Бедовый 10. Ларь

Глава 16

В жизни, как выяснилось, очень многое зависит от контекста. Скажи мне кто-нибудь месяц назад, что Мотя Зорин будет мучиться от скучной жизни, я бы рассмеялся ему в лицо. Однако сейчас все именно так и обстояло.

Почти неделю я только и делал, что существовал в своеобразном «дне сурка». Подъем, завтрак, выгул Куси, разговор ни о чем с домашними на темы: «погоды нынче стоят дождливые», «надо бы продуктов подкупить», «погоды нынче стоят хорошие», «а еще водочка, водочка заканчивается», «непонятно сегодня с погодой, вроде дождя нет, но небо затянуто».

Причем, меня больше всего бесило, что все жили своей жизнью. Гриша кашеварил, убирался, бухал, Митя либо играл на флейте, либо гулял по окрестностям, ежовик ночью зарабатывал себе лешачью лычку верной службой, а днем отсыпался. Несмотря на одобрительное хмыкание по поводу стряпни беса, они так и не подружились. Что меня только радовало.

Лихо… кстати, не знаю, что делала лихо. Ее не было видно и слышно, однако когда у меня возникала нужда поговорить с Юнией, та почти сразу появлялась поблизости. Правда, то и дело поправляла волосы или убирала невидимые пылинки со своей одежды. Общение с Аленой внесло какие-то очень странные черты привычки нечисти.

Единственная, кто оказалась в полном восторге от происходящего — это Куся. Грифониха уже обогнала меня в росте и останавливаться не собиралась. Причем у нее одинаково хорошо получалось расширяться во все возможные стороны. Поэтому жилось ей в доме, как бы сказать помягче, не очень комфортно. Гриша уже бурчал, что она хуже слона в посудной лавке. И пусть тарелками у нас было туго, да и Куся пока до повелителя саванн не дотягивала, но смысл я уловил. С грифонихой действительно постепенно становилось все тяжелее уживаться в плане быта. А как и большинство населения нашей славной страны, улучшить жилищное положение я пока не мог.

Вот я и использовал свободное время для убийства двух зайцев: выгуливал Кусю в границах частного сектора (подальше от основных дорог) и одновременно размышлял на предмет — что же делать? Ведь всем известно, что прогулки улучшают умственную деятельность. Главное в процессе размышлений не уйти туда, откуда такси нельзя вызвать.

Мучила меня, конечно, ситуация, связанная с местом, о котором упоминал Парамон, пересказывая планы тверских. У меня просто не укладывалась в голове извращенная фантазия Тугарина, который в качестве проведения ритуала выбрал роддом. И вряд ли для улучшения демографической ситуации в стране.

Ясно было только одно, этот самый ритуал по призыву Царя царей нельзя дать провести. Здесь и так хватает красивых и амбициозных товарищей в белых пальто. С иной стороны, имелось четкое ощущение, что если я не открою ларчик с реликвией, то это сделает кто-то другой. К примеру, сообщники Трепова. Есть вероятность, конечно, что лич проведет им экскурсию по мертвому миру, однако не факт, что все закончится плачевно для красавицы-кощея и ее пухлого друга. Их Тугарин подготовил. Вполне вероятно, что лич умрет второй раз. Теперь уже окончательно. Короче, надеяться на судьбу, мол, она как-нибудь все раскидает, да еще с моим везением, было бы глупо.

Я понимал, что мне действительно нужна помощь сильных мира сего. Только кого? Сгонять за Анфаларом? А что, если все пойдет совсем не по плану и Безумец умрет? Этого я себе точно не прощу. Нужен человек, который в здешних местах обладает невероятной силой и властью. И кого не особо жалко. А такой претендент здесь имелся только один.

Проблема заключалась лишь в том, что Илия не меньше Трепова хотел завладеть реликвией. Я уж не знаю, о чем они там договорились с Ингой и как собрались делить артефакт, однако своего эти ребята точно не упустят. Правда, здесь на моей стороне оказалось то, что они знают о реликвии меньше остальных. Но это было единственное преимущество.

Как можно заинтересовать того, кто хочет тебя поиметь? Фигурально, само собой. Предложить ему то, что может заинтересовать оппонента. Проблема заключалась в том, что у меня ничего не было. А то, что имелось, воеводе и на фиг не упало. Единственное, что его могло заинтересовать, — реликвия.

Я вспомнил слова Василича: «Отдай реликвию». И внезапно в мозгу что-то щелкнуло. Будто множество кусочков мозаики все это время лежали перед моими глазами, но я до сих пор не мог понять, как их соединить. И вдруг будто увидел картину в целом. Вот только все это меня испугало.

— Юния, — негромко позвал я.

И лихо, которая молчаливо сидела в Трубке, тут же выскочила наружу. Правда, очень странная: волосы аккуратно расчесаны так, что скрывали незрячий глаз. Да и вообще, можно сказать, ей так очень шло.

— Слушай… — негромко произнес я.

А после начал говорить. Быстро, сбивчиво, будто боялся замолчать. Потому что тогда точно не смогу продолжить.

Иногда решение, которое ты внутренне уже принял, нужно только озвучить. Сейчас проблема заключалась в том, что несмотря на сказанное, я по-прежнему сомневался в этом плане.

— Ты сс… видел это? — спросила лихо. — В смысле, правильно всс… се трактуешь?

— Видел, давно, когда только получил ведунскую способность, — ответил я. — Но помню все четко.

— Тогда это выход. И надо исс… спользовать данный козырь.

— Но ведь это… — я смутился. — Подло.

— Подло? — лихо искренне удивилась. — Может быть. Я бы назвала подобное сс… цинично. Для рубежников и вовсе буднично. А теперь подумай, если бы воевода сс… Ингой знали нечто подобное про тебя, что бы они сделали?

— Я не они.

— В этом-то и проблема. Посмотри, чего они добились и подумай, какими сс… способами это было сделано. Все просто, если ты хочешь спасти людей и не дать провесс… сти ритуал, то надо чем-то жертвовать. Нельзя добиваться целей и оставаться белым и пушистым.

Она упорхнула в Трубку, давая понять, что разговор закончен. Собственно, не то чтобы Юния была так уж не права, но вот такая мерзкая вещь как совесть, которая у всех нормальных людей давно уже превратилась в рудимент, сейчас вспухла у меня внутри воспаленным лимфоузлом.

Правильно ли было поступить так, как я хотел? Конечно, нет. Для ответа на этот вопрос не надо даже особо задумываться. Можно ли все провернуть по-другому? Не знаю. За столько дней раздумий я так и не нашел иного выхода. А время сейчас было врагом пострашнее Трепова. Поэтому тяжело вздохнул и достал телефон:

— Инга, привет.

— Богатым будешь, Матвей, только о тебе думала.

— Не буду. Дураки богатыми не бывают. Мне надо поговорить с тобой и Илией. О реликвии.

Вся шутливость, на которую по голосу была настроена Травница, исчезла без следа:

— Давай сегодня в шесть, у меня.

— Буду, — сказал я и отключился.

А у самого на душе кошки заскребли от мысли о том, что предстоит сделать.

— Куся, домой!

Грифониха неодобрительно щелкнула клювом. Даже помедлила, словно всерьез стала размышлять, не оспорить ли ей мое лидерство. Но после все же неторопливо, точно испытывая мое терпение, затрусила по тропинке.

Я же продолжал мучиться до самого вечера, обдумывая, может, все же есть какой-то выход, которого я просто не вижу. Но чем дольше я думал, тем явственнее мне виделось запланированное решение как единственно верное. Гриша даже забеспокоился, заметив мое смятение:

— Невкусно, что ли, хозяин?

— А?

— Сам же просил борща. Мясо вроде доварилось, свеклы положил в меру, чтобы слишком сладким не был. Сметана, хлеб, чесночок на столе. Водка, самой собой, мы же не свиньи борщ без водки есть. А у тебя лицо, будто я кого-то отравить пытаюсь.

Что борщ удался, свидетельствовало даже нетерпение ежовика, проснувшегося раньше срока. Он уже два раза скрипнул дверцей подпола, выглядывая с одним лишь только замыслом — поглядеть, не доел ли я. Со мной он как-то не любил пересекаться, да и сидячих мест сейчас на кухне попросту не было.

— Не бери в голову, я так, о своем. В город вечером поеду, по делам.

— Ой, хозяин, загляни в тот магазин волшебный. Мы как-то заезжали, когда ты меня еще с собой в портсигаре брал.

Я даже не сразу догадался, о чем он.

— Там настоечки, портвейны, ликеры. Век бы оттуда не выходил.

— А, понял.

У меня было такое дрянное настроение, что я даже не стал шутить, что когда Гриша оказывается в «Красном и белом», то данная комбинация автоматически превращается во флаг Хорватии.

— Захвати что-нибудь на травах, а то черт у нас захворал.

Митя, который с упоением ел вторую тарелку борща, выпив уже несколько запотевших стопок, удивленно поглядел сначала на меня, потом на беса.

— Кашляет весь день, — с нажимом произнес Гриша.

Только теперь до черта дошло и тот действительно стал изображать болеющую старую собаку.

— Если буду мимо проезжать, — отмахнулся я. Меньше всего сейчас хотелось вносить новые краски в алкоголизм этой парочки.

— Ты уж постарайся, хозяин.

Я посмотрел на часы, разрываясь между страхом и желанием. Я боялся, что могу опоздать на назначенную встречу, и при этом меньше всего в жизни сейчас хотел туда ехать. Наверное, Юния почувствовало мое состояние, поэтому негромко сказала: «Пора».

Путь до Травницы показался мне длиннее, чем трасса Выборг-Санкт-Петербург. Но дело, может, и в том, что впервые в жизни я не просто не пытался выжать всю дурь из Зверя, а ехал неторопливо, по-пенсионерски. Наверное, даже внутренне надеясь, что нечто сможет меня остановить или отвлечь. Однако судьба была неумолима, и к дому Инги я подъехал без пяти шесть.

Я не успел даже постучать в дверь, как та распахнулась. На пороге меня встретил встревоженный волосатый домовой в неизменном костюме:

— Добрый вечер, вас уже ожидают. Прошу за мной.

Илия сидел в кабинете у Инги с видом хозяина жизни — облокотился на спинку кресла, закинув руки за голову и положив одну ногу на другую. Если бы не его дурацкие угги, я бы даже засопел от злости. Однако теперь стало немного смешно. Правда, ненадолго.

— Приветствую честное собрание, — сказал я, сразу направившись к свободному стулу.

— Здравствуй, Матвей, — кивнула Инга, но из-за своего стола не поднялась. — Чай, кофе или что-нибудь из моих травок?

От меня не ускользнул рубец, которым обжилась Травница, пока мы не виделись. Ну да, много ли нужно сил с ее талантом и арсеналом, чтобы кого-нибудь отравить? Суть в том, что Инга была готова к кровавой луне. Думаю, как и воевода. Значит, теперь дело за мной.

— Ага, чтобы меня потом вынесли? Нет, Травница, спасибо.

Почему-то это невероятно развеселило воеводу. Он не скрывал улыбки, больше того, был готов рассмеяться. Забавно, раньше у него мои шутки вызывали изжогу и непроизвольное желание заняться членовредительством.

— Давайте сразу к делу, — сказал я. — У меня есть все основания утверждать, что Трепов прислужник товарища, известного в других мирах как Царь царей.

— Матвей, если ты хочешь официально обвинить… — начал воевода.

При этом с его лицом произошли удивительные метаморфозы. Только что Илия был жизнерадостен и весел, а теперь словно откусил половину лимона при острой зубной боли.

— Если бы я хотел официального обвинения, то сделал все по-другому. Я знаю, что недавно был проведен особый ритуал. Именно тогда мы все услышали Царя царей, пусть и не так явно. Скоро все должно повториться, причем будет он в разы сильнее, чтобы довести ритуал Одержимости до конца. И проведет его Трепов.

Вот теперь я явно заинтересовал воеводу. Илия переглянулся с Ингой. И если глаза главы Выборга лучились любопытством, то Травница выглядела явно встревоженной.

— Трепов всегда был себе на уме, — произнесла она вслух. — Почему он не может быть посланником Его в этом мире?

Воевода не ответил.

— В чем суть ритуала? — спросил я.

Кощей явно собирался сказать что-то резкое. Нечто вроде: «Не твое дело». Однако Травница заговорила первой:

— Илия, скажи ему.

Это была, конечно, не магия, но вместе с тем я увидел сейчас действие одного из самых сильный оружий в мире — женской просьбы. И воевода заговорил, пусть и не особо охотно:

— Ритуал на крови, самый действенный из всех. Кто-то соединил кровь новорожденного и кровь мертвого человека, в данном случае его отца. Иными словами, соединил жизнь со смертью.

У меня только от осознания того, что может случиться в роддоме, выступил на спине холодный липкий пот. Если от взаимодействия хиста Тугарина, перемешанного с кровью младенца и мертвеца, Царь царей смог пробиться в радиоэфир, то что будет после геноцида в роддоме?

— Надо ему помешать! — твердо сказал я.

— Почему мы должны верить тебе на слово? — пожал плечами воевода. — Из каких источников ты узнал о ритуале? С чего решил, что Трепов и Царь царей как-то связаны? Неужели ты думаешь, что я брошусь сломя голову пресекать возможный ритуал только потому, что услышал предположения одного из самых своенравных рубежников, которые есть в моем подчинении?

Меня всегда учили, что взрослым нельзя хамить. И тем более поднимать на них руку. Наверное, моей бабушке просто везло, и она не встречала откровенных мудаков, когда была молодая. Я давно замечал, что очень часто старость приносила лишь седые космы, без всякого намека на мудрость. Поэтому больше всего мне сейчас хотелось встать и со всей силы вмазать Илие.

Конечно, он меня потом размажет. Даже не уровне ивашки пару рубцов давали ощутимое превосходство, нужно ли говорить, что среди кощеев это было сродни бою подготовленного воина с безусым юнцом?

При этом Илию нельзя назвать тупым мудаком, который ничего не понимал. Он как раз все четко осознавал, потому и не торопился наводить порядок. Понятно, что если в его владениях Трепов проведет обряд Одержимости, и Царь царей собственной персоной причапает в наш мир, едва ли Илию ласково потреплют по загривку.

С другой стороны, не может же воевода за всем уследить. Да и кто там в роддоме? Чужане. Что младенцы, что те, кто, возможно, умрет. Не они первые, не они последние.

Это все я предвидел заранее, когда продумывал подобный диалог. Поэтому совершенно не удивился.

— Если ты, Илия, не позволишь провести ритуал в роддоме, я отдам реликвию.

О том, что в кабинете наступила гробовая тишина — и говорить не приходилось. Да что там, казалось весь мир снаружи замер, все еще не веря в услышанное.

— Что отдашь? — наконец нашел в себе нужные слова Илия.

— Реликвию, к которой подобралась Спешница и из-за которой ее убили. Я знаю все ответы. Как найти этот артефакт, как открыть ларь и, что самое важное, как уйти оттуда живым.

— И ты отдашь мне реликвию? — все еще не верил воевода.

— Не тебе, ей, — указал я на Ингу. — Ты со всей дружиной в это время будешь в городе, чтобы ритуал не случился. Со мной у нас всего четыре кощея в Выборге. Но так уж вышло, что Рех… Роман и Инга будут со мной.

— Роман? Он тебе зачем, если ты возьмешь Травницу?

— Скажем так, на ларе лежит проклятие. И лишь один рубежник может завладеть реликвией после того, как откроет ящик.

Я врал напропалую. А что оставалось? Если бы мы открыли ларь с Ингой, она бы забрала реликвию сразу. Что не вполне входило в мои планы.

— Значит, ты решил подставить его? Жаль, у меня не так много кощеев, — на минуту Илия будто бы даже засомневался. Однако именно мое коварство его не смутило. — Ладно, что потом?

— Как я и сказал, я отдам реликвию Инге. А как уж вы будете разбираться с ней, не моя забота.

Воевода замолчал, внимательно изучая меня. Он напоминал человека, который выучил иностранный алфавит, но так и не мог разобрать значения написанных слов.

— Зачем это тебе? Неужели ради чужан?

В голосе Илии звучало даже не недоумение, а скорее презрение. Создавалось ощущение, что скажи я «да», он бы плюнул мне в лицо.

— Видимо, я единственный, кто не хочет, чтобы в этом мире оказался Царь царей, — ответил я. Сделал небольшую паузу и добавил. — И единственный, кто понимает ценность реликвии. Мало обладать дорогим артефактом, надо знать, кому его можно продать. А я знаю.

— Деньги, — облегченно выдохнул воевода. Он откровенно расслабился и даже позволил себе улыбку. — Всегда всему виной деньги. Сколько?

— Скажи свою цену. Я боюсь продешевить.

Торговались мы недолго. И то лишь ради того, чтобы Илия до конца заглотил приготовленный крючок. Будь моя воля, я давно бы закончил этот мерзкий во всех отношениях разговор. Травница все это время внимательно следила за нами. Я мог поклясться, что Инга сейчас размышляет, как ей в свою очередь кинуть Илию. Тут я уже ничем помочь не мог.

— Время договоров, — поднялся на ноги воевода.

Напоминал он сейчас начищенную армейскую бляху. Наверное, Илия и представить не мог, что надоевший ему рубежник когда-нибудь принесет столько пользы.

Мы цеплялись за каждое слово, которое можно было трактовать двояко, до мозоли на языке пересказывали свои клятвы, пока не получилось то, что и должно было.

Так я поклялся, что: «После открытия ларя, я передам его содержимое Инге, находящейся в своем уме и добром здравии».

Инга пообещала после принести реликвию воеводе, который все это время должен был оберегать роддом. А тот уже, после получения посылки, отсыпать мне «сто пудов серебра».

Когда выплеснулся хист, стало больно. Руку, которая лежала на дланях Илии и Инги, свело судорогой. Часть промысла выбросилась, перемешалась и вернулась обратно. Все было закончено.

— Вы еще не решили, как будете делить реликвию? — задал я вопрос на прощание.

Конечно, спросил я не ради интереса. Лишь бы чуток разбавить эти сладостные, как белорусская сгущенка, лица. И судя по затянувшейся паузе, ответа у тандема не было. Значит, сейчас начнутся ожесточенные споры, новые условия, убеждения и угрозы. Да хрен знает, что там еще. Будет многое, это точно. Разве что меня подобные разговоры уже не касались — договор заключен.

Когда я сел в машину и отъехал на безопасное расстояние, то набрал Наташу:

— Привет.

— Привет, сто лет тебя не слышала. Как ты?

— Лучше всех. Слушай внимательно. В ночь лунное затмение Инга поедет со мной и Романом, новым кощеем, в лес.

— Повезло ей, — хохотнула приспешница.

— Ты еще хочешь стать рубежницей⁈

Я даже через трубку понял, что Наташа перестала улыбаться. Наверное, если она сейчас расслабленно сидела, то тут же поднялась на ноги. Блин, неужели я вот так постоянно выгляжу? В роли надоедливого хохмача? Едва ли, у меня шутки веселые.

— Если хочешь стать рубежницей, сделай все, чтобы поехать вместе с ней.

Я отключился и бросил телефон на сиденье. Жребий был брошен.