Кукловод. Кровь Солнца

5

— Эй! Брюнет! — Раздалось сзади.

Рамон даже на миг не задумался, кто это и к кому обращаются. Тут он был совершенно один, и место было прекрасным — бежать ему было некуда. А почему он так твердо заранее знал, кто это, совсем просто. Слишком много издевки, слишком много удовольствия от предстоящего, слишком силен запах крови, пока еще не пролитой, и слишком пьян голос от будущей безнаказанности. Рамон не спеша обернулся, бубня себе под нос: «Жили две подружки — змея и лягушка. Раз пошли они гулять. А змея забыла, что они подружки, и лягушку съела. Погуляли…» Договаривать он не стал, рифма была просто очевидной. Как и то, кого он увидел. Краса и гордость. Воплощение великорусского идиотизма. Трое крупных, крепких парней, бритых наголо, в коротких куртках, тяжеленных ботинках, в которые заправлены были штаны стиля «милитари». Скины. Господи, Твоя воля. Все в его дурацкой земле, как звал он Россию, идет через одно место. Это же надо додуматься — собраться для святого, как им, дуракам, мерещится, дела и принять символику нацистов. В стране, где нет ни одной семьи, так или иначе не пострадавшей от войны. Тупость, подражательство и незнание истории. Но это у них, у мартышек этих. У тех, кто стоит за ними, знания всегда на высоте, за это люди, обладающие знаниями, получают очень хорошие деньги. Если бы дураков, которые ищут виноватых в своих бедах среди гостей из республик Кавказа и Средней Азии, просто подвели к мысли, что в России были свои скины, носившие простое и понятное русскому уху название «Черная сотня», бороды, картузы, рубахи навыпуск и сапоги с рыпом, куда так легко уходил засапожный нож, пиджаки, под которыми так хорошо прятался до поры кистень — движение получило бы поддержку населения его дурацкой земли. А кому это надо? Уж точно не тем, кто создал и спонсирует движение скинов. Вроде, клапан для спуска пара есть, а вроде бы, и направить пар в нужное русло проще пареной репы. Все просто, как все гениальное. Интересно, а серьезные люди из регионов Кавказа и Средней Азии дают на это деньги? Очень даже может быть.

Разумеется, думал он в этот момент не об этом. Это были старые, давно прожеванные мысли, легшие кирпичиком в фундамент его дикого мировоззрения. Сейчас он думал о том, как остаться живым и самое главное — как не дать крови майя ударить в голову в неподходящий момент. Тогда он погиб. Шансы тут есть только в случае равнодушия. Крови он не боялся, чужой смерти — тоже. Мораль социума, который не дает человеку выжить в случае нападения, угрожая тюрьмой, после жизни на Гаити и еще в паре мест, для него была просто пустым звуком.

— Слушаю вас, ребята, — сказал он, представляя, как он выглядит — черная пиджачная пара, легкая кожаная куртка-френч, красная рубаха, шейный шелковый платок, изящные, легкие туфли и все это при описанной уже внешности. Мечта. Чурка, пойманный на месте преступления — ясное дело, что на такой прикид (учитывая «Роллекс», платиновые запонки, тяжелые кольца на левой руке) не заработаешь, если не впиться в яремную жилу на шее многострадальной матушки-России. Все. Хана.

— У нас к тебе вопрос, брюнет. Мы с друзьями никак не можем решить, кто ты такой будешь. Боимся, не вышло бы ошибки, — с иронией заговорил средний из трех богатырей. Явно же он был и лидером этого звена карательного отряда.

— Воспитанные люди говорят «вы», — спокойно отвечал Рамон.

— Извините. Не скажите ли вы нам, чертова нерусь, откуда вас нанесло и к какому убогому народу вы принадлежите? — С некоторой даже искательностью спросил, опять же, средний.

— А вам, простите, какая разница? — Так же вежливо и кротко осведомился Рамон.

— Самая простая. Если вы вдруг окажетесь не тем, кем нам представляетесь, то, не исключено, что мы расстанемся в мире и согласии, — парень явно оказался лидером не случайно. Начитан. Тренирован. Неглуп. Это точно не случайность, этого парня в группу дебилов (которых точно куда больше трех, не здесь, а вообще) сунули люди знающие. Они его и выпестовали. Двое других — просто «боинги», не более. Смеяться они смеются, но не факт, что понимают, что тут самое смешное.

— А, вот оно, что… Ну, с моей внешностью уверять, что я приехал сюда из Архангельска и происхожу из старинной и уважаемой семьи староверов-поморов, было бы несколько, полагаю, опрометчиво, — деликатно отвечал Рамон. Кстати, он говорил чистую правду. Его матушка как раз и происходила из такой семьи. Вот такая вот дикая, гремучая смесь.

— Если подумать, то да. Опрометчиво и очень обидно. Для любого русского, — глаза лидера стали понемногу наливаться тяжелым, серым льдом. Так.

— Ребята. Скажите честно — кем вы хотите, чтобы я оказался? Кто я на самом деле, вам ведь наплевать. Чеченцем? А не испугаетесь? Арабом? Грузином? Решайте уже, приняли вы меня, остолопы, — Рамон чувствовал, как где-то, среди далеких пирамид Южной Америки, заворочались в толще земли его предки, их бешенство сейчас стрелой неслось через океан, чтобы ударить ему в голову и тогда будет поздно. Кровь северян пока что не забурлила, к счастью, а потому держала его в узде.

Глупо думать, что человек, столько лет посвятивший ножевому бою, может драться только ножом и с ним же в руках. Такой человек умеет двигаться, умеет работать в разных плоскостях и видит рисунок боя. А Рамон, при своем низком росте, отличался еще и той нервной, злой силой, которой наделены порой люди субтильные, и был проворен, как мангуст, который, по чьему-то там гороскопу, был еще и «его» зверем. Тотемом. Он не обучался боевым искусствам, но ударить мог очень жестко, и был вооружен — его нож, старая, настоящая испанская наваха с трещоткой, была при нем.

— Разговор ни к чему не привел, — констатировал лидер и первым кинулся на него. Странно. Рамон был уверен, что первым кинется тот, кто так нарочито рассматривал свои ботинки. Страшная обувь, с титановой вставкой в носке, литой подошвой и жесткой, как шкура носорога, кожей. Не ровен час попасть под такую.

В руке нападавшего сама собой, умело и быстро, раздвинулась телескопическая дубинка со стальным шариком на конце. В руке Рамона, не менее внезапно, с треском раскрылась наваха, с лезвием длиной двадцать пять сантиметров.

Шарик летел Рамону не в голову, а между плечом и шеей, удовольствие явно хотели растянуть. Появление на сцене ножа заметил только лидер, так быстро это произошло. Рамон ушел от удара и полоснул парня кончиком лезвия по верхней губе, сделав из страшного скина милейшего зайчика. В Испании, в старые, добрые времена, это было бы несмываемым позором, но здесь лишь раскалило страсти добела. Началась круговерть, в которой принимали участие четыре человека, три дубинки — близняшки и нож, настоящий испанский нож, видавший такое, что и Рамон бы сказать не смог — это был прощальный подарок его учителя, к которому тоже попал не из первых рук.

Наносить колющие удары в такой драке — идиотизм. Если нож застрянет в кости… Рамон блокировал опускающуюся дубинку предплечьем — тут главным было не попасть под шарик, а в остальном такая дубинка становится бесполезной — и полоснул нападающего, это был тот, что изучал ботинки, по глазам. Лезвие навахи прочертило лицо поперек, легко пройдя через нос, и глаза перестали видеть, а парень с диким воем покатился по земле.

Двое против одного. С тремя было проще, но что делать! Другой шарик все же догнал Рамона, с хрустом ударив в спину, слева от позвоночника, в районе лопатки. Сердце прыгнуло, чуть не остановившись, но то ли попали плохо, то ли сердце было хорошим — Рамон лишь мотнулся вперед и второй удар пришелся по касательной по затылку. Разворот, шаг внутрь невидимого круга, резкий выпад с глубоким приседом на левую ногу — и наваха крест-накрест полосует ноги скина с внутренней стороны. Да. Там артерия. Точнее, артерии. Ног-то две! Чтобы не думалось, лезвие снизу вверх скользнуло по гениталиям бедолаги, с силой, с оттяжкой, распахав там все, что было. Теперь поляну оглашало не сольное завывание слепого, а дуэт. Ловя дубинку лидера, а он был последним, кто остался, на руку, Рамон пропустил тяжкий удар кулаком слева в лицо. Попади такой удар в челюсть — драка была бы кончена, но удар пришелся в скулу и лишь бросил Рамона на землю. Дать ему встать вожак не собирался, удар ногой пришелся в ребра с левой стороны, отбросив Рамона по траве, следующий удар пришелся ему в район бедра, озверевший скин, похоже, просто бил в цель, которой был чертов нерусь, не понимая уже, как следует кончать этот балаган. Рамону удалось подняться на колени, и третий удар он встретил ножом, который не выпустил, в голень, лезвие прошло между костью и мышцей, и Рамон резко рванул его вверх, а потом сразу вбок, отделив здоровенный кусок мяса. Парень упал на колено, напоследок попробовав все же проломить Рамону голову, но не успел, голову Рамон убрал, удар пришелся по трапеции, а затем нож по рукоять вошел молодому недоумку в солнечное сплетение.

Рамон выдернул нож, оставив скина умирать, стоя на коленях (такое редко, но случается, человек так и не падает на землю, оставаясь стоять и после смерти), а затем, хромая и кособочась, добрался поочередно до двух других и проделал с ними в точности ту же операцию. На всю длину — в «солнышко».

Бешенство древней цивилизации, чьего прихода в неподходящий момент он так не желал, все еще бурлило в его крови. Именно оно спасло ему жизнь, охватив голову красной волной, приглушая боль и страх — но оно спасало только тогда, когда не охватывало слишком рано. В этот раз ему удалось отконтролировать его приходи и кинуть в нужное русло. Он обтер наваху о штанину одного из покойников, сложил ее, убрал и попытался подняться. Это ему удалось не вдруг, голова кружилась, дико болели ребра и спина, куда пришлись удары дубинок и сапог, а сердце, которое чуть не встало от удара, шло неровно, сбоило. Его вырвало на траву, потом навалился кашель, но обошлось без кровохарканья. Оставаться тут было явно не самой хорошей идеей. И он использовал горячку боя, еще не оставившую его, на то, чтобы убраться оттуда как можно дальше. Дело было к вечеру, он почти не испачкался в крови, а на смуглой коже синяк, который наливался на лице Рамона, был виден плохо. Кашляя, волоча ногу, почти не владея левой рукой, которая внезапно повисла после того, как он прошел уже метров пятьсот в сторону оживленных улиц (битва развернулась на склоне холма в огромном лесопарке) Рамон, стиснув зубы, дошел до первых жилых домов и вскоре затерялся в толпе, текшей по тротуару, прорезал ее и упал в такси, назвав шоферу адрес.