Курсант. На Берлин – 3

Глава 8 Я тихо офигеваю от новых вводных

Я смотрел на фрау Марту. Она, что вполне логично, смотрела на меня. Взгляд не отводила. Однако я видел, в ее глазах, помимо удивления, появилась откровенная растерянность. Похоже, мой тон дал ей понять, сейчас состоится не самый приятный разговор.

— Скажите, фрау Марта, а как вы относитесь к Гёте? Если точнее, к той книге, которую вам отдал мой отец лет этак десять назад.

Немка, наверное, была готова ко многому, но только не к такому повороту. Она настолько не ожидала от меня подобных заявлений, что не смогла сдержать эмоций. Ее лицо на какую-то долю секунды изменилось, выражая сильную досаду. Да, это реально была доля секунды, но я успел заметить настоящую реакцию.

Мои слова о книге были прямым попаданием. Игра в вежливых хозяев и гостей, в заботливую опекуншу и наивного парнишку, закончилась. Немка поняла, что теряет контроль над ситуацией.

— Она у вас? — спросил я, настойчиво, но без агрессии.

Мой голос звучал твердо, намекая Марте, что любые попытки выкрутиться сейчас будут безуспешными.

Она отвела взгляд, а затем едва заметно покачала головой.

— Я… я не понимаю, Алексей. О какой книге ты говоришь?

Эта слабая попытка сопротивления вызвала у меня лишь усмешку. Чрезвычайно упрямая особа. Она все равно хочет избежать того, что уже неизбежно.

— Не притворяйтесь, фрау Марта, — сказал я, сокращая дистанцию между нами. Шагнул совсем близко к ней и понизил голос до заговорщицкого шепота. — Я видел это. В воспоминаниях. Знаете, они иногда приходят совсем неожиданно. Видимо все, что было в детстве, прячется где-то в глубине моего сознания, но периодически выскакивает наружу. Мой отец, Сергей Витцке, дал вам книгу. Томик Гёте. Он сказал, что в ней ключ. Страница тридцать семь, третья строка сверху. Каждое пятое слово. Мост. Переправа. Старые корни. Новый путь. Вы ведь это помните, не так ли?

Все, что я говорил, било точно в цель. Глаза Марты расширились, зрачки в одну секунду почти полностью заполнили радужку. А это — верный признак сильного волнения.

Немка отшатнулась, словно я приставил к ее виску пистолет. Все притворство рухнуло, оставив после себя лишь бледное, испуганное лицо женщины, чья тайна была раскрыта.

— Как… как ты это узнал? — выдохнула она. — Тебе было слишком мало лет. Отец не мог доверить тебе шифр…И не должен. Он сказал его только мне. Нам. Нам с Генрихом.

— Вы плохо слушаете. — Отрезал я. — Ладно… Неважно, как появляются эти воспоминания. Важно, что теперь я знаю достаточно интересные детали, о которых вы решили промолчать. И знаю, что отец оставил тайник в банке. Вы тоже это знаете. Более того, насколько могу судить, вы его ищете. С самого первого дня, когда услышали мою фамилию, вы наблюдали за мной. Размышляли, как лучше поступить. У вас есть эта книга, но вам известно, что у меня тоже есть кое-что. Вопрос… Отчего вы сразу не поговорили со мной? Вернее, вопросов-то много. Но конкретно сейчас я задаю вам только этот.

Марта опустила голову. Несколько секунд она молчала, собираясь с мыслями. Или делая вид, что собирается с мыслями.

Когда немка снова подняла на меня взгляд, в нем смешались отчаяние, страх и застарелая боль. Хм… Какая ядерная смесь из эмоций, а главное — как свободно, без стеснения Марта мне ее демонстрирует.

— Да, — тихо призналась она. — Я ищу тайник. Вернее, ищу способ добраться до него. Сергей… он был мне как брат. Он попросил меня и моего мужа Генриха сохранить книгу, если с ним что-то случится. Он верил, что это может спасти вас. После… после его ареста, о котором, конечно же, мне было известно, я пыталась разобраться с тайником. Я знала о банке, но у меня не было полного ключа. Книга содержит лишь часть шифра. Без другого элемента, который должен был остаться у вашей семьи, вернее без двух элементов, она бесполезна. Все эти годы я пыталась понять, что это за элементы. Сергей говорил, определенный набор символов и еще кое-что. В случае необходимости это можно узнать только у тебя.

Мое сердце екнуло. Наверное, от радости. Она не знала о рисунке! Она не знала, что вторая часть кода — это символы, нарисованные на старом детском наброске моего деда. Это давало мне колоссальное преимущество. Насчёт часов Марта, по-моему, тоже не в курсе.

Просто… Да, она выглядит сейчас взволнованно и искренне. Слишком взволнованно и слишком искренне. Что-то в ее поведении меня настораживает.

История Марты была складной, даже трогательной, но в ней чувствовалась недосказанность, словно она выдавала мне лишь ту часть правды, которую считала безопасной. А я еще со времен своего знакомства с Клячиным и Бекетовым крайне настороженно отношусь к любым недосказанностям. Как правило, потом такое дерьмо начинает лезть со всех щелей, что только держись.

Ну и второй момент. Как к брату⁈ Серьёзно? Она относилась к Сергею Витцке как к брату. Смех да и только. Я прекрасно помню ту манеру поведения, которой придерживался отец. Он вел себя с четой Книппер как с возможными партнерами. Никакими «родственными» узами и духовной близостью там не пахло. А значит, фрау Марта один черт пытается пускать мне пыль в глаза.

Как же они все мне дороги… Эти долбанные интриганы.

— Значит, книга у вас, — заключил я, не показывая свои настоящие эмоции. Пусть эта чу́дная женщина думает, что у нее по-прежнему получается дурить меня.

Немка решительно кивнула.

— Да. Но она не дома. После смерти сына… У нас проходили обыски несколько раз. Его же записали в число заговорщиков и предателей. Я заранее успела избавиться от многих вещей. Особенно от книг. Думаю, ты и сам знаешь, почему. Идём. Нам нужно попасть кое-куда.

Не дожидаясь моего ответа, фрау Марта развернулась и двинулась в сторону от оживленной улицы, увлекая меня в лабиринт более тихих переулков. Естественно, без малейших сомнений я рванул за ней. Судя по направлению, немка явно не в банк направляется, а значит, есть еще какие-то места, связанные с секретом отца.

Пока мы шли, я анализировал ситуацию. Кстати, Марта теперь вообще ничего не говорила. Просто молча топала вперед с таким выражением лица, будто мы вот-вот вынырнем где-нибудь в революционном Париже и грудью полезем на баррикады.

Ее признание многое объясняло, но при этом порождало новые вопросы. Она действительно принимала хорошее отношение отца за дружбу, поэтому уверенно называет его близким человеком? Или она опытный шулер за карточным столом, который, поняв, что я знаю часть комбинации, решил объединить усилия, чтобы потом забрать весь выигрыш себе? Что-то в ее собранности, в том, как быстро она оправилась от шока и взяла инициативу в свои руки, не вязалось с образом убитой горем подруги. Хотя немка именно этот образ упорно демонстрировала.

— Кто-то идёт за нами, — вдруг заявила Марта, не поворачивая головы. — Не оглядывайся. Уверяю, если я почувствовала слежку, то, скорее всего, так и есть. Просто давай-ка немного попетляем и в подходящий момент свернем, куда нужно.

Честно говоря, я немного из-за ее слов напрягся. Просто мне лично никакие слежки не мерещились. А меня, вообще-то, натаскивали не только следить за объектом, но и во время фиксировать лишнее внимание к своей персоне. Что же, получается? Немецкая фрау почувствовала наличие посторонних глаз, а я, можно сказать, обученный разведчик, ничего подобного не заметил? Если Марта не ошибается, то Шипко бы меня сейчас просто прибил на месте.

Петляли мы долго и упорно. Пока возле какой-то неприметной подворотни фрау Книппер не схватила меня за руку и резко не затянула в полумрак проулка. Тут же, не останавливаясь и не сбавляя ходу, мы проскочили через двор, вынырнули в соседнем, а потом оказались вообще на какой-то непонятной улице.

— Все. Ушли. — Совершенно будничным тоном сказала эта весьма любопытная особа. — Теперь давай ускоримся.

Через полчаса очень быстрой ходьбы, во время которой, естественно, тоже было не до разговоров, мы оказались где-то ближе к окраине Берлина. Я, честно говоря, сильно удивился, когда понял, что это за место. Марта привела меня к старому букинистическому магазину с выцветшей вывеской «Книжный мир Герра Кляйна».

— Серьезно? — Спросил я, уставившись на обшарпаннаю дверь. — В нынешнем Берлине еще остались подобные места? Что же там, интересно, можно приобрести? Стопку листовок патриотического характера?

— Ну не все писатели подверглись остракизму, — Пожала плечами Марта. — Хотя, скажем так, сейчас не самое лучшее время зарабатывать на книгах. Идем.

Она без малейших сомнений направилась ко входу в магазинчик, я, естественно, двинулся за ней.

Мы вошли внутри и остановились. В воздухе стоял густой, ни с чем не сравнимый аромат старой бумаги, кожаных переплетов и воска для полировки — запах мудрости ушедших эпох.

Это место казалось полной противоположностью стерильному и грозному Берлину, находившемуся снаружи. Оно было своего рода убежищем.

Я невольно вспомнил о кострах из книг на площадях — варварском ритуале, призванном выжечь любую мысль, не вписывающуюся в идеологию Рейха. Даже старине Карлу Марксу досталось.

Этот магазинчик был своеобразным островком сопротивления, последним бастионом культуры в наступающем мраке.

Нас встретил седой, сухой старик в очках с толстыми линзами. На вид — типичный книжный червь, но его глаза за стеклами очков были острыми и цепкими.

— Добрый день, герр Кляйн. — Марта вежливо кивнула старику.

Судя по фамилии, которую она произнесла, он и был владельцем магазина.

Старик молча кивнул Марте в ответ, затем его взгляд скользнул по мне — без удивления, но с явным, оценивающим интересом. Что любопытно, никаких вопросов он не задавал. Просто осмотрев меня с ног до головы, повернулся к Марте. Опять же молча.

— Ему можно доверять. — Коротко бросила немка.

Герр Кляйн с сомнением поднял одну бровь, затем другую, но в итоге завершил свой молчаливый монолог, в котором явно намекал на сомнения в моей порядочности, сухим:«Идёмте».

Этот человек явно был в курсе дел. Он повернулся и жестом велел нам следовать за ним вглубь магазина, за стеллажи, уходящие под самый потолок. Однако, как оказалось, нас интересовали не они. Нас интересовал подвал.

Когда герр Кляйн поднял старый потертый ковер и открыл скрипучую дверь в полу, я еле сдержался, чтоб не прокомментировать это. Просто тайны мадридского двора какие-то. Однако, смолчал. Боюсь старик не оценил бы вообще никакой шутки по данному поводу.

Мы с Мартой спустились в подвал. Хотя у меня, если что, на фоне последних событий с подвалами связаны не самые приятные воспоминания.

Внизу, среди аккуратных стопок старых газет и архивных папок, Марта подошла к стене, отодвинула шаткий стеллаж, а затем извлекла из ниши небольшой, туго обернутый в промасленную бумагу сверток. Развернув его, она протянула мне знакомый том в темно-зеленом кожаном переплете с золотым тиснением: «Гёте».

— С ума сойти… — Покачал я головой, недоумевая с того, сколько секретности вокруг одной единственной книги.

— Сергей оставил это для тебя, — голос Марты в подвальной тишине звучал гулко. — Вернее, он оставил книгу мне, но здесь есть кое-что и для тебя.

Мои руки дрогнули, когда я взял томик. Я открыл ее на тридцать седьмой странице. Текст был чистым, но, присмотревшись, я увидел едва заметные, сделанные карандашом точки под нужными словами. Все совпадало.

А потом мое внимание привлекла надпись с внутренней стороны обложки. Ее тоже оставили карандашом. И сделана она была на русском языке.

« Алексей, сын, если ты читаешь эти строки, то, скорее всего, мы давненько с тобой не встречались и уже никогда не встретимся. Мне жаль, что я подвел тебя. Думаю, тебе пришлось столкнуться с огромным количеством проблем. Не знаю, сколько тебе сейчас лет, надеюсь, что Книпперы смогли выполнить свое обещание. Прошу тебя помнить об одном. Родина, она одна. И важнее ее нет ничего. Никогда не забывай об этом. В тревожные времена она может рассчитывать только на тех, кто ей верен и предан. Но главное — плохое начало не к доброму концу».

Я замер, бестолково уставившись на русский текст, оставленный Сергеем Витцке. Вот почему Марта предпочла спрятать книгу. Стереть послание отца она, видимо, побоялась, решив, что там может быть нечто важное. А оставлять подобные книжки в доме, который в любой момент могут обыскать гестаповцы — такое себе вариант.

И кстати, насчет важного Марта, похоже, не ошиблась. «Плохое начало не к доброму концу»…

Я уже слышал эту фразу в одном из снов, когда мне привиделся тот самый день, в который Сергей с маленьким Алешей ходили в банк. Совпадение? Вряд ли. Пословица явно имеет смысл и является ключом к… К чему?

Внезапно мои размышления были прерваны. Сверху донесся грохот, звук разбитого стекла и приглушенный вскрик герра Кляйна. Затем — два сухих, резких хлопка. Выстрелы.

— Уходим! — крикнула Марта.

Она рванула к дальней стене подвала, где за грудой старого хлама виднелась еще одна низкая дверь. Я схватил книгу, и мы выскочили в узкий, заваленный мусором задний двор. Вернее, сначала это были ступени, ведущие наверх, а потом уже двор.

Марта схватила меня за руку и потянула за собой. Мы рванули вперед, по переулкам и в данном случае я полностью полагался на немку. Ей этот город, особенно его скрытые от посторонних глаз улочки, всяко известны лучше, чем мне.

Как только мы выбрались из отдаленного района ближе к центральной части Берлина, я «включил» все то, чему меня учили в Берлине.

Резкий поворот, в толпу, смешаться с прохожими, снова в подворотню. Марта, сначала слегка напряглась тому факту, что инициатива перешла ко мне, но потом успокоилась и просто следовала за мной. Можно сказать, мы поменялись с ней ролями.

— Кто они? Твои друзья из СА или это люди из Гестапо? — спросил я, как только мы оказались на улице, где располагался дом Книпперов и до него оставалось совсем немного.

— Не те и не другие! — задыхаясь, ответила Марта. — Это кто-то третий! Подожди… Откуда ты знаешь про штурмовиков?

— Не поверите, про них знаю не только я, но и кое-кто еще. А если говорить более точно, то некоторым людям из тайной полиции любопытно, за каким чертом вы в своем доме отвечаете коричневорубашечников, которые снова начали проявлять недовольство. Следили за вами, вряд ли за мной. Так что спрошу еще раз. Кто это был?

Вообще, конечно, я сказал не совсем попаду. За мной тоже могли следить. Но Мюллер отдал распоряжение собирать информацию на фрау Книппер и с точки зрения внешней оценки нашей «прогулки» именно это я сейчас и делал. Типа, собирал информацию. Соответственно, гестаповцы, отправленные Мюллером, а за мной по-любому приглядывают, не стали бы вмешиваться, да еще так грубо.

Соответственно, кем бы не были люди, следившие за нами, а потом ворвавшиеся в на хрен никому не нужный букинистический магазин, их в первую очередь интересовала Марта.

— Знаете, что хочу сказать… — Я покосился на немку. — По-моему сейчас самый подходящий момент, чтоб рассказать, кто вы такая на самом деле? И кто этот «третий»?

Марта молчала несколько минут. Мы уже почти подошли к дому и я начал переживать, что ответа так и не последует. Наконец, она заговорила, и ее слова, скажу честно, перевернули все с ног на голову.

— Мой муж, Генрих, и я… мы работали на британскую разведку. Теперь я работаю на саму себя. Мне нужен архив Сергея для того, чтоб спокойно уехать из Германии. Потому что на данный момент я не могу этого сделать.

Я замер, остановившись прямо посреди дороги. Вот это поворот. Советский разведчик доверяет часть ключа английским шпионам в сердце нацистской Германии. Блестящий и безумный ход.

— Твой отец знал об этом, — продолжила Марта. — Он вышел на нас. Ему нужен был «резервный канал». Нейтральная сторона, на случай, если его собственная сеть будет раскрыта. Он не доверял никому в Берлине — ни своим, ни чужим. И он оказался прав. Теперь за этим архивом охотятся все: гестапо, люди из НКВД… и, как видишь, мои «коллеги», которые, видимо, узнали о твоем приезде. Да, не смотри так на меня. В Гестапо знают об архиве. Правда, насколько мне известно, эта информация попала к ним в руки не так давно. Твоего «хорошего друга отца» я тоже узнала. Вернее, не его самого, конечно. Мы никогда с ним не встречались. Но я прекрасно поняла, кто он и откуда. В том числе по твоей реакции. Ну и конечно, по его поведению. Он настолько старался выглядеть идиотом, что несомненно слишком для этого умен.

Фрау Марта посмотрела на меня, улыбнулась, а затем потянула за рукав к дому.

— Идем, Алексей. У нас вот-вот появится очень важная гостья. Поход в банк прилется отложить.