Маг имперской экспедиции. Том 2

Глава 16

Я напомнил Кирсновскому о том, что мы летали все время вдалеке от источника света. От этих слов его перекосило сильнее, чем от падения на землю. Он уселся около побитой кареты с решительностью досидеть там до самого рассвета. Под светом фонарей вид у него был еще плачевнее, чем я видел до этого.

Создания из металла и магии лежали кучками хлама по всему пустырю. Голем принять бой так и не успел, а вырытая им траншея стала его же могилой.

Часовщик был присыпан землей и мелким хламом из сундука. Кровь на рассеченном лбу успела запечься. Вроде бы даже дышал без особых затруднений, а значит умирать в ближайшие минуты не собирался.

Кирсновский надулся от обиды хуже малолетнего ребенка и отказывался со мной разговаривать. Я махнул на него рукой и отправился на поиски оброненного дамского пистолетика.

Магическое зрение не сильно помогало в поисках. Без нормального источника света все сливалось в мутноватую картину. Хоть бери и откручивай фонарь с кареты. От этой задумки я отказался быстро, едва взглянув на хмурого химеролога. Как бы он мне в горло не вцепился, когда он увидит покушение на один из оберегов от черного духа. Ай, черт с ним, все равно без нормального инструмента не сниму.

Ладно бы пистолетик был розовый в белый горошек или хотя бы простого цвета стали. Но нет же, ищи теперь маленькую черную вещицу на земле под неярким светом луны.

Бесцельно пошлявшись по пустырю с десяток минут, бросил это занятие. Оставаться здесь смысла не было никакого, а усталость потихоньку забирала свое.

Одному шляться по ночному Боратовску желания не было. Чаща мне совершенно незнакома с ее плотной жилой застройкой и узкими улочками. Заблудиться среди улиц проще простого, а дорогу спросить в столь поздний час попросту негде. Но я был не один.

После попыток поднять Кирсновского посредством применения мягкой силы он со мной заговорил. А уж после применения силы пендалей по мягким местам сообщил, что за нами уже едут и с минуты на минуту должны быть здесь.

На пустырь приехала небольшая бежевая карета. Кучером был еще один подопечный Кирсновского. На беглый взгляд никаких звериных черт у него не проступало. Обычный мужик в льняной рубахе с немного опухшим от пьянок лицом. Его даже звали по человеческому имени Гришей. Не знаю, правда, зачем, если со своими химерами у Кирсновского была ментальная связь. Для меня представление устраивал, наверное.

Я уже порадовался, что мы наконец-то уедем с этого злосчастного закутка, но у моего соратника случился внезапный приступ идиотизма. Он категорически запретил портить новое убранство и бархатные сиденья. Пока мы не решим проблему с нашей грязной одеждой, Гриша дверцы нам не откроет.

Сундук с вещами из новой кареты тут же оказался вскрыт. Кирсновский откопал более-менее приличную рубаху при содействии кицунэ начал переодеваться.

Главный комизм угрозы заключался в том, что окон на этой карете тоже не было. Взяв небольшой разбег, я просто запрыгнул внутрь, нещадно обтираясь о зеленые мягкие сиденья.

Через минуту щелкнула дверца. С болезненным кряхтением залез человек в мешкообразной рубахе и похожими на трубы штанами. Решил, что вычищать половину кареты лучше, чем всю.

Следом залезла кицунэ в более-менее приличном виде. Хотя толку от этого было не так уж и много, ведь я уже успел перемазать с одной стороны все, до чего смог прикоснуться.

Часовщика прихватили вместе с собой, чтобы потом со всей острасткой допросить. Под вопли отчаянья Кирсновского усадили нападавшего на чистое сиденье. Даже кицунэ захихикала, не говоря уж про мой издевательский смех.

Я рассказал об утрате карманного пистолетика Лидии. Кирсновский пообещал дать указание для своих химер, чтобы они прочистили весь пустырь и принесли потом его. Если, конечно, эта вещица не исчезла бесследно.

Мы отчалили от пустыря в приподнятом настроении. Как бы химеролога не корежило, но по глазам видно было облегчение и плохо скрываемую радость от того, что мы остались живы и относительно здоровы.

Я спросил у него о том магическом трюке с птицей и возможности применения подобного заклинания на человеке. Меня заверили в том, что это можно провернуть только на низших существах с несложной структурой организма, вроде отдельных птиц и земноводных. На млекопитающих зверей сил у него не хватит, не говоря уж про человека. Для этого нужны растворы со сложным составом и специальные активные источники магической энергии.

К моему удивлению Кирсновский меня заверил, что на пустыре был не весь состав его небольшой дружины. В последние дни он создал много химер и сделал бы еще больше, если бы не перекрыли поставки подопытных людей. А прекратились они как раз из-за того, что парень провинился перед Шатым.

Барон Павел Александрович Шатый владел психиатрической лечебницей и хосписом на окраине Боратовска. В этих двух местах был директор, главврач, коллегиальный состав представителей Имперского Лечебного Отделения, наблюдающий за работой и ведением дел. По документам те два здания были казенными и находились на балансе города. Все отчеты шли непосредственно в администрацию. Определенной роли в этой системе у Шатого не было. Но все знали, что главнее всех в тех двух заведениях являлся именно этот барон. Его все работники психиатрической лечебницы и хосписа называли без лишних титулов Хозяином.

В море часто случались случаи безумия из-за воздействия отдельных видов морских тварей или случайных магических штормов. Кроме того, были неподалеку шахты, где гробили здоровье каторжники. Так что больных душой и телом хватало. Путь в столицу был долгим и не каждый ослабевший смог бы его потянуть, поэтому их оставляли в Боратовске.

С молчаливого согласия администрации города Шатый мог организовывать бригады для незаконного отстрела местной живности. Некоторые твари были особо опасны и представляли смертельную угрозу для человека. Обычные охотники обходили места их обитания самыми дальними тропами, а вот отрядам Шатого терять было нечего. Вместо медленного загибания внутри больничных палат они получали дорогостоящие лекарства, в том числе и алхимические. Был также крохотный процент от выручки за каждого из убитых животных. Администрация города на словах осуждала организацию этих отрядов, но дальше порицания не заходила. По всей империи ожидали поставок экзотических мехов и ингредиентов из далеких восточных земель, которые росчерками пера бюрократов превращались из браконьерских в купленные у гойдийских купцов.

Смертность бригад Шатого была высокой. В том числе из-за банального наличия денег у бывших каторжников, которые тут же уходили на пьянки. Отдельные зелья очень плохо сочетались с алкоголем, но плохо образованным браконьерам на это было наплевать.

Кирсновский занимался реализацией некоторых зелий для тех двух заведений. Сам он варил в редких случаях, чаще просто продавал привезенные из столицы. Афанасий Максимыч снабжал как минимум один корабль в неделю несколькими ящиками склянок, а его верный ученик перепродавал Шатому. Конкурентов в этом было немного, ведь сваренные столичным профессором отвары были первоклассного качества.

Было у Кирсновского еще одно занятие. Особо буйные и опасные члены бригад, отпетые убийцы или свихнувшиеся после воздействия некоторых магических животных до маниакального состояния, передавались ему для превращения в химер. У Кирсновского была бесконечная война с черным духом. В первую очередь шла борьба с обращенными на темный путь двумя бывшими членами его воинства. Как только он расправится с ними, то вернется к попыткам уничтожить самого духа.

Война эта началась с самого первого дня в Боратовске. По его словам, ночью черный дух пришел убивать, но был героически изгнан обратно. В тот же день и начались эксперименты, а через некоторое время Шатый предоставил первого подопытного. Кирсновский предлагал создать нечто наподобие суперсолдата и что-то подобное даже получилось. Но имели они присущую всем химерам слабость, из-за которой Шатый отказался от их использования. Парень отказался ее называть, ведь боится то ли меня, то ли черного духа, который может нас подслушивать.

За разговорами я не заметил, как мы проехали Чащу и остановились на граничащей с ней окраиной Центра. За неприметным со стороны улицы многоквартирным домом скрывался забитый под завязку дворик со всяким хламом, кучами повозок и штабелями стройматериалов. В заброшенного вида крытом рынке неподалеку от дворика кипела активная работа топорами и пилами, а в плохо забитых досками окнах мелькали фигуры людей.

- Что это? – Спросил я, выходя из припарковавшейся на импровизированной стоянке кареты.

- Там мои работают. Готовятся, - буркнул Кирсновский, с болью взирая на почерневшие бархатные сидушки.

Сдались ему эти кресла? Одних карет здесь не меньше пятнадцати штук, а он все об этой печется. Странный человек, ничего не скажешь.

- К войне готовятся они там что ли? – Слушая перестук молотков, поинтересовался я.

- Уже который день.

Парень выполз наружу, руками придерживая сползавшие штаны.

- Погоди-ка, - нахмурился я, - тебе же только сегодня на вечере обвинения выдвинули в сговоре. До этого никто и не думал охоту открывать на твою кучерявую голову.

- Другая причина есть, - он неловко отвел взгляд в сторону.

- Неужели из-за твоего черного духа.

- Ну… Немного да, но… - Кирсновский замолчал.

- Против меня, да? – Наконец-то догадался я.

- Костя, ты пойми и встань на мое место. Ты же был ужасно взбешен и готов размазать меня за небольшие промашки… - Затараторил химеролог, пятясь задом.

Кирсновский споткнулся об кучку кирпичей и растянулся на земле. Он поморщился и схватился за бока.

Я не смог сдержаться и разразился смехом. Это ж насколько нужно меня бояться, чтобы заставить своих приспешников вести такой активный многодневный труд.

- Что они там строят? Катапульту? Танк? Десептикона? – Вытирая выступившие слезы, спросил я.

- Как достроят, увидишь.

- Это сейчас угроза была?

- Н-нет, Костя, я просто покажу, - прикрывая лицо, ответил он.

Кицунэ помогла ему встать. Ловкими движениями она отряхнула пыль с мешкообразной одежды химеролога.

- А квартира твоя где? – Спросил я, озираясь вокруг.

- Пойдем, покажу.

Мы зашли в один из подъездов. Поднявшись по лестнице на второй этаж, прошли к тяжелой железной двери в конце коридора. Послышались звуки движения тяжелого засова, скрежет плохо смазанных механизмов. Тяжелая толстая стальная плита пришла в движение.

На пороге стояла другая кицунэ, рыжая, смотрела на нас немного напуганным взглядом.

- Привет, - внезапно сказала мягким голосом светловолосая.

Я дернулся от неожиданности. Но Кирсновский, судя по всему, был к этому привычен.

- Она у тебя говорить умеет? – Спросил я с настороженностью.

- Разумная, да. Не сравнимо с обычным человеком, конечно, но собственные мысли имеет. С дозировками экспериментировал, выводил допустимый разумности и подчинения.

- Жуткий ты тип, - покачал головой.

Я улыбнулся светловолосой. Она улыбнулась мне в ответ, задергав весело ушами.

- Кто бы говорил, Костя, - буркнул Кирсновский.

Убранство в квартире было не особо богатым. Стены в коридоре и комнатах не имели обоев. Мебель выглядела обшарпанной. Зато свободное пространство заставлено чудными химическими аппаратами с трубами и колбами. Повсюду стоял резковатый запах химических реагентов и едва уловимый аромат чесночных гренок с беконом.

Под аккомпанемент дрыхнущего в одной из спален профессора биологии Афанасия Максимыча Бобровского мы завалились на кухню, едва лишь отмыв с мылом руки. Уплетая горячий омлет, наблюдали за рыжей кицунэ у плиты. В кастрюле начинало закипать адской густоты зеленое варево.

Другая девушка с лисьими ушами отнесла бессознательного часовщика на руках в гостиную, где стоял удобный широкий стол. Физической силы у нее было больше, чем имела бы любая другая девушка ее комплекции. Кирсновский в этом деле нахимичил знатно.

- Пойдем, - внезапно сказал химеролог, вскакивая со стула.

Мы прошли в гостиную. Кицунэ успела срезать пиджак и рубашку с бессознательного тела. Часовщик лежал с голым торсом. В правой части груди были две аккуратные дырочки. Кожа вокруг отверстий немного почернела, а вены болезненно выступили. Ни единого намека на засохшую кровь не наблюдалось. Дыхание было стабильным и размеренным, сообщая о том, что легкие не задеты.

- Не знаешь, что это? – Спросил меня Кирсновский.

Я пожал плечами. В магическом зрении рана дымилась черной энергией. Видно пули были какие-то магические. Еще один вопрос в копилку к Лидии.

Мы с интересом рассматривали рану, пока не пришла рыжая с кастрюлькой. Светловолосая зачерпнула банкой часть варева. Остальное, как оказалось, предназначалось Кирсновскому.

Вернувшись обратно на кухню, рыжая начала поить с ложечки парня. Он морщился, кряхтел, чавкал, но не отказывался от употребления.

Я хотел было уйти на помывку, но химеролог попросил немного подождать. Через пять минут гляделок он открыл окно, через которое заполз кроточервь с Хлебной улицы. Зверек подполз ко мне и протянул корявую лапу вверх.

- Пожми, - кивнул Кирсновский.

С опаской коснулся пальцами грязной скользкой ладони. Мир на секунду погас, а потом появился вновь, но совершенно другой.

***

По ночному пустырю шагал человек, оставляя отметины в земле тростью. Поежившись от ночного холода, он оглянулся назад. Удостоверившись, что никто из пассажиров не последовал за ним на пустырь, пошел дальше. В отличие от тех господ праздничные туфли замарать о грязь этот человек с тростью не боялся. Он остановился около сидевшего на корточках парня с горящими синим цветом глазами.

- Что ты там рассматриваешь? – сказал хрипло Шатый и закашлялся.

- Интересная вещица, - задумчиво проговорил маг с горящими глазами.

- Не томи, Гоголев, - сказал едва поднимая слипающиеся от усталости веки барон.

- Посмотрите-ка сами.

Небольшой пистолет черного цвета лег на гладкие белоснежные перчатки. Барон посмотрел на оружие ровно секунду и, завернув в платок, убрал в карман.

- Ей-то какой прок помогать? – Спросил в пустоту Шатый.

- Кого вы имеете ввиду, Павел Александрович?

- Займись своими делами, а это оставь мне. Нужно поинтересоваться, в чем причина поддержки такими интереснейшими вещицами.

- Вы хотите разобраться с этим человеком? – Спросил Гоголев, поднимаясь и разминая затекшие ноги.

- Разве я когда-то обижал женщин? - С укором спросил Шатый.

- Вашему слову я охотно поверю.

- Ступай. Главное не дай им добраться до дома Августа.

Барон пошел в сторону стоявших в отдалении карет, где вели вялую беседу несколько человек в праздничных фраках.

- Вы его боитесь? – Негромко окликнул Гоголев.

- Будет неприятно, если он отыщет в глубине своей души силу и простит наконец-то Любомирских.