Курсант. На Берлин – 3

Глава 1 Я понимаю, что чего-то точно не понимаю

Сознание возвращалось медленно, неохотно, словно продираясь сквозь плотный, вязкий кисель. Пожалуй, настолько погано я не чувствовал себя даже в прошлой жизни после очень обильных возлияний.

Первым ощущением была тупая, пульсирующая боль в висках, будто голову зажали в тиски. В такие крепкие, основательные тиски, которые вот-вот сдавят мою башку настолько сильно, что она лопнет, как переспелый арбуз.

Во рту ощущалась жуткая сушь, которой, наверное, позавидует пустыня Сахара. Язык прилип к нёбу, а веки казались свинцовыми. Попытка сглотнуть вызвала лишь болезненный спазм в горле.

Я застонал и попробовал пошевелиться, однако тело не слушалось. Руки оказались стянуты за спиной так туго, что запястья горели огнем. Ноги мне, судя по ощущениям, тоже связали.

Похоже, я сидел на стуле, потому как мягкому месту было очень даже жестко. А еще, затёкшее тело однозначно говорило о том, что я в этой позе нахожусь уже не один час.

Интересно, каких действий ждать от тех, кто состряпал похищение, дальше? Это же похищение, я надеюсь, а не банальное желание угробить меня.

Впрочем, с другой стороны, хотели бы убить, уже убили бы. Значит, скорее всего, по законам жанра предполагается какая-нибудь особо доверительная беседа в особо неприятных условиях. И в свете подобной перспективы черт его знает, так ли уж хорошо, что я до сих пор жив.

Я трудом разлепил глаза, попытался осмотреться. Вышло у меня это с трудом. Комната расплывалась мутными пятнами, а взгляд категорически отказывался сфокусироваться.

Потребовалось несколько долгих минут, чтобы зрение хоть немного пришло в норму.

— Черт… — Тихо пробормотал я, — Что за хрень?

Это было точно не жилое помещение. Скорее, подвал или какой-то подсобный закуток. Стены из грубого камня, местами влажные. Похоже на погреб, но только уровня «полулюкс».

С потолка свисала одинокая тусклая лампочка без абажура, бросая по сторонам резкие тени. Воздух был спертый, пахло сыростью, пылью и чем-то еще — неуловимо знакомым.

Окона в помещении отсутствовали, снаружи, из-за двери, не доносилось ни единого звука городской жизни — ни гудков машин, ни голосов. Пожалуй, я бы сказал, что меня увезли куда-то на окраину, в отдельно стоящий дом. Хотя, может, стены слишком толстые, поэтому всё глушат…

Значит, квартира «Дельбрука» была лишь временной декорацией, местом для ловушки, в которую я попался как последний идиот.

Воспоминания нахлынули мутной волной: улыбчивый старичок, навязчивое гостеприимство, чай, конфеты с мерзкой горчинкой… и последнее, почти стёршееся осознание — возраст! Управляющий из моего сна, из воспоминаний детства, был мужчиной средних лет, а не семидесятилетним дедом.

«Алёша, ты лох!» — снова пронеслось в голове.

Как я мог так глупо попасться? Расслабился, поверил в удачу, в легкий путь к информации. Купился на образ бодрого пенсионера. А ведь меня учили быть начеку, не доверять никому. Вот тебе и школа разведчиков, вот тебе и лучший ученик, коим меня считали последние месяцы перед этой чертовой операцией.

Тяжелая дверь, обитая чем-то темным, тихо скрипнула, и в комнату вошел человек. Я моргнул несколько раз, прогоняя мутную пелену, которая упорно стояла перед глазами.

Ну конечно… Это был тот самый лже-Дельбрук. Однако теперь в его облике не наблюдалось и следа прежней добродушной веселости. Улыбка исчезла, сменившись холодной, оценивающей усмешкой. Глаза, раньше казавшиеся просто живыми, сейчас смотрели остро, пронзительно и совершенно безжалостно. Движения стали точными, собранными.

Даже пенсионером я в данный момент назвал бы его с трудом. Да, возраст никуда не делся. Не произошло чуда, мужик внезапно не помолодел. Ему все так же около семидесяти. Но… Что-то в нем разительно изменилось. И взгляд, и усмешка, и жесткая холодность — это теперь шло прямо из его нутра. Будто из-под овечьей шкуры вдруг выбрался на свободу волк.

В общем-то, сомнений нет никаких, лже-Дельбрук приблизительно из того же теста, что и Клячин. Очень похожи, кстати. А соответственно, он — профессионал своего дела. Осталось понять, какого именно. Хотя, если трезво оценивать то, что вижу сейчас, оно, это дело, вряд ли мне понравится.

— Очнулся, Витцке? — голос тоже изменился, потеряв старческие нотки, стал тверже и неприятнее. — Долго же ты валялся в беспамятстве. Почти два дня. Не то, чтоб я жалуюсь. Меня как раз все устраивает, меньше было возни, но, честно говоря, начал опасаться. Подумал грешным делом, не переборщил ли с дозой.

Лже-Дельбрук говорил на чистейшем русском языке без малейших признаков акцента или намека на то, что великий и могучий ему не родной. Зуб ставлю, он — мой соотечественник.

«Пенсионер» подошел ближе и остановился в паре шагов, сунув руки в карманы брюк. Его вид — идеально выглаженная рубашка, жилет — диссонировал с убогой обстановкой подвала.

— Кто ты такой? — хрипло прокаркал я, горло все еще отказывалось нормально работать.

Воды, что ли, дал бы, урод. Но просить не буду. Харя треснет у него.

— Можешь звать меня Ганс, я совсем не против. Или, скажем… Куратор, — усмехнулся он. — Имя тебе все равно ничего не скажет. Важно не кто я, а что мне от тебя нужно.

— Тоже мне загадка… Прямо тайна века. Архив отца нужен. Верно? — спросил я прямо. Если уж попался, надо хотя бы понимать расклад. — Это вообще не сложно понять. А вот кто тебя послал, тут — да. Тут большой вопрос возникает.

На самом деле, ситуация складывалась таким образом, что даже не будучи Эйнштейном, можно достаточно быстро сообразить, в чем суть происходящего.

Этот чертов дед, который теперь выглядит как сильно постаревший, но по-прежнему бодрый спецназовец, во время нашего чаепития задавал мне вопросы об архиве. Вернее, по совести говоря, это я его расспрашивал, а вот деда очень интересовало, что еще у меня имеется помимо часов. И я, сам не знаю, с какого перепуга, ляпнул, типа — да. И кодовая фраза, и набор цифр — все при мне.

Собственно говоря, вот она — отгадка, из которой вполне логично вытекают дальнейшие действия Куратора. Господи… Какая же дурацкая кличка… Если это не кличка, а, к примеру, позывной, все равно он дурацкий. Да и не в этом суть. Важно другое.

Как говорил герой одного крайне интересного произведения: сейчас меня будут бить, может быть даже ногами. Деду позарез нужна информация и дед явно настроен ее получить.

— Кто он? — я попытался всмотреться в лицо лже-Дельбрука повнимательнее, чтоб найти хоть какую-то зацепку в мимике его лица, в выражении глаз.

Оттуда взялся этот тип? — вот, что меня интересовало в первую очередь.

С чекистами вроде бы все ровно. По крайней мере, пока что. Соответственно, очень вряд ли «пенсионера» подрядили они. Иначе тогда вся история обретает черты первостатейного бреда. Зачем отправлять Лёху в Берлин за архивом, а потом подсылать к нему палача? Вообще идиотизм. То есть, Советский Союз отпадает.

Дальше — немцы? Ну тоже версия какая-то глупая. Эско знает только о бриллиантах, о бумагах он не в курсе. Даже если бы чертов финн растрепал Мюллеру о драгоценностях, тот мог бы устроить мне допрос без столь нелепых сложностей. Напоить, усыпить, увезти в неизвестном направлении — это отдает легким сериальным драматизмом.

Все. А больше версий у меня нет. По идее в гонке за документами больше никто участвовать не может.

— «Он»? — Переспросил Куратор, вопросительно подняв брови. — Что ты имеешь в виду?

— Ну не «он», хорошо. Может, «они». Кто твой заказчик? Гестапо? Абвер? — Конкретизировал я свой вопрос.

Советский Союз и НКВД не упомянул специально. Черт его знает, кто этот дед. Может, похищение является какой-нибудь проверкой. А я возьму и ляпну, мол, не чекист ли вы, батенька?

— Абвер… — Повторил «пенсионер» и отчего-то выразительно хмыкнул.

— А… Значит, вообще нужно смотреть в противоположную сторону? — Отреагировал я на его «хмык», — Ты же русский, верно? На сто процентов в этом уверен. Кстати, прийми взаимный комплимент. Твой немецкий на высоте. Я даже не заподозрил подставы.

Куратор издал короткий, лающий смешок. Нет, не волк. Больше на шакала похож…

— Сообразительный ты, Алексей Сергеевич Витцке. Это хорошо. Но лишние знания тебе ни к чему. Сосредоточься на главном: ты — здесь, а вот архив твоего отца — там.

Лже-Дельбрук махнул рукой в неопределённом направлении, намекая, видимо, на банк, который много лет служит хранилищем для документов, о которых сейчас шла речь.

— А я… — Он ткнул указательным пальцем себе в грудь. Странный тип. Такое чувство, будто я глухой и он жестами объясняет мне ситуацию. — Тот, кто свяжет эти две точки. При твоем содействии, разумеется. Мы ведь поможем друг другу?

— Какие у тебя грандиозные планы… — Усмехнулся я.

Хотя, между прочим, происходящее не веселило меня ни разу.

С каждой минутой становилось все более очевидно — нас ждет крайне пренеприятное времяпровождение. Впрочем, почему же «нас»? Конкретно меня.

И фишка в том, что по моей же глупости этот человек уверен, будто вся информация относительно тайника отца вот-вот будет озвучена. Я же сказал, что знаю коды. Теперь убедить Куратора в обратном точно не получится.

Так что дело плохо… Вот и настал момент, когда я узнаю масштаб своего терпения, объём своей преданности Родине и границы своего болевого порога.

— Видишь ли, Ганс или Куратор, как тебе больше нравится. Вся прелесть нашей с тобой ситуации в том, что кроме часов у меня нет ни черта. Но и с ними я понятия не имею, что делать. Поэтому, если ты намереваешься говорить «по-взрослому», имей в виду, никакого толку из этого не выйдет. Я ничего не знаю.

— Не надо, Витцке, — Усмехнулся «пенсионер». Усмешка у него, кстати, была пренеприятнейшая. Холодная, как у аллигатора. Если бы, конечно, аллигаторы могли улыбаться. — Не будем тратить время. Я знаю про часы. Знаю про ячейки на предъявителя. Знаю, что твой отец был параноиком и придумал сложную систему доступа. Ты ведь уже понял, информации в моей голове имеется более чем достаточно. У меня получилось даже подменить настоящего Дельбрука. Знаю, что часы у тебя. Значит, и остальное — тоже. Шифр на рисунке, кодовая фраза, цифры… Все это сейчас вот тут.

Он наклонился, затем постучал пальцем по моему лбу. Его лицо оказалось совсем близко и я не секунду вдруг подумал, а не откусить ли ему нос…

— Знаешь, я ведь тоже когда-то служил… там, откуда ты родом, Алексей. Речь сейчас не про место рождения, как ты понимаешь. Только наша служба называлась немного иначе. Чтоб ты понимал, мне случалось выполнять приказы самого товарища Дзержинского…

Куратор произнес эту фамилию почти небрежно, но я непроизвольно замер, внутренне испытывая растущее напряжение.

И все-таки бывший чекист! Или настоящий? Да ну! Бред какой-то. Пытать меня можно было и в Союзе. На кой черт такие сложности с отправлением в Берлин да еще через Финляндию?

Тогда, что? «Пенсионер» работает на неизвестного противника? Тоже, типа, перебежчик?

— И поверь, методы, которые мы использовали, гораздо эффективнее ваших новомодных штучек. Они действуют быстрее и надежнее. Особенно когда времени мало, а результат нужен наверняка. — Закончил лже-Дельбрук свою пафосную речь.

Впрочем, если он хотел напугать меня или заставить нервничать, врать не буду, у него это получалось достаточно неплохо.

— Я не люблю причинять боль, Витцке. Честно. Грязно, шумно. Но я нетерпелив и мне дали полную свободу действий. Понимаешь? Полную. Так что давай по-хорошему. Рассказывай все, что знаешь. Как открыть ячейки? Что нужно сказать? Что показать? Что зашифровано в том рисунке? Информация о самом тайнике нам известна. Самое смешное, ее рассказал человек, которому твой отец доверял.

Я молчал, лихорадочно соображая. Ситуация была хуже, чем казалось изначально. Мой похититель — опытный оперативник с чекистским прошлым. То есть, действовать он будет жёстко. Надежды на спасение извне почти нет — дом скорее всего на отшибе, кто меня здесь найдет?

Нужно тянуть время. Выиграть хоть час, хоть полчаса. И постараться любой ценой выбраться отсюда, желательно в полной комплектации. Если он начнет ломать мне конечности или резать на части, (а пытки мне отчего-то представляются именно так), убежать потом будет проблематично.

— Не помню… был маленьким… Голова болит после ваших конфет… — пробормотал я, изображая растерянность и слабость. Пусть думает, что его угрозы окончательно выбили меня из колеи.

Куратор вздохнул с деланным сожалением:

— Жаль. Очень жаль. Я надеялся на твое благоразумие. Что ж…

Он выпрямился. Уже в следующую секунду его рука быстро, неожиданно хлестнула меня по лицу.

Удар был не просто пощечиной. Костяшки пальцев врезались в скулу, высекая искры из глаз. Голова мотнулась, в ушах зазвенело, во рту появился металлический привкус крови. Боль была резкой, унизительной. Похоже, он нехило повредил мне физиономию. Отличный удар, профессиональный. Чувствуется знаток дела. Сука…

— Память освежить? — голос Куратора стал ледяным. — Я могу. Медленно и очень вдумчиво. Может, начнем с пальцев? Или предпочитаешь что-нибудь более… деликатное? У нас есть время. Хотя, нет… Перефразирую. У меня есть время. У тебя — нет.

Он снова занес руку, и я инстинктивно дернулся вперёд, насколько позволяли веревки. А они вообще не позволяли.

Сам не знаю, зачем это сделал. Все равно достать его я не смог бы. Но мне просто до ужаса хотелось вцепиться в Куратора зубами и рвать, как пресловутый Тузик грелку. Черт… Надо было откусить ему нос…

Меня накрыла волна дикой ненависти и неконтролируемой ярости. Никогда ничего подобного раньше не испытывал, если честно.

Однако нас отвлекли. Очень неожиданно откуда-то сверху раздался шум. Не просто единичный глухой удар, а отчетливый грохот, крики на немецком, звук разбитого стекла и тяжелые, бегущие шаги по лестнице.

«Пенсионер» замер.

В первую секунду мне показалось, что на его лице появилось выражение удовлетворения. Будто он ждал появления посторонних и теперь вполне был этому рад. Но уже в следующее мгновение физиономия лже-Дельбрука снова обрела то неприятное, жёсткое выражение, которое присутствовало на ней пять минут назад.

Такое чувство, будто у него — раздвоение личности, отвечаю. Будто внутри этого странного деда борются два разных человека. Один — хороший, а второй — мудак и садист.

Куратор резко обернулся к двери, о которую кто-то отчаянно долбился лбом или какой-то другой частью тела. По крайней мере, ощущение было именно такое. А затем, выхватив из-под жилета пистолет, шагнул в сторону выхода.

Надо же… Все серьёзно. Он даже оружие при себе имеет.

— Was ist los⁈ Wer ist da⁈ (Что случилось⁈ Кто там⁈) — крикнул он громко.

Почти сразу же в дверь начали ломиться с утроенной силой. Раздался треск дерева и громкий приказ на немецком:

— Gestapo! Aufmachen! Sofort! (Гестапо! Открыть! Немедленно!)

Куратор отреагировал, прямо скажем, негативно. Расстроился вроде как. Он отшатнулся, сделал несколько шагов назад и поднял пистолет, целясь в тех кто вот-вот должен был появиться на пороге.

Раздался еще один мощный удар. Дверь, выбитая тяжелым ботинком или каким-то подручным средством, сорвалась с одной петли и повисла, открывая проход.

В проеме, в клубах пыли, резко контрастируя с тусклым светом помещения, появились люди в черных мундирах. Фуражка с орлом и свастикой у того, кто шел впереди, на остальных –стальные каски.

Ну да, реально Гестапо. Причём, возникло такое ощущение, будто меня их появление удивило гораздо больше, чем Куратора. Хотя он очень активно пытался изображать агрессию. В том и суть. Агрессию! А должен был удивиться.

Гестаповцев было не меньше четырех. Это те, кого я мог видеть. Но есть подозрение, за их спинами притаились еще парочка человек. Все они были вооружённый до зубов.

— Hände hoch! Waffe weg! (Руки вверх! Бросить оружие!) — рявкнул один из немцев, похоже, офицер. Он, как раз, оказался впереди.

Куратор на секунду замер, видимо, решая, стоит ли сопротивляться. Но против четверых вооруженных гестаповцев в тесном подвале у него не было шансов. С ненавистью глянув на фашистов, он медленно опустил пистолет и положил его на пол, поднимая руки, чем поразил меня до глубины души.

Очевидно, дед не имеет отношения к Гестапо. К Абверу — скорее всего тоже. Соответственно, когда эти люди в черном его заберут, вряд ли у них будет намерение подружиться. На месте «пенсионера» было бы более логично пустить себе пулю в лоб. Короткая и быстрая смерть всяко лучше долгих и мучительных пыток.

Двое вояк из компании моих очень неожиданных спасителей тут же подскочили к нему, жестко выкрутили руки за спину и защелкнули наручники. Офицер, не теряя времени даром, быстро подобрал пистолет.

Этот командир черных солдатиков выглядел как настоящий ариец — высокий, широкоплечий, с холодными светлыми глазами и шрамом на щеке. Он подошел ко мне, окинул меня быстрым, оценивающим взглядом.

— Алексей Витцке? — спросил он по-немецки, но с легким акцентом, возможно, австрийским.

Я кивнул, все еще не в силах прийти в себя от внезапной смены сюжета.

Офицер небрежно махнул рукой, подзывая своих людей, один из которых моментально перерезал веревки на моих руках и ногах. Я с трудом поднялся, разминая затекшие, горящие конечности.

— Sie kommen mit uns. (Вы пойдете с нами), — безразличным тоном произнес чертов ариец. И это был не вопрос, а приказ.

Он повернулся к подчиненным, указав на обезоруженного Куратора:

— Nehmt ihn mit. Zur Prinz-Albrecht-Straße. Er wird dort sicher viel zu erzählen haben. (Взять его. На Принц-Альбрехт-штрассе. Ему там наверняка будет что рассказать).