Старый Ицхак, услышав колокольчик, выдвинулся вперед. Обитатели этой части городского дна часто приносили ему вещи, о происхождении которых он не спрашивал, а те сами благоразумно умалчивали. Торговля всегда была сосредоточением маленьких тайн, а его бизнес — особенно. За вещи просили недорого, и сам он, не желая, чтоб вещи задерживались в его руках более, чем следовало, отдавал их дешево, чтоб полиция, знавшая о его гешефтах и надоедавшая обысками, не успевала навредить торговле.
Но в этот раз все получилось как-то не так….
Человек у прилавка стоял спиной к нему, разглядывал выходящую на улицу витрину. Ничего ценного Ицхак там не держал — витрина просто обозначала широту его интересов. Там болталась бижутерия, непонятные шкатулки, пожелтевшие фотографии, книги в псевдодорогих переплетах из кожзаменителя, стоял кальян…
Когда покупатель повернулся, торговец понял, что не знает его.
Палец гостя указывал на шкатулку в витрине.
— Сколько это стоит?
— Это?
Хозяин лавки задержался с ответом.
Что-то неправильно было в этом человеке. Словно один там прятался за другим. Ицхак попробовал оценить его платежеспособность и к собственному удивлению, не смог.
Разбирать витрину не хотелось. Там так все чудно, так славно было устроено! Открывать её. Лезть внутрь, чтоб получить пару долларов, а потом искать чем заставить получившуюся в привычной уже композиции дыру, что получится вместо сколько уж лет стоявший там коробочки… Ну уж нет…Ицхак знал, как отбрить нахала. Имелся верный способ…
— Давай тридцатку и она твоя!
Не торгуясь, не пытаясь воззвать к совести, вообще не говоря ни слова, покупатель выложил на прилавок три бумажки по десять баксов.
Опешивший Ицхак хотел, было сказать что-то еще, но гость качнул головой, показывая на витрину.
— Шкатулку мне.
Голос покупателя дрогнул…
В это мгновение Ицхак почувствовал, что совершил одну из самых выгодных негоций в своей жизни, но при этом точно знал, что его обманули. Он получил за этот кусок старого дерева в пятнадцать раз больше, чем рассчитывал, но этот человек… Этот человек получил от него гораздо больше, чем он, Ицхак, хотел бы ему дать.
Мгновением спустя, пришелец превратился в ушельца, дверь хлопнула, выпуская гостя на улицу.
— Гарун-аль-Рашид, — пробормотал продавец. — Не иначе как Гарун-аль-Рашид… Надо посмотреть в газете не заявился ли к нам кто-то из этих проклятых арабских принцев.