Магия, кофе и Мортидо 2

Глава 4 Одна голова хорошо, а две — жутко

Жив я, но вся моя жизнь протекает над гибельной бездной

Вергилий

Воспоминания о логове макрона и главной героине отняли все остатки его невеликих сил. Медей буквально ввалился к себе в опочивальню, рухнул на кровать. Хотелось сесть в чертовски удобное кресло, но тогда оно бы не выпустило его тяжелое, обессиленное тело до следующего утра. Так не пойдет. Сначала следует привести себя в порядок.

Холодный душ вернул душевное равновесие. А Око Бури одним своим видом вселило радость и спокойствие. Медей поставил его на журнальный столик, удовлетворенно вздохнул, положил перечень контрактов рядом и устало рухнул в магически приятное кресло. Самое время насладиться чтением: очень хотелось узнать, каких именно тварей включил жадный алалах в свой юридически подкованный бестиарий.

Даже навскидку, там значилось больше сотни наименований. Самый большой список существ из всех, о которых Медей только слышал, пусть там и не имелось никого действительно значимого или опасного. Даже в новелле описания всяких тварей, духов или демонов старались делать по трое, по пятеро, реже — тринадцать или семнадцать, великие магические числа. Причем, почти всегда, безо всякой категоризации — авторы вываливали все знания скопом или, наоборот, запутывали и даже лгали со злым умыслом. Благо, из-за продуманного контракта, демонолатр мог не опасаться ни глупости, ни сознательных диверсий. Он вытянул ноги, замычал

— Уважаемый наставник Медей, — елейно проскрипели у него над ухом.

— В Бога душу мать! — подскочил он на месте и резко оглянулся.

Ну точно: в запарке несчастный наставник совершенно не заметил отчекрыженную башку, что уютно притулилась на спинке соседнего кресла и слегка подмурлыкивала из-под перевязанных суровой черной нитью губ. За сутки он довольно сносно научился разговаривать и больше не пытался насиловать мозг своего мастера телепатической связью.

По орбите Гнилоуста летали, точно спутники Юпитера, несколько спрайтов. Периодически Адимант начинал пыхтеть, как кошка перед атакой, а потом делал резкие всасывающие звуки. После чего очередной светлячок втягивался в его ноздрю, а уродливая физиономия расплывалась в наркотически-счастливой ухмылке.

«А, ну да. Я же сам приютил эту НЁХ. Блин, выглядит на семь Дед Спейсов из десяти. Или Дед Спайсов? Надо будет ему намекнуть, чтобы не занимался такой ерундой, пока я в комнате. Если только мы не на уроке. Там такое поведение исключительно приветствуется».

— Чего тебе, сраная аномалия? И чем ты вообще занят?

— Ах, я всего лишь вызвал себе немного радости и магического насыщения. Вы не поверите, мой прекрасный мастер, как приятно чувствовать энергию в теле после десятков лет чудовищного, беспросветного заточения в том жутком месте.

— У тебя нет тела, — проворчал Медей, — и вообще, почему ты называешь Делетерион «жутким»? Тебе там самое место!

— Какое опасное заблуждение! — взвизгнул головотруп, — в том месте собралось слишком много запретных, бесконтрольных или мутировавших артефактов. Не говоря уже про кровожадных сущностей! Все, чего я мог добиться — это влачить жалкое существование, сохранить только свой разум. У меня имелась рука и печень, но их отняли, сожрали все те гнойные мирмексы!

— Сочувствую твоей потере, — хмыкнул Медей, — ладно, приятно было поболтать и все такое, но мне надо составлять трахнутый Геликом план на Второе Испытание, иначе меня отаттестуют на кожаном диване всякие любители мальчиков и орднунга. А если справлюсь — будут пользовать дальше, затыкать мной все дыры, — он вздохнул и продекламировал Емелина:

"Здесь мораль такая вот —

Пусть народ узнает —

Тот, кто жопу сбережет —

Душу потеряет".

— Весьма прискорбно, — искренне сказал ему мистер мертвечина, — позвольте мне помочь, господин. Только расскажите сначала подробности.

«Почему бы и нет?» — решил Медей и поведал ему часть своих злоключений.

— Как ты думаешь, что вообще можно придумать насчет Второго Испытания? Ты ведь учился здесь, в Академии Эвелпид?

— Нет, — огорошил он Медея, — я учился в столице.

— О, так месье знает толк в извращениях. Хотя это и так видно по твоей отчекрыженной, но почему-то живой башке.

— Отвечая на ваш вопрос, мастер. Эвелпид всегда проводил Второе Испытание в виде…

— Да, я в курсе, — Медей закатил глаза, — теперь не проводит. И мне придется придумать чертов план до завтрашнего утра. Нет, можно пофилонить и до прибытия Алексиаса, но тогда гребаный Немезис будет очень, нет, ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ недоволен. Вот ведь педант блевотный, чтоб он в следующей жизни переродился какой-нибудь Нарутой. Если бы Суверен проходил тест на ОКР, то рассортировал бы вопросики по затратам времени. Мне мои внутренние органы нужны на отведенных им природой местах, а не в банках в кабинете Немезиса, красиво расставленные по цвету или весу. Придется постараться.

— Придется, — скорбно подтвердил черепоглав, нет это из другой оперы. Пусть будет трупоглав. Главотруп? Или все же Гнилоуст? Медей до сих пор не мог принять окончательное решение.

— На самом деле, у меня есть одна интересная идея. Но я вообще не понимаю, как к ней подступиться, — признался наставник своей ручной нежити.

— О? — заинтересовался Адимант.

Еще четверть часа ушли на озвучивание наполеоновских планов.

— На самом деле, у вас получилось очень свежее, неортодоксальное Испытание. Настоящий прорыв

— У тебя в мозгу нарыв. Хватит лить мне мед в уши. Говори по делу, сушеный ты ДипСик, без славословий и восхвалений.

— В текущем виде она нежизнеспособна, — пожевав губами, признал Гнилоуст, — хотя я не сказал ни слова лжи: идея действительно стоящая. Настолько, что мне бы и самому хотелось бы увидеть конечный результат. Особенно, когда его будут проходить студенты.

Он мерзенько захихикал старческим, дребезжащим голоском.

— По делу что-нибудь есть? Как ты можешь мне помочь? — Медею надоело ходить вокруг да около: по его руке весьма красноречиво пробежали электрические искры.

— О, я знаю несколько нужных заклинаний, мастер, — тут же елейно зачастил Адимант, — местом проведения следует сделать каменный лабиринт — большая часть ваших коллег возведет его меньше, чем за час. А если добавить один ритуал, известный не волнуйтесь, штатный ритуальщик или алхимик должен его знать, то вы получите очень интересный результат. Максимально близкий к тому к вашему проекту.

— Да? И что за заклинание?

— Хм. Перед этим, я бы хотел озвучить одну ма-а-аленькую просьбу.

«Гинн Фуни Сфагиазе»

— А-а-а-а!!! — тут же начала корчиться голова и Медей прервал заклинание на половине каста.

— Ты действительно думаешь, что можешь диктовать условия в своем положении? — прошипел наставник своему безвольному ра, своему верному фамилиару.

— Прошу меня простить… это всего лишь небольшая просьба… — Гнилоуст хрипел, но стоял на своем, — разумеется, я расскажу все и без нее…

Или не стоял. Скорее, трусливо пытался втянуть голову в плечи. Из-за отсутствия оных, жест выглядел глупо и комично, а Медею вдруг стало стыдно своего порыва.

А потом он разозлился на себя за собственный стыд. Почему он вообще испытывает такую хрень? Ставить зарвавшихся подчиненных на место — основа рабочей этики. Иначе они сядут на шею и свесят ноги. Впрочем, Адимант точно усвоил урок. Значит, можно и узнать, в чем там дело.

— Ох-хо, — болезненная гримаса постепенно стекала с его лица, менялась на робкое воодушевление, когда Медей озвучил вопрос.

Наставник вглядывался в мертвеца, но не заметил ни затаенной обиды, ни злости. Фамилиар воспринял свое наказание абсолютно правильно — за это можно и наградить. Кнут и пряник, господа, кнут и пряник.

— Честно сказать, мне не хватает острых ощущений, — в голосе Адиманта Сафроса прорезалось смущение.

Очень подозрительно!!!

— Каких? Кофе не дам. Сам я его сейчас пить не буду, а заваривать только тебе чересчур жирно будет.

— Жирно? Вы пьете с маслом, как макроны?..

— Не важно. Продолжай.

— Эхе, я и не рассчитывал на кофе. Мастер, я прошу: ударь меня в челюсть!

— Что?

— Что?

— Какая еще челюсть? Ты дебил? Зачем мне тебя бить? — опешил Медей.

— Ах, еще в бытность студентом я познал то прекрасное, ошеломляющее чувство, когда в голове шумит, ноги становятся ватными, а мысли пляшут вокруг, словно девки на Элевсинских мистериях.

— Ты перепутал избиение с вином.

— Не-ет, — мечтательно прогундосил мертвяк, — чудо из виноградной лозы не дает резкости. Оно вводит тебя в разговор Богов, точно старый друг. Мой способ выбивает все человеческое, оставляя после себя лишь прекрасные порывы души.

— Ишь, как заговорил. Ладно, давай попробуем, — с сомнением произнес Медей.

— Только прошу, не прикладывайте много силы. Мне нужен точный, ошеломляющий удар, а не болезненное беспамятство.

— Щас все сделаем, тк скзть, в лучшем виде. Поверь, я в этом мастер.

Башка поверил, дурак. Где бы Медей вообще мог изучить подобный скилл? На всех пьянках, вечеринках, загулах в баре и прочих вписках получал исключительно он сам. Пока не брал в руки мебель или бутылки, после чего организовывал людям новый праздник, который всегда с тобой.

Хдыщ!

Удар, к его удивлению, получился довольно техничным, а легкая масса головы без тела не дала приложить чересчур много силы. Вышло в самый раз.

— А-а-а-а, мир кружится вокруг меня~

Адимант упал и покатился по полу, жуткие бельма туманились мечтательной поволокой. Медей потер запястье, вздохнул и смиренно поднял глаза к потолку. В его глазах отражалась вся тщетность мироздания.

«Кнут и пряник, господа. Кнут. И. Пряник…»

Медей бы ни за что не признался кому-то другому, но с самим собой следовало быть честным: ему понравилось ощущение удара по человеческому (не-человеческому?) телу. Понравилась упругая отдача, злая вибрация, приятная боль в ноющих костяшках. Само чувство причинения вреда другому без каких-либо последствий. Вряд ли он мог бы отнестись так легко к побоям живого человека, поэтому следовало поблагодарить Адиманта за предоставленную возможность сбросить стресс.

Разумеется, никто никого не поблагодарил. Вместо этого:

— Что за заклинания ты имел в виду? — нетерпеливо спросил Медей фамилиара, пока пытался содрать со своего лица гримасу отвращения перед такой стороной своего нового питомца.

Тот назвал сразу четыре подходящих спелла, причем одно из них наставник и сам помнил по записной книжке отродья. Правда, там не оказалось никаких подробностей, так что Адимант свое отработал сполна. Лишь из-за полезности пересушенного придурка, Медей не стал товарить гадость электричеством. Хотя бы за то, что тот заплевал своими слюнями одобрения его прекрасный ковер. Ладно, все равно мимы отмоют.

— К тому же, если я буду хреначить «Фуни» этого обморока слишком часто, то он сможет привыкнуть. Ну нафиг, хватит моей ручной чупакабре радости и от тюремных колотушек. М-да. Патогенную голову штамм не сечёт, — задумчиво пробухтел Медей и не стал наказывать не по уму инициативную, чтобы не сказать угодливую нежить.

После таких откровений ему стало некомфортно находится рядом с пускающей черные слюни нежитью, поэтому он пошел проветриться. Благо, до отбоя оставалось еще добрых полтора часа.

«Навестить, что ли, Эскулап?» — подумал он, — «а, почему бы и нет? Надо спросить и у нее, чтобы потом сравнить показания. Мало ли, Гнилоуст вполне мог подсказать нерабочую херню, только время потрачу. Блин. Не хочу рассказывать ей подробности встречи с макроном. Эх, добью тогда историю про Пельтаста. Может, тогда и не станет спрашивать».

По дороге он чуть не столкнулся с Павсанием. Герой-путешественник летящей походкой вышел из-за поворота, беспричинно смеялся и приговаривал, что «в этот раз точно!..». Медей решил не уточнять. Он лишь гордо прождал, вжатый в стену, а потом тихо поскребся в обиталище великой врачевательницы.

Та приняла его с отчетливым энтузиазмом, от которого наставника передернуло, усадила на кровать, села рядом в своей излюбленной позе, после чего изрекла глубокомысленное: «Ну».

«Что, „ну“? Не лошадь, не понукай!» — угрюмо подумал он, а сам сказал:

— Ах, великая врачевательница. К моему глубочайшему сожалению, я не могу поведать тебе о моих сегодняшних подвигах. Сами понимаете, не моя тайна и вообще…

— Что значит «не могу»? — маленькая полубог сварливо уперла руки в боки и начала сверлить юношу бледного со взором потухшим своими недовольными зенками.

— На самом деле, я хотел бы обсудить с тобой свою задумку насчет Второго Испытания. Дело в том, что…

— Нет, — злорадно отозвалась Эскулап.

— В смысле, «нет»? — он почувствовал, как челюсть неуклонно тянет вниз от удивления и разочарования.

— Я не хочу портить себе удовольствие. Не рассказывай мне, иначе я тебя накажу. Будешь ходить с языком до колен и брызгать слюной при каждой попытке заговорить.

— Ах, с таким языком мне не понадобиться ни единого слова, чтобы стать популярным у девушек, — подмигнул ей Медей, — я просто оближу им брови, а потом подвигаю ими, эдак, с намеком. Давай, накажи меня, о великая врачевательница, если твои темные желания так сильно рвутся из-под контроля

— Замолчи, извращенец!!!

Она все еще краснела после его шуток. Как мило. Ай! То есть, как больно.

— Стоп-стоп-стоп, не надо насылать на меня чуму и мор! — Медей потешно раскинул руки, чем вызвал у Эскулап злобненький хмык.

— Я пришел закончить историю про Проклятую Зону!

Девушка заколебалась. С одной стороны, ей определенно хотелось выкинуть одного харизматичного, обаятельного наставника за дверь. С другой — дослушать рассказ про Пельтаста. Скука победила.

— Ладно, в этот раз я оставлю твои похотливые, развратные фантазии без внимания, — процедила она, — только из уважения к твоей истории, ты, скорбный разумом мошенник с замашками Бога пьяниц и безумия.

— Это не относится к Дионису, — хмыкнул Медей и Эскулап против воли улыбнулась.

Ага, он смог перебить его злость он прошлого смущения. Стоит ковать железо, пока горячо:

— Помоги мне, хотя бы, с заклинаниями! Это в твоих же интересах! — попытался подлизаться Медей, но безуспешно: лицо великой врачевательницы снова скривилось.

— Нет! — она растопырила ладонь с пятью пальцами, точно пыталась показать ему цифру «5», а потом приблизила руку к его лицу.

Что за фигня? Как вообще на это реагировать?

— Йей! — Медей сначала хлопнул по ней в белозубо-американской манере, и только потом вспомнил, что здесь такой жест считается оскорбительным — нечто между «выкуси» и «пошел вон, мудила».

Девушка пару секунд пялилась на него в изумлении, а затем рассмеялась, — ты невозможен!

— Я невероятен, — поправил Медей с нарочито-самодовольной ухмылкой отродья, — ладно, не хочешь помогать — не помогай. Просто завари мне какого-нибудь кофе помягче, пока слушаешь: сегодня я лягу очень поздно, если у меня вообще останется время на сон.

— Хорошо, это я могу, — она вытянула руку в его сторону и приподняла бровь с толстым, как кожа паршивки, намеком. Серьезно, даже толстокожие бегемоты и то обойдут Эскулап в сочувствии и уместности жестов. Жадная паразитка.

Медей хмуро вытащил мешочек с ягодами кофе, высыпал десяток ей на узкую ладошку. Он прокашлялся, попытался придать голосу те хмурые, хриплые нотки, с которыми он вел повествование в первый раз. А затем продолжил историю размеренным, неторопливым голосом.

Странно: впереди предстояла чертова куча работы, но Медей совершенно не жалел о потраченном времени. На самом деле, ему нравилось сидеть вот так, рядом с красивой, умной и чудовищно харизматичной девушкой, которая слушала его со всем возможным вниманием. Прихлебывать мягкий, ароматный кофе с нотками южных слив, фиников и грецкого ореха. Уплывать в теплый, щемяще-спокойный кофейный дурман, точно после мягчайшего табака с нотками тауринового энтузиазма и алкогольной развязности.

Пока он продолжал историю, его собственное сознание с удивительной последовательностью собирало разрозненные мысли по проекту Второго Испытания, препарировало их, сортировало или разворачивало в законченную мысль.

Медей уходил от довольной, благодарной Эскулап по сумрачному коридору. В руке — целая кружка темного отвара с красивой ореховой пенкой, в душе — воздушное чувство успокоенности и воодушевления. Ноги сами несли его вперед, к себе в комнату, к незаконченному делу. Теперь проект вызывал в нем не тоску и загнанность, но энтузиазм и жгучее, знакомое по первым дням вселения любопытство.

Потому что теперь Медей и без подсказок целительницы знал, как и что ему предстоит сделать с поручением Немезиса.