— Значит, в голове пока не уложилось, что меня нельзя купить, да? Жаль лица, жаль. Своего. — Рамон сидел на диване, курил сигару и пил чай. — А вообще, интересная тема, о преступлении и наказании. По регионам, так сказать, планетки. Возьмем отправной точкой в самом деле очень виноватого, преступного человека. Мы, русские, распалим себя донельзя, будем во всеуслышание орать, что живьем шкуру снимем полосками, а затем, настигнув врага и размахнувшись уже топором, вдруг плюем в сторону: «Живи, падаль. Вот с этим — живи». И уходим. Запад к делу подойдет по-другому, удостоверясь, что иначе никак, вежливо, предельно вежливо и корректно, сухо, дипломатично, объявят, что ты приговорен, а во время казни спросят, не закрыть ли форточку — вдруг дует? И все это с дежурным соболезнованием на лице. Восток… Дело тонкое, там выслушают оправдания, войдут в тяжелое положение, покивают, поулыбаются, полюбуются на унижения и послушают мольбы, а затем, обняв по-отечески, простят, рассыпаясь в пышных речах. А когда ты пойдешь, пятясь задом от почтительности, не утерев благодарных слез, в полупоклоне, от греха, на выход, тебе сзади на шею неслышно накинут шелковую петельку. Азия — тут все будет красиво. Точно сверившись с канонами, что именно требуется делать в таких случаях, по ним же и поступят. Проверив, на всякий, нет ли там, в каноне, пометки или сноски. Снимут голову и потом, для равновесия в душе, уйдут в чудеснейший садик или сад камней и сложат там удивительной глубины хайку. Все просто. И гениально. А мы, майя? А мы ничего не выражаем ни на лицах, ни в речах, ни в поведении. Мы принимаем решение убить — и убиваем. Вот и все. Откуда я это знаю? Чую. А то, что я полукровка, еще хуже, пожалуй. И не для меня.
Почему-то последнее время, став Кукловодом, приняв имя Папы Понедельника, Рамон все чаще звал себя именно майянцем. Он не забывал об этом и до того, но сейчас это почему-то стало возникать все чаще. Почему? Для вящей экзотичности? Перед кем выпендриваться — перед собой? Смешно. Тогда чего же он делает тут, в России, с такой деятельностью? Может, мелькнула мысль, он подсознательно понимал, что вся история России — это приход помощи извне, в том или ином виде? А он же совместил в себе и «извне» и «изнутри».