В ту же секунду перестав рыдать, Лорел подняла на подругу заплаканные глаза.
— Кэ-э-эс⁈ — растерянно выдохнула она охрипшим голосом.
— О-оо, нет! — прошептала Кэссиди. — Только не это! Лора, пожалуйста, скажи мне, что ты всё помнишь? Ну или хотя бы хоть что-нибудь?
— Ч-ччто?.. — блондинка автоматически смахнула слёзы с правой щеки, и оторопело уставилась на руку. — Слё-оозы… — задумчиво проговорила она сиплым голосом и пожаловалась: — И голова, словно соломой набита. И горло саднит. И голос сорвала… В общем, всё как всегда! — тяжело вздохнула она. — Прости, если напугала тебя своим приступом баньшизма, — извинилась она. — Но я их, к сожалению, не контролирую.
— Да-да, прощаю, прощаю, — часто закивав головой, подобно китайскому болванчику, скороговоркой выпалила Кэссиди. — Лора, что ты видела? Ты помнишь, хоть что-то? — одновременно обеспокоенно и с надеждой спросила она.
— Угу, — кивнула блондинка. — Что-то я точно помню! И где-то я это видела… — медленно проговорила она, крутя головой и шаря глазами по комнате. — О! Я помню вот это платье! — указала она на сиреневое платье.
— Платье. Точно. Платье. — Вдруг озарило Кэссиди. — Вот держи. Ну что? — вопросительно посмотрела она на подругу. — Что-то чувствуешь?
— Если тебе интересно настоящий ли это шелк? Так можешь не беспокоиться, шелк самый настоящий! — иронически ответила Лорел.
— Шелк? И это всё, что ты можешь сказать мне об этом платье? И больше ничего? — не уловив иронии, совершенно серьезно уточнила Кэссиди, все больше осознавая, насколько странно она себя чувствует.
С одной стороны, Кэссиди точно знала, что они с подругой скоро умрут. Не боялась, а именно знала. Не сомневаясь в этом ни секунды, поскольку в том состоянии ума, в котором она прибывала, не было места и надежде, в том числе. С другой же стороны, она была совершенно спокойна и если и пыталась предотвратить пророчество баньши, то не потому, что хотела жить сама, или хотела чтобы жила её подруга, а просто, потому что это была наиболее рациональная линия поведения.
— Кэс, не ходи вокруг да около! Просто расскажи мне, что я тебе наговорила, точнее, навопила в своём приступе баньшизма? — предложила между тем Лорел.
— Сначала ты твердила: «Они все умрут!», а потом увидела меня и добавила: «И ты тоже умрешь! И я умру», — отчиталась Кэссиди, стараясь звучать не как робот, а как нормальный человек.
Нет, она не боялась, что Лора о ней что-то не то подумает. На мнение подруги сейчас ей было глубоко и искренне плевать. Просто у неё не было желания что-то кому-то дополнительно объяснять. По крайней мере, до тех пор, пока в этом не возникнет острой необходимости.
— Что прямо так дословно и сказала? — уточнила Лора, нахмурившись.
— Дословно, — подтвердила Кэссиди, вспомнив при этом, что предсказания баньши, если ничего не предпринять, сбываются в ста процентах случаев.
И в очередной раз мысленно удивилась, что её совершенно не беспокоит практическая неотвратимость скорой смерти. Нет, само собой, она сделает всё возможное, чтобы избежать смерти, но если такова уж ее судьба, то такова уж её судьба…
— Дерьмо-ово, — грустно вздохнув, протянула блондинка.
— Дерьмово, — согласилась Кэссиди и, подражая подруге, тоже вздохнула, дабы изобразить сочувствие. Потом вспомнила, что они с блондинкой в одинаковом положении, а значит, надо не вздыхать, а думать, что делать.
— Может, попробуешь, еще раз с платьем? — предложила она подруге.
— Далось тебе это платье! — криво усмехнувшись, фыркнула Лорел.
— Это тебе оно далось! — старательно подражая тону подруги, парировала Кэссиди. — Ты бы видела себя с ним, сидела тут рыдала навзрыд и убаюкивала его как дитя! — она продемонстрировала, как именно подруга прижимала к себе её платье.
— По крайней мере, у меня есть оправдание, я была не в себе! — засмеялась Лорел. — А у тебя какое оправдание?
— В том-то и дело, что мне нет оправдания, — монотонно, почти скучая, сообщила Кэссиди. Однако, заметив, как взметнулись вверх брови подруги, добавила в голос виноватых ноток и объяснила: — Я ведь знала, что ты всё забудешь, как только у тебя закончится приступ. И я должна была догадаться, что дело в платье. Но я не догадалась.
— И каким образом ты должна была догадаться, что дело в платье? — заинтересовалась блондинка.
— А таким, что ты перестала рыдать в ту же секунду, как только я у тебя его отобрала, — объяснила Кэссиди.
— Хммм… — задумалась Лорел. — Ану-ка дай-ка мне его ещё раз, — попросила она. И не дожидаясь, пока Кэссиди протянет ей платье, сама протянула к нему руки. Потрогала. Снова задумалась.
— Ну? Ну что? — спросила Кэссиди, ловя себя на мысли, что в своём обычном состоянии она, пожалуй, даже ответа на дежурное: «как дела?», ожидает с большим нетерпением.
Лорел цокнула языком, закусила нижнюю губу, потом облизнула её.
— Я-а не уверена, — наконец изрекла она. — Но мне, кажется, что что-то изменилось…
— В тот момент, когда я отобрала у тебя платье?
Блондинка снова задумалась, пытаясь привести мысли в порядок. Вслед за чем, отрицательно покачала головой.
— Ннне совсем, — неуверенно произнесла она. — Изменения произошли чуть раньше… Я помню, как взяла в руки это платье и БУМ!!! Меня подхватил холодный ветер. Настолько холодный, что мне, показалось, словно душа моя превратилась в вымораживающий меня изнутри кусок льда.
Ветер же между тем не утихал, а становился лишь сильнее и холоднее, пока не превратился в самый настоящий ураган. И ураган этот вместе с моей заледеневшей душой уносил в пугающую беспросветную тьму также и другие похожие на льдинки-искорки души.
Их надрывный крик и мольбы о помощи были столь душераздирающими, что в какой-то момент я ощутила, что заледеневшая душа моя начала рассыпаться на части…
Пожалуй, правильнее даже будет сказать, крошиться. Она начала крошиться.
Мне, и в самом деле, казалось, что с каждым новым криком о помощи от моей души отваливается новый кусок.
Я не знаю, что испытывает человек, сердце которого разрывается на части прямо у него в груди, но мне, кажется, только что я испытывала что-то подобное. Потому что это было непередаваемо и бесконечно больно.
А потом вдруг подул тёплый ветер… И, хотя холод сразу не отступил, а продолжал нас терзать и мучить, мы все: и я и другие души вдруг поняли, что нас кто-то спас. И я думаю, что нас спасла ты!
— Я⁈ — скептически указала на себя девушка. — Тем, что отобрала у тебя платье?
— Кэсси! — прикрикнула на подругу блондинка. — Говорю же тебе не в платье дело! Точнее, не только в нём! Думай, что ещё ты сделала такого, что могло бы изменить будущее⁈
Кэссиди задумалась, перебирая в голове события нескольких последних минут.
Так ничего и, не вспомнив, она решила, что одна голова хорошо, а две лучше: и потому подробно, от начала и до конца, изложила подруге, чем занималась и о чём думала под душем, как услышала вопль и как ринулась её спасать. А заодно, чтобы уж точно ничего не упустить из виду, рассказала также и о своём проклятом даре и о заклинании «Индифферентности».
О том, правда, что дар ей распечатали буквально несколько часов назад и всю предшествующую и сопутствующую этому событию историю — она не рассказала, но только потому, что точно знала, арест её родителей и убийство Агейра Вегарда уж точно никак не связаны с сиреневым платьем.
— Вот оно! Мне, кажется, что дело в заклинании «Индифферентности»! — уверенно заявила баньши. — Я думаю, что именно потому, что ты теперь не подвержена эмоциям, будущее и изменилось!
— А-а платье? — озадаченно уточнила Кэссиди.
— Платье…хммм… — задумчиво повторила вслед за ней баньши. — Платье… Если, конечно, очень хочешь, то можешь надеть, — разрешила она.
— Но ты сама бы ни за что его не надела, — догадалась по выражению лица блондинки Кэссиди.
— Нет, я нет, — честно призналась та. — По крайней мере, не сегодня. Это не предчувствие, нет, — поспешила заверить она. — Просто… — она замолчала, подбирая слова.
Кэссиди кивнула.
— Тебе будет спокойнее, если я надену, что-нибудь другое, — подсказала она. — Значит, на том и порешили: я надену что-нибудь другое!