Кукловод. Кровь Солнца

6

Какого черта вспомнилась ему эта драка? Рамон курил на балконе, глядел на закатное небо над этим городом, думал о своей первой кукле и вдруг воспоминание словно прыгнуло ему в голову, на внутренний экран. Стыдно? Жалко? Страшно? Ничуть не бывало. Рамон пожал плечами и вернулся в комнату, затушив окурок в пепельнице, стоявшей, по летнему времени, на подоконнике балкона.

В тот раз досталось крепко. В пылу великой битвы он ощутил только самые тяжелые и болезненные удары, осмотрев же себя дома, он обнаружил кучу синяков и шишек в самых разных местах, а левая рука в районе запястья, была прокушена. Спасла кожаная куртка, но усопший, видимо, был помесью дуры с бультерьером, так на запястье остались глубокие следы его зубов.

Он пролежал больше недели, диагностировав у себя сотрясение мозга, к счастью, легкое, пару сломанных ребер, к счастью, не пополам, а потому не воткнувшихся во внутренние ткани, а заодно и сильно задетый нерв в районе позвоночника, который и обездвижил, практически, его левую руку и ногу. Обращаться к врачам после такого Бородино было бы равносильно признанию в тройном убийстве. Так что он просто лежал, пил успокоительное и обезболивающее, много спал, а потом его железное здоровье взяло верх, он стал понемногу бродить по квартире, не шатаясь при каждом повороте, и вскоре заставил руку и ногу слушаться. Повезло. На полное восстановление ушло больше месяца, и Рамон даже вынужден был тогда задержать выполнение заказа из Германии на тростевую куклу, а от пары заказов и от приглашения на встречу выпускников просто отказаться.

В этом мире ничего просто так не бывает. Совсем. Он понял вдруг, к чему накатило на него это воспоминание. Это было подтверждение правильности его выбора — если сражаться так, как он тогда, лицом к лицу, то кончит он и очень скоро, как и его папаша когда-то. Окажись на месте трех дураков столько же профессионалов — и разговор вышел бы коротким до слез. Лицом к лицу драться нельзя. В той войне, что он начал, его лицо мелькать не будет вообще.

Утром он вышел из дома, купил билет на скоростной электропоезд и через пару часов был в Москве, где приобрел с рук множество сим-карт и несколько дешевых мобильных телефонов в разных магазинах, несколько дешевых диктофонов, а потом пошел в театр Образцова, где и провел несколько часов, остававшихся до электрички, что и отвезла его обратно.

Для начала войны мало одного лишь повода. Нужна информация. Каждый в городе знает, что тут торгуют всем, чем нельзя, что чиновники берут взятки, правоохранительные структуры курируют наркоторговлю, да. Но. Увы — никто не сможет назвать ни одного имени. Точного имени. Того, с которого Рамон начнет. Информацию можно получить только у людей.

Ввечеру, одевшись, как ищущий развлечений серьезный человек, слегка склонный к южной экстравагантности, Рамон пошел в некий роскошный клуб. Фейс-контроль, даже с его лицом, он прошел, как всегда, без малейшего труда и вскоре стоял, оглохший, привыкая к оргии, как казалось ему, царившей вокруг. Он был уверен, что наркотики тут точно есть. Любые, какие только он сможет найти — неважно, будь то колумбийский кокаин или же спайс, разбодяженный черт-те чем, что вполне может сделать из человека покойника с двух-трех затяжек. Таких идиотов несколько лет назад пачками хоронили в городе Волгограде. Малолетних идиотов. Партия странного спайса тогда проникла в самый бедный и депрессивный миллионник в стране. Дети и подростки или умирали, или впадали в неконтролируемое буйство, бросаясь на людей. Широкого резонанса тема не вызвала, умело утопленная в потоке информационного шума, но он знал про эту историю. Кто-то ввез в город такую партию спайса, опасного, смертельно опасного, что надо было быть редкостным идиотом, чтобы не понять — просто так, без одобрения власть предержащих, такие объемы в города не входят. Можно допустить, что власть не знала о смертоносности той партии спайса, не по наивности, а по наплевательству, но кто-то знал. Кто отдал приказ бодяжить и продавать. Это был простой тест. Удался ли он? Этого никто и никогда не узнает, так как цели его были неизвестны.

Нож пронести с собой ему бы никто не позволил, а безоружным он не выходил из дома никогда. Потому в кармане у него лежал некий предмет, который не вызвал подозрения у охраны клуба на входе. Тем не менее, при должной сноровке, предмет вполне мог сделать человека вопящим от боли животным, а при нужде — покойником.

Ему повезло почти сразу, сходу. Он слился с танцующей полупьяной толпой, прошел ее, как нож масло и устроился у барной стойки, заказав чашку кофе. Рамон не пил спиртного, как и его папаша. Как его дедушка по папашиной линии и так далее, до того татуированного майянца, который вырывал сердца у людей на алтарях. Майянцы, ацтеки и инки не пили спиртного. Пить разрешалось лишь людям очень преклонного возраста, а так как доживали до него немногие, то, можно сказать, в Мезоамерике царил сухой закон. Выглядел Рамон, как очень обеспеченный хлыщ, готовый на любое, не слишком опасное приключение, а скорее всего, заглянувший за какой-нибудь девицей, которую можно снять без особого труда, да и поиметь прямо тут.

Освещение в клубе было слабое, но прорезаемое яркими лучами прожекторов, мельканием разноцветных огней, так что опознать кого бы то ни было потом было бы весьма проблематично, особенно, если вы, как доблестный потомок майя, устроились бы в темном углу. Рамон знал, куда смотреть и что искать. Да. Вон та девица, которое грустно глушит себя шампанским, тяжко тоскует по хорошей дозе чего-нибудь бодрящего. Слишком много лет мотался Рамон по миру, чтобы ошибиться. Ну, что же. Начинать пора, однако.

Он прошел к девице и уселся рядом. Странно, что к ней еще никто не подсел. Из дорогих? Пожалуй. Даже — очень дорогих. Девица равнодушно посмотрела на Рамона, но он знал, что его уже оценили с точностью до рубля. Прекрасно. Перед девицей сидел невысокий, худощавый гуляка, который, усаживаясь, блеснул и дорогими перстнями, и часами, и платиновая цепочка на его шее мягко блеснула в свете прожектора. Нерусский? Да какая разница?

— Вечер добрый? — Спросил Рамон.

— Черта с два, — мрачно сказала девица.

— Может, перестанешь хлестать эту дрянь, и я куплю тебе что-нибудь получше? Шампанское тут, — Рамон посмотрел на бутылку, которая стояла перед девицей, — не высший сорт.

— А что у тебя на уме, мил человек? — Девица не была пьяна. Шампанское пьют, чтобы снять хоть слегка абстинентный синдром, иначе говоря, ломку.

— У меня на уме пустой вечер, ужин, веселье и секс, — Рамон всегда шел в лоб.

— Тогда, может, поищешь себе кого-нибудь? — Равнодушие девицы было столь же нарочитое, сколь и небрежность Рамона.

— А я уже нашел, — Рамон улыбнулся, — тебя. Или тебя смущает нерусский парень, который готов оплатить твое веселье на сегодня?

— А насколько нерусский и откуда ты такой взялся? — Спросила девица внезапно.

— Совсем нерусский. Я представитель, скажем так, одной небольшой московской диаспоры, но, полагаю…

— Хватит. Я не хочу знать больше, чем ты уже сказал. Веселье, говоришь, секс и ужин? Триста баксов за ночь. Это помимо оплаты веселья, — девица, видимо, тоже шла в лобовую.

— А ты стоишь триста? — Спросил Рамон. — Я не плачу цену только потому, что ее назвали.

Разговор у них шел своеобразно — чтобы собеседник тебя услышал, приходилось чуть ли кричать ему в ухо, музыка заглушала звук голоса. Что тоже было хорошо. Они то и дело интимно наклонялись друг к другу, а по сути, когда разговор зашел о трехстах, перестали друг от друга отрываться. Совет, да любовь!

— В общем, так, девушка. Ты пьешь шампанское потому, что тебя кумарит, причем кумарит с каждым часом все сильнее. Почему тебя никто не купил совсем? Ты уже настолько в системе? — Рамон не дал девице ответить на его вопрос о стоимости и соответствии качества товара. — Думаю, пока нет. Сидишь ты на коксе, не «двигаешься», но засела плотно, не по-детски. Так что, полагаю, веселье начнется с хорошей дорожки. Тут я тебе компаньон, кстати. Скажи, где здесь это можно купить и я скоро вернусь, — Рамон пошел ва-банк. Если он переоценил состояние девицы, она сейчас его пошлет. Но он не ошибся. Девице и в самом деле было худо.

— Здесь не купишь, — проорала девица, — хозяин клуба не позволяет торговать тут, но ехать недалеко.

— Я съезжу один. Скажи, куда. И вернусь. И еще. Я тут на неделю, чтобы не думалось, где тебя искать каждый день, я предлагаю провести эту неделю вдвоем, тем самым, решив хотя бы на семь дней общие в чем-то вопросы, — Рамон говорил быстро, делово, вбивая слова, как гвозди.

— Съездишь? Без меня? — Удивилась девица, — но как я могу быть в тебе уверена?

Рамон повернулся к ней в анфас, луч света ударил по его жуткому шраму, густой, короткой, ухоженной бородке, злым глазам.

— Я похож на «мусора»? — Спокойно спросил Рамон.

— Я…

— Ты, ты. Отвечай. Я похож на «мусора»? — Рамон добавил в голос ледку, пора было заканчивать эту роль и переходить к роли сурового, брутального мачо, которому в самом деле проще купить себе лошадь сразу на неделю, пока он будет заниматься своими взрослыми делами.

— Нет, не похож. Но как тебя зовут? — Спросила девица, — хотя бы давай познакомимся.

— Я зову таких, как ты, Ева, — отвечал Рамон, — чтобы не гадать, — а меня, как ты уже поняла, зовут Степа. Живу я в Козлодемьянске, а сюда приехал, чтобы ознакомиться с достопримечательностями. Будем дальше дурака валять, или ты скажешь, куда и к кому ехать, а потом поедем в кабак и затем ко мне, в гостиницу?

— Так. Делово, — девица нервно улыбнулась, — в неделю выйдет…

— В неделю выйдет две тысячи баксов. С учетом твоего веселья, думаю, это даже слишком. Так что пахать, дорогуша, будешь и в хвост, и в гриву.

— Договорились, — девица явно переходила к счастливому предвкушению от недавней беспросветной тоски и сосущей душу тяжести, сопровождаемой дрожью, временами пробегающей по всему телу и кучей других сопутствующих прелестей, — пиши адрес.

— Ты дура, — удовлетворенно сказал Рамон, — с такой бумажкой на кармане? Ночью, за коксом? Откуда мне знать, кто ты на самом деле? Торчки стучат через одного. Говори, я запомню.

— Ладно. Скажешь, что ты от Пчелки, в домофон. Товар можешь не проверять, там приличный человек. Негр, кстати. Так что не ошибешься. — Девица проговорила на ухо Рамону адрес и залпом выпила полный бокал коктейля от Рамона — шампанское с клофелином. Доза там была такая, что если эту дуру и не убьет, то память отшибет с гарантией. Приличный человек? Торгует у себя дома? Не только приличный. Солидный. Какой прокол, незнакомец, какой прокол! Кто же дает адреса торчкам? Или это он, Рамон, так хорошо сыграл залетного авторитета? Лестно, конечно, но странно. А не проломят ли ему там башку, чтобы потом, обобрав до нитки, тихо уронить в водозаборник ТЭЦ? — Рамон подождал, пока девица отрубится, прислонил ее спиной к стене (та тоже предпочитала прятаться от людских взоров) и, спрыгнув с высокого стула, танцующей походкой, по стене, прошел на выход.

До адреса он доехал на своей машине. Разумеется, в клуб он тоже прибыл на ней, но оставил не у него. Как и теперь. Он остановил свою «Субару» и прошелся пешком до указанного дома. Приличный район. Центр. Видимо, тут и в самом деле, все очень серьезно. А негр? Негр негру рознь, это во-первых. Раз в состоянии жить здесь, торговать и не сидеть на нарах при этом, свой товар он не употребляет. Это во-вторых. Плюс откидывается. Плюс стучит — на этот счет Рамон не сомневался. Это детали, а если негр там просто не один? Женщина? А то и охранник? Но для предполагаемой беседы брать странного негра следовало за жабры в закрытом помещении. Рамон нажал на кнопки домофона, но никто ему не ответил. Прекрасно. Негр то ли таился, то дура на ломке забыла что-то сказать. Рамон отошел в тень у подъезда, решив подождать минут двадцать. Просто так, для очистки совести. Мало ли.

«Мало ли» не подвело. Вскоре к подъезду уверенно прошел вынырнувший из ночного мрака негр, достал из кармана связку ключей и открыл дверь. Так. Значит, ни охранника, ни женщины негр не держит. То, что это «его негр», Рамон не сомневался. Не племя же их тут живет!

Рамон позвонил в домофон спустя пять минут. С легким кавказским акцентом поздоровался, а заодно сказал, что Пчелка просила его сходить к уважаемому человеку за лекарством. Прихватило ее, прямо в клубе — он назвал клуб и замок щелкнул.

Негр, которого видел Рамон, ростом был выше среднего, но худощавый, даже, скорее, худой, сутулился и носил очки. Внешностью обольщаться не стоит, в конце концов, история со скинами тоже говорила в пользу этого довода. Рамон поднялся на предпоследний этаж, ютился негр под самой крышей дорогого дома. Постоял минуту, слушая подъезд, особенно — верхний этаж. Нет, на площадку негр не вышел. Рамон улыбнулся, достал из кармана тонкую «балаклаву», натянул ее на голову и, походя, поднявшись на этаж наркобарона, стукнул по лампочке, погрузив площадку в темноту. Позвонил в дверь, увидел точку глазка, засветившегося в темноте, снова повторил, кто он и от кого, а затем дверь открылась.

Как только лицо африканского купца появилось в проеме, в ход и пошел тот самый, упоминавшийся предмет, который был у Рамона с собой. Название его звучно, запоминается легко, а познакомившимся с ним лично — навсегда. Куботан. В случае Рамона он имел вид ручки, обычной ручки, способной писать, при нужде. Такие ручки именуются скромно, но горделиво — тактические. Ручка Рамона из анодированной стали кончалась «шоковой коронкой» — подобием короны, скажем, королевской, с равномерно размещенными по окружности коронки треугольными зубцами. Куботан классический обычно кончается сведением на конус, и служит для нанесения тычковых ударов по болевым точкам. «Шокирующая коронка» же, помимо этого, может сработать и как простое средство крайне болезненного удержания — «защипом». Зажатым в руке куботаном, так, чтобы коронка смотрела в сторону его большого пальца, Рамон схватил чернокожего за нос — намертво защемив его кончик между зубцами куботана и своим большим пальцем. Защип. Чернокожий взвыл, но Рамон быстро и жестко потянул руку вниз. Человека, который пожертвовал бы отрываемым кончиком носа, отыскать вообще очень трудно, а когда это делается так внезапно… Заливаясь слезами, негр сел на колени и получил снизу отменный удар коленом в подбородок, швырнувшим его на пол. Рамон прошел в помещение и запер за спиной дверь. Видеть их короткого бального номера из соседних квартир, благодаря расположению негрова обиталища, не могли. Негр тихо лежал на полу, очки слетели с носа и валялись чуть поодаль. Рамон достал из кармана узкую катушку «скотча» и крепко связал торговцу руки за спиной, а заодно и ноги, а подумав, заклеил и рот, проверив, не сломал ли он ему ненароком челюсть. Хотя, мелькнула мысль, писать же он все равно сможет. А писать или говорить он захочет минут через десять. Благословленный Гаити! Сколько же всего ценного почерпнул там Рамон! К концу процедуры чернокожий торговец белым порошком открыл глаза. Рамон заботливо одел ему на нос очки. Пусть смотрит, много ли через «балаклаву» высмотришь.

— Так. Вежливость — прежде всего. Меня зовут (он с трудом поборол искушение представиться Себастьяном Перейра, торговцем «черным деревом») Дост-Акбар. Запомнил? Прекрасно. Но зря. Сейчас снимем со рта «скотч», и ты мне поведаешь, кто поставляет тебе товар, кто распространяет, кроме тебя, кому ты платишь, кого держишь под собой и кому принадлежишь. Потом сольёшь мне всю мелочь, которую знаешь, что торгует «дурью», в общем, всех, кого сможешь вспомнить. Говорить будешь четко по существу поставленных вопросов, жутких угроз не надо, я знаю, что я делаю и «что мне за это будет, когда меня найдут». Молись, дурак, чтобы они меня нашли, молись! Я скажу, что ты держался до конца. Вариант у тебя один. Ты молчишь, я начинаю тебя пытать, ты говоришь. Усвоил ли? — Рамон оторвал «скотч» со рта плененного драг-дилера.

— Пытаешь, я говорю, а потом ты меня убиваешь, верно? — Человек попался понятливый.

— Вообще-то, убивать тебе или нет, сам решишь. Не знаю, что тебе покажется лучше, — задумчиво сказал Рамон, — участь твоя хреновая, прямо скажу. Сливаешь мне всех этих людей — и они, сложив два и два, режут тебя на куски тупой пилой. Или же, поняв, что в природе нет человека, способного пережить то, что я с тобой сделаю, не убивают. Ты, разумеется, можешь мне наврать с три короба, а потом испариться, но тут тебя ждет сюрприз. Пытать я тебя буду один черт, что мне уже известно, а что нет, неизвестно тебе, так что лучше, как ни дико, говорить правду — меньше будет возни. Да и испариться не получится, — Рамон достал маленький несессер, выудил оттуда маникюрные ножницы и состриг с курчавой головы прядь черных волос, сунул в маленький пакетик и убрал в карман. Негр вытаращил глаза.

— Не понял? — Вымолвил он, — как ни крути, все равно ты меня будешь пытать, а потом я сам буду просить, чтобы ты меня прикончил? И волосы тебе зачем?

— Затем, мой потерявший корни с родным континентом, друг, потерявший настолько, что задаешь столь тупые вопросы, чтобы ты не испарился. Я достану тебя, куда бы ты ни делся. Если ты напрочь оторван от своего народа, то поймешь, зачем, если соврешь, не сдохнешь и испаришься. Уверяю тебя, ты сам будешь искать меня, чтобы сказать все, что мне нужно, но не найдешь. Заболтались, однако! — Рамон достал диктофон и строго спросил: «Вопросы помнишь?»

— Помню, — сдавленным голосом проговорил барыга.

Рамон кивнул, прошел в кухню, порылся в ящиках шкафов и вернулся с молотком для отбивания мяса и узенькой стамеской.

— Ты знаешь, ублюдок, что происходит с людьми без твоей отравы, когда они не могут ее найти? Понятно, что в рай на аркане не тянут, но ведь вы продаете это. Соблазняете дураков. А знаешь ты, что делают уже сами наркоманы, когда не могут найти денег на дозу? Ты видел труп человека, побывавшего в руках нарка, который ищет денег на дозу? Видел, что делают люди, когда товар, разбодяженный черт-те чем, убивает в них даже то немногое, что было в них от роду человеческого? Ты знаешь, что такое — ад на земле? Вряд ли. Да и ты не один такой. Да и работаешь ты чисто. И «крыша» у тебя — будь здоров. Плевать тебе на это. Да и торгуешь ты не «хмурым» и не «крокодилом», а благородным коксом. Беда твоя в том, что и мне плевать, — Рамон снова заклеил рот негра и, поставив ему колено на грудь, вторым же прижал к полу ногу извивающегося торговца, стамеску направил тому аккурат посередине коленной чашечки и сильно ударил по ней молотком.