Сорра
24 года назад
В тот день, когда ему выпало охранять внутренний двор Песчаного Замка, все стражи — юноши примерно того же возраста, что и он, стремились найти укромное место в тени, потому что жара стояла невыносимая. Впрочем, как и последние много-много лет.
Цветы, которыми был украшен живописный двор, увядали и склоняли свои головы прямо на глазах. Листья деревьев, под жарким палящим солнцем становились мягкими, и казалось вот-вот начнут опадать прямо на раскаленный песок.
Плотная форма стража со множеством скрытых карманов, где хранились самые разнообразные оружия — в основном ножи и лезвия, нагрелась до такой степени, что он чувствовал, как по спине стекает горячий пот.
Но он ни на шаг не отступил от своего места. Не искал тени, в которой можно остыть, не искал прохладного уголка, где перевести дух.
И все потому, что он ждал этой возможности так долго… Так мучительно долго, что не позволил бы себе отвернуться даже на секунду!
Ему наконец выпала возможность охранять юную госпожу, что сидела под растянутым над ней, белым шатром, среди разноцветных шелковых подушек. И он мог ее видеть! Каждое движение, каждый вдох, каждую мимолетную улыбку, пока она читает книгу и делает торопливые заметки.
Пару раз он даже словил себя на мысли о том, что это наверняка сон, вызванный мучительной любовью.
Неравной, но настоящей. Вспыхнувшей неожиданно, словно пожар под палящим летним солнцем.
А ведь он считал себя мужчиной. Восемнадцать лет — это возраст, когда от себя он ожидал поступков, сильных решений, непреклонности и бесстрашия.
Но в его сердце неожиданно ворвалась она. Та, о которой мечтает, без преувеличения, каждый мужчина. И, подумать только, он стал одним их них- стоило увидеть ее всего раз, мельком.
Сна с тех пор больше не было, только бессонные ночи и мысли о ней.
Он сгорал от одного только желания увидеть госпожу. Самой смелой мечтой было однажды случайно к ней прикоснуться. А несбыточным, но самым жгучим желанием было…
Порыв сильного ветра, который, казалось, взялся из ниоткуда, пошатнул шатер и вырвал у юной госпожи из рук записи.
— О, нет! — она вдруг вскочила с ложа из подушек, на котором сидела, и не заботясь о том, чтобы обуться, уже было выбежала на раскаленный песок и камни, из которых были вымощены тропинки.
Остаться на месте и допустить, чтобы она причинила себе боль он не мог.
— Госпожа, — склонил голову и перегородил ей дорогу. Сам не понял, как оказался рядом так быстро. — Позвольте вам помочь.
И не дожидаясь ответа, подобрал с песка листы белой бумаги, исписанные красивым, летящим подчерком. Он бы не осмелился читать без позволения, поэтому аккуратно собрав их в стопку, передал ей.
— Благодарю, — пропела она самым красивым голосом. И переняв у него свои записи, коснулась тонкими пальцами разгоряченной солнцем кожи его перчаток.
То, что он испытал нельзя было описать словами. Потому что сбылась его мечта.
Он снова поклонился, не осмеливаясь посмотреть в лицо своей госпоже, и уже было развернулся, когда она снова заговорила.
— Постой, — в ее голосе слышалась улыбка, или это он — безумец, всё придумал. — Ты, что от меня убегаешь?
— Нет, — солгал он, поворачиваясь и поднимая голову, чтобы наконец посмотреть в глаза той, что навсегда изменила его жизнь сама того даже не подозревая. — Простите, госпожа.
— Прощаю, — и все-таки он был прав, она улыбалась.
Так красиво, так маняще, что его сердце было готово упасть к ее босым ногам.
— Садись, — она поправила подушки, приготовив для него место и сама опустилась рядом.
— Я недостоин, — глухо ответил он, прекрасно понимая, насколько они разные.
— Это мне решать. Садись, — взмахом тонкой кисти она похлопала по подушкам, и у него не осталось выбора.
Он подумал, что это сама лучшая безвыходная ситуация, в которой он когда-либо бывал.
— Итак, — деловито начала она и разложила перед ними свои записи. — Ты знаешь историю Перворожденных, верно?
Он кивнул, не решаясь говорить.
— По-моему, ты от обезвоживания потерял дар речи, — подытожила она, взяла с красивого глубокого подноса, полного фруктов и напитков, запотевший графин с водой, и наполнила для него стакан.
Он осушил его в пару глотков.
— Благодарю, госпожа.
Теперь, когда они сидели рядом и его нос щекотал ее свежий, вкусный запах, он говорил себе, что для этой женщины сделает все. Пусть только попросит.
— Ты странный, — прищурилась он и заглянула ему в лицо. — И похож на Отца.
— Вероятно странный, раз вы так считаете, — сдержанно вымолвил он наслаждаясь ее присутствием рядом. — Но на Отца я не похож.
— Я люблю странных, — заговорщически подмигнула она и тише добавила: — А вот лицемеров терпеть не могу.
Он кивнул, мысленно каря себя за то, что в некотором смысле тоже — лицемер. Ведь под маской стража таится сгорающее сердце мужчины, что беспомощен перед настигшей его любовью.
— И как же не похож? — она снова принялась говорить о Перворожденных, и привела в пример строки из книги: — «Волосы его — уголь каменный.» Так?
Она довольно усмехнулась, смотря то ему в глаза, то чуть выше — на короткие, как полагалось воинам, волосы, что были черного цвета.
— «Глаза его — беспокойные океаны», — продолжила она, и нахмурив тонкие светлые брови, потянулась ближе к нему и по очереди рассмотрела каждый глаз.
Он не двигался, не дышал. Потому, что боялся спугнуть ее, боялся лишится волшебства этого момента.
— Все еще отрицаешь? — заломила бровь она. Играючи, невинно.
— Не смею, — слабо улыбнулся страж.
— Я на тебя все утро смотрела, — она взяла с тарелки ягоду клубники и быстро положила в рот, продолжая: — И думала, кого же ты мне напоминаешь? А потом поняла! Читая про Отца и Мать, я представляла его с чертами, похожими на твои, представляешь?
Что он мог ответить на такие слова юной госпожи? Кажется, после ее признания в том, что она на него смотрела — он и вовсе лишился возможности слышать.
— «Руки его — реки.» Так? — увлеченно спросила она и юрко поправила спавший с плеча рукав ее легкого белого платья.
— Так, — согласился страж, вглядываясь в живое лицо с нежными голубыми глазами, яркими от природы губами и рассыпанными по лицу, словно созвездия, веснушками.
— Протяни мне свои руки, — скомандовала она, а он подчинился.
Медленно сняв с него перчатки, она отвела рукава формы вверх, и кончиками пальцев прочертила рисунки вен на его руках. Пока она это делала, он, пользуясь возможностью разглядывал ее неземную, но такую понятную ему, как мужчине, красоту. Такую бесконечно желаемую.
— И правда — как реки, — усмехнулась она. — А я все думала, что значат эти строки. Выступающие вены появляются на руках от физического труда, ведь так?
Ответить он не успел. Двор вдруг наводнили наставницы госпожи — старые и строгие. Те, что наняли его и других стражей, когда прошли слухи о волнениях из-за долгой засухи.
Иначе, ему бы никогда не выпал шанс увидеть ее даже издалека.
Песчаный Замок — это пристанище, где заботятся о его госпоже.
Говорят, что когда-то на этот месте стоял другой, несравнимый ни с чем Золотой Дворец, и в нем, если верить книге о Прародителях, в любви и гармонии жили Отец и Мать этого мира. Те, что положили начало всему живому.
— Сенсария! — госпожу окликнули сразу несколько скрипучих голосов. — Вы опаздываете на занятия, идемте же!
— Я Мириам, можно Мири, — прошептала девушка на ухо стражу, вскочила с подушек, ловко собрала свои записи, и прихватив книгу, напоследок ему улыбнулась.
Стоило ее тонкой фигуре с платиновыми волосами до пят исчезнуть в стенах замка, он надел перчатки, поправил подушки, на которых сидел, и вернулся на то самое место, где до этого нес караул.
Сердце стража наполнилось счастьем, которое, казалось не иссякнет.
И поздней ночью, когда за разговор с сенсарией, за ее улыбки и невинные прикосновения, на его спине плетью высекали глубокие кровавые борозды, он даже не думал жалеть о случившемся.
Он принимал наказание с улыбкой на лице, и беспрестанно клялся себе, что увидит Мириам снова.
Если бы только он знал, что для этого придется ждать целых два года…
Два года спустя
Жаркое солнце Сорры становилось все безжалостнее. В некоторых городах уже не хватало воды на то, чтобы не просто полить урожай или напоить скот — ее не хватало даже людям.
Некогда изгнанный страж с посветлевшими шрамами на спине, и ни на день не забывавший причину своего наказания, направлялся в Песчаный Замок с докладом.
Он шел по раскаленному песку, что нагревал подошвы обуви и смотрел на окна величественного сооружения из светло-коричневого камня. Глупо было рассчитывать, что в одном из них он может увидеть ее.
Еще глупее было мечтать о том, что она его узнает. Или вспомнит.
Но сердцу не прикажешь. Даже он, мужчина, понимал это и покорялся велению своего слабого сердца. Слабого не потому, что оно разучилось перекачивать кровь, совсем нет.
Слабого потому, что оно сделало его одержимым женщиной. И какой!
Ворота Песчаного Замка, названного таким из-за характерного цвета, приветливо отворились перед новым градоначальником.
Его встретили, сразу же предлагая чем утолить жажду, он только отмахнулся и настоял, что здесь по делу.
Ничего не изменилось в этих стенах, даже сад, где он когда-то нес караул — не изменился. Тот же шатер, те же диваны с подушками.
Но ее в саду не было.
Он с горечью сжал кулаки, так чтобы ни одна живая душа не заметила, и проследовал дальше, туда, где его уже ждали.
Безобразные, и не скрывающие своей наглости, словно бородавочники нашедшие неохраняемый огород, наставницы сенсарии лениво слушали отчет градоначальника.
А ведь он готовился. Старался. Месяцами совещался с инженерами, что готовы были соорудить системы для оснащения города чистой питьевой водой.
Он прямо объяснил, что ситуация критическая.
— Если мы промедлим, то через несколько месяцев, и это в лучшем случае, люди останутся без воды.
— Монетарные расходы ни к чему! — отозвалась пышная и розовощекая женщина, сидящая в центе стола, за которым собрались еще с десяток таких же алчных, как и она наставниц. Это он знал точно.
— Боюсь, вы не понимаете масштабов, — скрывая презрение ответил он.
— Очень скоро, градоначальник, все наладится, — мягко пропела та же женщина, а остальные начали поддакивать. — Будет и вода, и урожай, — радостно заявила она.
— И все же, — он даже слышать не хотел того, о чем ему сейчас начнут говорить.
Он и так знал, чего они ждут. Знал и умирал от беспомощности. Как мир может быть так жесток? И насколько жестоки могут быть люди?
— Я понимаю, что таким как вы, абы запустить потную ручонку в казну, да зачерпнуть побольше, — поучительно начала другая наставница, завернутая в зеленый шарф. — Однако, не дадут мне солгать Небеса, сенсария готова.
Эти слова… За них он был готов вонзится пятерней в женскую глотку и вырвать ее к чертям, чтобы больше никогда и никто так не говорил о Мири. Не в таком контексте!
Готова?..
— При всем уважении, я думаю, что система водоснабжения…
— Вы не слушаете! — вскинулись сразу несколько фигур в разноцветных платках.
— Времени мало. Все, что у нас есть до катастрофы — это пара недель. Строительство нужно начинать сейчас. Сегодня! — не сдавался он.
— У сенсарии появились крылья. Она готова.
Жаркий день стал ледяной прорубью, в которой он тонул.
— Сегодня закончили ее портрет. Запечатлели красоту новой Матери, — с истинным придыханием говорили женщины.
Каждое их слово, каждое знамение того, что сенсария готова выбирать, были словно невидимые удары. Смертельные, запрещенные удары, которые его убивали, а он все не умирал.
— Скоро она познакомится с кандидатами…
— Довольно! — не выдержал он и тут же взял себя в руки. — Я понял, что мое предложение вас не интересует. Спасибо за потраченное время.
Взял с собой чертежи, поклонился женщинам и вышел, больше не оборачиваясь. Хотелось бежать прочь, снести на своем пути всё и всех, и бежать, бежать, пока боль в теле и легких не пересилит ту, что сковала сердце и разум.
«Сенсария готова выбирать.»
«Она познакомится с кандидатами.»
Душа от боли разрывалась на кусочки. А ведь он знал, что это время наступит и Мири из его грез выберет себе мужчину. Лучшего, достойнейшего.
Она будет принадлежать другому, а он больше ее не увидит.
— Метель! — донеслось из соседнего коридора, и он узнал голос.
Встал на месте словно скала и перестал дышать, чтобы убедиться, послышалось ему, или нет.
— Метель, капризная девчонка, я не буду за тобой бегать весь день!
Кем бы ни была та самая Метель, которую искала Мирием, он был ей бесконечно благодарен.
Замедлив дыхание, чтобы не выдать волнения, и пригладив короткие черные волосы, восемнадцатилетний страж шел на голос своей юной госпожи. Ощущалось это именно так. Будто не прошли целых два года вдалеке от нее. Два года, в течение которых он усердно работал, чтобы быть хоть немного ближе к Песчаному Замку.
— Метель! — грозно раздалось из-за угла, и он на секунду остановился, прежде чем столкнуться с Мири.
— Мррр, — его ногу вдруг обвила хвостом пушистая белая кошка, и начала очень громко мурлыкать. Затем встала на задние лапы, передними уперлась ему в бедро и требовательно замяукала, глядя на него большими желтыми глазами.
— Метель… — раздалось совсем близко, и вдруг, из-за угла появилась она. — Ах, ты! — начала она журить кошку, как остановилась взглядом на его лице.
И сделала шаг ближе. Снова босоногая, как и тогда. Еще шаг.
Тонкие брови вдруг взлетели вверх, глаза распахнулись чуть шире.
Он одновременно думал о том, что она совершенно не изменилась, но при этом стала еще красивее.
В горле тут же пересохло, но он с усилием промолвил:
— Добрый день, госпожа.
— Ты, — выдохнула она и расплылась в улыбке.
Они немного постояли в тишине, которую то и дело нарушало требовательное мурчание кошки. Он смотрел на Мири с одной целью — насытиться, чтобы хватило до конца его дней. Запоминал каждую веснушку, родинку, ресницу…
Что было в голове у нее, он не имел и малейшего понятия. Что угодно, только пусть не гонит его раньше времени.
— Возмужал, — шутливо вскинула голову она и тут же погрустнела. — Это из-за меня тебя…
— Нет, — заверил он, не желая ее расстраивать.
— Тогда, что случилось? — она обняла себя, а он только сейчас обратил внимание на то, как изменилась фигура госпожи. И тут же отругал себя за такой примитивный порыв.
— Я решил изучать науку, — сдержанно ответил он, пока внутри бушевал ураган, толкающий его к Мири.
— Науку? Как интересно. Ты, что же, ученый?
— Градоначальник, — прямо ответил он, понимая, что гордится нечем.
В ее положении, так называемые «кандидаты», что вот-вот начнут виться у ее ног денно и нощно, это хозяева жизни и самые влиятельные мужчины. Он к их числу не относился.
Она ничего не говорила, только улыбалась. И чтобы растянуть этот момент, он принялся рассказывать ей, что входит в его обязанности и даже мельком обрисовал ей свой проект по водоснабжению городов.
— Ну и что ты врешь, что не ученый? — она переняла у него чертежи и увлеченно водила по ним пальцами, как однажды водила по его рукам. — Не зря говорят, все гениальное — просто! Удивительно, что до этого еще не додумались, — она пожевала губу. — Надо показать тёткам.
— Тёткам? — он скрыл торжествующую улыбку, потому что полностью соглашался с госпожой.
— Кому ж еще, — выдохнула она, так и не отрываясь от чертежей.
— Я от них. Проект отклонили.
— Почему? — искренне удивилась Мири, а он не мог ей ответить.
Вот не мог и все тут, потому что язык не поднимался говорить о ней так, как это делают другие.
— Когда я стану полноправной, — страстно зашептала она, — то прогоню всех тёток, что мной понукают. И тогда мы с тобой построим эту систему по всей Сорре.
Он кивнул, не веря тому, что судьба снова ему улыбнулась.
— Я буду ждать, — поклонился он, надеясь, что она не услышала все то обожание, которое он вложил в это обещание.
А когда поднял голову, Мириам кинулась ему в объятия. Секунда, и вот она уже дышит ему в шею, быстро, словно испуганный зверек.
— Прости, — извинилась она и положила руки ему на грудь, отталкиваясь и делая шаг назад. — Это все Крылья.
И действительно, за ее тонкой спиной раскрылась пара белоснежных упругих крыльев. Они занимали довольно много места в узком коридоре, и из-за них его любимая госпожа так и осталась стоять в шаге от него.
— Я не умею ими управлять, — снова шепотом призналась она и посмотрела ему в глаза.
Либо ему показалось, либо на секунду ее взгляд коснулся его губ?
— Можно ли вам чем-нибудь помочь? — осведомился он.
— Если бы я знала, — вымученно улыбнулась она, затем взяла его за руку. — Мне радостно снова тебя видеть.
— Я тоже… рад, — он позволил себе сжать ее ладонь, совсем легко, и она ответила тем же. — Вы назвали свою кошку Метель, можно узнать почему?
Мириам засмеялась и посмотрела на мирно сидящую рядом виновницу их встречи.
— Белая, словно метель. Быстрая, словно Метель, — выдохнула она и мечтательно добавила: — Как думаешь, мы когда-нибудь узнаем, что такое зима?
После встречи с госпожой у него будто открылось второе дыхание. И он напрочь лишился сна, что с ним уже случалось.
Собрав у себя в кабинете последние и самые точные карты Сорры, он проводил все свободное от своих прямых обязанностей время, изучая их.
Шли дни, а он, казалось выучил каждую улочку, каждый закуток, на который тоже будет распространяться система снабжения водой.
Некоторые, более детальные карты, хранили в себе информацию о Черте и о территориях Авенты, что соседствовали с Соррой.
А ведь когда-то эти земли были одним. И думал он об этом без капельки кровожадности, или желания завоевать их обратно. Да и война — это не то, что завещали своим детям Мать и Отец.
Годы шли, джинны охраняли Черту, Авента жила своей, никому неизвестной жизнью, а Сорра начала все больше походить на пустыню.
Эти перемены не наступили в одночасье, сначала лето становилось все жарче, длиннее, затем стали короче ночи.
Уже ребенком он понял, что все это неестественно. Природа так себя не ведет.
И когда ему довелось узнать способ, которым каждые двадцать с небольшим лет пытаются восстановить баланс, он не поверил!
И не верил бы, но Мириам, его любимая и дорогая госпожа, являлась живым доказательством того, насколько слеп и несправедлив мир. Насколько слепы люди…
Он думал, что если природу можно будет вылечить, то госпожу оставят в покое. А культ Сенсарии закончится и канет в лету, как страшный сон.
Вода. Он знал, что ключ в ней, и трубы с чистой водой могут положить начало большим переменам. Колоссальным переменам.
Жара стояла такая, что даже ночью нужно было держать окна открытыми. Голова кипела от идей, а от высокой температуры — тело. Он стянул с себя рубаху, в которой собрался спать, прямо здесь же, в кабинете думы. Бросил ее на пол и облил себя водой из кувшина, тут же разбрызгивая капли вокруг, словно пес.
Довольно фыркнув, поставил кувшин на место и карем глаза заметил движение в углу. Инстинкты тут же сработали, он молниеносно достал из под стола спрятанный нож и сразу же пожалел.
— Госпожа? — не поверил своим глазам он.
Мириам, с белыми крыльями за спиной, приложила к губам палец, призывая к тишине, чтобы их не услышали.
— В здании никого, — уверил он. — Я собственноручно проверил все кабинеты прежде, чем закрыть здание.
— Хорошо, — обрадовалась она. — Не хочу, чтобы тёткам кто-то доложил.
— Но как?..
— Как я сюда попала? — она шагнула к нему, крылья гордо растянулись за ее спиной, а потом исчезли словно их и не было. — Оказывается, крылья могут перемещать меня на некоторые расстояния. Стоит только загадать, — она склонилась над столом с картами, копна белых волос тут же упала на стол рядом с ее рукой.
— И как вы нашли меня? — спросил он, потому что визит госпожи казался ему большим чудом чем крылья, что перенесли ее сюда под покровом ночи.
— Ты градоначальник, — не отрываясь от созерцания карт ответила она. — Где ж еще тебя искать?
И подняла на него свои блестящие в свете свечей, голубые глаза.
— Действительно, — согласился он, гоня из своей головы мысли, что не касались системы водоснабжения. Ведь Мириам здесь именно из-за этой идеи.
— Расскажи мне о том, что мы будем строить подробнее, — деловито попросила она.
Весь следующий час, а потом и еще несколько, они вместе рассматривали и изучали карты, делились идеями, пытались расшифровать чертежи инженеров. Оба горели идеей, и это их сблизило.
Он нависал над столом усеянном бумагами, она и вовсе сидела на столе, сложив ногу на ногу, и слегка обнажая стройное бедро. А ведь ему так легко удавалось общаться с ней как с единомышленником… Несколько часов он даже не думал о том, что все те умные мысли, что наталкивали его на размышления о проекте, исходили из уст женщины, которой он бредит по ночам.
Сейчас его разумом, сердцем и телом распоряжалось новое, незнакомое до этой секунды чувство. Тусклые отголоски которого он уже испытывал, когда представлял себе, в самых сокровенных мечтах, как делает Мириам женщиной. Только своей женщиной.
Вожделение… Вот, что это было. И то, как затуманился его рассудок, и как на ее жгучую красоту и великолепный ум реагирует его жалкое, слабое тело — она видеть не должна.
— Скоро рассвет, — он отвлек ее от размышлений, за что винил себя, но это было к лучшему. — Вас могут спохватиться.
— Знаю, — пожала плечами она, и как тогда, под шатром, с ее плеча упала тонкая полоска белой ткани платья.
Он клял себя похотливым животным, обзывал и ругался, но оторвать взгляда от нее не мог.
— Я не хочу уходить, — призналась она, грустно выдохнула и посмотрела на него. — Ты… — ее взгляд упал ниже, — не двигайся.
Она ловко спрыгнула со стола, и обойдя препятствия, подошла к нему со спины.
— Мне всегда было интересно, — начала она, и кажется, не могла выразить свою мысль. — Какое на ощупь тело у мужчины… у тебя, — добавила она, щекоча его спину быстрым дыханием. — Можно?
— Да, госпожа, — ответил, не узнавая собственный голос.
Тонкие женские руки медленно взлетели вверх, и она огладила его плечи. Прошлась раскрытыми ладонями по лопаткам. Скользнула вперед, и изящные ладони легко касались его грудных мышц.
Сам он, кажется, прирос к столу, о который опирался. От ее прикосновений он окаменел, но ни за что не позволил бы ей остановиться.
— Меня тошнит при мысли о кандидатах, — вдруг призналась она.
— Вы уже с ними знакомились? — спросил, чуть повернув голову.
— Да, — незаинтересованно ответила она и опустила ладони ниже, туда где начинался пресс. — У них всех большие животы, — тихо произнесла она, и тут же засмеялась.
Они оба засмеялись — он от облегчения. Ведь пока она не найдет того, кто придется ей по душе, в ее жизни будет место для него.
— Побочный эффект зажиточной жизни, госпожа, — добавил он.
— Не надо их защищать! — она играючи хлопнула его ладонью по твердому животу. — Ты вот градоначальник, и посмотри на себя…
Схватив его за плечо, она вынудила развернуться к ней лицом. Он подчинился, пусть госпожа делает с ним, что хочет.
Ее взгляд как на зло упал вниз, и он надеялся только на то что Мириам а полумраке кабинета не заметит его возбуждения.
А когда она подняла на него свои прекрасные и полные удивления глаза, он понял, что совершил ошибку.
— Простите, — вымолвил он, а она все молчала. — Умоляю.
И снова в ответ ничего. Пусть лучше ударит его, накричит, отправит под плети, или в сам ад. Он согласен на все!
— Как тебя зовут? — не моргая спросила она.
— Томас Клифф.
Она помедлила, кивнула своим мыслям, переступила с ноги на ногу.
— Обними меня, Томас Клифф.
Конечно же он это сделал. Бережно опустил руки на тонкий стан госпожи, притянул ее к себе и вдохнул сладкий запах, совершенно не веря в происходящее.
Через невероятные несколько минут она отстранилась и, пожевав нижнюю губу, сказала:
— Обними меня как женщину, а не сестру.
— Госпожа, — просил он, умолял.
— Мири, — она обняла его шею руками. — Прости меня, я совершенно не знаю, что делать… Я… я хочу испытать это с тобой.
— Это? — болезненно отозвался он, прекрасно зная, что никогда себе не позволит осквернить Мириам.
Она закивала и отвела волосы за спину тем самым открывая его взору и тонкую шею, и красивую, упругую грудь, которую прикрывала почти прозрачная белая ткань.
— Вы не можете хотеть этого со мной. Здесь, — мотал головой Томас, но она его уже не слушала.
Все внимание Мириам было приковано ко внезапно изменившейся погоде за окном. Капли дождя, слабого и неуверенного, постепенно набирали силу. Предрассветное небо затянулось тучами, и он понимал, почему госпожа так на это смотрит.
Сам он тоже смотрел не моргая.
Дождей здесь не было долго. Так долго, что он сбился со счета месяцов, устал ждать и надеяться.
И вот оно — чудо.
Мириам вдруг взяла его за руку и повела за собой к окну. С силой распахнув створки, она уперлась руками в подоконник и потянулась к небу, будто пыталась что-то рассмотреть.
— Поцелуй меня, Томас, — не просила, требовала госпожа. — Сейчас.
Его огромную любовь и трепет она приняла за медлительность, либо же нерешительность. Поэтому сама прильнула к измучанному несбыточной мечтой мужчине и поцеловала. Так как чувствовала, так как хотела.
Он позволял ей это делать, отвечая с десятой частью всего того желания, что таилось в нем на самом деле. Контролировал каждое движение ей навстречу, касался ее целомудренно, невесомо.
Но потом на него напал голод и жажда такой силы, что сопротивляться далее он не мог. Просто не мог.
И Мириам, нежная, хрупкая Мириам, кажется, испытывала нечто похожее. Из ее уст иногда вырывался совсем тихий выдох-стон, и Томас жадно ловил каждый из них.
— Звезды, — прошептала она и снова оставила на его губах болезненный поцелуй.
Ослепленный желанием, он не сразу понял, о чем речь.
— Звезды Сенсарии, Томас, — она целовала его с наслаждением и улыбалась, а он наконец понял о чем она.
Небо, затянутое темными дождевыми тучами, украшали мерцающие, цветные огни. Желтые, зеленые, синие — Звезды Сенсарии были тем самым чудом, на которое так уповали в Сорре. Чудом, которого ждали все.
Чудом, ради которого для сенсарии выбирали самого достойного мужчину. Потому что только лучший мог найти ключ к сердце юной наследницы Прародителей. И только от него она сможет родить на свет новую сенсарию, чтобы цикл продолжался и Сорра жила.
— Мне лучше вернуться, пока тётки не проснулись, — мокрая от дождя, но бесконечно милая госпожа, чье сердце выбрало его, прощалась с градоначальником и обещала, что она обязательно его навестит.
Он смотрел как она уходила, используя магию своих крыльев.
Смотрел и сам себе обещал, что для счастья Мириам сделает все.