Магия, кофе и Мортидо 2

Глава 2 Пам-пам-па-а, рам-пам… еду в Магадан! (1)

Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.

Только с горем я чувствую солидарность.

Но пока мне рот не забили глиной,

из него раздаваться будет лишь благодарность.

Иосиф Бродский

На дисциплинарную комиссию Медей с Аристоном пришли за четверть часа до назначенного времени. Первым вошел Аристон, которому надоело ждать, пока его партнер по несчастью перестанет ходить из угла в угол перед закрытой дверью.

Внутри оказалось довольно уютно: небольшой зал квадратов на тридцать имел ряд удобных кресел, как в кинозале, которые подковой огибали овальный стол. Во главе пол слегка приподнимался. Там замыкал овал небольшой диванчик, на котором обычно сидел ментор. В случае дисциплинарной комиссии, диванчик заменяли на неудобные кресла по числу провинившихся.

Единственное окно занавешено тяжелыми, фиолетовыми шторами, комната погружена в мягкий, успокаивающий полумрак. Никаких магических светильников — лишь простые свечи — они создавали дополнительное ощущение уюта. Обстановка никак не напоминала судилище, но Медей не обольщался. От следующего часа в этой комнате зависит его будущее.

«Надеюсь, Алексиас все же успел приехать», — мрачно подумал он, пока оглядывался вокруг со сложным лицом.

«Как бы я не презирал этого предателя, поднимать кипеш в ближайший год-два ему точно не выгодно. Среди преподов он — мой вернейший союзник, пусть и совершенно непреднамеренно. Хотя, свой предел терпения есть и у ментора».

В комнате для собраний уже имелось два дополнительных стула, нет, неудобных табуреток как раз на «островке». Они тихо поздоровались и сели на приготовленные места под равнодушным взглядом наставника Немезиса, который лишь на мгновение оторвался от потрепанного свитка.

Рядом с ним сидел с закрытыми глазами, опирался на посох и намурлыкивал какую-то мелодию приятный, улыбчивый старичок — наставник по алхимии Демокрит Хресмолог, «толкователь пророчеств», а напротив качала ножкой в изящной, совсем не греческой туфельке красавица-Пенелопа.

Медей украдкой начал ее рассматривать, нарвался на холодный, неприязненный взгляд глубоких голубых глаз, зябко передернул плечами и отвернулся в сторону. Ну, ее. Если эта уважаемая гадюка называет себя второй по яду в организме, то кто осмелится считать себя первым?

Почти сразу после них в зал прибыла наставница Киркея, с улыбкой помахала им рукой, потом заметила Немезиса, смутилась, пересела от него на другой конец стола. Первый помощник — единственный преподаватель, с которым она категорически отказывалась иметь дело. Ну, категорически для такого мягкого и незлобивого существа, как Киркея.

Почти также поступил Фиальт — чересчур жизнерадостный простак с идиотскими зелеными кудрями притих от присутствия Суверена. Впрочем, он почти сразу посмотрел вправо, восторженно улыбнулся Пенелопе и снова приободрился от ее насквозь формального, отстраненного кивка. Прозвище Салакон, «чванливый болтун», подходило к нему как нельзя лучше. Медей решил теперь звать его Салабоном.

Следующими пришло еще двое пока незнакомых ему лиц. Первый — демон, второй — укротитель. Смешная парочка, как Пат и Паташон. Нет, как Петров и Боширов. Первый, демон Зу, шестирукая, многоглазая страхолюдина под три метра с хелицерами и серой плотной кожей носорога — оплот благоразумия и интеллекта.

Второй — Павсаний, вечный путешественник. По миру — в каникулы, по Академии и Лемносу — в учебное время. Куда бы он ни пришел, везде происходят какие-то неприятности. Причем, абсолютно случайно! Как в том меме: вы ведь не диверсанты, точно? Так точно!

Потом пришла Колхида, а за ней семенил самый странный маг, которого Медей успел повидать за все свое пребывание в Академии Эвелпид, включая обрывки воспоминаний отродья. Ах, это же Тартарос. Ну, он скучный. Больше добавить нечего.

— Предлагаю начать, — чопорно подала голос рыжеволосая зануда.

— Осталась еще минута, — невозмутимо отметил Немезис.

Ого, второй педант оказался еще более требовательным. Наконец-то достойный противник. Эта битва станет легендарной! Однако Колхида лишь вздохнула. Она четко знала свое место в иерархии.

Наконец, когда до назначенного времени остались считанные секунды, Немезис поднялся с места, устремил взгляд на сцену, открыл рот

Скрипнула входная дверь. Все люди в зале непроизвольно переглянулись, а затем повернули головы в сторону прохода.

«Кто еще мог прийти? Вроде, весь основной состав на месте…»

Они созвали целую дисциплинарную комиссию, где присутствовали новоприбывшие преподаватели. Пустовало только четыре кресла, включая Алексиаса. Эскулап в таких случаях не учитывали, потому, что она не появлялась… Обычно.

Медей скосил глаза. Нет, ему не привиделось. Судя по напряженным мордам остальных — им тоже. Цок-цок-цок обычно босых ног в благоговейной тишине. Только Колхида тихо вздохнула, да демон защелкал хитином на лице. Остальные отнеслись с разной степенью спокойствия.

Их гениальный врач-полубог с совершенно пофигистичным видом уселась в пустующее кресло Алексиаса, вытащила блюдо порезанных на дольки яблок, положила на подлокотник, принялась с шорканьем ерзать аж на двух подушках под своей прекрасной, полубожественной задницей.

И даже с ними чуть не тонула в не самом мягком предмете мебели. Что ж, карликовый рост имеет свои недостатки. Выглядела она комично, точно домашняя кошка расселась в человеческой позе на хозяйском месте, но никто не ухмылялся.

Аристон и вовсе начал исходить холодным потом. Впрочем, здесь был виноват Немезис, который как раз обвел их равнодушным взглядом. Единственный, кого присутствие Эскулап нисколько не смутило. Он лишь кивнул ей, как коллеге, дождался такого же кивка в ответ (остальных она не удостоила), после чего весь комитет оказался в сборе.

— Дева Эскулап, благодарю за присутствие, — сказал ей Немезис скучным голосом, на который она не обратила никакого внимания, — а теперь я начну наше собрание с описания вопиющего факта

— Вай!

Киркея покраснела и закрыла рот ладонями, глаза круглые от удивления. Эскулап рядом продолжала невозмутимо щипать ее за бок, не то в поисках жирка из отпуска, не то в попытке привлечь внимание. Привлекла. К формам скромной волшебницы.

— Мы начинаем. Дева Эскулап, прошу вас принять подобающую позу.

Та перевернулась с живота на спину, перестала тянуть к девушке руки, чинно уселась на кресле, хотя ее собственные лодыжки болтались на уровне конца обивки, а ступни никак не доставали до пола.

А затем началось судилище. Ну, та его часть, где описывают конкретное злодеяние преступников. Немезис перечислял их прегрешения недолго, ровным, при этом совершенно не скучным, даже интересным тоном.

Сам Медей неожиданно увлекся его рассказом и дедукцией о том, чем занимались Аристон с Медеем по пути в проклятое хранилище Делетерион. Оказывается, в Академии существовала достаточно серьезная и гармоничная система безопасности. Ее внутренняя часть состояла из трех (а то и больше) поясов обороны.

Один из них — мимы, безмолвные слуги. Они обычно двигались внутри стен, насколько им позволяла бестелесная природа. При обнаружении нарушителя, бестелесные помощники начинали тайно следовать за ним, пока один или два сообщали дежурному наставнику, ответственному за дисциплину Тартаросу или эпимелету — должность походила на синтез воинского прапорщика и замполита.

Обязанности эпимелета Академии исполнял последние триста лет разумный автоматон Идалия — прекрасная статуя, с которой мало кто хотел связываться. К счастью, на собраниях она появлялась только по особым приглашениям.

Второй линией обороны служил сигнальный контур вокруг потенциально опасных мест… Ну, то есть, более опасных, чем обычно. Пустая башня, как и Подземелья, относилась к нему в любое время суток. А вот холм, где они с Аристоном ломали краснокнижных лосей-убийц, включали в систему только на ночь.

Третьей линией являлись особые заклинания. Они вплетены в учительскую, личный кабинет Тартароса и павильон Идалии. Сам волшебник тогда еще не вернулся с каникул — его функции исполнял призванный гений, который лично выдвинулся и позвал Немезиса по инструкции.

— Таким образом, около часа ночи мне пришел сигнал от следящего контура. Спустя минуту появился мим. Следом за ним — гений воздуха. Как я понял из их мыслеобразов, — размеренно повествовал Суверен, — два наставника находились в явном подпитии.

Легкий неодобрительный шепоток. В основном направленный, почему-то, на Аристона.

«Ах ты, алкаш проклятый. Так вот почему, ты так настаивал на совместной попойке? Трубы горели, да, синячина⁈ И меня в блудняк втянул, чертила. Черт, этот Аристон настолько мудак, что, при рождении, вместо пуповины у него на животе висела бирка: шерсть 100%», — злобно засопел Медей.

— Сначала они двинулись к западному входу в подземелья, но, перед лестницей на Пустую башню, зачем-то остановились, после чего принялись взбираться наверх.

Его лицо повернулось к Аристону, после чего шрамированный воин неловко прокашлялся и начал косноязычно объяснять, что «они не так все поняли, боевая усталость, напиток оказался слишком крепким». Дошло даже до сакраментального «бес попутал», отчего захмыкала большая часть присутствующих. И косила лиловым взглядом на Медея, толпа бездарная.

— Сразу после некой похабной песни, приводить слова которой у меня нет никакого желания, — народ вздохнул и снова покосился на Аристона. Все знали о его кредо бездарного поэта, — нарушители начали продвижение внутрь.

Суверен прервался, чтобы посмотреть в свиток перед ним.

— С первой сложностью господа наставники столкнулись уже на втором этаже башни. Не меньше десятка фантасий принялись пробовать их на прочность. Насколько я понял сообщение мима: большую часть своих сил они сосредоточили на наставнике Медее… совершенно безрезультатно.

По залу пронесся тихий, но очень интенсивный вал шепотков, а у самого наставника аж зачесалось лицо от всех тех подозрительных, удивленных, любопытствующих или недовольных взглядов.

— Какой талантливый юноша, — не удержалась от сарказма Эскулап.

Раздраженную мину Немезиса она проигнорировала с обидной для остальных легкостью.

«Вот и решил не выделяться!», — раздраженно подумал Медей, пока часть преподов улыбалась нехитрой шутке, — «теперь косить под дурака будет в два раза сложнее. А-а-а, за что мне все эти кармические страдания? За то, что небезопасно извлекал флешку из компьютера и не купил винрар?»

— Оба наставника без особых сложностей разделались с низкоранговым скопом фантасий, после чего пошли дальше, не сбавляя скорости. Так они добрались до пятого этажа. Интенсивность ментальных атак возросла более, чем втрое, но… снова не оказала на магов Академии никакого значимого влияния, — продолжал говорить Немезис.

— Ах, ментор Алексиас всегда говорил, что истина в вине, — снова сбросила напряжение Эскулап, — ему стоило основательно надраться пять лет назад. Возможно, тогда бы Делетерион все еще принадлежал Академии, а не Хаосу.

Суверен мужественно проигнорировал реплику и продолжил:

— Наставник Медей развоплощал слабых и значительно ослаблял более сильных одним-единственным контрударом из разума. Более того: его ментальная аура раскрылась во вне запретом на телекинез — в ее пределах фантасии почти не могли влиять на реальность, а их магические атаки частично срывались или ослаблялись на выходе.

Несмотря на всю нервозность, мандраж и злость от ситуации, в которой он оказался, Медей не мог не признаться себе: ему приятно смотреть на своих судий. Приятно видеть, как снисходительные, брезгливые, или скучающие мины коллег отродья сменяются удивлением, оторопью, неохотным уважением, даже восторгом, если брать более молодых наставников — Фиальта и Киркею.

Спасибо, Диана все еще оставалась за бортом. Отпетая сука должна прибыть в Академию лишь на следующий месяц, после своей стажировки в летнем лагере пафосной столичной школы для сливок общества.

Тем временем, Немезис дошел до самой мякотки: боя с призраком бывшего ученика Академии Эвелпид. Тут ему уже не хватало деталей, но даже так Медей мог понять, что «всэ били паражины». Достижение, за которое отродье могло отдать душу. Не это ли произошло на самом деле?

Впрочем, у одной особы его похождения, вместо удивления, вызывали искреннее веселье. Эскулап следила за выводами великого детектива Немезиса с неослабевающим вниманием ребенка перед говенными мультиками. В особо удачных моментах она охала, хмыкала и хихикала, в противовес тревожно молчащей аудитории. А нет, другие тоже проявляют эмоции, просто боятся прерывать Суверена.

Милый старичок Демокрит подскакивал на кресле, шевелил вислыми, казацкими усами, порывался задать двум баламутам тысячи вопросов, но кое-как держал себя в руках, закрывал рот в последний момент — придерживался регламента.

Примерно также себя вел человек-беда Павсаний, только еще и барабанил кулаками по подлокотникам, пока его демон неодобрительно бурчал и косился на Медея с внезапной опаской. Ну да, отродье же типа наставник по местным призывам и посылам. Может и отправить обратно в мессенджер Маск эту квазимоду. Теоретически. Так что правильно боится, черт. Ведь он знает из новеллы его истинное имя — Шуту. Стоит, на всякий случай, сделать заготовку-подавитель. А то ишь, ряху наел на всяких ритуалах, срамных и нечестивых. Демон же. Хотя, кто его знает, чем его Павсаний кормит. Тот тоже не «новичок».

Киркея явно переживала, бросала на обоих нарушителей жалостливые взгляды, Фиальт вел себя как футбольный болельщик, которому пультом от телевизора выключили звук, но не энтузиазм. Даже простая, сермяжная, невыразительная физиономия Тартароса отражала некий внутренний процесс.

Да что Тартарос — сама Пенелопа отбросила свой скучающий вид и слушала Суверена с неприятным, болезненным вниманием. Вот уж от кого Медей точно не хотел получать никакой обратной связи, как бы ни тянуло его взглядом к прекрасному лицу в обрамлении блондинистых локонов, лебединой шее и другим изгибам.

— … Таким образом, наставники смогли пройти в Делетерион, — закончил Немезис первую часть марлезонского балета.

— К сожалению, их дальнейшие злоключения обрываются на моменте входа. Мы не можем сказать, как и чем они занимались внутри. Даже не можем быть до конца уверены, вышли ли те же люди, что и вошли сюда…

А вот теперь молчание стало резко негативным. Каждый из наставников понимал, насколько опасным являлось то место. Каждому вбивали правила безопасности при приеме на работу, проводили беседу, тащили в Зал Воспоминаний, чтобы показать память тех, кто прошел через ужасы Академии Эвелпид и щедро поделился ими с будущим поколением.

Понимал это и Медей. Жаль, исключительно ретроспективно. Пары часов перед судилищем оказалось достаточно, чтобы порыться в памяти отродья, вспомнить обрывки показанных видений: люди с быстрыми, нечеловеческими глазами на омертвевших лицах, обряд изгнания — на каждый удачный пришлось три летальных, мелкие признаки, по которым вычисляли одержимых. Да, их приключение оказалось действительно опасным.

Если бы не его странная ментальная защита, созданная походя, как побочный продукт безмолвных заклинаний, если бы не прекрасное заклинание Киркеи… Он вполне мог пополнить печальную статистику.

— Вы понимаете, насколько опасным, безрассудным, самоубийственным вышел ваш проступок? Наставник Аристон? — тот сжал кулаки, — наставник Медей?

Медей убрал с собственной, такой чужой, и, одновременно, слишком привычной физиономии самовлюбленное, поверхностное выражение отродья. Позволил серьезности ситуации исказить легкомысленные черты лица.

— Мы…

— Молчать! — резко оборвал его Суверен, — право на ответ будет только на стадии вопросов.

Медей попытался скрыть дрожь в руках. Безуспешно. Такой Немезис — серьезный, почти злой, по-настоящему испугал его. Шутки кончились.

Первый помощник Алексиаса очень редко демонстрировал хоть какие-то эмоции. В новелле такое состояние всегда флегматичного наставника предвосхищало грядущую бойню. Триумф насилия, оком бури которого выступал Суверен академии.

Только один раз его гнев не привел к многочисленным трупам — во время дисциплинарной комиссии над Главной Героиней. И то: кто знает, чем бы закончилось то разбирательство, если бы в момент судилища не произошли более важные события, чем вопрос об отчислении одной наглой

— Все мы знаем достоинства наставника Аристона. Знаем и его пороки. Главный из которых, пьянство, и привел к теме сегодняшнего собрания. Однако лично я считаю, — он откинулся на кресле, лицо едва заметно скривилось в отвращении, — в нынешней ситуации большая часть вины лежит именно на наставнике Медее.

Слова упали с грацией лезвия гильотины.

«Ах, я всегда чувствовал странную уверенность в завтрашнем дне. А потом дно пробивалось и я падал дальше…»

Но даже всегдашний глупенький или черненький юморок не принес ему спокойствия. Скорее наоборот: он почувствовал, как холод, как тревога и неприятие ужасного в своей несправедливости вердикта нависли над ним Дамокловым мечом.

Ментор Алексиас не успел или не захотел успеть к уродливому, жуткому разбирательству. И теперь Медей остался один на один с рациональной машиной, привыкшей решать все проблемы радикальным путем. Если Александр Македонский разрубил Гордиев Узел ради славы, то наставник Немезис мог порвать его голыми руками просто, чтобы тот не мешал.

Негромкий, разноголосый гул быстро закончился, стоило Суверену вновь открыть рот.

— Поэтому я предлагаю голосование. Кто за то, чтобы разделить наказание наставника Аристона и наставника Медея?

Присутствующие потянулись к стилусам, начали выводить на маленьких, медных табличках, вделанных прямо в стол напротив каждого места, одно простое слово. Да или нет.

Больше половины коллег незамедлительно проголосовали «за».