Курсант. На Берлин – 3

Глава 3 Я возвращаюсь в дом фрау Марты но сюрпризы еще не закончились…

Обратная дорога от Принц-Альбрехт-штрассе до моего нынешнего места жительства, где с нетерпением ждала возвращения блудного квартиранта фрау Книппер,(а я подозреваю, что нетерпение точно имеет место быть, как и ожидание), показалась на удивление короткой. Возможно, дело было в том, что меня довезли до соседнего квартала на автомобиле и я не пилил весь маршрут пешком. Потрясающая «забота» со стороны Мюллера. Тронут до глубины души.

А, нет. Не тронут. Потому что не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб понять, о личном водителе, который доставил меня почти к дому, оберштурмбаннфюрер побеспокоился лишь с одной целью. Чтоб столь ценного агента, который вот-вот приступит к выполнению обязанностей, снова кто-нибудь не украл, не похитил и не убил раньше времени.

Надо признать, случившееся произвело на будущего шефа Гестапо сильное впечатление, хотя он всячески пытался это скрывать. Дело, конечно, не в самом факте. Мюллер вряд ли обладает столь тонкой душевной организацией, чтоб эмоционировать над подобными ситуациями. Тут дело в другом.

Шипко — чертов гений. Попытка фальшивого похищения, в комплекте к которой шли пытки и другие ужасы, сильно подняла мою ценность в глазах Мюллера. Да, он не сказал этого вслух, но я буквально чувствовал его внутреннее напряжение. Фашист пытался понять, что же такого значимого имеется в восемнадцатилетнем парне, сидящем напротив него.

Слишком уж сильно заморочились чекисты, чтоб достать Алексея Витцке. А это говорит о чем? Правильно! О том, что перебежчик не так уж прост. И о том, что потенциально в моей голове может находиться какая-то особо ценная информация. А значит, я могу принести пользу фашистам, гораздо бо́льшую, чем Мюллер рассчитывал изначально.

Правда, кое-какую проблему в значительно увкличившемся интересе оберштурмбаннфюрера я все-таки увидел. Думаю, первое время за мной сто процентов будут приглядывать люди Мюллера. Только в данном случае скорее из соображений безопасности. Так что нужно будет действовать еще более аккуратно и осторожно, чем до этого.

Впрочем, причиной того, что путешествие от штаб-квартиры Гестапо до конечной точки вышло удивительно коротким, могло было мое задумчивое состояние. Мысли неслись так быстро, что время сжалось, уступая место холодному анализу и вновь нахлынувшему напряжению.

Для начала — «дорогая» фрау Книппер. Думал о ней.

Вот, значит, в чем дело. Как я и предполагал, выбор Мюллера имел определенные мотивы. Гестапо считает, будто Марта собирает в своем доме заговорщиков. В принципе насчёт недовольства некоторых штурмовиков я не удивлен. Стоит вспомнить тех парней из сквера, которые едва не оказались помехой нашей встрече с Клячиным. Они, как раз, обсуждали что-то подобное. Мол, раньше было лучше. Трава зеленее, небо голубее, а коричневорубашечники пользовались уважением. Их эта тема сильно волновала. Лозунги и призывы изменить ситуацию тоже, вроде бы, звучали.

И да, я прекрасно помню, как самый активный из них упомянул сына фрау Марты. Собственно говоря, я сам потом воспользовался его именем. Но предположить, будто эта немка, вся из себя интеллегентная, с претензией на утонченность, занимается какими-то заговорами за спиной Гестапо…

Я подумал пару секунд, а потом решил. Черт! Могу! Могу такое допустить. Реально. Особенно, если вспомнить обрывки сна, который мне приснился как воспоминание из детства деда. Я ведь сразу предполагал, что Марта и ее муженёк не совсем простые граждане. Опять же, рядом с отцом крутились… Нет, однозначно что-то в этом есть. Нужно только разобраться.

Вторая мысль, которая не давала мне покоя, — снова Шипко. Кто же ты на самом деле, Николай Панасыч? Слишком сообразительный для простого чекиста. Слишком продуманный. Особенно если оценивать его план, касающийся моей персоны. С каждым днем, с каждым шагом маленькие элементы пазла складываются в одну картину. Это надо же все так продумать, чтоб свести вместе абсолютно несочетающиеся на первый взгляд элементы игры.

Немцы — тут все понятно. Мюллер, образно говоря, совместил приятное с полезным, определив меня на постой к фрау Книппер. Но в чем интерес Панасыча? Зачем он отправил Бернеса… Ах, да… Простите. Марка Ибриана. Нельзя даже мысленно называть настоящих имен товарища. Все. Он — музыкант из Румынии, который ищет счастья в Берлине.

Так вот… Шипко с какой целью собрал нас с Марком в доме Книппер? По той же причине? Потому что эта немка на самом деле крутит всякие делишки под носом Гестапо и этим можно воспользоваться? Не знаю, не знаю…

Лично для меня Марта по-прежнему оставалась тёмной лошадкой. Что-то было в ней настораживающее. Что-то, не позволяющее расслабиться и увидеть в немке друга или потенциальную помощницу в наших с Марком делах.

Испытывать боль от потери сына, злость по отношению к Гитлеру и собирать вокруг себя недовольный молодняк — это одно. Но стать частью шпионской игры — совсем другое. Нет, с Мартой нельзя торопиться. За ней нужно понаблюдать. Я должен понять, как она была связана с отцом. Есть ощущение — это немаловажный момент во всей истории.

Затем мысли с фрау Марты снова перескочили на Мюллера. В голове навязчиво прокручивался финал разговора с будущим шефом Гестапо. Его вопросы про Эско.

Причем, хитрый фашист поинтересовался начальником сыскной полиции Финляндии как бы между прочим. У него даже тон такой был… скучающий. Но я нутром почуял — это проверка. Последняя, контрольная. Ошибиться нельзя. Пришлось импровизировать, смешивая правду с ложью в правильной пропорции.

— Господин оберштурмбаннфюрер, — я постарался придать голосу оттенок смущения и некоторой досады. — Это… деликатная тема. Господин Риекки узнал о некоторых… семейных ценностях. Моя покойная матушка была из дворянского рода, хоть и скромного. Ей удалось кое-что сохранить после революции. Отец, будучи здесь, в Берлине… он нашел способ надежно спрятать доставшиеся матери по наследству драгоцености. В тайнике.

Я сделал паузу, давая Мюллеру переварить информацию. Ну и заодно демонстрировал неуверенность. Мол, сомневаюсь, можно ли ему рассказывать эту информацию.

Естественно, я умолчал, что «семейные ценности» были частью определённого фонда Коминтерна, который они использовали для подкупа агентуры. Потому что подобная информация сразу повлечет за собой ряд крайне нежелательных вопросов и проблем.

Вот чего-чего, а реальную службу отца вспоминать нельзя вообще ни в каком виде. Тем более, о ней здесь никто не знает. Его считают обычным дипломатом, павшим от несправедливой руки властей. Вот пусть так и остается. Легенда о дворянском происхождении матери здесь подходила идеально.

— И как же господин Риекки об этом прознал? — Мюллер чуть наклонил голову к плечу, изучая меня внимательным взглядом.

— В Хельсинки…Я был… не совсем трезв. Расслабился, празднуя предстоящий отъезд. Господин Риекки оказался рядом, проявил участие… и любопытство. Я, к своему стыду, сболтнул лишнего. Он просто воспользовался ситуацией. Увидел возможность легкой наживы, полагаю. Поэтому и увязался за мной в Берлин, надеясь получить долю или узнать место тайника. Дело в том, что отец, он спрятал эти драгоценности в одном из банков Берлина, но я, к сожалению, понятия не имею, в каком именно и что нужно сделать, чтоб получить доступ к ячейке. Маленьким был, знаете ли. Имеются очень смутные, обрывочные воспоминания. О чем, кстати, я сразу сказал господину Риекки. Но он искренне считает, будто его опыта хватит для того, чтоб разобраться с тайником. В принципе я не против. Пусть пробует. Все, что помнил, рассказал ему. Найдет — прекрасно. Знаете, я совсем не против заполучить приличную сумму денег, которую можно выручить от продажи камней. Благодарность для господина Риекки, естественно, предполагается. Ну а если он переоценил свои силы — тоже неплохо. По крайней мере здесь, в Берлине, мне сейчас не помешает кто-то знакомый. Мы ведь с господином Риекии неплохо поладили в Хельсинки.

Мюллер, не сдержавшись, выразительно хмыкнул. Видимо, его насмешило мое «поладили». Уверен, Эско неоднократно высказывался на счет Алексея Витцке совсем в ином ключе. Я ведь его, по-русски говоря, знатно драконил, пока мы были в Финляндии.

Я посмотрел на Мюллера, стараясь выглядеть максимально искренним, но не совсем уж идиотом. Конкретно этот фашист должен считать меня сообразительным малым, имеющим представление о работе разведчиков, но больше в теории. Все-таки оберштурмбаннфюрер в курсе про секретную школу. Законченным дураком я не могу быть априори. Да и не стали бы чекисты так напрягаться, подсылать убийцу, ради законченного дурака. А вот человеком, слегка вдохновленным полученной свободой, которая кружит голову и заставляет расслабиться — вполне.

На лице будущего шефа Гестапо промелькнуло что-то вроде удовлетворения.

— Риекки…Ох уж этот старый лис… Да, подобные вещи вполне в его духе. Я всегда подозревал в этих финнах патологическую жажду наживы под маской служебного долга. Что ж, герр Витцке, такая история несомненно объясняет его присутствие. Спасибо, что прояснили ситуацию. Нашего друга Риекки это никак не коснется. Меня, пожалуй, тоже устраивает его присутствие. Можете идти. Ваш куратор найдет вас. И помните о наших задачах.

После этих заключительных слов Мюллера, мы с ним как раз и распрощались. В качестве поддержки, о которой говорил оберштурмбаннфюрер, перед уходом я даже получил на руки неплохую сумму наличности.

Теперь, приближаясь к дому, я снова прокручивал этот разговор. Кажется, Мюллер поверил. Легенда о жадном начальнике сыскной полиции Финляндии, жаждущем дворянских сокровищ, легла идеально. Главное, чтобы сам Риекки не натворил глупостей.

Надо его предупредить об этой части разговора с Мюллером. Уверен, Эско такой поворот вряд ли понравится, но у меня не было выбора. Могу дать руку на отсечение, начни я сочинять о великой дружбе между мной и Риекки, которая сподвигла этого финна бросить дела и приехать в Берлин, фашист сразу понял бы, что я либо нагло вру, либо вообще пристукнутый на всю голову дурачок. Ибо версия про дружбу выглядит как порный бред. В общем, понравится это Риекки или нет — переживет.

Машина остановилась. Я вышел, попрощавшись с водителем, хотя он всю дорогу изображал из себя каменного истукана. Слова не сказал. Ну и ладно. Зато мы — люди культурные. Нам сказать «до свидания» вообще не тяжело.

До моего нового жилища предстояло пройти всего один квартал. Водитель специально не стал подъезжать к самому дому, что вполне понятно. На «опеле», конечно, не написано, что он числится в Гестапо, но у водилы такое выражение лица и весь внешний вид — догадаться будет совсем не сложно. Особенно, если его увидит фрау Марта. Вот уж что-что, а заподозрить ее в глупости точно нельзя. Да и вообще, лишние разговоры ни к чему.

Дом встретил меня задернутыми шторами на окнах и распахнутой калиткой. Странно, обычно Марта держит ее на замке.

Не успел я подняться по ступеням и подойти к входной двери, как она, эта дверь, распахнулась. На пороге стояла фрау Книппер. Лицо ее было бледным, в глазах плескалась неподдельная тревога, под мышкой была зажама дамская сумка. Видимо, хозяйка жилища собиралась его покинуть.

Увидев меня, она сначала замерла, не веря своим глазам, а потом бросилась навстречу. Обняла, поцеловала в щеку и, по-моему, собралась расплакаться.

— Алекс! Боже мой, Алекс! Где ты был? — она всплеснула руками, голос ее слегка дрожал. То ли действительно волновалась, то ли так прекрасно играет. — Я чуть с ума не сошла! Два дня! Ни слуху, ни духу! Мы с Марком как раз собрались идти в полицию! Я даже вчера посетила госпожу Чехову. Надеялась, она сможет прояснить ситуау. Что случилось? Ты ранен?

Марта, заметив мою разбитую скулу, осторожно пальцами прикоснулась к ссадине.

— Пустяки, фрау Марта, право слово, — попытался я улыбнуться как можно беззаботнее. — Небольшое приключение.

— Приключение? — в ее интонациях прозвучало сомнение.

Судя по складке, появившейся на лбу, она собралась засыпать меня вопросами, но тут из глубины прихожей послышался еще один голос, знакомый до боли.

— Алексей, ну наконец-то! Разве так можно⁈

Из полумрака холла вышел Бернес. Выглядел он тоже достаточно переживательно, но в меру. Учитывая, что официально наше знакомство состоялось несколько дней назад, будет странно выглядеть, если Марк начнет рвать волосы и посыпать голову пеплом, страдая о пропавшем соседе.

Он принарядился в темно-серый костюм и уже не выглядел обнищавшим интеллигентом, как несколько дней назад. Видимо, все же согласился принять помощь нашей хозяйки, которая бережно все эти годы хранила вещи сына.

— Фрау Марта просто извелась. Я буквально вчера отпаивал ее каплями. — Бернес говорил и при этом быстрым, цепким взглядом оценивал мое состояние. В отличие от хозяйки дома, он прекрасно знал, какие именно «приключения» могут поспособствовать моей пропаже. — Выглядишь неважно. Что случилось?

Фрау Книппер не перебивала Марка, но при этом смотрела на меня с ожиданием. Ей явно требовались объяснения.

Пришлось снова врать. Хотя это уже привычное состояние. С момента, как очнулся в теле деда, чуть больше полугода назад, я все время вру.

— Да так… Познакомился с одной очаровательной фройлян, — я подмигнул Бернесу, стараясь выглядеть беззаботно. — Увлекся, знаете ли. Ну, а потом… немного повздорили с местными кавалерами. Сами понимаете, конкуренция. Вот, пришлось отстаивать честь дамы и свою собственную. Ничего серьезного, пара царапин.

Фрау Марта покачала головой, но кажется, немного успокоилась. А вот Бернес продолжал смотреть на меня оценивающим взглядом. Я видел в его глазах реальную тревогу и немой вопрос.

Он слишком хорошо меня знает. Это — первое. Марк в курсе, что никакие фройлян не могли бы увлечь мою пылкую натуру настолько, чтоб я забыл о своей цели и о своих задачах.

Ну и конечно, Бернес мгновенно оценил и состояние одежды, и характер травмы, и ту запредельную усталость, которую я тщетно пытался скрыть за бравадой.

Он чуть заметно качнул головой, давая понять, что разговор предстоит серьезный, но уже без участия третьих лиц.

— Нам надо бы… обсудить будущие планы. Я тут подумал… Раз уж мы оба метим в одну и ту же сторону, планируя пробиться в немецком кинематографе, думаю, стоит объединиться. Тем более, я пока еще до своей благодетельницы не добрался, а ты уже знаком с самой Чеховой. — сказал он с нажимом, делая вид, что намекает на перспективу моей помощи в его карьере. — Есть пара идей.

Я, конечно, сразу понял намек. Ему не терпелось узнать, что произошло на самом деле.

— Ну что ж мы на пороге! — Спохватилась фрау Книппер, всплеснув руками. — Идемте же в дом! Обед еще не остыл. Алексей, тебе срочно нужно привести себя в порядок и покушать.

Я, собственно говоря, был исключительно «за» обеими руками и даже ногами, однако с обедом пришлось повременить.

Не успели мы двинуться из прихожей в сторону столовой, как тишину дома нарушил резкий, требовательный стук в дверь.

Фрау Марта, вздрогнула, оглянулась:

— Кто это еще? Вроде бы не жду гостей… Алекс, будь добр, открой. Я пока начну накрывать на стол.

Я послушно развернулся, промаршировал к двери, повернул ручку, открыл и… просто охренел.

На пороге стояла Магда Геббельс. Элегантная, безупречная, с холодной улыбкой первой леди Рейха. Конечно, я сразу ее узнал, потому что на этой особе Шипко несколько раз акцентировал мое внимание, когда мы изучали снимки основных фигур, играющих важную роль в Германии. Магду Панасыч упоминал как особо опасную даму, называя ее исключительно гадюкой, дрянью или стервой.

От неожиданности я буквально остолбенел. Но уже в следующую секунду понял, что степень моего остолбенения увеличивается многократно.

Если бы сейчас во дворе дома фрау Книппер внезапно появился какой-нибудь военный оркестр Советской Армии и грохнул на весь Берлин «Смуглянку», я пребывал бы в гораздо меньше шоке.

За спиной Магды Геббельс, по дорожке, ведущей к дому, медленно, приближался человек, от вида которого кровь ударила мне в голову. Просто это было не просто неожиданно. Это было невозможно.

От калитки в сторону крыльца с абсолютно довольной физиономией топал Клячин.