Магически и не только… одаренная семерка и их декан

Глава 16

Догадавшись по более, чем характерным признакам нерешительности, касательно какого ещё своего решения босс планирует уведомить свою подопечную, Вайлд на цыпочках проследовал к выходу из кабинета и, настолько бесшумно, насколько мог, покинул его.

Алекс снова, разумеется, обзовёт его трусом, с лёгким чувство вины перед другом размышлял Вайлд. С настолько лёгким, что на самом деле ему не было нисколечко стыдно. Потому как сам он считал, что поступает в высшей степени деликатно и благородно. Ну а то, что при этом ему ещё и на душе приятно… Так, а кто сказал, что все благие дела — обязательно должны быть наказуемы⁈

Александр между тем откашлялся и меланхолично продолжил:

— Не только громоотвода, но и сокамерницы, как ты это сейчас, наверняка, назовешь, — сообщил он, прикрыв глаза рукой в ожидании бури негодования.

Кэссиди была настолько ошарашена, что у неё в прямом смысле слова отвисла челюсть. Она так и застыла на несколько секунд с открытым ртом, часто моргая и судорожно вдыхая и выдыхая.

— Я от чистого сердца, — выдохнула она, наконец, чувствуя себя оскорблённой в самых лучших своих чувствах. Голос её звучал настолько тихо, слабо и надрывно, как если бы у неё одновременно и голосовые связки были сорваны и воздуха в лёгких не хватало. — Я помочь пришла. И я помогла. А вы… — она перевела дыхание. — Хорошенькая благодарность! — воскликнула она, преодолев сковывающий её горло спазм. — Ну знаете! В этот раз по подлости и наглости вы… Вы превзошло даже самого себя! — припечатала она. — Я не понимаю вас! Вы, что боитесь, что я быстрей вас распутаю это дело? И поэтому вы решили из…

Александр не стал дослушивать, что он там решил сделать, по мнению своей подопечной.

— Кэссиди, ты кое о чём забыла! — оборвав свою обвинительницу на полуслове, разражено гаркнул он.

Резко замолчав, девушка бросила на опекуна хмурый взгляд исподлобья.

— Не только Лорел может опознать фейри-убийцу, но и ты, — объяснил Александр.

— Это вы об этом наброске, что ли? На основе которого уже через полчаса-час будет составлен фоторобот, который затем будет развешен по всему кампусу? — кивнув на тетрадь подруги, насмешливо поинтересовалась девушка. — Придумайте причину поубедительнее, — язвительно добавила она.

— Нет, не о наброске, — покачал головой мужчина. — А о том, что, благодаря своему дару, не только Лора может точно идентифицировать убийцу, но и…

Услышав очередную притянутую за уши причину, девушка не выдержала и язвительно рассмеялась:

— Я вас умоляю! Какого дара? Которого я лишена практически с момента моего рождения? И который ещё нужно распечатать? И кто же, мне интересно, сообщит все эти подробности убийце? Возможно, вы? — насмешливо поинтересовалась она и сама же за мужчину и ответила. — Нет, не вы. И ни я. И уж точно не крёстная! Так что, извините, но снова ни разу не убедительно!

Поняв, что договориться с девушкой по-хорошему не удастся, Александр разозлился. У него убийство! У него программа по обеспечению безопасности кампуса нуждается в диагностике! У него агенты ждут распоряжений! Отец — доклада! Хильдерик — отчёта! А он здесь… фигнёй страдает.

Чтобы как-то успокоиться, шумно втянул в себя воздух, столь же шумно выдохнул, гнев однако не утихал, а лишь разгорался…

— Потому что я так решил! — так и не сумев сдержаться, зло гаркнул мужчина. — И потому что это моё решение не подлежит обсуждению! Ну, что, Кэссиди? Это достаточно убедительная для тебя причина? — мрачно поинтересовался он, скрестив на груди руки.

— О-оого! Вот это… — начала было возмущаться девушка.

Однако слушать её никто не стал.

— Тема закрыта! — не сказал, прорычал Александр, раздраженно хлопнув при этом по крышке стола.

Хлопок вышел настолько громким и резким, что подпрыгнувшая от неожиданности Кэссиди тут же замолчала.

— До тех пор, пока я не решу иначе, ты и Лора останетесь под домашним арестом! — словно пламя, изрыгая каждое слово, не терпящим возражений раскатисто-рычащим голосом добавил явно очень злой опекун.

Настолько злой, что заглянув в глаза Александра, Кэссиди впервые в жизни, на самом деле, его испугалась. Потому что его глаза… полыхали самым настоящим сине-фиолетовым пламенем.

Решив, что это просто воображение сыграло с ней злую шутку, девушка зажмурила глаза. Да ещё и, как маленькая испуганная девочка, закрыла их руками. За что ей тут же стало стыдно, и поэтому она поспешила убрать руки от лица.

Убрала. Снова заглянула в глаза опекуна. Глаза, как глаза. И привидится же такое!

— Кстати, чуть не забыл. Этого очень хорошо, что ты пришла… — уже ни капельки не злым голосом, а чуть ли не благодушным объявил вдруг мужчина.

— Кому хорошо, кому не очень, — ворчливо прокомментировала девушка себе под нос. — Я вот искренне об этом жалею!

— Присаживайся в моё кресло, — всё тем же благодушным голосом пригласил её опекун.

— Я что с перепуга перенеслась в другую реальность⁈ — озадаченно прокомментировала Кэссиди. И это не было ни шуткой, ни самоиронией. Её и на самом деле очень интересовал ответ на вопрос.

Однако в предложенное ей кресло она всё же села.

Чудеса продолжались…

Слегка наклонившийся над ней вежливый двойник её опекуна, тем временем, несколько раз щелкнув мышей по экрану, отыскал папку «Конфиденциально».

Ввёл пароль и, указав глазами на содержимое папки, сообщил:

— Здесь, всё, что тебе нужно знать о визуально-сенситивных эмпатах.

И Кэссиди поняла: всё! Чудеса закончились. Началось — опять двадцать пять.

И она почти угадала.

Почти заключалось в том, что в этот раз, к её облегчению, опекун не стал ей ни что-либо запрещать, ни принимать за неё решения.

— Информации много, — между тем продолжал мужчина, — а времени на ознакомление с ней — не особо, поэтому начни чтение со статистических данных, — указал он курсором мыши на документ. — Кэсси, мне жаль, — слегка дрогнувшим голосом вдруг сказал он, накрыв при этом её руку своей ладонью, — но быть сильным визуально-сенситивным эмпатом — это не дар, а проклятие! Что же касается твоего случая… В общем, сама прочитаешь. Сама сделаешь выводы. Я оставлю тебя одну, чтобы не смущать своим присутствием. Закончишь чтение, набёрешь меня на мобильный. И как решишь, так и поступим.

На последних словах Александр вздохнул. Затем выпрямился в полный рост, засунул руки в карманы, после чего больше не сказав ни слова, пешим ходом стремительно покинул собственный кабинет.

Проводив взглядом исчезнувшую за дверью фигуру опекуна, Кэссиди углубилась в чтение предоставленных ей секретных архивов.

Секретными эти документы считались потому, что в них рассказывалось не просто о сенситивных эмпатах и их возможностях, а об исследованиях и экспериментах, которые на них ставили, чтобы попытаться стабилизировать их дар и сделать его более управляемым.

Изучив показавшиеся ей наиболее интересными и важными документы, Кэссиди поняла для себя, что к сенситивным — относились не все эмпаты, а только те, которые могли улавливать запечатленные в неживых материальных объектах эфирно-модулированные электростатические колебания чувств и мысли живых существ.

При этом, в зависимости от типа считываемой информации — это могли быть только чувства, либо чувства и способность слышать, либо чувства и способность видеть — эмпаты подразделились на просто сенситивных, акустико-сенситивных и визуально-сенситивных.

Согласно всё тем же исследованиям, феномен подобного сенситивного считывания был в чем-то родственен принципу остаточного магнетизма. Воздействие на эмпата — в чём-то сродни воздействию напряжению электрического тока на электроприбор. И, наконец, эфирно-модулированные электростатические колебания чувств и эмоций живых существ, как и любой другой вид энергии, подчинялись закону сохранения энергии.

В связи с чем, с одной стороны, чем более мощным был выплеск эмоций и чувств, тем более заметный они оставляли след. И чем свежее был след, тем более осязаемым он был. С другой стороны, чем более чувствителен эмпат, тем сильнее на него воздействие.

Вот только в отличие от современных электроприборов, которые изначально и проектируют и изготавливают с таким расчетом, чтобы они не перегорели под напряжением, восприятие эмпата — ничем не защищено.

И чем сильнее эмпат, тем более сложной, а подчас и невыполнимой, является задача — контроля дара и защиты от короткого замыкания, в лучшем случае, в худшем — от полного выгорания. И если, короткое замыкание — приводило к нарушениям психики или патологиям нервной системы, то полное выгорание — однозначно означало либо безумие, либо смерть.

И, к сожалению, статистика была такова, что ни один эмпат, даже самый опытный в построении ментальных щитов и осторожный, не был застрахован от короткого замыкания.

И написано это было не об эмпатах, чей дар был запечатан при рождении, а потом распечатан, а вообще, в целом, о сильных эмпатах.

Что же касается, эмпатов, чей дар был запечатан при рождении, а потом распечатан, то по ним вердикт был однозначный — если уже запечатали, то ни в коем случае, не распечатывать. Точка.

Либо же, согласно всё тем же исследованиям и собранным на основании них статистическим данным, в лучшем случае, прежде чем её психика и нервная система окончательно и бесповоротно истощатся, у неё будет приблизительно пять лет относительно нормальной жизни.

Затем ещё лет пять, от силы десять — полубезумной жизни, если, конечно, она не умрёт раньше, оказавшись недостаточно сильной духом и телом, чтобы пережить агонию Агейра Вегарда и его сына.

— Нечего сказать, обнадеживающие перспективы! — иронично пробормотала Кэссиди, закончив с изучением статистических данных. — Иначе говоря, — с тяжелым вздохом признала она, — Каролинг был прав. Сильный дар сенситивной эмпатии — это не дар, а проклятие.

И всё же возможности, которые открывал перед ней её проклятый дар, были слишком велики, а перспективы — значительны, чтобы она могла позволить себе испугаться последствий.

Да, риск был очень серьёзным. И родители, наверняка, не обрадуются её решению. Однако другого способа узнать, что чувствовали и видели Агейра Вегард и его сын перед смертью — не было. А значит, она не может смалодушничать и изменить своё решение. Только не тогда, когда на кону жизнь её родителей и Ричи. Иначе она никогда себе этого не простит. Чувство вины изведет её. И она всё равно, в конце концов, сойдёт с ума. Ну и зачем ей тогда такая жизнь?