнула, можно сказать, чуть на месте не подпрыгнула. – А ну, живо отвечать, что вы здесь забыли?!

– Это… мы от бандитов убегали, – начал придумывать на ходу отмазку. – У меня брат – сталкер, рассказывал, что у него тут убежище. Мы пришли, а здесь уже была воронка.

– Да-да-да, – залепетала Рина, которая скосилась на закашлявшуюся сестру, – мы только разок внутрь глянули. Вытащили эту штуковину наружу, и внезапно ангел прилетел. Он и взорвал всё.

Я закатил глаза и вздохнул.

– Да-да-да. Так и было, – испуганно повторила Рина.

– Так уже было, или вы вытащили, а ангел взорвал? – растянувшись в ехидной улыбке, переспросил Самогоныч.

– Ангел взорвал.

– Так и было, – в голос ответили мы с девушкой и переглянулись.

– Я же говорил, не надо было брать тот цилиндр, – мягко протянул Дед за нашими спинами.

– Это не давало им права лезть в погреб, – процедил Самогоныч и протянул руку. Мухомор шмыгнул носом и протянул ему охапку оружия. Тут уже раздался восторженный визг орчанки Куни.

– Какая прелесть! Самогоныч, можно я его убью, а эту пушечку себе заберу?!

Она прижала к себе руки и встала на цыпочки, как девочка, которой показали большую красивую куклу.

– Страшная девка, – пробасил Мухомор. – Наш бухгалтер. Даже на ведро водки серебрушку не выклянчишь.

– Куни-Куни, лапочка-когтяпочка, – подал голос Дед. – Будь добра, отойди подальше.

Орчанка вопросительно поглядела на своего спутника, и тот пояснил:

– Ты сейчас от радости лопнешь и всех забрызгаешь.

Я не сдержался и медленно-медленно повернулся. Всё равно убивать не будут. Нас будут сейчас разводить на деньги, как гном кроликов.

В тот момент, когда чёрно-белый дед-барсучара достал из-за спины бластер, орчанка взорвалась истошным криком. Она долго что-то орала на своём. А потом выдохнула и произнесла по-русски:

– Можно, я его подержу? А можно, пальну разок?

– Цыц! – рявкнул Самогоныч, и Куня притихла. – Чё там про брата квакнул? – подойдя поближе и глянув снизу вверх, спросил он у меня.

– Ну, брат у меня сталкер. А это его погреб.

– Позывной.

– Что? Кличка?

– Это у собак и бандюков клички! У сталкеров позывные! – прорычал мужик и насупил брови.

– Не знаю. Сидоров он.

– А похож, – протянул Дед.

Стоящий за спиной Мухомор схватил меня за цепочку с жетоном и с силой натянул, как удавку, я даже поперхнулся.

– Вроде сходится. Он говорил, что у него младшо́й в гильдии.

Гном отпустил цепочку, и я закашлялся.

– Цыц, – снова рявкнул Самогоныч. – Не верю я про брата. Думать буду.