Глава 3

Оставив тело Бэрронса, я пошла в том направлении, в котором меня вел мой демон-хранитель. Я уверена, что он хотел, чтобы я шла именно в этом направлении.

Я верю ему после его смерти так, как никогда прежде не верила при жизни.

Ну я и фруктик.

Я прохожу много миль, следуя за течением реки. Как только он исчезает позади меня, я исчезаю вместе с ним тоже. С каждым шагом от меня словно отрывается по кусочку. Кусочки моей слабой части. Части, которая не поможет мне достичь моих целей. И если это куски от моей так называемой человеческой сущности, то это замечательно. Я не могу чувствовать и существовать с тем, через что мне пришлось пройти.

Когда я убеждаюсь, что готова, я останавливаюсь и ожидаю своего врага. Он не разочаровывает меня.

— Я уже начала думать, что ты никогда сюда не придешь, — говорю я охрипшим от крика голосом. Мне больно говорить. Я наслаждаюсь этой болью. Этого я и заслуживаю.

ГМ все еще где-то там, скрывается в лесу, но я вижу, как мелькают тени, и они явно не принадлежат деревьям.

— Выходи. — Я прислоняюсь к дереву, одна рука покоится в кармане на бедре, другая — на талии. — Я — та, кого ты ищешь, не так ли? Та, из-за которой ты сюда явился. Из-за которой все это началось. Что же ты медлишь сейчас?

Мое копье висит в чехле на предплечье, нож заткнут за пояс. Покрытый рунами мешочек из черный кожи, с тремя, столь нужными ГМ, камнями внутри — они составляют три четверти от того, что, как мы надеемся, поможет сделать клетку для Синсар Дабх — спрятан в рюкзаке, свисающем с моего плеча.

Тени выскальзывают из темноты: ГМ и два последних Темных Принца.

С ними нет Джека и Рейни Лейн.

Это бы потревожило меня, но та Мак, которая любит своих родителей, осыпалась кусочками рядом с телом Бэрронса. Он мертв. И это моя вина. У меня нет родителей. Я никого не люблю. У меня нет слабостей. Ни единого светлого пятнышка в моей душе.

Я чувствую себя неизмеримо сильной и легкой.

Дэррок — я больше не буду называть его ГМ; даже аббревиатура его пафосного тупого титула подразумевает превосходство — питался плотью Невидимых довольно долгое время. Воздух сгущается от силы, излучаемой обеими сторонами. Я не уверена, что исходит от него, а что — от меня. Мне интересно, что думают его приспешники о том, что он поедает плоть их же соплеменников. Возможно, то, что является осквернением для Светлого двора, для Темного — обычный порок, приемлемый для существования Невидимых.

Едва он подходит к залитому серебряным светом кругу, в котором я стою, его глаза наполняются непомерным удивлением.

Я смеюсь, гортанно и хрипло. Я знаю, как я выгляжу. Покинув тело Бэрронса, я умылась и тщательно подготовилась к встрече. Мой лифчик в рюкзаке. Мое лицо обрамляют кудри. И у меня ушло немало времени на то, чтобы отмыть черные пятна с ладоней. Я — орудие, средство, которое можно использовать, чтобы получить желаемое, включая мое тело. Я научилась одной или двум вещам у Бэрронса, и я теперь знаю, что власть — сексуальна. Она распрямляет мою спину, наполняет силой мою зовущую руку.

Я не опустошена смертью Бэрронса. Магическая сила утраты выковала новый металл.

Я преобразилась.

Есть только один путь, который поможет мне принять его смерть. Уничтожить сотворенное.

И также поступить с Алиной.

Каждый человек, которого я встречала, и который знал что-то о Синсар Дабх, всегда напускал на себя ореол таинственности. Никто не хотел мне говорить, что конкретно она содержит. Мне лишь говорили, что необходимо найти ее и сделать это быстро, поскольку книгу можно использовать для предотвращения падения стен.

Ну что ж, теперь стен уже нет. Слишком поздно.

Принимая во внимание тот факт, что я целеустремленно охотилась за этой книгой месяцами, я поражаюсь, как мало думала о ее содержании. Я проглотила все, что мне было сказано, и послушно преследовала ее.

Сейчас я подозреваю, что все старались сделать так, чтобы я полностью сосредоточила свое внимание на поиске, тем самым, помогая удержать стены от падения. Поэтому я особо не задумывалась о возможном использовании Синсар Дабх в других целях.

И вот я охотилась за предметом несказанной силы в окружении людей, которые хотят заполучить ее, каждый по своей причине. И мне никогда не приходило в голову: погодите, а как я сама могу ее использовать?

Дэррок сказал мне, что с помощью Синсар Дабх он может вернуть Алину. Также он сказал, что с ее помощью хочет вернуть свою эльфийскую сущность и отомстить.

В’лейн рассказывал, что в Темной Книге содержатся все знания Темного Короля до самых ужасающих подробностей. Он говорил, что она нужна Светлой Королеве: Королева сможет использовать ее для возвращения их расе былого величия и для повторного заключения Невидимых в тюрьму. Он верит, там есть фрагменты Песни Творения, утерянные ими давным-давно, и что Королева сможет использовать их для восстановления старинного напева. Я точно не знаю, что такое Песнь Творения и как она работает, но по ходу, это предел могущества эльфов.

Лишь Бэрронс рассказал мне больше всех остальных. По его словам, в Синсар Дабх есть заклинания, с помощью которых можно создавать и разрушать целые миры. Как раз за счет тех фрагментов Песни Творения. Он никогда не говорил, зачем книга нужна ему. Сказал, что коллекционирует книги. Ага, конечно. А я — Темный Король.

Когда я лежала рядом с ним, я впервые размышляла о потенциальных возможностях Синсар Дабх и ее использовании в личных целях. В особенности меня интересовала часть о создании и разрушении миров.

И мне вдруг все стало ясно, как день.

С помощью Синсар Дабх любой может создать совершенно новый мир с новым прошлым и будущим.

По существу, любой может повернуть время назад.

Стереть все, что не нравится.

Восстановить те вещи, утрата которых для них непереносима, включая людей, без которых они не могут жить.

Я оторвала себя от Бэрронса с одной единственной целью.

Заполучить Синсар Дабх. И когда я ее заполучу, то не собираюсь никому отдавать. Она станет моей. Я буду ее изучать. Мое горе стало моей целью. Я смогу научиться всему. Ничто не будет стоять у меня на пути. Я создам новый мир, такой, какой хочу.

— Иди сюда, — улыбнулась я. — Присоединяйся.

Мое лицо озаряется улыбкой, манит и наслаждается его присутствием. Меньше всего он ожидал увидеть такую Мак. Он был уверен, что найдет запуганную девушку, бьющуюся в истерике.

Такой я точно не была и никогда не буду.

Он жестом останавливает принцев и делает небрежный шаг вперед, но я вижу продуманное изящество движения. Он не доверяет мне. Правильно делает.

Эльфийские глаза цвета меди встречаются с моими. Как могла Алина не заметить, что эти глаза принадлежат не человеку, даже если у него человеческое тело?

Ответ прост: она знала. Знала. Поэтому лгала ему, говорила, что у нее нет семьи, что она сирота. С самого начала она нас защищала. Она чувствовала, что от него веет опасностью, и все же хотела его, хотела узнать эту сторону жизни.

Я ее не виню. У всех есть слабые места. Нас нельзя было отпускать в Ирландию ради всеобщего блага.

Он оценивающе смотрит на меня. Я знаю, что он видел тело Бэрронса. Он пытается понять, что случилось, но не решается спросить. Я подозреваю, что ничто, кроме бездыханного тела Бэрронса, не могло убедить его наверняка в том, что МакКайла, с которой он раньше имел дело, больше не была в безопасности. Его взгляд упал на серебряные с заостренными краями руны, лежащие вокруг меня на земле и окутывающие меня в зловещую дымку. По мере того, как он изучал их, его глаза вновь расширились, и на какой-то короткий миг он выглядел ошеломленным.

— Хорошая работа. — Его взгляд быстро переходил с рун на мое лицо и обратно. — Что это?

— Не узнаешь? — парировала я. Я чувствую ложь. Он знает, что это. А я нет. Но очень хочу узнать.

Следующее, что я вижу, это как его медные глаза встречаются с моими, и в его ладони вспыхивает сине-черный свет. Я не видела, как он достал из-за пазухи Реликвию.

— Выходи из круга сию же минуту, — скомандовал он.

Он не использует Глас. Он держит амулет, одну из четырех Реликвий Невидимых, изысканное ожерелье, середину которого украшает камень необъяснимого происхождения размером с кулак. Король создал его для своей возлюбленной, чтобы она могла подчинять реальность своим капризам. Амулет укрепляет героические стремления человека. Несколько месяцев назад я присутствовала на одном эксклюзивном аукционе в бомбоубежище под землей и смотрела, как пожилой валлиец платил за него цифру с восемью нулями. У него была жесткая конкуренция. Мэллис убил старика и забрал амулет до того, как Бэрронс и я сумели его выкрасть. Но так называемый вампир не смог его использовать.

А Дэррок смог. Уверена, я тоже смогу — если удастся его забрать.

Однажды я уже держала амулет в руках, и он мне ответил. Но, как и все эльфийские вещи, время наполнило его духовным сознанием, и он ожидал от меня чего-то — связи с ним или какого-то обета. Я не поняла — или, даже если поняла бы, то не была готова выполнить этого, опасаясь последствий. Я отдала амулет Дэрроку, когда он использовал Глас, еще до того, как сама научилась пользоваться Гласом. Сейчас у меня нет терзаний по поводу желаний амулета. Цена слишком высока.

Я ощущаю сине-черную силу, которую он излучает, ограничивая свой приказ влечением. Давление зашкаливает. Я хочу выйти из круга. Я смогу дышать, есть, спать, жить без боли вечно, если только я выйду из круга.

Я смеюсь.

— Брось мне амулет, живо! — Глас будто взрывается во мне.

Темные Принцы оборачиваются и разглядывают меня. Сложно сказать наверняка, но мне кажется, что я их заинтересовала.

Холодок пробегает у меня по спине. Во мне нет страха, ужаса, но все же те… вещи… те ледяные, неестественные искажения… они все еще на меня влияют. Я до сих пор не смотрела прямо на них.

Дэррок сжимает амулет.

— Выйди из круга!

Давление сокрушительное. Его можно ослабить, лишь выполнив приказ.

— Бросай амулет!

Он отступает, поднимает руку вверх, огрызается и резко опускает ее вниз.

Следующие несколько минут он и я пытаемся подчинить себе волю другого, пока, наконец, не признаем, что мы в безвыходном положении. Мой Глас на него не действует. Ни амулет, ни его Глас не действуют на меня.

Мы равны. Это завораживает. Я равна ему по силе. О Боже, во что я превратилась.

Он обходит меня по кругу, а я поворачиваюсь следом за ним, с легкой улыбкой на губах, мои глаза горят. Я полна энергии. Во мне пульсирует сила моих рун и моя собственная. Мы изучаем друг друга, как изучали бы друг друга две особи разных видов.

Я протягиваю руку — приглашаю зайти в круг.

Он смотрит вниз на руны.

— Я не такой дурак.

Его голос глубок и мелодичен. Он прекрасен. Я понимаю, почему моя сестра хотела его. Высокий, с золотистой кожей, в нем есть какая-то сверхъестественная чувственность, которая не исчезла, даже когда Королева сделала его смертным. Шрам на лице притягивает взгляд, вызывает желание дотронуться до него и познать историю его появления.

Я не могу спросить: «Почему дурак?», иначе выдам себя, ведь я не знаю, что это за руны.

— Что случилось с Бэрронсом? — спрашивает он спустя некоторое время.

— Я его убила.

Он изучает мое лицо, я знаю, что он пытается представить себе сюжет развития этой сцены, который смог бы объяснить, почему Бэрронс был изуродован и убит. Если он осматривал тело, то видел рану от копья, а он знает, что оно у меня. Знает, что я вонзала его, по крайней мере, один раз.

— Почему?

— Он достал меня своим бесконечным хамством, — я подмигнула. Пусть думает, что я сумасшедшая. А я и есть сумасшедшая. Во всех смыслах этого слова.

— Не думал, что его можно убить. Эльфы долго его боялись.

— Оказалось, копье было его ахиллесовой пятой. Вот почему он всегда отказывался брать его в руки.

Он переваривает мои слова, и я знаю, он пытается понять, почему эльфийское оружие убило Иерихона Бэрронса. Я бы тоже очень хотела это узнать. Именно копье нанесло смертельный удар? Умер бы он из-за него, если бы Риодан не перерезал ему горло?

— И, тем не менее, он дал его тебе. Думаешь, я в это поверю?

— Как и ты, он считал меня пушистым беззубым комочком. Слишком глупой, чтобы вызывать подозрение. Овечка на заклание — как он любил говаривать. Маленькая овечка убила льва. Ну, как думаешь, я ему показала, на что способна? — я снова ему подмигиваю.

— Я сжег его тело. Только пепел остался. — Он внимательно смотрит за моей реакцией.

— Отлично.

— Если и была возможность выжить, теперь ее нет. Принцы развеяли пепел на большое расстояние. — Его взгляд стал пронзительным.

— Надо было самой сделать это. Спасибо за услугу. — Я думаю о новом мире, который я создам. С этим я уже попрощалась.

Янтарные глаза сужаются, горят презрением.

— Ты не убивала Бэрронса. Что произошло? Что за игру ты ведешь?

— Он предал меня, — солгала я.

— Каким образом?

— Не твое дело. У меня были свои причины. — Я вижу, как он на меня смотрит. Он задается вопросом, что выбило меня из колеи: изнасилование или время, проведенное в Зале Всех Дорог; нахожусь ли я в таком неуравновешенном состоянии, чтобы сойти с ума и убить Бэрронса только за то, что он меня раздражал. Когда он снова смотрит на руны, я знаю, он думает, что у меня достаточно жизненной энергии, чтобы справиться со всем этим.

— Выходи из круга. У меня твои родители, и я убью их, если ты меня не послушаешь.

— А мне плевать, — усмехаюсь я.

Он застывает. Потому что, слышит правду в моих словах.

Мне плевать. Неотъемлемая часть меня уже мертва. Я не оплакиваю ее. Моего мира больше нет. Не имеет значения, что происходит здесь. Период неизвестности царит для меня только в этой реальности. Я построю новую, либо умру, пытаясь это сделать.

— Я свободна, Дэррок. Я действительно по-настоящему свободна, — я пожимаю плечами, вскидываю голову и смеюсь.

Когда я произношу его имя и смеюсь, он резко втягивает в себя воздух, я знаю, что это напоминает ему о моей сестре. Говорила ли она ему так когда-нибудь? Слышит ли он мой радостный смех, как однажды слышал ее?

Он осторожно обходит меня по кругу, глаза сощурены.

— Что изменилось? Что произошло между сегодняшним днем и тем, когда я похитил твоих родителей? Что произошло с тобой?

— То, что произошло, началось уже очень давно. Тебе следовало сохранить Алине жизнь. Я ненавидела тебя за это.

— А сейчас?

Я окидываю его взглядом с ног до головы.

— Сейчас по-другому. Все меняется. Мы меняемся.

Он пытливо вглядываются в мои глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не вижу причины, по которой мы не можем быть друзьями.

Он словно пробует слово на вкус.

— Друзьями?

Я киваю.

Он пытается понять, насколько я честна с ним. Человек никогда не принял бы это во внимание. Эльфы другие. Не важно, сколько времени они проводят среди нас, они просто не могут ощутить всю полноту человеческих эмоций. Это разница, на которую я рассчитываю. Когда я оставила Бэрронса, все, чего я хотела, это дождаться Дэррока, использовать свои руны и моего темного зеркального друга, чтобы убить его, как только он появится.

Я быстро отогнала эти мысли.

Этот бывший эльф в смертном теле знает о Темном и Светлом Дворах и о Книге, которой я хочу завладеть больше, чем кто-либо. Когда он расскажет мне все, что знает, я с наслаждением разделаюсь с ним. Я размышляла об объединении с В’лейном — когда я получу от Дэррока все, что мне нужно, возможно, — так и поступлю. В конце концов, мне нужен четвертый камень. Но В’лейн, кажется, не знает о Книге ничего, кроме нескольких старых легенд.

Спорю, что Невидимый знает больше о Темной Книге, чем правая рука Светлой Королевы. Возможно, даже знает, где найти предсказание. Как и Бэрронс, Дэррок видел страницы сокровенного фолианта. Я была вынуждена признать, что охота за Синсар Дабх была бы бесполезным делом, не узнай я как ее контролировать. Но Дэррок прекратил свои поиски. Почему? Что такого знает он, чего не знаю я?

Чем раньше я выведаю его секреты, тем быстрее научусь контролировать и использовать Синсар Дабх, быстрее перестану существовать в этой мучительной реальности, в уничтожении которой я не сомневалась. Я создам новую. В которой все будет иметь счастливый конец.

— Друзья работают вместе для достижения общей цели, — говорит он.

— Что-то типа охоты на Книгу, — соглашаюсь я.

— Друзья доверяют друг другу. Они не баррикадируются друг от друга. — Он смотрит на руны.

Руны появились из меня. Я сама создала мой круг. Он этого не знает. Я откидываю их ногой в сторону. Мне интересно, забыл ли он про копье. Поскольку он питался Невидимыми, любой малейший укол приговорит его к медленной, страшной смерти, которой умирал Мэллис.

Когда я выхожу из круга, он медленно оглядывает меня сверху вниз.

Его мысли словно отзываются в моем теле: убить ее/трахнуть ее/изнасиловать и связать/изучить ее таланты? Дорого же стоит мужчине убийство красивой женщины, с которой он еще не спал. В особенности, если он сходил с ума по ее сестре.

— Друзья не пытаются действовать силой друг против друга, — говорю я, выразительно глядя на амулет.

Он наклоняет голову, и амулет исчезает у него за пазухой.

Я с улыбкой протягиваю руку. Бэрронс был хорошим учителем. Держите друзей близко…

Дэррок принимает ее, наклоняется и оставляет на моих губах легкий поцелуй. Мы оба скованны напряжением. Одно резкое движение с его или моей стороны — и мы бросимся друг на друга, пытаясь убить. Мы оба это знаем. Он расслабляется. Я ощущаю, как слабость наполняет мое тело. Мы как два скорпиона со змеевидными хвостами, пытающиеся спариться. Его прикосновения, это не более чем заслуженное мной наказание. Я приговорила Бэрронса к смерти.

Я раскрываю губы под его губами, но скромно, мои зубы сжаты. Я выдыхаю ему в губы. Ему это нравится.

…а своих врагов еще ближе.

Позади нас Темные Принцы начинают звенеть, как темный кристалл. Я помню этот звон. Знаю, что будет после него. Я сжимаю его руку.

— Никаких Принцев. Никаких повторений.

Дэррок поворачивается к ним и бросает резкую команду на языке, который неприятен для моих ушей.

И они исчезают.

В тот момент, когда я больше не знаю, где они и как близко они находятся, я тянусь за копьем. Его тоже нет.

Темные Принцы не могут перемещаться в Зеркалах просто так. Дэррок говорит мне, что это довольно рискованно для них, как бы они не пытались. Заклятие Крууса все портит.

Я говорю ему, что камни не лучше, что в какое бы измерение я ни попадала, если их достать, проклятие пытается вытолкнуть их, вернуть сине-черные, покрытые рунами камни в горы ледяной тюрьмы Невидимых, из которых они были высечены.

Я удивлена, что он этого не знает и признаюсь в этом.

— Ты не понимаешь, какова жизнь при дворе Видимых, МакКайла. Те, у кого сохранились настоящие знания, воспоминания из прошлого, рьяно защищают их. Существует столько версий Былых Дней и противоречивых историй о нашем происхождении, сколько есть измерений в Зале. Мы видели только тех Невидимых, с которыми сражались в день битвы Короля и Королевы, когда Король убил нашу Королеву. С тех пор мы пьем из котла постоянно.

Он идет вдоль края обрыва с неестественной плавностью и грацией. Эльфы двигаются как царственные хищники с лоснящимися шкурами, рожденные с полной уверенностью в том, что они никогда не умрут — они редко умирают и лишь при особых обстоятельствах. Он не утратил этой надменности, или возможно, он вновь ее перенял у Невидимых, которых поедал. Он не носит алое одеяние, которое тогда меня так напугало. Высокий, мускулистый, он был одет как отдыхающий в костюм от Версаче, с длинными светло-серебристыми волосами, собранными на затылке. Он без сомнения сексуален. Своей силой и уверенностью он напоминает мне Бэрронса. Я не спрашиваю, почему они пьют. Я понимаю. Если бы я нашла котел и выпила из него, это бы стерло всю боль и позволило мне начать жизнь с чистого листа. Я не могу убиваться по тому, чего я даже не помню. И то, что они пьют, означает, что в какой-то степени эльфы могут чувствовать. Если не боль, то, по меньшей мере, значительный дискомфорт.

— Так как же мы выберемся отсюда? — спрашиваю я.

Его ответ вызывает во мне внезапную дрожь, чувство чего-то более обширного и необъяснимого, чем дежавю — словно я уже знаю ответ.

— Белый Дворец.

Загрузка...