Магия и кровь

Глава одиннадцатая

Дня через два после нашего с Люком неофициального двадцатиминутного свидания я захожу в комнату к Алекс. Бардак там хуже прежнего. Стены в рисунках и вырезках стали больше похожи на доску, где охваченный паникой сыщик развесил материалы дела, которое может стоить ему карьеры. Повсюду скотчем прилеплены десятки эскизов, одни с образцами тканей, другие наскоро раскрашены акварелью, и все соединены друг с другом головокружительной паутиной ярких ленточек, приколотых к стене кнопками.

Я замираю на пороге, разинув рот.

— Ты даром времени не теряла…

— Избавь меня.

Моя двоюродная сестра, обычно такая ухоженная и накрашенная, словно сетевая модель, сидит за швейной машинкой без накладных ресниц и макияжа, а круги у нее под глазами за последние дни стали еще темнее. Даже волосы она перестала аккуратно брить, и теперь вся голова у нее в мелких черных кудряшках, опасно напоминающих бабушкину любимую прическу.

Хорошо, что я предложила ей помощь.

Я закрываю дверь за собой и бросаю Алекс пакетик красного манго, который купила на Международном рынке и припрятала специально для нее.

— Это мне? — Она сияет и разрывает пакетик. — Я всегда знала, что ты моя любимая двоюродная сестричка.

— Я у всех любимая. — Я оглядываю комнату. — Ну, что ты мне поручишь?

— Топаз передал мне их позавчера, когда я встречала Иден со школьного автобуса. Тебе надо будет наклеить бусины и блестки вот на те костюмы по узорам вон на тех бумажках. — Она показывает на свою кровать, где стоят четыре пластиковых мешка, набитые сверкающими серебряными шортиками, трусиками и лифчиками от бикини.

Я беру с покрывала несколько листов бумаги.

— Где тебе это напечатали?

— В копи-центре в «Стейплс».

— Я думала, он сто лет назад закрылся.

— Пока работает. Есть еще люди, которые используют бумагу, знаешь ли.

— Да-да, для милых блокнотиков в стиле ретро и для рекламных листовок, которые делают в отчаянной попытке выделиться в этой цифровой рекламной помойке. Я могла бы загрузить эти узоры в планшет.

Алекс криво улыбается:

— Помогать будешь? А то уже пристукнуть хочется.

Вот черт, она и правда на грани нервного срыва. Я нахожу пакетики с блестками, рассортированными по цветам. Забираюсь на кровать, устраиваюсь поудобнее, беру ближайший мешок и начинаю выкладывать и наклеивать блестки на ткань.

— В последний раз я занималась таким лет в двенадцать, наверное.

Алекс смеется, не сводя глаз со своего шитья.

— Ты умоляла меня разрешить тебе помочь, а потом уже ни разу не предлагала.

Как не любить эти костюмы для Карибаны с их шиком и блеском! Не говоря уже о головных уборах с огромными перьями. Алекс помогала их мастерить с восьми лет — как только перебралась жить к нам.

Мы тогда пошли к Дэвисам на ежегодное барбекю, которое они устраивали для черной колдовской общины перед Карибаной, и Алекс заявила Йохану, что может придумать костюмы и получше. Он нагнулся, заглянул в ее детское личико и сказал:

— Докажи.

Она и доказала. Даже не получив свой дар, она просто потрясающе придумывала ослепительные наряды. Я неизменно восхищалась своей старшей двоюродной сестрой. Однако, когда я поняла, сколько надо трудиться, чтобы помочь ей с костюмами, я решила, что, пожалуй, откажусь. В двенадцать лет я была не готова к тому, чтобы часами пришивать бусины и блестки.

А сейчас даже приятно найти занятие, которое полностью поглотит меня и при этом не будет предполагать убийства и странных мальчишек, которые то ли придурки, то ли нет.

— А нельзя поколдовать, чтобы дело пошло быстрее? Ты же обычно так и поступаешь.

Алекс морщит лоб.

— Я вчера попыталась, но… Наверное, просто устала.

— Не получается?

Если израсходовать весь дневной запас волшебства, чары не получатся. Но если вообще не можешь колдовать, это ненормально. Неужели она настолько вымоталась?

— Ничего страшного. Ты мне помогаешь, и до следующего воскресенья еще уйма времени.

— Показ уже через неделю?!

Она отвечает громким вздохом.

Неудивительно, что она так задергана. Сегодня четверг, то есть, строго говоря, осталось больше недели, но все равно не прорва времени, чтобы закончить целую коллекцию.

— Не волнуйся. Шей себе, а я тут все доделаю.

— Спасибо. — Она поднимает глаза от работы и смотрит на меня. В глазах у нее какое-то тяжелое чувство, до неприятного напоминающее угрызения совести.

— Что?

— У тебя, наверное, есть… другие дела, на которых надо сосредоточиться.

— Я работаю над этим. — Я изо всех сил прижимаю к ткани изумрудную пайетку и решаю все прояснить: — Я не хочу сидеть сложа руки и думать про Люка, пока не влюблюсь в него. Можно пока что приносить пользу.

— Кейс говорит, он тот еще козел.

Кейс, да чтоб тебя!

— Не так уж он и плох. Позавчера мы с ним немного погуляли.

— Погуляли?!

Я слегка пожимаю плечами и ничего не повторяю.

— Кейс говорит, он отказался даже переписываться с тобой в Сети.

Я скриплю зубами.

— Как приятно, что Кейс с такой готовностью распространяет новости о моих развивающихся отношениях с парнями.

— Только с Люком.

Только с тем, кого мне надо хладнокровно убить, — вот что она хочет сказать.

Когда я приклеиваю очередную блестку, пальцы у меня дрожат, и приходится придерживать их другой рукой.

— Я не понимаю, как Дэвисы продолжают заниматься такими делами.

— Карибаной, что ли?

Мне хочется испепелить Алекс взглядом, но ее лицо ничего не выражает. Она прекрасно понимает, чтό я имею в виду.

— Все темные ритуалы служат благой цели, — напоминает она.

Брови у меня так и взлетают до самых волос.

— Хорошо, что бабушка тебя не слышит. Она бы всыпала тебе по первое число.

Алекс кривится:

— Может, тебе будет проще убить человека, если ты будешь знать, что это ради всеобщего блага.

А что, мое задание и правда ради всеобщего блага? Или это чистый эгоизм? Конечно, темные ритуалы, которые проводят нечистые колдуны, всегда должны служить благой цели, но волшебная отдача, которую они при этом получают, — вот ради чего они на самом деле стараются, и это не очень-то самоотверженно с их стороны.

— Наверное.

— Бабушка что-то говорит о том, действительно ли тебе нужно его убивать? Может, речь идет о каком-то символическом действии?

— Что оно должно символизировать?

— Понятия не имею! Неужели Мама Джова не в курсе, что мы чистое семейство?

— Может, и в курсе, но ей плевать.

Алекс проводит ладонью по голове.

— Думаю, тебе, возможно, надо выполнить пункт про влюбиться, и ей этого будет достаточно. Не может же она заставлять тебя убивать кого-то.

Припоминаю те времена, совсем недавно, когда кое-кто считал, что мне нужно просто согласиться выполнить задание, а уж дальше я пройду испытание легче легкого. Теперь все думают, что есть какой-то выход, но я не понимаю какой.

— Вот я и пытаюсь сосредоточиться на том, чтобы влюбиться, как ты говоришь, а про остальное не думать.

— Отлично. Проверим хотя бы, насколько точно работает эта ньюгеновская программа по подбору пар. Если ты влюбишься, это не программа, а золото, согласись!

Я коротко киваю и кошусь на Алекс:

— А ты когда-нибудь…

— Да.

Я роняю покрытые блестками трусики от купальника.

— В кого?

— В мир высокой моды.

— Да ну тебя, Алекс!

Я люблю готовить, но сомневаюсь, что Мама Джова имела это в виду, когда задавала мне задание. Кроме того, я с тех пор уничтожила — то есть слопала — довольно много блюд, можно сказать, отняла у них жизнь, но это явно не приблизило меня к выполнению задания. Тоже мне символ.

— Серьезно. Мысли о моде не покидают меня никогда. Когда я думаю о будущем, я не могу представить его без дизайна одежды. Для меня это и есть любовь.

Если я потерплю неудачу и Алекс утратит свой дар, отниму ли я у нее эту любовь? Конечно, она и раньше придумывала прекрасные наряды, но попытаться проложить себе дорогу в мире моды — совсем другое дело. Там большая конкуренция. Сильнее всего я, конечно, рискую жизнью Иден, но мой провал приведет не только к этой трагедии — я причиню еще больше страданий, боль разойдется по всей семье, как круги на воде.

— Не знаю, можно ли применять это к людям.

— А что? Если ты видишь его в своем будущем, если он участвует во всем, что делает тебя счастливой, — разве это не любовь?

Я не вижу Люка в своем будущем, поскольку в наилучшем варианте этого будущего Люка как раз нет. О том, что делает меня счастливой, тоже речи не идет. Люк по-прежнему меня злит. Особенно теперь, когда я знаю, что он в принципе может вести себя достойно, но предпочитает поплевывать на всех свысока.

— У нас с ним до этого пока не дошло.

— Может, ты мало о нем знаешь. Обычно к тем, кого близко знаешь, лучше относишься.

— А если это не поможет?

— Ради предков! Попробуй и посмотри, а потом уже начинай волноваться, что не получится. Это единственный добрый совет, который дал мне папа.

Алекс по-прежнему иногда упоминает дядю Ваку. Не то, во что он превратился, когда бросил ее одну в квартире на произвол судьбы, а так, разные мелочи. Даже дядя Ваку хоть раз в жизни был влюблен — в маму Алекс, иначе Алекс не было бы на свете. Ну то есть в идеале был.

Я пытаюсь представить себе маму Алекс — и ничего не получается. Я ерзаю. Она приходила сюда? Я ее видела? По всему выходит, что да, но никаких воспоминаний у меня, похоже, не осталось, так что, может, и не видела.

Так или иначе, насколько это трудная задача — влюбиться? Месяц — не так уж много времени, но хоть чего-то нужно достичь. Наверное, надо постараться почаще думать обо всем хорошем, что сделал Люк, и тогда, когда я его увижу, его дурость не будет меня раздражать. А еще, наверное, надо посоветоваться с Прией насчет того, как строить отношения.

— Опять ты за свое, — говорит Алекс.

— В смысле?..

— В смысле, притихла, и я знаю, что ты обдумываешь какое-то решение. «Что приготовить вечером — карри с козлятиной или карри с курицей?» — тоненько верещит она. — «Я планировала козлятину, у меня есть все нужное для нее, но теперь подумала: может, курицу? Постою подумаю минут двадцать, а родственники пусть подождут, ничего, что голодные!»

Я морщу нос.

— У кого-то вылетели пробки из-за того, что пришлось немного подождать ужина, который приготовил ему кто-то другой по доброте своей. И кстати, неужели у меня такой голос?

— Да, такой, и да, именно так ты себя и ведешь. Даже с Призванием ты умудрилась устроить все так, чтобы подольше помучиться с решением.

Я с размаху прилепляю пайетку на шортики и ворчу:

— Когда надо было помочь тебе определиться с цветовой гаммой для костюмов, у меня получилось быстро. И когда я нашла кучу стажировок для Кейс. Вчера я помогла Кейше подобрать наряд для свидания, а ты же лучше меня знаешь, какая она привереда.

Алекс пожимает плечами, продолжая следить за каждым стежком на машинке.

— Когда надо помочь с выбором другим, у тебя никаких сложностей не возникает. А если надо решить, что самой делать, — лучше даже не начинать.

Я кусаю губу.

— Нет, я не такая.

— Отлично, тогда давай живенько принимай это свое решение. Над чем ты там голову ломаешь?

— Пытаюсь понять, как влюбиться. Что заставило твоих…

Я умолкаю — я чуть не спросила ее про родителей, но не хочу затрагивать болезненную тему.

— Что-что?

Я снова ерзаю.

— Говори уже, Вайя.

— Я про твоих родителей. Ну, про твою маму и дядю Ваку. Я подумала, может, ты знаешь, как они полюбили друг друга. Но потом поняла, что ты вообще ничего не рассказываешь о своей маме.

Алекс откидывается на спинку стула.

— На самом деле я не знаю, почему они понравились друг другу. Честно говоря, у меня почти не сохранилось воспоминаний о маме. По-моему, она ушла, когда я была совсем маленькая. Раньше у папы были ее фотографии, но я их не помню. — Алекс невесело смеется. — Иногда я думаю, что это уже неважно. Ушла и ушла. А иногда мне так хочется узнать о ней побольше. Какой она была, вот это вот все.

Я не знаю, что и сказать. Может быть, потому я и не помню ее маму — потому что она ушла так давно. Логично.

— Любовь — штука сложная, — с горькой усмешкой говорит Алекс. Зря я спросила ее про родителей. — Ты что-нибудь решила насчет Люка?

«Кажется, да», — вертится у меня на языке. Но на самом-то деле я, как обычно, не знаю, что именно надо делать. Придется прибегнуть к моей любимой тактике: не можешь выбрать нужный вариант — делай сразу все.

Я смотрю на два дымящихся подноса передо мной. На одном — карри с козлятиной, на другом — тоже карри, но с говяжьими хвостами, которые я нашла в большом морозильнике у нас в подвале. У обоих блюд насыщенный пряный аромат, оба приготовлены по рецептам Мамы Элейн. Я встала ни свет ни заря, чтобы успеть их приготовить, и пришлось включать духовку заново не меньше четырех раз. Все носятся по кухне, делают себе утренний чай и кофе. Все, кроме Алекс, которая теперь круглосуточно шьет. От того, что в кухне столько движения, возникает ощущение оживленности — но не сутолоки. Казалось бы, субботнее утро не предполагает кипучей деятельности, но никто из взрослых не работает по строгому расписанию, поэтому выходные у нас выпадают на случайные дни — например, в какой-нибудь вторник все день-деньской торчат в гостиной, а в субботу вскакивают спозаранку, готовые трудиться до заката. В школе у Йохана есть дополнительные занятия по субботам и воскресеньям, чтобы колдунам и колдуньям было куда пристроить детей, поэтому даже Иден сегодня должна выйти из дома вовремя, хотя ей предстоит развлекаться, а не сидеть за партой.

Дядюшка, как обычно, тщательно чистит яблоко размером со свой кулак со скоростью древнего компьютера. Он всегда подолгу сидит над тарелкой и нарезает себе яблоко идеальными кусочками.

Я обхожу его и переношу на кухонный стол гигантскую нежно-розовую рисоварку: хочу упаковать всем на ленч оба варианта карри с рисом. Между двумя видами карри я вставляю металлический разделитель.

— Всем надо попробовать оба карри и сказать мне, какой понравился больше! — кричу я в пространство. Это у нас лучший способ привлечь всеобщее внимание. А мне надо выиграть конкурс рецептов. — Папа!

Он вскидывает голову, в руке зажата кружка с кофе. Он бежит в спа, где при помощи своего дара расслабляющего прикосновения ублажает целую кучу клиентов, которые регулярно ходят к нему на массаж.

— А?

— Я сделала вам с Прией карри с плодами хлебного дерева вместо мяса, потом скажете, как вам соус.

— Спасибо, — кивает он.

Иден подходит к столу с миской хлопьев в руках и пытается забраться на высокий табурет. Я забираю у нее миску, чтобы ей было легче, потом ставлю на стол перед ней.

— Спасибо! — пищит она, набив рот «Чириос».

За плечом у меня возникает Кейша:

— А мне ты что приготовила?

— Я положила тебе совсем чуть-чуть обоих карри и риса, сделай одолжение, попробуй. Салат тоже положила.

— А что в салате?

— Шпинат, клубника, миндальные лепестки, немножко авокадо и заправка из манго в отдельной баночке.

Кейша вытаскивает телефон и нависает над контейнером для ленча. Приложение тут же подсчитывает, сколько там калорий, жира, железа и витаминов.

— Я попробую ложечку твоей стряпни. — Она уже собирается уходить, но тут замечает, сколько у меня заготовлено контейнеров. — Один лишний.

— Да.

— Зачем?

— А тебе разве не пора на фотосессию, или помочь тетушке в мастерской, или еще что-то?

Иногда Кейша подрабатывает сетевой моделью. И почти каждый день ходит помогать своей маме в стеклодувной мастерской в коворкинге.

Кейша показывает на тетушку, которая стоит, прислонясь к стене кухни, и листает что-то в телефоне:

— Она сегодня везет твою маму к клиентке, поэтому мы все равно ее ждем. Так для кого ты готовишь ленч? — прищуривается она. — Ой, для него, что ли?

Все сразу замирают.

Дядюшка перестал чистить яблоко. Папа поднес было кружку к губам, но не пьет. Прия застыла у него за спиной. Тетушка отвлеклась от телефона.

Только Кейс и Иден продолжают двигаться. Кейс закрывает глаза ладонями, а Иден, ничего не замечая, продолжает есть хлопья.

— Прямо чувствую, как тебе сейчас неловко, — шепчет Кейша.

Я отдаю себе отчет, что это она так сочувствует.

— Еще бы.

Дар Кейши еще никогда не злил меня так сильно.

В кухню шаркает бабушка с пустой кружкой в руке, останавливается на пороге и обводит нас взглядом.

— Кто-то умер?

Все передергиваются.

— Вайя приготовила ленч для своей идеальной генетической пары. — Кейша говорит как ни в чем не бывало, будто это никакая не сенсация дня.

Бабушка задерживает на мне взгляд, после чего идет за чайником и заваривает себе чаю.

— А где печенье, которое ты напекла позавчера?

— В холодильнике.

— Разогрей мне штучку.

Я послушно направляюсь к холодильнику и достаю бабушке кокосовое печенье, режу пополам и кладу в тостер. Меня удивляет, что его еще не съели, хотя вообщето ясно почему. Взрослые все это время старались не смотреть на меня, вот, наверное, и не знали, что я его испекла.

— Значит, ты готовишь еду для того мальчика, — говорит бабушка и подносит чашку к губам. В ее голосе слышатся напряженные нотки — он давит, словно тупая сторона кухонного ножа.

— Я решила, это милый знак внимания, — лепечу я.

Прия начинает шевелиться первой — деловито сует контейнеры с ленчем в сумку себе и папе.

— Еда — мощный стимул в отношениях между людьми. Она показывает, что человек тебе небезразличен, и согревает сердце.

Вроде бы Прия произносит нормальные слова, но голос у нее звучит даже резче бабушкиного.

— Но есть ли до этого дело твоему предку? Очевидно, нет.

У меня вдруг пропадает всякое желание обращаться к Прие за советом, как строить отношения.

— Бабушка, они же не будут силой заставлять ее это сделать, — говорит наконец Кейс. — Да и Мама Джова не может…

— Мама Джова, — чеканит бабушка, — может делать все что хочет. Она наш почитаемый предок, и такое задание она дала. Оно не обязательно должно нам нравиться! — рявкает она. — Но это происходит, и нечего делать вид, будто все иначе, это никому не поможет, особенно Вайе!

Я нервно сглатываю и достаю из тостера бабушкино печенье, кладу на тарелку и от души намазываю соленым маслом, прежде чем вручить.

Именно в этот миг в кухню врывается мама с распущенными по плечам волосами. Шагнув за порог, она останавливается и оглядывает нас.

— Кто-то у…

— Не надо! — хором вопим мы, и она прикусывает язык.

Все оживают и снова берутся за свои дела, как будто Кейша и не задавала вопросов о лишнем ленче.

Кейша между тем бочком подбирается ко мне:

— А ты сегодня тоже его увидишь?

— Кейша! — одергивает ее бабушка. — Не приставай к сестре!

— Я не при…

— И не смей мне возражать!

Кейша одновременно цыкает зубом и вздыхает, но оставляет меня в покое. Мало что она любит больше, чем сплетни про парней, но сейчас она, похоже, для собственного удобства совсем забыла ту часть, где я должна буду убить Люка. А может, она, как и все остальные, просто не верит, что мне придется это делать.

Однако бабушка говорила очень твердо.

Если даже она не считает, что есть обходные пути, значит, их нет.

— Какие планы на сегодня?

У Кейс, в отличие от прочих, хватает деликатности подойти ко мне поближе, чтобы нас слышали хотя бы не все. На плече у нее сумка — Кейс готова к ежедневному побегу из дома до вечера. Суббота, так что очных занятий у нее нет, но она, скорее всего, весь день просидит в библиотеке за уроками.

Я уклоняюсь от ответа. Учитывая, как все шло раньше, я не хочу обсуждать свои намерения найти Люка при домашних.

— Готова к экскурсии в «Ньюген»?

Кейс кривится:

— Это только на той неделе!

— Важно правильно настроиться! Думаю, ты им отлично подойдешь.

— Почему? — спрашивает Кейша, которая никогда не стесняется подслушивать. — Она же не специализируется ни на науке, ни на технике.

— Там работают не только специалисты по точным и естественным наукам, — огрызается Кейс.

Бабушка хлопает в ладоши.

— Ну все, пора. Мейз, Ама допила свой чай. Забирай свою нахалку и беги.

— Которую? — ворчит тетя Мейз.

Кейша свирепо смотрит на сестру, потому что не может свирепо посмотреть на бабушку, а потом хватает свой ленч и уходит следом за тетушкой.

Мама подходит и целует меня в лоб.

— Удачи тебе. Думай о хорошем. Мы найдем выход из положения.

Она обнимает меня, что редко бывает по утрам, и так крепко, что мне уже хочется отпихнуть ее, чтобы перевести дух. Наконец она разжимает объятия.

— Спасибо, мама.

Я даю ей контейнер с ленчем, и она уходит, бросив на меня через плечо долгий взгляд. Мама пропустила бабушкино выступление про то, что мое задание такое, какое есть, и больше никакое, и я не особенно стремлюсь узнать, как она воспримет эту новость, когда тетя Мейз посвятит ее в курс дела во время поездки.

Прия машет папе:

— Нам пора. Мне надо успеть к клиентке.

Я предполагаю, что речь идет об одной из множества желающих воспользоваться ее услугами свахи. Надеюсь, ее бизнес особенно не пострадает теперь, когда этим занимается программа «Ньюгена». Папа берет свою сумку, Прия — свою, а потом забирает у Иден опустевшую миску из-под хлопьев с гримасой, которую старается превратить в обращенную к дочке улыбку.

Иден слезает с табурета, я даю ей маленький контейнер с ленчем.

— Тут меньше пряностей. Попроси Йохана разогреть, хорошо?

— Ага, спасибо.

— Обязательно скажи потом, какой карри вкуснее.

Иден строит серьезную рожицу.

— Скажу!

— Спасибо. Как ты хочешь — обняться, пожать руку, помахать? — Иден бросается обниматься, а потом бежит за мамой.

— Там у двери несколько пакетов, они для Топаза, — говорю я папе. — Передай ему, пожалуйста, когда будешь сажать Иден в автобус.

Если не надо будет отвозить Топазу готовые костюмы в блестках, это сбережет мне время.

— Захвачу, конечно, — говорит папа, и они с Прией и Иден уходят.

В кухне остаемся только мы с Кейс, бабушка и, само собой, дядюшка, который весь день таскается за ней по пятам. Дядюшка с аппетитом хрустит яблоком.

Бабушка скрещивает руки на груди:

— Когда в следующий раз увидишь того мальчика, не забудь спросить его, что именно отслеживает эта штука.

— Что? — изумляюсь я.

— Штука у тебя на запястье, которую навесили на тебя в «Ньюгене». Если помнишь, у нас есть нейромедиаторы, по которым видно, что мы колдуны.

Я сдвигаю брови:

— Врачи считают, что это аномалия. Никто не делает по ним никаких выводов о магии.

Дядюшка повторяет бабушкину позу и тоже скрещивает руки:

— Джастин Трембли не абы кто. Если этот юноша — его подопечный, он наверняка будет искать и такие данные.

— А я что могу поделать? Мне нужны деньги за участие. Даже если трекер отслеживает нейромедиаторы, я не собираюсь его снимать.

— Детка, все, что они тебе дали, не стоит того, чтобы этот человек качал данные о нас! — рычит бабушка. — Ты не знаешь, на что он способен!

— Так расскажи! На что он способен?

— У нас тут никакой демократии. Я матриарх твоей семьи и говорю тебе, что, если эта штука отслеживает наши нейромедиаторы, ну, этот, как его…

— Дофамин в миндалевидном теле, — услужливо подсказывает дядюшка.

— Да, вот его! Трембли обязательно выяснит, что это значит.

Я всплескиваю руками:

— Ладно, я спрошу Люка, а еще лучше — схожу в мастерскую и попрошу протестировать трекер. Тогда вы будете точно знать, что это всего-навсего трекер для романтических знакомств. Довольны?

— Что за тон! — сердится бабушка.

— Прошу прощения, — мямлю я.

— Вот и славно. — Бабушка доедает печенье и облизывает губы. — Вкуснятина.

Я перестаю хмуриться и невольно улыбаюсь. Долго сердиться на бабушку невозможно.

— Спасибо.

— С чеддером тоже вкусно. Напеки как-нибудь.

С этими словами она выходит из кухни, а дядюшка спешит за ней.

Когда они уходят, я сажусь за стол и кладу голову на руки.

— Вообще-то она дело говорит, — замечает Кейс. — Про трекер.

— Да мало ли что она говорит. Только посмотри, как они боятся Джастина. Странно. — Он и меня немного пугает, но до них мне далеко. — Я все равно собиралась сегодня найти Люка.

— Значит, у тебя есть планы на день?

— Ага.

— Да чтоб их всех хакнуло! — вдруг взрывается Кейс. — Мама Джова не имеет права заставлять тебя делать такое. Кому только в голову пришла такая гадость? Полюбить человека, а потом убить его?!

Я ежусь.

— Откуда я знаю. Бабушка говорит, надо.

— Что она знает?

— Ну, она типа матриарх, так что знает много.

Кейс скрипит зубами.

— Иногда ты, по-моему, забываешь, что я читаю твои мысли. Даже ты сомневаешься, что это правда.

— Да, потому что очень хочу, чтобы это была неправда. Но это не меняет задания. — Я глубоко вздыхаю. — Ну что, пойдешь со мной?

— Повидаться с Люком?!

— Да ладно тебе! Ты читаешь мысли или нет?

Она морщится.

— Я невнимательно слушала. Зачем тебе нужно, чтобы я пошла с тобой проверить трекер? Сходи сама.

— Ну пожа-пожа-пожа-алуйста!

Ненавижу одна ездить в центр. В поезде без компании скука смертная, к тому же можно вместе перекусить. Я знаю место, где до десяти утра продают датские булочки по доллару.

— Ладно. Где ты собираешься искать своего генетического доставалу?

Я победоносно показываю ей телефон, открытый на странице Люка, где обычно ничего не происходит. Только вот две недели назад кто-то тегнул его на Ночном рынке, который бывает по субботам, причем, похоже, весь день, не только ночью.

Кейс поднимает безупречно подрисованную бровь:

— Там, где продают дорогущие произведения андеграундного искусства?

— Вроде да.

Я пишу Кейше — вдруг она знает, где это. Она-то должна знать.

— Какой у тебя план?

— Удивлю его ленчем, погуляю по рынку, узнаю про трекер, понятное дело, и познакомлюсь с Люком поближе. Многозадачность — наше все!

Кейс берет контейнер с ленчем и запихивает его в рюкзак.

— Я по-прежнему считаю, что это глубоко хакнутая затея.

— Так и есть, но я-то что могу поделать? Речь идет о жизни Иден.

— Это понятно. Ну пошли.

Не успеваем мы выйти, как приходит сообщение от Кейши с адресом.

Я смотрю на часы. Идеально. Еще рано сразу нести Люку ленч, а значит, хватит времени и на проверку трекера, и на датские булочки.

Кейс неодобрительно косится на меня, но я не обращаю внимания.

Нет, больше никаких неудач. В том числе на конкурсе рецептов. В том числе с моим заданием.

Какой бы ни была цена, риск еще выше.