Магия и кровь

Глава тридцать пятая

Явсе думаю, как бы запах карри не пропитал бисквитные коржи. Сейчас сентябрь, и в кухне «Роти-Роти» по-прежнему жарища, как в пустыне. Йохан поставил кондиционер в режим экономии. Каждый час несчастная машина извергает порыв ледяного ветра, который остужает мне шею и приносит блаженное облегчение. Через пятнадцать минут она отключается, и начинается новый час мучений.

В рабочее время со мной в кухне находится по крайней мере еще три человека, которые жалуются на это. Отчасти поэтому я встаю пораньше, когда у нас заказ на свадебные десерты — это одна из новых услуг, которые Йохан включил в прейскурант с тех пор, как я начала здесь работать.

Я открываю огромную промышленную духовку и достаю два противня с шоколадным бисквитом. Коржи получились сладкие, мягкие — само совершенство. Достаю два оставшихся противня, ставлю заготовки на тележку и откатываю под вентилятор остывать.

На кондиционере Йохан экономит, зато по части кухонных приспособлений он просто ушел в отрыв. В первый день, через месяц после окончания Пути Взросления, я приплелась к нему, ожидая худшего, — и на пороге замерла от восхищения при виде целой коллекции высококачественного оборудования.

Снимаю с крючка стальной сотейник и замешиваю простой сироп — мое тайное оружие для приготовления влажных бисквитов. Как только сахар растворяется в воде, я снимаю сотейник с огня и добавляю в него две стопки привозного тринидадского рома. Гораздо меньше, чем требует рецепт тети Элейн. Когда коржи остынут, я пропитаю их ромовым сиропом, так что десерт выйдет слегка хмельной, как и требует Илления. Она до того настойчиво говорила об этом, что я поневоле задумалась, что ей нужно на самом деле — шоколадный торт или замаскированная под него бутылка спиртного.

Перед глазами вспыхивает сообщение от Кейши:

Впусти, мы под дверью.

Я ставлю сотейник с сиропом на стальной поварской стол посреди кухни.

Я попросила Кейшу и Алекс взять на себя мои обязанности по доставке косметики. Поскольку их две, а раньше этим занималась я одна, они заканчивают быстрее и у них больше свободного времени.

Схватив стоящий под столом рюкзак с нашими товарами, я бегу ко входу. Кейша в джинсовых шортах и обтягивающей маечке с надписью «Ретро рулит». Алекс — в белых брюках с высокой талией и блестящем топе, от которого у меня в глазах рябит.

Я отпираю дверь и впускаю их. Кейша с громким вздохом плюхает пустой рюкзак на ближайший стол.

— С этой партией все?

Я обмениваю пустой рюкзак на полный.

При виде него Кейша стонет.

— Дори Бейли, чтоб ее хакнуло, теперь косится на меня, а семейка у нее не то чтобы образец хрустальной чистоты.

Я прикусываю губу. Строго говоря, я не убила Джастина, но теперь это неважно, я могла и не сдерживаться. Все равно взрослые сделали, что сделали, — привязали нашу магию к дому. Никто из них не желает говорить об этом, но все мы знаем, во что обходятся нечистые обряды.

Труди Джеймс достаточно было принюхаться к маме в супермаркете, чтобы по всем остальным чистым семействам распространились слухи, и с тех пор все начали судачить о наших так называемых порченых товарах. Папа попытался все загладить через свою родню, но ничего у него не вышло. Запах пепла не оставил сомнений. Все по-прежнему покупают наши продукты, но репутация, которую с таким трудом выстраивала бабушка, подмочена навсегда. Нас перестали рекомендовать, а наши товары — дарить.

И это не худшая из наших бед. После бабушки осталось ограниченное количество заготовок, а никто в семье не знает, что она, собственно, делала, чтобы добиться такого неповторимого результата. Если она и использовала свой фокус с заимствованием чужих даров, никто не понимает, чей дар она задействовала и как именно. Никто из взрослых раньше даже не знал, что она это умеет. Так что мы можем продавать то, что есть, но в конце концов покупатели заметят, что в новых партиях чего-то недостает.

Я медленно выдыхаю через нос.

— Я схожу к Вонгам, попробую поговорить с Роуэн и все исправить. Если она подключится, остальные последуют ее примеру.

— Это временное решение, — возражает Алекс. — А нам нужно постоянное. Может, не надо продвигать товары среди чистых семейств, ограничимся не-колдунами?

— А может, Вайя начнет применять свои дары на деле, чтобы они приносили вам реальные деньги. — Из задней двери появляется Йохан, руки в боки. Лицо у него прямо-таки пышет свежестью — даже в свете дурацких ресторанных ламп. Я выпрямляюсь. Йохан интересуется моими дарами настойчивее, чем мне бы хотелось. Я подозреваю, что он еще не решил, чем они могут быть выгодны лично ему. Однако каждый раз, когда он об этом заговаривает, у меня мурашки бегут по спине.

— Не знала, что вы сегодня придете пораньше.

— Понятно, что не знали, иначе не устроили бы тут тусовку, — он показывает на моих двоюродных сестер.

Алекс скрещивает руки на груди:

— Нам здесь не рады?

— Вообще-то мы ваша родня, — подчеркивает Кейша.

Йохан закатывает глаза и тычет пальцем в пустой рюкзак:

— Похоже, продажи идут неплохо. Если вам нужны новые покупатели, я знаю кое-кого, кому это может быть интересно.

Кейша делает круглые глаза и уже хочет ответить, но умолкает: я бросаю на нее предостерегающий взгляд.

Она с внезапной легкостью пожимает плечами:

— Да нет, у меня в Сети полно подписчиков и они стоят в очереди за нашими товарами. Пока что у нас заказов выше крыши.

Йохан скептически смотрит сначала на нее, потом на меня. Но тут в окно стучит какая-то женщина, и он отвлекается.

— Да чтоб меня хакнуло! Опять она!

Это Рена — на ней модный парик с длинным прямым хвостом до самых щиколоток. Она смотрит на Йохана долго и пристально. Лицо у нее искажено злобой, но мокрые глаза выдают отчаяние.

Йохан качает головой.

— Не знаю, чего от меня хочет эта женщина. Ее дочь погибла, и точка. Ничто на свете не вернет ее. — Он косится на меня. — Торт должен быть готов к полудню. Успеете?

Я киваю.

— Идите. Вайе надо работать, — говорит он Алекс и Кейше. Мои двоюродные делано улыбаются, Алекс хватает рюкзак.

— Ну пока, до вечера.

— Я вас провожу, — говорю я.

Йохан уходит в глубину ресторана, а Рена, посторонившись, пропускает Кейшу и Алекс наружу.

Я боюсь смотреть ей в глаза.

— Пойдемте прогуляемся до угла.

Кейша смотрит сначала на Рену, потом на меня. Я не обращаю внимания на ее взгляд. Алекс и вовсе не глядит ни на меня, ни на Рену.

Мы идем вдоль домов и останавливаемся у проулка. Я бы не хотела, чтобы Йохан знал, что я помогаю той, кому он — отказывается. Я сворачиваю в проулок, а мои двоюродные — нет: они идут дальше, к автобусной остановке, чтобы развезти вторую на сегодня партию.

Я поворачиваюсь к Рене. Разрез глаз и пухлые губы — все напоминает в ней Лорен. В горле у меня становится сухо. Я по-прежнему тоскую по подруге.

Рена убирает волосы со лба и нервно сглатывает:

— Я слышала, ты могла бы помочь мне, раз Йохан не хочет.

— Я очень постараюсь. Честное слово, я всегда стараюсь, просто не всегда получается.

Она стискивает руки. Ногти у нее остроконечные и сверкают свежим лаком. В ней сохранилась гордость, хотя она и молит о помощи.

— Что мне сделать? — Я протягиваю к ней руки, и она вкладывает в них свои. — Я бы очень хотела помочь вам.

«Я всегда хотела одного — помогать своей семье».

— Мне надо увидеть, что случилось с моей малышкой. — Она шепчет, но шепот ее тверд, будто она знает, чего хочет, но боится.

Я стараюсь не показать, какое это для меня облегчение. Я рада, что она жаждет прошлого — увидеть Лорен, — а не свое будущее в мире, где Лорен нет. В глубине души я думала, что она, наверное, захочет узнать, понесет ли наказание убийца ее дочери. Но может быть, сейчас для нее это не очень важно. А может быть, как только она поймет, что это пропавший глава «Ньюгена», она решит, что он получил по заслугам.

Я не видела будущего, которое создала, когда заключила Джастина в тело «Ньюсапа». Мне страшно в него заглядывать. И к тому же у меня самой теплится эгоистичное желание снова увидеть подругу, прежде чем проститься с ней навеки.

— Значит, прошлое.

Я давно ждала этой минуты.

Я не могу заставить Люка признать, что тетя Элейн — полноправный соавтор геномодов. Это прольет на его бывшего покровителя новый свет, а я сомневаюсь, что Люка порадует то, что он увидит. Не говоря уже о том, что вряд ли я смогу убедить его поговорить со мной. Я не могу добиться, чтобы моя тетя получила заслуженное признание.

Но сейчас я могу дать Лорен после смерти то, чего не могла, пока она была жива. Кто-то увидит, что выпало на ее долю.

— Это будет… некрасиво, — говорю я.

Рена закрывает глаза и сжимает мои пальцы:

— Мне не нужна красота. Мне нужна истина.

Я тоже зажмуриваюсь и нащупываю нить, которая связывает меня с Джастином. Думаю о Лорен, о том, какой она была на празднике в честь окончания Пути Взросления: счастливой, полной надежд. Спускаюсь в стеклянный подвал в «Ньюгене», где она испустила последний вздох.

У нечистой магии свой запах. Запах пепла, запах праха мертвых. Мое волшебство пахнет иначе. Но оно не лишено запаха, в отличие от чистых чар. Просто пахнет по-другому, так слабо, что легко не заметить. Однако иногда я его улавливаю, и тогда мне вспоминается сахарный тростник, проросший на пепелище.

Рена ахает.

Я открываю глаза и вижу, как из ее глаз катятся две кровавые слезинки.

Цель — моя. Кровь — ее. Мы вместе расплачиваемся за волшебный дар.