Магия и кровь

Глава тринадцатая

Впонедельник, пока Кейс сидит на ознакомительном собрании, я выхожу из автобуса на почти пустой улице на другом конце города. Тут свежо и ветрено, несмотря на жару, а все благодаря близости к озеру — тому же, что раскинулось у нас за домом. Здешние дома словно никак не могут определиться, кем хотят быть. Прямо передо мной рядком стоят три совершенно одинаковых особнячка — от фальшивых балконов на третьем этаже до подъездных дорожек шириной в полторы машины. На этом единообразие кончается. Дальше виднеется ярко-желтое кубическое здание с окнами от пола до потолка и отделкой из панелей под дерево. Еще дальше стоит простой одноэтажный кирпичный домик. И повсюду витает стойкий запах свежескошенной травы.

Порт-Кредит — из тех районов, которые задумывались как городская застройка всеобщей мечты. Типовые дома, близко к воде, но достаточно далеко от городской суеты, которая уже просочилась в наш район — Исторический Лонг-Бранч. Однако что-то пошло не так, у кого-то где-то кончились деньги, и достраивать все пришлось сторонним подрядчикам. Клиенты выбирали каждый свою строительную компанию и свой стиль. Не говоря уже о том, что половину территории занимают громадные многоэтажки с недоделанной придомовой территорией — просторные скверы без скамеек и детских площадок и рестораны, а между ними пустые участки с табличками «Аренда».

В общем, такая же каша, как и в остальном Торонто.

Я подхожу к чудовищно уродливому пятиэтажному зданию, которое высится над остальными и занимает целых два участка. Оно сложено из белоснежного кирпича и украшено колоннами цвета слоновой кости, которые подпирают большой балкон третьего этажа.

Дэвисы шутить не любят. Их матриарх Эйприл-Мэй проследила, чтобы фамильное гнездо всем своим видом внушало заслуженное уважение. Это было, конечно, когда она еще жила здесь, а не уехала повидать мир со своим младшим сыном Кейном. Пока ее нет, обязанности главы семьи исполняет старший сын — Йохан. Кроме того, он руководит нашей общинной школой, куда отправляют своих детей чернокожие колдуны Торонто, чтобы те, помимо программы начальной школы, изучали еще и нашу историю.

К нему-то я и приехала.

Утром Люк прислал мне сообщение:

Это та Элейн, о которой ты спрашивала?

К сообщению прилагался файл, похожий на профиль из генетической базы данных, только без самих генов. Фото женщины с короткими кудрявыми черными волосами и густо-коричневой кожей. Подпись — «Элейн Томас» — и девичья фамилия — «Джеймс». Никаких упоминаний ни о муже, ни о профессии, но в маленькой вкладке «генетическое потомство» указано полное имя Алекс. Моей Алекс. И чем больше я смотрела на фото Элейн, тем отчетливее видела в ее лице свою двоюродную сестру.

Больше я ничего не успела сделать: сообщение стерлось.

Это исчезающее сообщение. Уверен, ты и сама поняла. Строго говоря, это засекречено, но ты ее родственница, поэтому я сделал для тебя исключение.

Я злобно зашипела, телефон дрожал в руках. Мама Элейн — родная мать Алекс, а я почему-то ничего о ней не знаю. Сама Алекс и та вряд ли располагает какими-то сведениями. Она говорила, что думает, что ее мама ушла, когда она была совсем маленькая, — не более того. Кроме того, девичья фамилия тети Элейн была Джеймс, а значит, она состояла в родстве с папой. Понятно, почему он так всполошился, когда я ее упомянула. Он-то ее знает. Она мертвая и Мама. То, что я еще застала ее в живых, то, что она, помимо всего прочего, получила титул, то, что я абсолютно ничего о ней не помню, — все это просто в голове не укладывалось.

Я написала Люку спасибо. Приятно, что он постарался ради меня, я такого совсем не ожидала.

У меня было время. Плюс ты принесла мне поесть. Считай, что мы квиты.

Я тут же напомнила ему, что в обмен на ленч он не взял с меня денег за татуировку.

Договорились. Будешь должна.

Однако, когда я спросила его, что именно должна, он не ответил. К собственному изумлению, от нашей переписки я даже заулыбалась. Вот может же быть милым, если хочет, даже если ему сложно это признать.

Я спросила, не нашел ли он какую-то связь между Элейн и Джастином.

Я не нанимался к тебе в частные сыщики.

Я снова зашипела и больше ничего не стала ему писать, а днем села на автобус и поехала к Йохану. И вот я здесь, перед этим домом.

Йохан для меня — единственная надежда узнать что-то о Маме Элейн, поскольку папа явно не заинтересован в том, чтобы ее обсуждать, а закрытый профиль в нашем альманахе говорит о том, что и бабушка тоже не хочет, чтобы кто-то что-то знал. А если уж бабушка о чем-то молчит, никто из взрослых в семье не пойдет против нее и ничего мне не расскажет. Даже если Люк не нашел никакой связи между Элейн и Джастином или нашел, но не говорит, все равно подозрительно, что я не могу отыскать ничего о Маме Элейн, то есть о тете Элейн, ни в Сети, ни в наших записях, однако в архиве «Ньюгена» она почему-то есть.

И это не говоря о том неприятном обстоятельстве, что я не способна вспомнить о ней совершенно ничего. Как бы я ни старалась раскопать какие-то воспоминания, на этом месте зияет провал, от которого мурашки бегут по телу. Лорен всегда говорила: если чувствуешь какой-то подвох, но не можешь определить, в чем именно он состоит, скорее всего, это нечистая магия. А уж она-то знала не понаслышке.

Не говоря уже о том, что Йохану, вероятно, известно, кто та третья из матриархов, о которых упоминала Роуэн, и в чем заключалось предполагаемое предательство. А вот поделится ли он со мной своими знаниями — еще вопрос. Ведь вряд ли совпадение, что все это всплыло одновременно с заданием. Если тут есть хоть какая-то связь, если я упускаю что-то, что может повлиять на мои дальнейшие действия, я прослежу, куда ведет эта зацепка. Ведь Кейс права, хотя при ней я никогда не допущу такой мысли. Я просто сдалась и согласилась стать убийцей. Ради самой себя и ради Люка я обязана изучить все подсказки, как подойти к заданию с другой стороны. Даже если взрослые не считают, что все связано и связь эта настолько важна, что хорошо бы перестать скрывать ее от меня.

Я стою перед коваными решетчатыми воротами у входа в особняк Дэвисов. Вместо растительных узоров здесь фигуры их предков. Прямо передо мной, сбоку от ворот, установлен сканер, и я подставляюсь под его зеленый луч, который, мигая, обшаривает меня с головы до ног. Ворота бесшумно распахиваются — они идеально смазаны.

Я огибаю дом и подхожу к небольшой пристройке позади. Когда мы с двоюродными были маленькие, мы ходили этой дорогой в школу. Пусть Дэвисы и нечистое семейство, но им было не жаль выделить и время, и несколько комнат в своем доме, чтобы мы хорошо знали свою историю.

Бабушка рассказывала нам про предков Томасов, но именно Йохан научил меня приемам колдовства, объяснил, в чем разница между чистой и нечистой магией, рассказал, как связаны генетика и дары. Все, что я знаю о волшебстве, я узнала от Йохана.

Я сворачиваю за угол и подхожу к школе. За стеклом видны пятнадцать тесно составленных парт и сидящие за ними дети с планшетами. Я сразу вижу Иден — темные волосы собраны в два низких хвостика, взгляд прикован к Йохану. А он стоит перед классом и показывает что-то на плоском экране на стене, да с таким жаром, что дреды до пояса так и пляшут. Кожа у него всегда выглядит так, будто он покрыл ее толстым слоем крема с блестками.

Большинство детей поедут домой на автобусе, который водит сын Йохана, Топаз. Все дети моего бывшего учителя названы в честь камней-талисманов того месяца, когда они родились. Все шестеро. Хорошо, что все они родились в разные месяцы.

Иногда за детьми заходят родители или старшие братья и сестры.

Сегодня во дворе вместе со мной ждет всего один человек.

Рена Картер. Мама Лорен.

Волосы у нее стянуты в хвост и такие длинные, что ниспадают до щиколоток, неоново-оранжевое платье сидит словно вторая кожа. Но глаза… Под ними такие мешки, что их словно намалевали углем, а взгляд устремлен на что-то такое, чего больше никто не видит.

В последний раз я видела ее вскоре после того, как Лорен пропала. Рена прибежала к нам в том же наряде, что и сегодня, и спросила, не знаю ли я, где ее дочь. А теперь она поворачивается и смотрит на меня не мигая.

Я склоняю голову и сутулюсь:

— Здравствуйте, миссис Картер.

Когда я была маленькая, я звала ее тетя Рена. Но за это время кое-что изменилось.

— Сколько тебе лет?

— А? Ну, это, шестнадцать.

Ее взгляд словно снимает с меня кожу слоями и так и ввинчивается внутрь.

— Ты уже прошла Призвание?

Я неловко переминаюсь с ноги на ногу. Как будто это допрос, а не светская беседа.

— Типа того… Работаю над заданием.

— Говорят, чем больше времени уходит на задание, тем сильнее дар. — Она склоняет голову к плечу. — Но все равно не стоит слишком тянуть.

— Йохан говорит, это легенда. Долгие Призвания не означают сильных даров, просто даются труднее. Да и это субъективно.

Я хочу взять все свои слова назад. У нее пропала дочь. Надо было просто поддакивать ей.

Рене, похоже, безразлично, возражаю я или нет.

— Бывали времена, когда всех интересовало только одно — получат ли они правильный дар.

Она подчеркивает слово «правильный» — не то чтобы с презрением, но с чем-то похожим.

Мои родные по-прежнему беспокоятся о том, насколько сильны наши дары. В нечистых семьях об этом можно не тревожиться — ведь там получают волшебную отдачу от ритуалов. Думаю, никому не ведомый дар дяди Катиуса очень мощный, раз дядя из нечистой семьи. Дар Лорен тоже держали в секрете. Нечистые семьи чаще скрывают свои дары, чтобы защититься от конкурентов в сообществе, поскольку нечистая магия гораздо сильнее. По крайней мере, так говорили, когда конкурентов действительно стоило опасаться. Но это было очень давно. Вот уже больше ста лет колдовские семейства не убивают соперников просто так, ради статуса. И все же многие нечистые колдуны по-прежнему прячут свои дары. Скорее всего, их сила никуда не делась, но нельзя исключать, что они хранят тайну именно потому, что ослабели и теперь им выгодно прикрывать это ложью.

— А теперь их это больше не волнует? — спрашиваю я.

Рена еле заметно пожимает плечами — так, просто приподнимает их.

— Не знаю.

Честно говоря, я не уверена, что с Реной еще кто-то разговаривает. После исчезновения Лорен эта небольшая часть семейства Картеров оказалась практически вытеснена из общины — тот случай, когда горе не сплачивает, а отталкивает людей друг от друга.

Рена смотрит в окно класса, на Йохана.

— Он хороший учитель, правда? Лорен так считала. Теперь это неважно. Он не хочет помогать искать ее. — Тут ее голос, до жути спокойный, срывается, зубы блестят, словно она вот-вот оскалится, будто волчица.

Я нахожу в классе Калеба, брата Лорен. Он родился больным. По слухам, миссис Картер попросила Йохана вылечить его. И упросила их матриарха перейти на нечистую сторону, чтобы дать Йохану возможность спасти мальчика. Изменить позицию целого семейства по вопросам чистоты и нечистоты — отнюдь не пустяк, но ведь и жизнь непростая штука. Однако теперь мне вдруг приходит в голову, не повлиял ли на это страх перед ослаблением даров.

Йохан не особенно любит оказывать одолжения одному и тому же семейству несколько раз, если это не сулит особой выгоды. Нечистые колдуны тоже не всесильны. Особенно такие, как Дэвисы, — те, что убивают. Устроить так, чтобы серийные убийства сошли тебе с рук, — задача не из легких, даже если подбирать только тех, на кого власти не обращают внимания. Обычно нечистые колдуны приносят человеческие жертвы раз в два года, чтобы защитить Карибану на этот срок: такая вот благая цель у их темных ритуалов.

Картеры тоже нечистые, а значит, могут проводить собственные ритуалы. Возможно, они попытались, но у них ничего не получилось. Нечистых семейств полным-полно, но лишь единицы обладают такой же силой, как Дэвисы.

Я опускаю голову и смотрю себе на ноги. Я бы все отдала, лишь бы вызваться помочь искать Лорен. Мы все ее знали, ее мама страдает — а никто не желает палец о палец ударить. Даже не знаю, как лично я могла бы помочь без магии и без дара, даже если бы не была сейчас занята своим заданием. Мы называем себя общиной, но ведь, если так, мы должны помогать друг другу и потом не предъявлять никаких счетов.

Дверь школы открывается, дети выбегают наружу и несутся к воротам, где их ждет автобус, — все, кроме Иден и Калеба, которые мчатся к нам с миссис Картер.

Она старательно улыбается и забирает у Калеба рюкзачок. Малыш скороговоркой вываливает на нее все школьные новости. Перед уходом она оборачивается и говорит мне:

— Удачи с Призванием.

— Спасибо…

Надо бы мне промолчать, но не могу.

— Надеюсь, вы скоро найдете Лорен. Я очень по ней скучаю.

При этих словах голос у меня дрожит. Так и есть. Я очень скучаю по нашей ночной переписке. По возможности нагрянуть к ней в гости, вместе посмотреть сериал или испечь печенье. Скучаю по тому, как оживленно становилось где угодно, стоило ей прийти.

Взгляд миссис Картер устремлен в пустоту.

— Спасибо.

Иден теребит меня за подол.

— Мне сказали ехать домой на автобусе!

— Мы и поедем на автобусе, — отвечаю я. — На обычном.

Глаза у Иден делаются круглые, и она чешет подбородок. Точно так же делает папа, когда задумывается. Меня с детства приучили слушаться взрослых, что бы они ни говорили. Иден вырастили папа и Прия — и приучили сомневаться во всем и скептически относиться ко всем. С точки зрения жизни в большом мире так и надо поступать, но сейчас я использую сестренку как прикрытие, чтобы сделать кое-что, что взрослые не одобрят, и мне ее критическое мышление только мешает.

Я приседаю и достаю домашнее кокосовое печенье в бумажном пакете. Иден округляет глаза еще сильнее, но на сей раз широко улыбается.

«Ага, попалась!»

— Посиди тут, подожди немного, мне нужно поговорить с Йоханом. Я быстро, честное слово.

Я вручаю ей печенье.

— Спасибо! — Иден осторожно достает угощение, стараясь не разорвать пакет. — Тебе положено звать его мистер Дэвис.

— Да, точно! — Я перестала называть Йохана «мистер Дэвис» лет с тринадцати. Зато он зовет меня на «вы», как всех бывших учеников.

Иден уплетает печенье, а я отправляюсь в класс. Парта, за которой сидели мы с Кейс, сейчас кажется крошечной, не больше моего чипа. Ума не приложу, как сюда втискивается Йохан со своим ростом под метр девяносто.

— Чем могу помочь, мисс Вайя?

Он на меня даже не смотрит, поглощенный какой-то викториной на настенном экране.

— Я хотела спросить, не знаете ли вы что-то об одном моем предке.

— Наверное, лучше спросить вашу бабушку, ведь это ваш предок.

Йохан поворачивается, опирается об учительский стол и глядит на меня сверху вниз. Иногда, когда я смотрю Йохану в глаза, я вижу его другую сторону, которая прячется глубоко-глубоко внутри. Обратную сторону доброго учителя, обожающего своих питомцев. Я вижу человека, который отнимает жизни ради магии.

Йохану удается соблюдать баланс лучше остальных нечистых колдунов. Ведь даже чистые семьи доверяют ему своих детей — как доверяли раньше матриарху Дэвисов Эйприл-Мэй. Да, он мужчина, но уважают его почти как матриарха. В этом Йохан даже дядюшку Катиуса превзошел. Подозреваю, именно поэтому дядюшка остался у нас, а не вернулся в дом своих предков. Очень уж ему было бы тошно жить под пятой у брата.

Я силой воли заставляю себя не стискивать руки.

— По-моему, взрослые не рвутся обсуждать ее со мной.

— Как занятно. А кто она?

— Мама Элейн.

На лицо Йохана набегает тень. Брови сдвигаются, губы сжимаются в нитку.

— Лучше вам не иметь никаких дел с Мамой Элейн.

— Почему?

— Потому что я так сказал.

Я со стоном всплескиваю руками:

— Вы сами говорили, что наша история определяет наше будущее и именно поэтому нам следует знать своих предков! Их жизнь должна служить нам уроком, чтобы мы знали, как прожить свою! Так ведь?

Йохан стискивает зубы.

— Не надо обращать против меня мои же слова, милая.

— Я не понимаю, почему ее прячут! Мы изучали Папу Джоена, а он, между прочим, убил десятерых детей!

— Он принес в жертву десятерых детей, чтобы спасти жизнь сотни других. Так называемые темные ритуалы всегда проводятся ради благой цели. И я тебе о нем не рассказывал. Или вы не помните, что мне запрещено развращать вас, чистых детей?

— Да, вы не рассказывали.

Чистые семьи отчасти и чувствуют себя так уверенно благодаря тому, что Йохан держит язык за зубами и никогда не упоминает при учениках нечистые ритуалы. Объясняет, в чем разница, и на этом все.

— О том, что она сделала, вам знать ни к чему.

— А это имеет отношение к Джастину Трембли?

Мгновенно напрягшиеся плечи и отвисшая челюсть — этого достаточно, чтобы подтвердить, что связь есть. Я не могу сдержаться и широко улыбаюсь.

И уже хочу надавить дальше и спросить Йохана, почему я не могу вспомнить собственную тетю, но он перебивает меня:

— Я больше ни слова не скажу. Идите домой. И не вздумайте больше упоминать при мне Маму Элейн, не то я прокляну ее имя и вы больше не сможете произносить его. — Он нацеливается пальцем мне на губы.

Я предпочитаю думать, что со мной он так все-таки не поступит, но взгляд у него такой свирепый, что впору засомневаться.

Если я что-то и узнаю о Маме Элейн, то не от него.

— Хорошо, — шиплю я сквозь зубы.

Йохан садится на учительский стол.

— Отлично. Со временем вы снова о ней забудете. А чего не помнишь, то тебя не интересует. Вам следует сосредоточиться на задании.

По шее у меня бежит холодок, я нервно сглатываю. Я снова забуду Маму Элейн?! Может, это он просто неудачно выразился? Нет, непохоже. Особенно когда речь идет о тетушке, о которой я не помню ровным счетом ничего. Но… А если я на самом деле помнила, только меня уже один раз заставили забыть? Уж кому как не Алекс полагается знать о ней все — но и она почти ничего не помнит. И взрослые не хотят говорить о Маме Элейн. На что они пойдут, лишь бы сохранить тайну? На то, чтобы стереть воспоминания? В нашей семье ни у кого не хватит на это диапазона, но у Дэвисов — вполне. Я стараюсь говорить как ни в чем не бывало.

— Кто сказал, что у меня задание?

— Я ощущаю вкус крови церемонии Усиления по всему Этобико. — Йохан ненадолго умолкает. — Прошу прощения, по всему Историческому Лонг-Бранчу. Но никакого волшебного послевкусия, которое дало бы ваше Призвание, я не чувствую. Прошло уже больше недели, а если бы вы провалились, Кейша написала бы мне предки знают сколько сообщений об этом.

Хорошо, что у Кейши хватило совести не писать ему предки знают сколько сообщений о мерзких подробностях моего задания.

— У меня все нормально. Получила задание, работаю над ним. — Я открываю рот и снова закрываю. Если Йохан так всполошился от упоминания Джастина и Мамы Элейн, мне не стоит прямо спрашивать его, что имела в виду Роуэн. — Скажите, какие три семьи чернокожих колдунов считаются самыми сильными?

Йохан кривится.

— Наши с вами всегда занимали первые места. Остальные не в счет.

— А если бы надо было присудить третье место, кого бы вы назвали?

— Вы что, заходили в «Дикси-Молл»? — Он трясет головой и указывает на дверь. — Идите, отведите сестру домой. У нее такой вид, будто она вот-вот закатит истерику.

Иден за окном сидит с бумажным пакетом в руках и смотрит на нас как положено ребенку, которому надоело, что взрослые от него откупаются. Я достаю телефон и пишу папе и Прии, что забрала ее из школы, потому что все равно нужно было завезти кое-что для Карибаны. Своевременное вранье поможет мне оправдать все, что расскажет им Иден.

Я поворачиваюсь к своему бывшему учителю.

— Ну что ж, все равно спасибо. — Я иду к двери.

— Не надо интересоваться Мамой Элейн, — повторяет Йохан мне вслед. — И по возможности держитесь подальше от Джастина Трембли.

Я в очередной раз радуюсь, что дар Кейс есть только у Кейс.

Теперь, когда я знаю, что все это связано с Джастином, я уже не отступлюсь. Хватит мне цепляться за пустоту. Между ним и Мамой Элейн есть связь, и это, вероятно, имеет отношение к нам с Люком. А Йохан невольно дал мне зацепку и по поводу сплетен Роуэн. Возможно, за ответами на свои вопросы мне стоит наведаться в «Дикси-Молл».

Права была миссис Картер. Йохан — хороший учитель. Он научил меня, что наша история определяет наше будущее, вот я и хочу узнать побольше о своей истории. Особенно если в ней замешан покровитель мальчика, которого я должна убить.