Курсант. На Берлин – 3

Глава 9 Напряжение нарастает

Мы с Мартой буквально ввалились в дом Книпперов, и я, честно говоря, почувствовал, как с моих плеч спадает невидимый груз. Не то чтобы здесь было безопасно — похоже, во всем Берлине такого места не найти! — но все же тревога отступила, сменившись едва уловимым облегчением.

В доме, как всегда в этот час, царил густой полумрак. Плотные шторы на окнах были опущены, отсекая серый свет угасающего дня, и эта предусмотрительность тоже добавляла какой-то уверенности. Никто не сидит в засаде, не подсматривает за нами из-за листвы. Слава богу. В секретной школе нас учили, что жизнь разведчика — сплошное напряжение, каждый шаг — риск, каждое слово — ловушка. Но одно дело изучать это в теории, за партами, и совсем другое — хлебнуть самому, почувствовать этот липкий, всепроникающий страх, что тебя вот-вот раскроют.

И я, между прочим, совсем не уверен, как поведу себя под пытками. Честно. Можно сколько угодно представлять себя героем, однако в реальности все окажется гораздо хуже. Когда тебе загоняют иголки под ногти, ты вряд ли устоишь перед физической болью. И проверять свой болевой порог мне совсем не хочется.

Пока я торчал в Хельсинки, все казалось забавным приключением, пусть и полным опасностей, но все же… Сейчас же ощущения перевернулись с ног на голову. Я буквально физически ощутил: кругом — враги. Все. Каждый, с кем я говорил, кого встречал на улице, мог оказаться потенциальным ножом в спину. Это осознание было подобно глотку едкой кислоты — жгло, сводило желудок и оставляло горькое послевкусие.

В доме витал тонкий, неуловимый аромат герани, сплетаясь с запахом старых книг и древесной смолы. Марта сразу же скользнула в гостиную. Там уже весело потрескивал камин, разливая по комнате золотистое, уютное тепло. Похоже, Бернес, вдоволь наиздевавшись над скрипкой, начал готовиться к приходу Магды Геббельс.

Даже стол оказался накрыт. На нем виднелся чайный сервиз и вазочки, наполненные печеньем. Романтик, блин… Все-таки Марк решил сделать ставку на те эмоции, которые вызывал у супруги рейхсминистра пропоганды. Типа, соответствующая атмосфера, все дела.

— Господин Ирбин! — Громко позвала Бернеса Марта. Она еще даже не вошла в комнату и ее голос прозвучал слишком звонко в этой тишине. — У нас уже гости? Или ты еще один? Марк!

Я плелся за хозяйкой дома, чувствуя каждый шаг, каждый удар сердца. Эта чертова гонка по улицам Берлина не прошла бесследно. Впрочем, как и информация, полученная от фрау Книппер. Выходит, моя персона заинтересовала вообще всех. Гестапо, британская разведка и родные чекисты, которые ждут меня в Москве. Клас-с-с-с…

Бернес сидел в глубоком кресле, прикрыв глаза, и, похоже, совсем погрузившись в себя. Он тихонько, почти неслышно наигрывал что-то на скрипке. Звук был настолько приглушенный, что его практически не было слышно. Из инструмента вылетали просто душераздирающие мелодии, полные тоски и какой-то почти нечеловеческой боли. Похоже, мой товарищ погрузился в свои воспоминания или размышления. Черт его знает, о чем думал Бернес, что его торкнуло на подобную музыку. Главное — он больше не пилил гаммы и это радовало. Я и без того на взводе. Скрипичной какофонии сейчас не вынесу.

Увидев нас, Марк резко отложил смычок и вскочил на ноги. Его обычно беспечное лицо мгновенно напряглось, стало серьезным. Он отлично понял: по моему измученному виду, по бледности Марты, — наш предполагаемый визит в банк пошел не по плану.

— Что случилось? — спросил Бернес, бросив на меня свой пронзительный, оценивающий взгляд. В нем читался немой вопрос: насколько все плохо?

Вообще, конечно, скажу, что Шипко реально чертов гений. Последние месяцы мы много, очень много времени проводили на уроках актёрского мастерства. Именно мы втроем. Я, Марк и Подкидыш. Мы изучили мимику друг друга до мельчайших деталей. Одного взгляда было достаточно, чтоб понять, что конкретно каждый из нас думает.

Марта собралась ответить на вопрос Бернеса, но…не успела. В ту же секунду раздался громкий, властный стук в парадную дверь. Судя по тому, насколько уверенно гость долбился в створку, думаю, можно с легкостью предположить, что явилась Магда Геббельс. По крайней мере, надеюсь, что это она. Новых лиц в этой трагикомедии мне бы уже не хотелось. Достаточно тех, что уже есть.

Мы с Бернесом переглянулись.

— Пожалуй, дверь открою я… — С тяжёлым вздохом произнесла Марта. Она тоже прекрасно поняла, кто пожаловал в ее дом.

Пока фрау Книппер шла к выходу и открывала дверь, мы с Марком осторожненько выглянули из-за угла, стараясь особо не отсвечивать физиономиями.

— Ну конечно… — Тихо протянул Марк.

На крыльце стояла женщина — чертова Магда Геббельс. Высокая, статная, с безупречной прической, с лицом, словно выточенным из камня, и ярко накрашенными губами, которые резко выделявшимися на бледном лице.

— Хм… А дамочка явно готовилась к этой встрече… — Тихо буркнул я на французском. На русский переходить не рискнул. Мало ли. Может у нашей гостьи фантастический слух.

Взгляд госпожи Гебьельс, как всегда, был пронзительным и властным, от него хотелось провалиться сквозь землю.

Правда, стоило ей заметить выглядывающего из-за угла Марка, глаза немки моментально потеплели и стали какими-то… коровьими что ли. Нет, однозначно увлечённая женщина превращается в какой-то ванильный сироп. Независимо от статуса, положения и наличия или отсутствия фамилии Геббельс. А то, что эта дамочка увлечена Марком, сомневаться не приходится. У нее на лбу все написано.

И это меня по-прежнему удивляло. Я хорошо помнил все характеристики, которыми Шипко награждал Магду. С хрена-то ей так реагировать на Бернеса? Она точно не принцесса, которая верит в рыцарей, особенно со специфической внешностью. Бернес, конечно, по легенде румын, но у него ярко выраженные черты человека с фамилией Либерман.

— Добрый вечер, фрау Книппер, — произнесла Магда холодным, очень мелодичным голосом, ступая в прихожую.

Я решил, что торчать за углом вдвоем несколько глупо и сделал шаг вперед, изобразив на лице радушную улыбку.

Взгляд фрау Геббельс скользнул по мне, задержавшись на секунду. Моей радости, пусть и наигранной она явно не разделяла. Затем снова перешел к Бернесу, а вернее к той его части, которая виднелась из-за дверного косяка, и в нем, в этом взгляде, опять мелькнуло еле уловимое, почти мгновенное смятение. Нет, что-то здесь не то…

Чертов Шипко… Я не верю, будто такая реакция немки — чистая случайность. Марк говорил, его вообще-то арестовали, когда он шлялся по улицам и работал форточником. Сколько подобных экземпляров попадало в руки правоохранителей? До хрена. Но выбрали именно Марка для секретной школы. Может, дело не только в его «талантах». И я сейчас вообще не про скрипку. Может, Шипко предполагал, что Бернес может сыграть какую-то определённую роль.

— Я, как и договаривались вчера, прибыла для прослушивания. — Категорично заявила Магда, но потом, немного смутившись, спросила. — Вы же не забыли о нашем вчерашнем разговоре.

Марта, лицо которой едва заметно побледнело, вежливо кивнула, собравшись с силами. По-моему, будь ее воля, она послала бы супругу рейхсминистра куда подальше. Но… Не всегда мы имеем возможность позволить себе то поведение, которого хочется.

— Добрый вечер, фрау Геббельс. Пожалуйста, проходите. Наш Марк уже ждет, как мы и договаривались.

Магда кивнула и прошла в гостиную.

Бернес, сохраняя свое невозмутимое спокойствие — маску, которая, казалось, приросла к его лицу с рождения, — поклонился госпоже Геббельс, а потом вообще пропал к ее руке, буквально фонтанируя тщательно скрываемым счастьем. И это тоже была игра. Холодная маска, за которой прячется огонь.

Настоящий актер, этот парень! Ни единого намека на то, что всего пару минут назад он был насторожен и совсем не рад прихожу немки.

Магда важно, с прямой спиной, уселась в кресле напротив Бернеса, словно критик, приготовившийся оценивать представление. Кивнула, давая понять, что готова слушать.

Бернес поднес скрипку к плечу. Первые ноты полились, наполняя комнату глубокой грустью и какой-то скрытой тоской. Он играл что-то очень личное, пронизанное болью и надеждой. В его музыке чувствовалась невероятная сила, пробирающая прямо до мурашек, заставляющая сердце сжиматься.

Скажу честно, даже я завис, словив состояние какого-то непонятного восторга и трепета. Несомненно, Марк реально талантлив. Да уж… Сложись его жизнь иначе, он мог, наверное, добиться весьма значимых высот в музыке.

Ну и конечно, я заметил, как изменилось выражение лица Магды Геббельс. Жесткость исчезла, уступив место какой-то странной, пугающей уязвимости. Ее взгляд был прикован к Бернесу, в нем читались… воспоминания. Вот! Точно! Я понял, наконец, что таилось внутри ее эмоций, когда она находилась рядом с Бернесом. Воспоминания! О чем-то далеком и давно похороненным в глубинах сознания немки.

Она была захвачена, полностью поглощена музыкой, которая, казалось, говорила лично с ней, касаясь глубочайших струн души. Да, такова сила искусства.

В этот момент, когда в гостиной царила такая необычная, почти гипнотическая атмосфера, раздался еще один, менее громкий, но отчетливый стук. Я его, если честно, даже не сразу услышал.

Первой отреагировала Марта. Она насторожилась, ее голова слегка наклонилась, словно немка прислушивалась.

Затем она поднялась с кресла, в котором сидела и неспеша направилась к двери. При этом Марк и фрау Геббельс вообще не отреагировали на происходящее. Оба они были погружены в музыку. Вернее, Бернес был погружён в музыку, а Магда — в Бернеса.

Я тоже поднялся с дивана и подошел к выходу из гостиной, чтоб видеть, кто заявился к нам в гости. Для Клячина ещё рано, он обещался, быть к ужину. А других вариантов вроде не имеется.

В свете всего, что происходило в последние дни, особенно сегодня, нужно быть настороже. Если что, успею подстраховать Марту или подать знак Бернесу. Он, конечно, сейчас находится где-то глубоко в своей скрипичной нирване, но уверен, в случае опасности быстро вернется обратно.

Дверь распахнулась, и я увидел на пороге женщину. Ее появление было подобно порыву ледяного ветра. Элегантная, с точеной фигурой и пронзительными голубыми глазами, которые мгновенно нашли меня в полумраке гостиной, она напоминала героиню немого кино. Но самое главное, ее я точно не ожидал увидеть, как и Марта. Это была Ольга Чехова.

Сердце ёкнуло, пропустив удар. Что она здесь делает? Моя тщательно выстроенная легенда должна быть просто безупречной. Я — сбежавший соотечественник, мечтающий о карьере в кино, и ничего более. Я старался выглядеть для нее именно так, и до сих пор это, слава богу, работало. С хрена ли актрисе искать меня самой? Да, я не появился в тот день, о котором мы договаривались, но по идее, Ольга Константиновна могла спросить…

Черт. Кого? Мюллера? Думаю, вряд ли.

Чехова что-то тихо сказала фрау Книппер, а затем спокойно вошла внутрь дома. Ее взгляд выражал легкую озадаченность, смешанную с едва уловимой, скрытой тревогой.

Она сразу увидела меня и вроде как тихонько выдохнула, что свидетельствовало о тревоге за мою персону, но не сразу заметила Магду. А это на данный момент было важнее. Встреча супруги рейхсминистра и любимой актрисы фюрера — не самое желанное сейчас событие. Особенно в доме, где живу я.

Когда взгляд Ольги Константиновны скользнул по фигуре, сидящей в кресле, на ее лице мелькнуло секундное замешательство. Похоже, она сразу узнала обладательницу гордой осанки и замысловатой причёски, в которую Магда уложила свои светлые волосы.

Фрау Геббельс, в свою очередь, сквозь музыку и какие-то глубинные переживания, поняла, что в доме появился посторонний. Она медленно повернула голову. Ее только что мягкий и задумчивый взгляд мгновенно стал ледяным, когда немка увидела нежданную гостью. Пожалуй, я, бы сказал, что это была самая неловкая ситуация из всех возможных. Более того, фрау Геббельс откровенно… наверное, испугалась. Я бы так определил не состояние. Хотя сразу же взяла себя в руки. Однако атмосфера в доме сгустилась и стала напряжённой.

Это заметил даже Бернес. Он резко прервал игру и опустил смычок.

— Ольга, — прозвучал голос Магды, полный скрытого недовольства, словно каждое слово она выдавливала из себя с трудом. При этом немка даже попыталась улыбнуться. Улыбка вышла похожей на гримасу. — Какая приятная неожиданная встреча. Не думала, что ты знакома с фрау Книппер.

Ольга быстро взяла себя в руки — вот что значит опыт! Ее губы изогнулись в легкой улыбке, но глаза оставались настороженными.

— Магда, — ответила она, — Скажу то же самое. Я и подумать не могла, что встречу тебя здесь. Да еще за столь любопытным занятием.

Чехова перевела взгляд на Марка. Буквально пару секунд и по ее лицу очень быстро пробежала тень… понимания, наверное. Что за хреновина⁈ Даже актриса, похоже, поняла какие-то важные моменты, стоило ей немного посмотреть на Марка. Только мы с ним, как два идиота, ни черта не понимаем.

— Я пришла насладиться музыкой, — Магда кивнула в сторону Бернеса, который замер, держа скрипку, словно изваяние. — Познакомься. Это — Марк Ирбин. Он из Румынии. Весьма талантливый скрипач. Вот, планирую использовать его божественную игру для следующего приёма. А что привело тебя в этот скромный дом?

Ольга снова перевела взгляд на меня, в ее глазах мелькнуло что-то, что я не мог прочесть.

— Видишь ли, я пришла из-за Алексея.— Произнесла Чехова спокойным голосом, — Алексей, ну что такое, право слово. Я тебя так и не дождалась в тот день, о котором мы договаривались. Ты пропал на несколько дней, и я… волновалась. Все же мы, соотечественники, должны поддерживать друг друга.

Ольга Константиновна добавила эту фразу с легким, почти незаметным нажимом, словно ставя галочку в невидимом списке, подчеркивая каждое слово.

— Мы ведь земляки, в конце концов. Если что-то случилось, какие-то непредвиденные обстоятельства, ты всегда можешь обратиться за помощью.

В комнате повисла напряженная тишина, такая плотная, что, казалось, ее можно было потрогать. Внешне все вроде бы выглядело прилично, но на самом деле, ситуация сложилась несколько двусмысленная.

Фрау Марта замерла, ее лицо казалось бледнее обычного, взгляд был прикован к Ольге. Думаю, немку впечатлило появление самой Чеховой и дело не только в популярности актрисы. Марта далеко не дура, она вполне может заподозрить что-нибудь, чего ей точно подозревать не нужно.

Ольга пристально пялилась на меня и я чувствовал, она появилась неспроста. Это было ощущение на уровне внутренних рефлексов.

Фрау Геббельс тоже пялилась, но сразу на двух людей. Ее взгляд метался от Чеховой к Бернесу и обратно. Мне показалось, немка была бы не прочь, чтоб сейчас началось землетрясение и Ольгу утащило куда-нибудь под землю. Желательно в Преисподнюю. Похоже, появление актрисы супруга рейхсминистра расценивала как некоторую угрозу.

Только Бернес оставался спокоен.

Слова Ольги, произнесенные под маской беспокойства за «земляка», прозвучали как сигнал, предназначенный только для меня. Я ощутил эту тонкую грань, по которой она балансировала, пытаясь передать информацию, не привлекая при этом внимания Магды. В ее взгляде я видел не просто тревогу, а нечто большее: она словно хотела сказать: «Мы в западне, Алексей. И я знаю, кто расставляет сети, и ты тоже должен об этом знать.» Ну или меня окончательно накрыла паранойя и я вижу того, чего нет.

— Благодарю вас, Ольга Константиновна, за ваше беспокойство, — ответил я, стараясь выглядеть максимально растерянным, как и подобает «юному артисту», который в данный момент не видит ничего странного в сложившейся ситуации. — Я в порядке. Были некоторые проблемы, но, слава богу, все разрешилось.

— Ну что же, — не терпящим возражений тоном произнесла Магда, явно стремясь вернуть контроль над ситуацией, ее голос разрезал тишину, как стальной клинок. — Раз уж все в сборе, возможно, Марк продолжит? Его музыка, как я уже говорила, весьма… проникновенна.

Бернес сразу понял этот негласный приказ. Он поднес скрипку к плечу, но на этот раз мелодия была другой — более тревожной, резкой, с надрывом, словно струны его души были натянуты до предела. Он играл для нас всех, рассказывая языком звуков о напряжении, повисшем в воздухе. Его пальцы скользили по струнам с невероятной скоростью, и мне вдруг стало ясно… Вернее не так. Я убедился, что Марк тоже что-то почувствовал, уловив невидимые нити интриги, связавшие нас в один узел.

Ольга Чехова тем временем сделала несколько шагов, приблизившись ко мне. Она стояла чуть позади Магды, но достаточно близко для тайного переглядывания, ее взгляд был прикован к моим глазам, словно пытался передать нечто важное.

— Алексей, — тихо сказала она в паузе между частями композиции Бернеса. Голос актрисы звучал еле слышно на фоне скрипки, но я улавливал каждое слово, — Мне нужно поговорить с вами. Наедине. Это касается… некоторых очень неприятных вопросов, которые могут возникнуть. Ты ведь не хочешь проблем, правда? Я о предстоящем прослушивании. Ты меня немного подвел…

Она говорила это с такой заботливой интонацией, что любой сторонний наблюдатель подумал бы, будто Ольга действительно беспокоится о моем благополучии, едва ли не как родная мать. Или как старшая сестра. Но я-то знал: это был лишь приём. Ольга намекала на что-то важное, связанное с ее появлением здесь, и на то, почему она так рискует, приходя в дом, который вполне мог быть уже под колпаком у гестапо.

Причём говорила актриса на немецком. Хотя могла перейти на родной язык. Видимо, чтоб Магда слышала, о чем идёт речь.

— Конечно, Ольга Константиновна — кивнул я, стараясь изобразить послушание человека, который понятия не имеет, что происходит, но готов на все, лишь бы избежать лишних проблем. — Всегда рад совету от таких опытных людей, как вы.

Магда Геббельс вздрогнула, едва заметно дернув плечом. Видимо, уловила в нашем обмене репликами нечто раздражающее или неуместное. Выходит, супруга рейхсминистра даже сквозь скрипкуиприслушивалась к тому, о чем со мной, беседует Ольга Константиновна.

Музыка Бернеса снова набрала силу, но теперь в ней слышались не только тревога, но и вызов, яростная нота отчаяния. Словно он, сам того не зная, вступил в опасную игру, где каждый звук мог стать ключом или предвестником опасности. На самом деле, думаю Марк всего лишь отвлекал внимание Магды, пытаясь заглушить разговоры.

Я бросил быстрый взгляд на Марту. Она, как и я, прекрасно осознавала всю тяжесть ситуации, ее лицо было напряжено, но глаза сохраняли спокойствие. Ее взгляд встретился с моим, и в нем я прочитал немой вопрос: каким боком с тобой связана Чехова?

Ну нет, дорогая фрау Книппер. От того, что произошло час назад я совсем не стал доверять вам больше. Наоборот. Теперь у меня просто до хрена вопросов и подозрений. Так что… Я небрежно подал плечами, намекая, что нет никакой подоплёки в проявлении Чеховой. Просто она — добрая женщина с широкой душой и любовью ко всему русскому.

Магда Геббельс отвернулась от нас с Ольгой, вновь обратив внимание на Бернеса, погруженная в его музыку. Это был отличный шанс!

— Марта, — сказал я достаточно громко, чтобы меня услышали, но без акцента на обращении именно к ней, словно просто делился мыслью. — У меня от сегодняшней прогулки… голова разболелась. Не найдется что-нибудь от головной боли?

Марта кивнула:

— Конечно, Алексей. Посмотри в кухне. Там есть хороший травяной чай, который поможет.

Магда обернувшись, бросила на нас недовольный взгляд, но промолчала. Хотя и без слов вполне было ясно, ее раздражают наши разговоры.

Она была здесь ради музыки Бернеса, и прерывать наслаждение из-за чьего-то недомогания явно не входило в ее планы. Ольга, поняв мой маневр, быстро отреагировала, словно мы репетировали это месяцами.

— Мне тоже не помешает чашечка чая, Алексей. Последние дни выдались утомительными. Фрау Книппер, вы не против?

Марта слегка кивнула, сохраняя вежливое спокойствие.

Мы вдвоем с Ольгой, стараясь не привлекать внимания Магды, скользнули в кухню. Бернес продолжал играть; его музыка теперь звучала фоном к нашей маленькой драме, наполняя дом тревожным эхом.

Как только дверь за нами бесшумно закрылась, Чехова мгновенно изменилась. Вежливая маска спала, оставив на ее лице лишь нескрываемое напряжение.

— Что это было? — сразу же спросила она негромким, но требовательным голосом, переходя на русский. — Ты знаешь, кто эта женщина?

— Ну естественно. Супруга Йозефа Геббельса. Я же не идиот.

— Какой он тебе Йозеф? Не вздумай называть его по имени даже наедине с самим собой. Что за игру вы тут затеяли?

Чехова обернулась и посмотрела в сторону выхода из кухни цепким взглядом, словно проверяя, нет ли здесь лишних ушей. Убедившись, что мы одни, она снова повернулась к мне и ее взгляд не сулил ни черта хорошего.

— Алексей, — начала она тихо, — То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами. Мюллер… Он слишком спокоен. Ты исчез на несколько дней, а он не поднял паники. Это не его стиль! Он всегда был параноиком, а на тебя несомненно сделали ставку. Немаленькую ставку.

Я напрягся. Мюллер? Значит, она знает о моей связи с ним. Вот тебе и на.

— Я начала копать, — продолжила Ольга, ее глаза горели внутренним огнем, отражая решимость. — И кое-что узнала. Мюллер… он играет в свою игру. Думаю, он подозревает, что ты не просто предатель, сбежавший из Союза. Он чего-то ждет от тебя. И твоё исчезновение, как мне кажется, было частью его плана. Он допустил, чтобы это случилось. Если не устроил.

Я не подал виду, что ее слова попали в точку. Хотя на самом деле внутри меня все перевернулось, словно кто-то с силой дернул за невидимые нити. Ольга Чехова, женщина, которую я должен был завербовать, сама пришла с предупреждением. И ее догадки пугающе точны.

Потому как в моей логической цепочке, связанной с Мюллером и появлением Лжедельбрука, тоже до черта не укладывается. Особенно после короткого и смазанного разговора с мадам Жульетт. Француженка фактически дала мне понять, что чекисты не устраивали похищение. Вернее, она дала мне понять, что чекисты не при чем. О похищении я сам особо не распространялся. Мешал Эско своим присутствием.

— Я видела, как он с тобой разговаривал, как изучал тебя в Хельсинки. — Ольга понизила голос еще сильнее, почти до еле слышного шепота. — Он не верит в твою легенду. И я… я почувствовала, происходит нечто очень опасное. Я должна была тебя предупредить. Что бы ни происходило, он не твой союзник. Ни в коем случае. А теперь ты мне объясни, — Ольга нахмурилась, в ее взгляде читалась холодная решимость, которая не терпела возражений. — Кто ты такой на самом деле, Алексей? И что здесь, черт возьми, происходит?

Ее вопрос повис в воздухе, требуя немедленного ответа, словно дамоклов меч. Я посмотрел в сторону выхода, затем снова на Ольгу. Сейчас не время для полной исповеди, но и отмалчиваться, пожалуй, тоже не вариант. Тем более, Шипко велел Чехову завербовать, а тут такой поворот — она явилась сама и сама завела разговор.

— Ольга Константиновна, — начал я, стараясь придать голосу максимально деловой тон, который, как я надеялся, успокоит ее, — У нас слишком мало времени, чтобы обсуждать это здесь. И слишком много ушей. Я не могу сейчас ответить на все ваши вопросы. Но готов встретиться с вами вечером. В безопасном месте. Нам действительно есть о чем поговорить.

Ольга внимательно посмотрела на меня, оценивая каждое слово, каждый нервный жест, который я старательно изображал. Она, казалось, колебалась, но потом все же медленно кивнула.

— Хорошо. Где и во сколько?

— Встретимся у Бранденбургских ворот, — ответил я, выбирая известное и многолюдное место, где всегда можно было затеряться в толпе. — В восемь вечера.

В этот момент на кухню заглянул Бернес. Его лицо было непривычно серьезным, а в глазах читалась настороженность.

— Наша гостья заметно нервничает из-за того, что вы ушли и пропали.

— Чай почти готов, Марк. Ты пока можешь вернуться к музыке. Мы скоро присоединимся. Скажи это нашей гостье. — Ответил я на немецком. Ровно как и Марк.

Бернес кивнул и удалился, его шаги затихли в коридоре. Тишина в кухне вновь сгустилась, нарушаемая лишь отдаленным потрескиванием дров из камина в гостиной, напоминающим о присутствии Магды.

Ольга, очевидно, что-то вспомнила. Ее глаза сузились, а губы поджались в тонкую линию.

— Кстати, Алексей, — произнесла она, уже собираясь выходить, ее голос стал чуть тверже. — А где сценарий, что я тебе дала для прослушивания? Надеюсь, ты его не потерял?

Мой взгляд метнулся к двери, ведущей в прихожую. Я вспомнил, что пиджак, в котором был в день похищения, висит именно там, на вешалке.

Я метнулся к выходу, стараясь не привлекать внимания остальных. Сунул руку во внутренний карман. И, к моему огромному удивлению, нащупал там аккуратно свернутые трубочкой листы сценария.

— Твою мать… — Вырвалось у меня вслух.

Факт наличия этих листов имел огромное значение и дело вовсе не в прослушивании. Вообще не в нем.