Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика

Глава 20. Дурные сны

Воспоминания. Я ожидал войнушки и получил её.

Древний, коего звали Никита, сидел и смотрел перед собой. Перед ним был сбитый из синей жести забор. Часть листов выгнута, словно сквозь них ломился бронеед. Часть изрешечена пулями до состояния решета. Стоящая чуть сбоку калитка выдрана с петлями и лежала на изрядно подпорченном газоне.

Из-за забора виднелась зелёная черепица крыши дома. Поднимался жирный чёрный дым. Нестерпимо воняло горелой резиной.

– Надо уходить, – произнёс Никита. – Данила, надо собрать людей, и уходим.

– Нет никого. Мы вдвоём остались, – ответил кто-то сбоку.

Древний повернул голову и я смог увидеть уже знакомого здоровяка, разве что он казался слегка моложе, чем раньше. Наверное, это более раннее воспоминание. Здоровяк тоже сидел, прислонившись к изрешечённой пулями кирпичной стенке. Он поставил оружие «пулемёт» межу ног, уперев прикладом в щебень и направив ствол в небо. Глаза пусты. На лице и руках кровь и машинное масло, смешанные воедино.

А ещё та улочка, на которой ровненьким рядочком стояли домики, завалена телами человекоподобных машин. Чуть подальше горели жарким пламенем два автомобиля.

– А Валька? А Серый? – переспросил Никита.

– Вальку придушил бельевой верёвкой андроид. У Вальки патроны кончились, вот и добрались уроды до него. Серого переехал беспилотный джип, – сиплым голосом здоровяк.

Никита молча опустил глаза в землю, а затем встал.

– Страутеры целы?

– Нет. Они тоже взбунтовались. Пришлось пристрелить как хромую лошадь. Связи тоже нет. Ни сотовой, ни спутниковой, ни по обычному радиоканалу. Наверняка наши обрубили, чтоб локализовать вышедших из-под контроля роботов. Конечно, ещё есть вайфай и блютус, но зато не глобальная сеть.

Здоровяк вдохнул. И добавил:

– Если бы это случилось в городе, был бы судный день. Миллионы жертв.

Никита медленно опустил руку, открыл висящий на ремне подсумок и достал магазин с патронами.

– Это последний, – произнёс он, а потом пошёл вдоль улицы прочь. Глаза его бегали по щелям в заборах, прорехах выломанных ворот и окнам домов. Палец лежал на спусковом крючке.

Я не знаю, что творилось на душе у древнего, но чувствовал, как колотилось его сердце. Чувствовала резь в глазах. А ещё прихрамывал, болела нога, но он всё равно старался идти ровно. И даже спину держал нарочно прямой. Но через полсотни шагов Никита остановился.

У его ног лежал худощавый пластиковый робот, похожий на манекен, какие бывают у портных. Несмотря на несколько дырок от пуль в груди, он всё ещё шевелился.

Никита часто задышал, а потом достал из ножен, подвешенных у ключицы, нож, сел и стал часто колоть андроида. Лезвие с рустом проламывало пластик. Вскоре робот обмяк. Из дырок пошёл дым.

– Никита, хватит! Это не человек, ты ему даже больно не сделаешь.

Древний не ответил. Он перевернул робота на спину и поддел ножом небольшую пластиковую крышку. Почему-то вспомнился голем у гномов. У того так же на спине капот был.

Крышка с щелчком отскочила, дав рассмотреть потроха. И святые электроны, то что я увидел, было совершенством. Не просто провода, клеммы и лампы, а тонкие, как берёзовый лист, пластинки, полупрозрачные плоские ленты с медными дорожками и мелкие-мелкие детальки.

Никита ещё раз ковырнул, а затем ухватил пальцами и вытащил небольшой, словно вырезанный из картона квадратик.

– Надо доставить жёсткий диск в штаб. Пусть программисты выпотрошат. А не смогут, сам к их башке ствол приставлю.

Никита сунул квадратик в карман, встал и огляделся. Его взгляд остановился на немного помятой машине. Подойдя к ней, древний вытер губы тыльной стороной ладони, поднял с земли камень и вышиб стекло.

– Сможешь завести? – раздался за спиной голос здоровяка.

– Это допотопное говнище? Да, – ответил Никита и принялся бить прикладом по замку под рулём. Не получилось. Тогда он прищурился и два раза выстрелил. Когда, наконец, отломал замок с корнем, взял несколько проводов и посмотрел на друга: – Это сейчас единственная машина, которая не умнее человека. И вирусы ей не страшны, из всей электроники – десяток реле. Не кинется людей убивать. Радуйся, что мы за городом, в мегаполисе таких не сыщешь.

Вскоре пол капотом натужно загудело, и автомобиль заурчал двигателем.

Воспоминание древнего померкло, выдавливая меня в мой мир, словно из сновидения. Я снова оказался под фургоном, зажатый с двух сторон голыми эльфийками. Сквозь подстилку чувствовались неровность, сосновые шишки и сухие веточки. Под подушкой неудобно лежала охапка хвороста.

Я тяжело вздохнул, убрал дневник в карман и уставился в полночную тьму. Неподалёку изредка топали копытами и фыркали стреноженные кони. Стрекотали сверчки. Пищали летучие мыши. Где-то далеко выли волки. Но сейчас ранняя и пока ещё тёплая осень, волки не будут связываться с людьми, им безопаснее мышковать и гонять зайцев, собирать птичьих слётков. Даже синие псы лишь шли по следу бронееда, как падальщики за крупным хищником.

Ощутив тепло девушек, я облизал губы и ползком выбрался из-под повозки, потянув с собой ружьё. Не спится. И вряд ли смогу до утра уснуть.

Когда выполз, встал перед потухшим костром и посмотрел в небо, где мрак пытались разогнать Млечный Путь и редкие небольшие облачка, освещённые встающей из-за горизонта луной.

Небо, звезды, черные кроны деревьев, но перед глазами до сих пор стояла улочка с похожими и непохожими на людей роботами и горящими машинами. С кровью людей на пластике.

Вспомнился страж руин. Я чиркнул зажигалки, которую опустил пониже, осветил пятачок под ногами и прикрылся от пламени ладонью, чтоб в глаза не слепило. Подошёл к Гнедышу, достал из седельной сумки руку, и поднёс язычок пламени к конечности андроида. Запахло горелым мясом, точь-в-точь как от стража руин, в которого попали из бластера. Словно у обоих было одно и та же искусственная плоть. И проводки с плечевым суставом тоже раскалились докрасна, потому что металлические. Выходит, что страж – сам сокровище, пережившее пять веков.

Пятьсот лет. Это же какая у него должна быть батарейка, чтоб столько времени заряд держать? Или у него там генератор.

Я тряхнул головой, отгоняя мысли, словно те роились и жужжали как назойливые комары. Не нужны они сейчас. Сейчас бы просто выбраться из дурацкой ситуации. И сперва надо проверить, караулят ли нас до сих пор разбойники. Если нет, дотянем с помощью лебёдки фургон до нормальной дороги и двинемся дальше в путь.

Но извини, Киса, не успеть тебе на праздник первого поцелуя. Будешь с белочками и зайчиками целоваться, они такие же ушастые.

А если разбойники сунутся сюда?

Нет, не сунутся. Понимают, что в фонящем лесу не только зверьё опасно. Здесь и засаду устроить проще простого. Один стрелок легко заставит отступить два десятка врагов.

Я убрал руку робота на место и вынул нож из ножен. Вспомнилось, что древний держал его не на поясе, а у ключицы. Приложив клинок поближе к плечу, представил, что у него там место, и как быстро его выхватываю. Получается только обратным хватом. Но носить удобно, только когда часто ползаешь по-пластунски или двигаешься в тесных щелях и руинах. Если стану сталкером, буду так носить, а сейчас нет.

Сунул нож обратно, в ножны на поясе.

Сбоку хрустнула ветка. Я быстро погасил зажигалку, скинул с плеча ружьё и щёлкнул предохранителем, вглядываясь во тьму.

– Ай, – раздался тихий возглас одной из девушек. Какой именно, не понял.

– Кто там?

– Это я, Мита. Я в туалет, а тут колючки.

Я выдохнул, выслушав младшенькую, и молча подошёл к потухшему костру. Его можно было различить по тлеющим под слоем пепла углям, и на ощупь нашёл котелок с ухой, поднял и отхлебнул прямо через край. Всё-таки жирная рыбка, интересно, как называется?

Снова захрустели веточки и зашуршали листья. Глаза уже привыкли к темноте, и стало видно, как едва заметным белым силуэтом, уподобившись привидению с вытянутыми перед собой руками, эльфийка кралась у спальному месту.

– А что ты мне говорила, что я бесстыжая тварь и таращусь на тебя? Сейчас вон нагишом разгуливаешь.

– Это когда мы от стража убегали? Так мне плохо было. Тошнило. Я же некрасивая была, – отозвалась Киса, и я ухмыльнулся.

– У эльфов нудизм в порядке вещей?

– Так меня же не видно. Да и вещи ещё не высохли.

– Ещё как видно, – съязвил я, заметив, что девушка слегка сгорбилась и прикрыла руками интересные места. Вот ведь абсурд. То голышом прижимаются ко мне, то боятся, что разглядывать буду.

– Я думала, люди в темноте слепы, как курицы, – отозвалась Киса.

Я почесал в затылке.

– Обрадую. Не как сова, но вижу. А ещё в лесу сыро и холодно. Вещи до завтра точно не высохнут. Придётся весь день либо под фургоном прятаться, либо нагишом по поляне разгуливать.

Белая клякса застыла на месте. Послышалось недовольное бурчание на эльфийском. Но вскоре девушка нырнула под фургон и укрылась одеялом.

Я сел у кострища и поворошил веточкой пепел. Потом подкинул хвороста, положил бересты, опустился на колени и стал осторожно дуть. Вскоре по тонким полоскам берёзовой коры побежали язычки пламени. Я прикрыл огонь тонкими веточками. Через пять минут костёр стал разгораться. Хворост затрещал. Вверх потёк дым.

Я вытянул руки, наслаждаясь теплом. И как-то незаметно для себя уснул.

Красочный сон, как ему и полагается, начался на полуслове, как вырванная середины из книги страница, но при этом ты не удивляешься ни месту, ни окружающим тебя вещам.

Мы стоим на дороге. Фургон. Лошади. И ко мне медленной, вызывающе эротичной походкой приближается обнажённая Рина. Девушка томно глядит мне в глаза, а оказавшись рядом, принимается неспешно и дразняще расстёгивать пуговицы на моей рубашке.

– Вань-Вань, – произносит она бархатным голосом, – почини меня.

Даже сквозь сон я удивляюсь. Но руки сами собой достают откуда-то скальпель, паяльник и изоленту. Рина наклоняет голову, мои руки ложатся ей на волосы, и начинают срезать скальп. По пальцам бежит чёрная, как отработанное моторное масло, жидкость. Под скальпом оказывается не мозг, а плотно утрамбованные радиолампы и многочисленные спутанные провода. Посередине воткнут точно такой же квадратик, как тот, что вырезал из робота Никита. Жёсткий диск. И даже пописан он карандашом красивым эльфийским письмом: «Рина».

– В этих женщинах хрен разберёшься, – бурчу я и трогаю проводки. – Вроде, всё целое.

Кладу скальп на место.

Рина поднимет на меня глаза, придвигается ближе и жарко шепчет:

– А хочешь, мы будем втроём?

Я не успеваю спросить, как меня отрывают от земли сильные руки. По логике вещей, я не могу толком ничего видеть, но это же сон. Потому словно со стороны вижу большого голема, который прижимает меня к себе. Голем оказывается женщиной. У него большие железные сиськи с болтами вместо соков, а между ног большим сверлом проделана дырка, из которой бежит по коротким кривым ногам густое моторное масло.

– Сестрёнка, он мой, – шепчет женским басом голем.

Он очень холодный, аж всё нутро сводит, словно на льду валяюсь, и прижимает меня ещё сильнее. Если бы это было на самом деле, у меня бы уже треснули рёбра и сломались руки. Но это сон, и я просыпаюсь.

– Бред, – сразу же сорвалось с моих губ. – Приснится же хрень.

Я поёжился от утреннего холода и оглянулся на фургон, под которым спали девушки. Уже светало, и было видно, что они закутались в одеяло с головой.

Но смех смехом, а прибор, который ангел назвал подавителем, ни мне, ни гномам больно не сделал. А вот голему и эльфийкам – да.

– Не-е-е. Точно, бред, – повторил я, ещё раз тряхнув головой, и принялся собирать хворост, чтоб вскипятить воду.

Утро выдалось холодное. Осень начла потихоньку намекать, что скоро её смена. Скоро хмурая полногрудая женщина в золотом дождевике будет принимать по описи наши земли. Станет проверять дожди на исправность. Пробовать жёлтую краску для листьев и травы. Трясти спелые фрукты и торопить людей с уборкой урожая.

Осенью гномы, словно муравьи, закупоривают свои жилища и убирают торговые палатки с открытых мест. Усиливают сбор сена для кроликов.

Осенью эльфы запасаются углём и дровами для теплиц. Многие из них во время холодов подаются в паломничество к Великому Древу.

Что делают другие народы, не знаю. Они слишком загадочны.

Я вздохнул и подвесил котелок с водой над огнём.

Зашуршало. Это эльфийки стали выползать из-под фургона, словно сонные лисички, вылезающие из норы. Они та же зевали и потягивались.

Я старался не смотреть на них, но всё равно невольно бросал взгляд. Младшая, прячась за повозкой, так что только ноги виднелись, быстро оделась. Старшая же просто завернулась в простыню, как гусеница в кокон, обулась и неспешно пошла к кустам.

– Лампочка ты моя ясная, ты бы не ходила в мокром. Не лето на дворе, – произнёс я и поглядел на небо. Вроде бы ясное, но верхушки деревьев стали раскачиваться и шуметь от ветра. Дождь бы не пошёл, а то осень – баба капризная, что хочу, то и ворочу.

– Влага свежему листу только во благо, – отозвалась эльфийка какой-то поговоркой и отмахнулась от меня.

– Но ты же не кочан капусты и не помидорка, чтоб тебя поливать, – с натяжкой произнёс я. Ещё не хватало очень юного и очень зелёного ушастика простудить. Тогда точно устроит истерику по пропущенному первому поцелую.

Эльфийка снова отмахнулась, разгуливая в сыром платье. Она села рядом с костром и принялась черпать уху ложкой прямо из котла. Дичает. Так скоро и появится порода «дикие эльфы».

Вскоре и Рина вышла из зарослей и села рядом. Послышалось голодное урчание, и эльфийка, вся такая в простыне, как из бани, сглотнула слюну.

– Сейчас бы обычной сдобной булочки, – протянула она. – С обычной сгущёнкой.

Я хмыкнул и решил выпендриться. Благо, настроение соответствующее. Эти две барышни уснуть не дали своими голыми обнимашками. А вот дали бы кой-чего – уснул бы как младенец. Но нет же, мы же гордые дети Великого Древа.

– Просто сдобная булочка? Просто сгуха? А тебе слабо самой испечь и сварить?

– В чём подвох? – с растерянностью на лице спросила Рина. Она поплотнее прижала к себе края, опасаясь сквозняка. К ней быстро подползла Грелка, которую девушка подняла и посадила на колени.

– В том, что ты не сделаешь. Кишка тонка. Для сдобы нужны дрожжи. А для сгухи – руки прямые.

– Я не дура на поводке, я даже не буду этим заниматься, – вздёрнув носик, ответила Рина.

– То есть, ты хочешь долг по полной программе? – расплывшись от уха до уха, съязвил я.

Девушка смерила меня взглядом с ног до головы и что пробурчала на эльфийском. Что-то очень ядовитое. Даже без перевода слова показались концентратом кислоты.

Она отвернулась и демонстративно начала колдовать.

Я сел, налил себе похлёбки и стал наблюдать. Девушка водила руками, что-то чертила и писала в воздухе пальцами, доставала блокнот и проводил долгие вычисления в столбик. А перед ней возникали разноцветные светящиеся геометрические фигуры и символы.

И тут как раз в разговор вклинилась Киса:

– А ты знаешь, что сестра не просто волшебница. Она мастер ветви жизни третьих высот. Сейчас вспомню слово на вашем. Чудное такое. Она маг-генетик. Она самые лучшие дрожжи сделает. И твою сгуху в пробирке вырастит. И тесто изо мха создаст.

Рина что-то поцедила на своём, явно осаждая сестру. Но та уже вошла в раж.

– И рыбу твою сразу вяленной сделает.

– Замолчи, – прошипела старшая, как рассерженная кошка, но младшая не слушала.

Я встал и подошёл к эльфийкам:

– Спорим, не сделает.

– А спорим, сделает! – уже орала на всю поляну Киса.

– Замолчи, – повторила, сверкая глазами, Рина.

Я упёр руки в боки.

– Давай так, если она сделает сдобные булочки со сгущёнкой с вашей хвалёной эльфийской генетикой, я спишу долг. Ограничусь поцелуем в щёчку. А ты… – я замолчал, подбирая соразмерное желание. С сексом точно облом будет, так что я ничего не теряю, зато будет забавно посмотреть на их потуги. – А ты мне навсегда отдашь свой бластер и тоже поцелуешь в щёчку.

– Ну и поцелую! – вспылила Киса.

– На глазах у своей бабушки.

Киса запнулась, покраснела и вылупилась на меня, словно применил запрещённый приём. И лишь через десяток секунд, которые она провела, молча разевая рот, как рыба на воздухе, выпалила:

– А вот и поцелую!

Я зловеще потёр руки, предвкушая зрелище, а потом посмотрел в небо. То стремительно чернело. Где-то недалеко прогремел гром. Значит, надо натягивать тент для коней и освобождать место в фургоне для нас. Надо как-то сушить одежду.