Мастер для эльфийки, или приключения странствующего электрика

Глава 22. Омут кровавых воспоминаний

Кириин ар Кисан сидела одетой в мою рубаху на складном стульчике и водила пальцами по воздуху. Вся моя помощь свелась к тому, чтоб дать ей свой нож. А скандала было столько, словно должен был поклясться в вечной верности и рабстве.

Нож лежал перед девушкой на столике. Край столика был мокрым от брызг, его порой забрасывали под навес порывы ветра. Здесь же на небольшой подушечке лежала свёрнутая Грелка, из середины клубка торчали горлышки пробирок и колб. А из фургона доносился тяжёлый кашель. Кисе уже отнесли всё тёплое, что можно, и вдобавок котелок с заваренным чаем.

В воздухе перед колдующей Риной висели разноцветные светящиеся ниточки и сеточки. Часть их сходились на ноже. Как оказалось, волшебство – это не самая лёгкая профессия. Даже для этого простенького охотничьего ножика пришлось сперва найти центр тяжести, точный вес и какие-то точки привязки к осям симметрии массы. Не знаю, что это, но клинок весь сверкал, словно его разрисовали светящимся карандашом, а над ним плавали эльфийские символы и людские цифры.

– Слушай, – произнёс я, глядя на всё это безобразие, – а почему вы не используете свои совершенные числа?

Рина, с прищуром всматривающаяся в надписи и рисунки, зло зашипела:

– Не отвлекай.

– Нет, ну а всё же?

– Ваши числа удобны в расчётах, а наши стали… – девушка замялась, вспоминая слово… – сакральные.

– Эльфийская дурость, – ухмыльнулся я, поёжился и встал. Дождь лил уже полдня. Сырым стало совершенно всё. Я уже дважды успел сходить и посмотреть на разбойников, в надежде, что те отступят из-за дождя, но те были упёртые. – Рина, а расскажи ещё что-нибудь сакральное.

– Сакральную эльфийскую дурость? – переспросил девушка, надув губы и стрельнув в меня колючим взглядом. – Нет, теперь твоя очередь.

Я ухмыльнулся, глянул на серое небо и пожал плечами.

– Да нет у людей никакой сакральной гадости.

– Нет, тогда почему ты постоянно зажигалку зажигаешь и тут же гасишь? А ещё, я видела, что-то шепчешь при этом.

Рина не дождалась моего ответа, так как я засопел и почесал в затылке.

Девушка провела ладонью над ножом. Над оружием возникли четыре линии пересекающиеся в отмеченном яркой красной точкой центре тяжести. Я уже смог выудить из эльфийки, что это точка отсчёта по трём осям и вектор силы. Благо, грамотный, черчение, физику и арифметику проходил, потому понял. У меня как раз над столом висел плакат одного из основателей гильдии, который спас учебники из пылающей библиотеки древних. И даже перед главными воротами в училище-интернат стоял памятник. Человек выбегает из огня, прижимая к себе стопку книг. Из дорогущей бронзы, между прочим, отлит. Мы перед экзаменами всегда натирали корешки книг до блеска. Думали, поможет.

– Ладно, признаю, у людей есть много сакральных дуростей, – произнёс я, – всё и не упомнишь. Потом расскажу. А когда зажигаю огонёк, то прошу у создателя помощи.

– И он отвечает?

– Нет, но ведь не в этом дело, – снова пожал я плечами.

Рина не ответила. Она шевельнула пальцами, и нож сорвался с места, с тем чтоб со звоном удариться в ближайшее деревце и кувыркаясь отлететь. Ударился он плашмя о кору, даже не поцарапав.

– Не полушаицца! – рыкнула Рина, и в словах зазвучал акцент, значит, эмоции берут верх. – Я жы вцо прайвилно посцичала, вцэ цыфры правные, а он летит криива.

– Терпение и труд всё перетрут, – со вздохом произнёс я, глянул на небо и вышел под дождь. Там подобрал нож, подкинул, поймал за лезвие и метнул. Нож, сделав два оборота, пролетел десяток шагов и воткнулся в дерево. – Без труда не вытащишь и рыбки из пруда.

– Я поналла, – Рина вдруг подскочила с места, сделала вздох и продолжила уже почти без акцента, – он вращается. И потому летит ровно. Как гироскоп, ну волчок-юла. Потому же велосипед на ходу не падает.

– Я знаю, что такое гироскоп. Не полный идиот, – огрызнулся я.

А девушка тут же сникла.

– Это рассчитывать вектор силы так, чтоб вращался. У меня с кругами всегда плохо было. Там ещё это дурацкое сердце круга.

– Какое сердце круга? – нахмурился и переспросил я, вставая под навес.

– Число такое. Лариогра ар ларца. Оно примерно равно три с четвертью. – Рина вздохнула и пояснила: – Четверть от совершенных шестидесяти. Это на вашем три целых четырнадцать сотых.

– Число пи, что ли? – улыбнулся я. – Так я помогу. Я это хорошо знаю.

– О, непорочные гаш! – воскликнула Рина и воздела глаза к небу. – Я сама попробую.

– Ладно, дерзай, – ответил я. – Гаш и их загашница.

Вещи были собраны. Всё готово, чтоб по первому свистку тронуться в путь. Даже суп оставался на ужин. Потому я, не желая мешать упёртой эльфийке, сел рядом и достал дневник древнего. Уже привычно сунул за ухо.

«Сбой файловой системы! – громко произнёс женский голос. – Исправление ошибки! Сбой тегов просмотра! Поиск по тегу «гаш»!»

Не успел я удивиться, как мир дрогнул, исчез в белом мареве, а ему на смену пришёл другой. Серая комната. Посередине – железный полированный стол. На столе лежало вниз лицом обнажённее тело эльфа. Узнал его по длинным ушам и характерным косам. Бляшки сложены в медицинскую утку из нержавейки. Окровавленная одежда на кафельном полу.

Над телом наклонился мужчина в белом халате и со скальпелем в руке. На отдельном столике было много других инструментов, но я не врач, не разбираюсь в таких вещах.

– Эти ваши гаш – те ещё твари, – проронил анатомщик и поднял глаза сперва на меня, то есть на Никиту, потом на кого-то сбоку.

– Они не мои, – проронил древний.

Анатомщик хмыкнул.

– Закурить есть?

– Не курим, – раздался сбоку знакомый голос. Никита повернул голову, и я с радостью увидел здоровяка. Только выглядел он постарше, не двадцатилетний, как в бойне с роботами, а лет сорока. В волосах первая седина, на лице добавилось несколько шрамов. Голос стал хрипловат. А если по правде, то он стал за это время мне почти родным. И Никита родным стал. Чем чёрт не шутит, вдруг и про меня напишут воспоминания, и кто-нибудь будет их читать и смотреть. И буду родным для кого-то другого. Или будут ненавидеть.

– Док, – продолжил тем временем здоровяк, – ты бы видел, какую магию эти эльфы отчебучивают. Один нашего бойца убил, просто вытянув руку. Раз, и шея хрустнула. Пришлось давить гада из трёх стволов.

– Не верю я в магию, – с ехидным пафосом ответил анатомщик. – Ставлю на кон блок сигарет, что эти гаш – кучка избранных, которые захватили власть и паразитируют на религии, держа под контролем сверхважные технологии. Остальные эльфы – даже близко не допущены к святыне. Гаш подмяли под себя и эльфов, и гномов, разделив по кастам. Гномы – добытчики ресурсов. Тоже когда-то покорённый народ. Эльфы – техническая элита и бюрократы разных звеньев. Плюс, если гаш победят в войне, длинноухие станут прослойкой между людьми и гаш. Надсмотрщиками над нашим концлагерем. Ставлю мешок самосада. Высшие твари не захотят сами пачкать руки общением со скотом.

– У тебя сигарет не хватит, долг отдавать, – произнёс Никита и подошёл ближе. – Это и есть гаш? С виду обычный эльф.

– Это и есть обычный эльф, – с ухмылкой ответил самодовольный док. Он неспешно надел прозрачные перчатки и снова взял скальпель. – Я ещё ни разу не проиграл спор. Но вот смотри.

Анатомщик уткнул остриё в шею чуть пониже черепа. Был бы я сейчас в своём теле, поморщился и отвернулся, но Никита заставлял смотреть, не отводя взора.

Док сделал ровный разрез до середины спины, отложил инструмент и достал откуда-то снизу сигареты.

– Ты же говорил, кончились, – усмехнулся древний.

– Заначка, – пояснил док, зажёг сигарету и с наслаждением вдохнул. После третьей затяжки потянулся и выключил свет. В темноте несколько секунд горел только огонёк сигареты, а потом вспыхнула тёмно-синяя лампа, от которой и всё остальное принялось сиять разными цветами. И тело тоже. – Вот, смотри.

Док дотронулся кончиком скальпеля до какой-то жилки, пылающей ядрёно-фиолетовым огнём.

– Сорок эльфов порезал. У всех вот эта жилка, три ветки: самая длинная и толстая тянется вдоль позвоночника; две потоньше уходят под кожей к коникам ушей. Ещё надо провести много анализов, но ставлю на кон три ящика сигарет, что это что-то вроде органического вайфая. Скорее всего, выращено из тканей самого же эльфа. Эти кудесники – мастера биотехнологий. А с помощью жилки длинноухие получают дозированный доступ к магическому серверу. И заметь, гномы этой особенности не имеют. У них своих приколов полно.

– Серверу? – переспросил Никита.

– Не знаю. Это я его так назвал. Как его называет контрразведка, понятия не имею. Но он есть. Имя ему Великое Древо. Эльфы его боготворят.

Док снова затянулся.

– Мне нужен один гаш, живой или мёртвый.

– Я тут при чём? – осторожно спросил Никита, уставившись на анатомщика.

Док затянулся и замолчал почти на минуту, нагнетя угрюмости в обстановку морга, и без того мрачную.

– Я подал запрос командованию. Тебя с отрядом отправят на охоту на гаш. Нам позарез нужен кто-то из их элиты. Потому-то нам нужны свои маги, иначе проиграем войну. И если понадобится, командование проведёт полноценную войсковую операцию, добывая этого гаша из загашника. Ставлю огород с табаком.

Наваждение плавно растаяло, как утренняя туманная дымка, оставив меня наедине с Риной и нехорошими мыслями.

– Сервер? – чувствуя бьющееся сердце, прошептал я и огляделся.

Но дневник древнего не отпустил. Я словно вынырнул из реки, в которую упал с берега, сделал шумный судорожный вдох и снова ушёл с головой в холодный омут чужой памяти.

«Поиск по тегу сервер!»

И снова перед глазами другой мир. Давно стёртый с лица земли, словно карандашный набросок ластиком.

– Вперёд! – орал я, держа в руках автомат, только другой, куда большего калибра, да ещё и с дополнительным оружием под главным стволом. Там вообще дуло как у пушки, хоть снаряд запускай, если по длине влезет.

Перед глазами мелькали серые подвалы и исписанные стены. Рядом показался здоровяк, снова молодой, двадцатилетний, словно я перелистнул полкниги назад.

Раздались тяжёлые выстрелы, визг механизмов и ругань.

Взрыв.

Никита приподнял руку, застыл на месте и глянул на здоровяка, потом на других солдат, одетых в зелёную броню.

– Это первый отряд, – проронил он, а затем бросился с новой силой вперёд.

Несколько раз по пути попались неподвижные андроиды, распластавшиеся на полу, и вскоре отряд выскочил на открытое пространство.

– Да ну в задницу. Нахрена мне этот зомби-апокалипсис?! – громко выругался здоровяк и вскинул пулемёт, который держал в руках.

Впереди на них медленно шла огромная толпа роботов. Обычных бытовых, если правильно понял. Пластиковые фигуры, размалёванные разноцветными картинками и кляксами, словно рекламные плакаты. Перед ними на потрескавшемся асфальте лежали окровавленные тела вперемешку с похожими на изрешечённых пулями марионеток роботами.

– Держите их, – прокричал Никита. – А мы поверху! Хакеры, создавшие вирус, на третьем этаже. Сервера брать целыми и невредимыми! Людей по ситуации!

Отряд рассыпался и занял позиции. Загрохотали пулемёты и автоматы. Кто-то из бойцов швырнул в механическую толпу гранату, вспышка которой подчистила небольшой пятачок среди нападающих механизмов.

А Никита с товарищем уже ухватились за нижние прутья пожарной лестницы.

– Да твою ты жраную мать! – с надрывом прокричал здоровяк. – Худеть надо! Он подтянулся с перекошенной рожей и стал взбираться наверх.

– Кумулятивными подствольными! Огонь! – прокричал один из оставшихся солдат.

Залп, и передняя линия роботов потонула в дыме. Брызнули искры. А из чадящей гари выбежали новые андроиды.

– Стоим! Стоим! – орал солдат, поливая движущуюся на них волну из пулемёта. Когда осталось полсотни метров, отдал новый приказ. – За дверь!

Никита замер на лестнице, взволнованно глядя, как солдаты отступают внутрь здания. Лишь когда последний скрылся, сделал быстрый выдох, глянул вверх, где мелькала задница здоровяка, и продолжил подъём.

Товарищ добрался до этажа и перевалился через перила площадки, где три секундочки полежал и встал.

– Никита, блин, они следом прыгают!

Древний быстро нагнал друга и уставился вниз.

Роботы лезли верх, мешая друг другу, но всё же неумолимо приближаясь.

Здоровяк перехватил пулемёт и начал стрелять. Задёргался ствол, замелькали звенья пулемётной ленты, полетали вниз стреляные гильзы. Одни подбитые роботы стали падать на асфальт. Другие повисали на лестнице, как мёртвый клещ, не разжавший челюсти.

– Сейчас я их, – проронил Никита и достало откуда-то из-за спины бластер. Тот самый, что я держал в руках. На нём тот самый рисунок воина в броне и чудовища.

Древний прицелился в крепёж лестницы и нажал на спусковой крючок. Ярко-голубая вспышка уронила на роботов водопад белых искр. Металл в месте попадания оплавился, как после тысячи вольт. Конструкция со скрипом накренилась.

Никита прицелился во второй крепёж и снова выстрелил. Роботы вместе с арматурой рухнули вниз.

– Ух ты, ядрён батон, – восхищённо выругался здоровяк. – Это же бластер. Там ещё же эти… закольцованные излучения.

– Тороидные, – приправил древний, глядя на беснующихся внизу роботов.

– Да похер. Дорого отдал?

– Не дороже жизни, – улыбнулся Никита, а потом посмотрел куда-то в окно, развернулся и выбил плечом дверь в здание. – Давай живее…

И чужие воспоминания выпустили меня из своего холодного омута, где кипел водоворот из крови и машинного масла. Где на ледяном железе потрошёные эльфы. Где дружба и ненависть. Где живое и неживое сошлись в схватке.

Я встал, отходя от нахлынувших на мою душу, как ночная буря, видений, и медленно прошёлся, остановившись за спиной у девушки. Глаза сами собой поискали что-то похоже на ту волшебную жилку. Представил длинный отвратительный разрез на коже от черепа до середины спины и вскрытые, как заяц без шкурки, длинные ушки. Вспомнилось эльфийское мясо, неотличимое от человеческого. К горлу подкатила тошнота, и в то же время стало как-то жалко девушку. Словно она жертва этих самых гаш.

Но расспрашивать, а тем более спорить не хотелось. Это то же самое, что устраивать религиозный спор христианина с мусульманином: ни к чему хорошему не приведёт. Каждый останется при своём мнении, и только поссоримся ещё сильнее. А ведь можем жить дружно, если захотим. Ключевое здесь слово: захотим.

Из фургона раздался надсадный кашель. Рина вскочила, выхватила из свёрнутого клубка Грелки одну пробирку и залезла в повозку. Раздалось эльфийское бормотание. Снова кашель.

Через пять минут Рина вылезла наружу, потом села и зарыдала.

– Так плохо? – тихо спросил я.

– Если сегодня же не выберемся, то её может не стать.

Рина уткнулась лицом в ладони. Её плечи сотрясались от надсадного плача. Девушка что-то долго бормотала по-эльфийски, и только потом тихо заговорила по-русски:

– Я раньше ей завидовала. Даже ненавидела. А когда она потянула руки к корням Великого Древа, мне страшно за неё. Пусть она дура с ворохом палых листьев в ладонях, не хочу потерять.

Рина подняла на меня красные, наполнившиеся каким-то безумием глаза, а потом скинула себя рубашку, оставшись нагишом.

– Вань-Вань, – произнесла она и сделала шаг. Пальцы девушки легли на пуговицы на моей одежды, – я прямо сейчас отдам долг, но непорочными гаш молю, спаси её.

– Не надо гаш, – перехватив руки за тонкие запястья. Мы так и стояли некоторое время, глядя друг другу в глаза, голая заплаканная эльфийка и промокший насквозь человек. И не было в этом никакой эротики. Били лишь страх, усталость и неумолимо убывающие минуты, отведённые нам на это долбанное путешествие. – Не надо гаш, – повторил я и медленно обнял Рину. – Я спасу вас не потому, что ты должна. Я спасу, потому что Я должен так поступить. Потому что человек, а не скот на выпасе, как говорил ваш Кор.

Рина опустила голову мне на грудь. Снова послышались всхлипывания.

Я наклонился и прижался своей небритой щекой к её щеке. В какой-то момент захотелось сделать приятное и осторожно коснулся губами до длинного забавного ушка. Если правильно понял воспоминание древнего, то ухо эльфа – живая антенка. Потому эльфы не украшают и не портят свои уши. Потому гордятся ими.

Рина слегка дёрнула ухом, а потом неуверенно приподняла его, снова коснувшись моих губ.

– Я не люблю тебя, – прошептала она. – Но поняла, почему мать полюбила человека. Вы, люди, не вечнозелёные листья на Великом Древе. Вы словно капли летнего дождя, падающие на эти листья, принося с собой короткую свежесть и придавая сочность жизни. Под дождём все листья становятся ярче. С них смывает древнюю пыль.

– Не надо этого пафоса, – прошептал я и легонько-легонько укусил ухо девушки. Словно в краешек губ поцеловал.

Рина слабо кивнула. А мои руки скользнули с её плеч ниже, на тонкую талию, а затем на упругую попу. Но не так представлял себе эльфийские объятия.

Нервно сглотнув, вздохнул и отстранил девушку от себя.

– Я вас вытащу, но если надо очень быстро, то придётся рисковать. У меня есть в запасе безумный план.

Рина снова кивнула и посмотрела в мои глаза.

– Я верю тебе, человек, – прошептала она. – Обними меня ещё. Меня никто никогда не обнимал.

– Я холодный и мокрый.

– Ты тёплый, – тихо ответила она.

Я медленно прижал девушку к себе, соображая, что делать. Так и хотелось стоять вместе, и были только я и она: тёплый, небритый и уставший от одиночества человек и обнажённая, тоже уставшая быть одной эльфийка.

А время начало отмерять свой бег даже не минутами, а частыми-частыми каплями дождя, барабанящими по натянутому над нами тенту, убывая вместе с жизненными силами сестры.