Магия, кофе и Мортидо 2

Глава 6 Орательно-заклинательная

❝ Не самоутверждайся. Пропадёт,

подточенный тщеславием, твой гений,

и жажда мелких самоутверждений

лишь к саморазрушенью приведёт ❞

Евтушенко

Мерно тикали часы, где-то шумели коллеги, сновали по городу рядом будущие студенты и чуть более будущие трупы. Медей разучивал новое заклинание. В первый раз после своего попадания.

Магия до сих пор отдавалась в нем взволнованным стуком сердца, жгучей энергией под кожей, рядом с синими ниточками вен и линиями жизни на ладонях. После многочисленных тренировок и зелья Эскулап, она больше не жглась во время применения язвительным огнем. Неприятное ощущение, оно напоминало ему боль в мочеиспускательном канале после неприятных анализов у уролога или следствие срамных болезней. Венера, бессердечная ты сука.

Впрочем, откат все еще беспокоил его во время применения чересчур мощных или затратных для него заклинаний. Благо, безмолвная магия оказалась лишена даже такого недостатка.

Он с хрустом размял пальцы, поставил перед собой раскрытую книгу, пергамент с заметками отродья, а также свеженаписанный свиток с подробными пояснениями Адиманта. Все они, по-своему и с разных сторон, описывали одно-единственное заклинание, «Сьон».

Пришла пора проверить, насколько он может превзойти своего бездарного предшественника. Третий ранг, практически потолок для отродья. Ах, этот волнительный момент, когда ты занимаешься всю ночь перед экзаменом. Вот только сейчас Медей не мог надеяться, что вытянет нужный билет или даст взятку Немезису. Предстояла прорва работы без гарантии результата и с огромной ставкой на кону. Распишись он в собственном бессилии, неспособности выполнить хотя бы такую малость — и все крохи заработанного авторитета рухнут в бездну.

Странно, но Медей чувствовал себя воодушевленным, радостным, увлеченным, но никак не загнанным. Возможно, в этом виновато кофе, благодаря которому сознание плыло и мерцало в умиротворяющем облаке, но нет. Скорее, здесь виноват типичный восторг попаданца перед возможностью нагнуть целый мир с его физическими законами закорючками, щелчком пальцев и произнесенной белибердой.

Медей вспомнил нужную теорию изучения магии в памяти отродья, прошелся по ней неподкупным ревизором, затем сопоставил с известными описаниями новеллы, после чего приступил к работе.

"Так, разучиваем новый закл. Хм, задать направление. Круг, параллелепипед, диаграмма. Ага, вижу. Молитва Мировому Духу для входа во внутренний мир, угу. А дальше? О. Так здесь же простейшая тригонометрия. Спасибо, племяшка, что заставляла меня заниматься с тобой математикой. Извини, что все время сачковал.

Вывод магии во вне. Угум. Ха! Чистый закон Снеллиуса, преломление волны при переходе из одной среды в другую. Стоит сначала вспомнить, вспомнил, теперь вывести нужную формулу. И записать на всякий случай. Здешнии гении до такого не дошли — меряют все на глазок".

Внутренний мир его дара изрядно удивил. Он ожидал (ладно-ладно, хотел) попасть на небоскреб, как у Ичиго, в собственную сычевальню, или, там, мирную лужайку где-то в Эквестрии с дружелюбной едой казахов. Хотя больше всего Медей рассчитывал увидеть собственное черное ничто с кучей пиктограмм его заклинаний. Бесконечный космос внутреннего мира души.

Глупая ошибка, он ведь читал новеллу. Для изучения заклинания требуется зайти в пространство собственного дара, а не мира души. Именно так вычисляют будущих волшебников.

Когда все получилось, он обнаружил себя висящим над проекцией многоугольника… эм, многоячейника? Похоже на диаграмму Шлегеря — сто с хреном угольная (ячеистая?) ерунда, которую он ставил себе на аватарку в аккаунты для троллинга всяких нубов и нормисов.

Окей, математика, я выбираю тебя! Тут реально пригодятся всякие синусы-косинусы, чтобы рассчитать с их помощью график конкретного заклинания. Как вообще местные вбивают в себя первичный маршрут движения потоков в теле? Нет, он помнил, как, из памяти отродья, но выходило жутко неэффективно. Недаром мудила сдался и изучал только максимально ненапряжную ерунду. Он бы сам не выдержал такой геометрической порнографии наугад и на глазок.

"Эх, придется самому заново писать таблицу значений для разных углов. Так, как там? Синус угла треугольника — это отношение противолежащего катета к гипотенузе. Косинус… тангенс, котангенс… Ага, есть. Ох, помню все-таки. Спасибо, Вера Михайловна, за вбитые в голову знания. Извините, что называл вас повернутой сукой и мнимой единицей в преподавании.

А, нет, не извините. Вспомнил, как вела меня к директору за воротник. Всего-то глушил лимонадное пиво «Блэйзер» (разумеется, безалкогольное!) на задней парте технологии. Все так делали, камон! Эх, до сих пор помню обиду. Пришлось заложить остальных одноклассников, чтобы одному не слушать крики дикие. И чтоб лохом потом не обзывали. Сами вы лохи, и спалил вас не я, а перегарище.

Такова официальная позиция Соединенных Штатов по отношению к инциденту в школе номер шестьдесят шесть, и я буду ее придерживаться. «Мамой клянусь, ле» — подчеркнули представители администрации президента и купили после школы пятилитровую сиську пива БагБир (разумеется, безалкогольного!) на троих. Эх. Хорошие были времена", — улыбнулся Медей, пока портил уже пятый лист дорогого, дефицитного пергамента из запасов отродья.

«Надеюсь, они остались на меня не в обиде. Все равно гнили потом по лагерям и канавам, любимые мои друзяшки. И я сейчас совсем не про выброшенные бутылки. Жаль, сраный интеграл так и не пригодился. Даже, чтобы слепить загогулину чисто по фану».

В итоге, на незнакомое заклинание он потратил почти восемь часов: с конца завтрака и вплоть до наступления сумерек. Половина времени — на составление таблицы значений, еще пара часов — разобраться, как вообще молиться (спасибо, мышечная память), как заставить работать внутреннюю хреновину (повелеваю тебе, магический процессор), как вписать туда заклинания (повелеваю тебе, если икс, то игрек при расчетных значениях…), как ее выключить (больно, блин!).

На волне энтузиазма, Медей даже сделал проекцию собственного дара на плоскость, нанес, как проект на экзамене по черчению, потратил еще полтора часа.

Зато остался доволен, как директор после очередного сбора на шторы. Каждый месяц на них деньги клянчил, придурок. Куда в таких количествах? Педсостав ими жопу вытирал, что ли? То-то бумаги в толчке постоянно не хватало и на шторах подозрительные пятна темнели. А он в них еще и сморкался, фу!

Само заклинание полностью вросло в его магическую систему за последнюю пару часов, после чего Медей безо всяких проблем выполнил его на одном контроле, как и должно быть в первый раз. Мощный (для него) третий ранг оставил после себя тошноту, вспышки справа и вертолеты, как после паленого коньяка или вьетнамских флешбеков. Зато новое произнесение, после отдыха, не выявило никаких отклонений.

— Отлично. Вот и первый подгон для попаданца. Щас как все выучу, а потом…

Что будет потом, после зазубривания кучи бессмысленных спеллов без схемы, опыта, навыков применения и рабочих связок он пока не придумал.

«А, на крайняк, будет гасить нерадивых студентов непроверенной хренью ради торжества науки. У них, блин, сама Эскулап дурью мается в медпункте, простите пожалуйста, в терапевтирионе. Откачает самых неудачливых. И вообще, в школе так принято. Будем считать, что они пишут сочинение в стиле суровой прозы жизни».

— Сьон!

Заклинание сработало как надо. Слабо, топорно, совершенно недостаточно для его задумки, но первое удачно выполненное исследование наполнило его искристой, психоделической радостью.

— «Сьон»! — второе исполнение вышло немногим лучше первого.

Вот и первый, самый серьезный недостаток заклинания: оно чересчур тяжелое, неповоротливое и негибкое само по себе. И при этом очень плохо сочетается с основной четверкой: Гинн, Алу, Вард и Кведья. Хм. Кведья?

— «Сьон Кведья»! — да, гораздо лучше. Но пропадают последние крохи гибкости. Все равно не то.

— «Кведья Сьон»!

Хрень какая-то. Чересчур закручивает мозги. Необходимо подставить нужный образ за те доли секунды, пока формируется заклятье. Подойдет для профессионалов после сотен часов применения, но для него, на данном этапе, бесполезно. А что, если попробовать беззвучный аналог?

«Сьон!»

Медей соскользнул в родной, уютный космос внутреннего мира. Рунная иконка нового заклинания таинственно мерцала посреди тусклых рядов уже знакомых спеллов. В отличие от них, она не спешила запускаться в ту же секунду. Вместо этого он почувствовал, что может задержать активацию, пока не создаст нужный образ. Не обязательно в голове: конструкт, после некоторых умственных усилий, начал собираться прямо перед его глазами, посреди внутреннего мира.

Он поймал себя на том, что смеется, пока клепает раз за разом все более мрачные конструкты. До официального начала приема студентов-соискателей оставалось сорок минут.

Внешний двор сразу за дальними воротами замка Эвелпид кишел. Сюда не допускали родственников, слуг, рабов или спутников. Только самих соискателей.

Медей смотрел, как первые студенты робко приходят под своды Академии. Как колышется толпа, сливается с длинной вечерней тенью. Показная самоуверенность, мандраж, боязливая решимость, тихая паника.

«Что я вообще здесь делаю?» — устало подумал он, после чего сам же и ответил себе — «Ах да. Изгнание из Академии равно смерти. Любая ошибка заставит коллег вцепиться мне в глотку, как стая бродячих собак в неосторожного пешехода».

Последние дни выдались на редкость суматошными. Он спал куда меньше, чем привык и имел более трезвое сознание, чем когда-либо надеялся. Что ж, некоторые сцены должны того стоить. Медей всегда с интересом читал главы про Испытания, особенно в третий год. Имелось там несколько забавных моментов и нелепых смертей. Жаль, конкретно первый год новеллы в этом плане описывался на редкость травоядным.

Он наблюдал, как последний абитуриент прошел за ворота Академии — тихо, зашуганно, с испугом от устремленных на него глаз. Неуверенно, точно вообще сомневался в своем праве находиться под древними сводами. Стальные ворота лязгнули створками, грохот закрывшихся дверей заставил вздрогнуть большую часть присутствующих.

Он видел неловкость и переживания на их лицах. Он видел дутую самоуверенность, трусливый мандраж, пустую похвальбу, даже самолюбование, как у отродья. Сорок с небольшим соискателей. Самый маленький поток за последнее десятилетие — таким был год рождения этих детей, девятьсот восьмидесятый от победы в Титаномахии.

Посмертное проклятие Оркуса погубило больше половины младенцев в материнских утробах.

Внезапно, Медей почувствовал себя таким одиноким в толпе юных лиц. Каждый из них умрет. Те же люди, что сейчас улыбаются друг другу и нервно шепчут свои имена возможным сокурсникам, завтра станут насмешливо кривиться на его лекциях, а через пару лет — один за другим отправятся в Тартар. Ничего личного. Просто сюжетная обоснованность…

Он скрыл свою неуместную меланхолию под располагающей улыбкой отродья. Все наставники, кроме Эскулап, стояли полукругом на возвышении у ворот во внутренний двор замка Эвелпид. Впереди ярился бронзовым блеском доспехов глава Академии — Алексиас.

Огненные всполохи от двух жаровен по обеим сторонам их строя бликовали от начищенного металла, придавали лицу гиганта нехарактерную жесткость, фактуру безжалостного бойца, которую он так любил скрывать за фасадом жизнерадостного дружелюбия.

— Приветствую вас, соискатели! — раздался зычный голос ментора.

Шепотки тут же стихли. Абитуриенты вытянулись по струнке, превратились в пестрые статуи, что готовились жадно внимать каждому слову прославленного воина.

— Вы переступили порог Академии Эвелпид. Именно здесь когда-то правил железной рукой Килон, прародитель скверны. В этих самых стенах, в призамковом храме, его убил Мегакл, совершив святотатство. Спустя десять лет позора и смуты, он основал Академию Эвелпид, дабы уравновесить старый грех молодой доблестью.

Алексиас шумно выдохнул могучей грудью, ненадолго замолчал, обвел юношей и девушек суровым взглядом, а затем продолжил:

— И он преуспел! Создал место, где куется слава юных дарований. За двести лет, Академия Эвелпид дала нашей стране бесчисленное множество сильных, умелых магов. В том числе двадцать два из сорока девяти сильнейших из когда-либо живших магов — Даймонов. Те, кто пройдут Испытания, возьмут себе часть общей славы. Приобщатся к великому! Станут щитом и посохом королевства Сагеней! Этого вы жаждете, юные соискатели?

Рокочущее «да» слитным ревом полусотни глоток.

— ТОГДА РАЗВОРАЧИВАЙТЕСЬ И УХОДИТЕ, ГЛУПЫЕ ЧЕСТОЛЮБЦЫ!!! — взревел он, после чего продолжил без перехода и пауз спокойным, доброжелательным тоном, пока несчастные абитуриенты застыли в испуганном ступоре или краснели от злости.

— Забудьте эту сладкую ложь, забудьте сказки о даре и избранности. Никто не станет насильно лепить из вас нового Даймона, нянчиться с вашим страхом или тащить за волосы из пороков и лености. Ученик Эвелпид не имеет права на слабость, на глупость, на нерешительность или бесчестность. И, конечно, меньше всего он имеет права быть посредственностью. Если вы представляете магию добрым другом, что будет ластиться к вам голодной кошкой, то вы глупее дворовых псов!

Он сделал шаг вперед и вдруг ударил кулаком в металлической перчатке по бронзовому нагруднику.

— Магия — медленный яд, который травит праздное тело. Лишь рывок вперед способен разогнать кровь в жилах. Промедление будет стоить вам здоровья. Ошибки ударят в десять раз сильнее, чем в обычной жизни. Сила рождается не в комфорте, а в давлении. Она не дается просто так. Точно норовистый конь, магия раз за разом сбрасывает седока, и, даже спустя десятилетия, накажет хозяина за минутную слабость! Она заставит тело кричать от боли, когда важно удержать заклинание. И так будет раз за разом, раз за разом — всегда! Иначе все рухнет. Иначе не стать ни Даймоном, ни магом-выпускником. Даже если нет больше сил, даже если разум туманит усталость, даже если страх сковывает нутро — вы ДОЛЖНЫ ИДТИ ВПЕРЕД!!!

Угли в жаровнях вспыхнули от его последней фразы, направили огненные столбы прямиком в звездную фиолетовую тьму. Алексиас усмехнулся и продолжил более привычным, жизнерадостным тоном:

— Ваша стойкость будет проверена насмешками, ошибками и поражениями. Дисциплина — ударами, воля — сомнениями. Истину не подают рабы на блюде: она бьет по лицу, тем сильнее, чем ближе вы к ней. Отбросьте ожидания и надежды. Остаться должна только цель и путь к ней. Закаляйте свой ум, возвышайте дух, постигайте тайны мироздания и пределы собственного тела. Но это будет потом. А сейчас — идите, и пусть только лучшие пройдут Испытания. Скажу лишь одно: удача сопутствует дерзким.

Он вскинул руку в воинском приветствии и воодушевленный рев хищным соколом взвился над мрачным замковым камнем. Студенты вразнобой стали покидать внутренний двор Академии, ведомые вездесущими мимами. Сегодняшнюю ночь они проведут в храме Гермеса Эрмия, в молениях или здоровом сне, чтобы завтра с утра начать Испытания.

Ошеломленные, воодушевленные, такие молодые и доверчивые, они взахлеб делились с незнакомцами своими впечатлениями или шли молча, погруженные в мысли.

Алексиас же повернулся к безмолвствующим наставникам. Больше не осталось искры величия, огромной тени великого воина, что сливалась воедино с древним замком. Теперь он выглядел надутым идиотом, обоснованно гордым своей торжественной речью.

— Ну как? — по-простецки спросил он и подмигнул Колхиде.

Та моментально покраснела, зачем-то поправила свои рыжие лохмы и начала аплодировать. После небольшой заминки к ней присоединились остальные наставники.

— Что ж, жду вас за ужином, друзья. Наставник Медей, наставник Немезис, прошу ко мне в покои. Я слышал, у вас тут случилось много интересных событий, пока меня не было, — он подмигнул Медею и тот вымученно улыбнулся, внутренне кривясь от отвращения.

«Этот бритый поц даже представить не может насколько. Пусть только попробует не утвердить мой план! Я тогда лично запущу ему под кровать спрайтов и кину спичку».

— Захватите по пути свой проект, наставник, — бесстрастно бросил ему Суверен, — заодно, вы можете показать свои успехи в изучении заклинания.

— Я полностью запечатлел его своим даром, мастер Немезис.

Тот на мгновение вскинул брови, после чего молча кивнул ему и последовал в свои покои. Медей самодовольно ухмыльнулся, а затем спохватился, и рассыпался в славословиях Алексиасу. Тот ожидал их от отродья не меньше, чем от Колхиды и уже успел кинуть на него пару недоуменных взглядов, прежде чем покинул их компанию.